хемофобия

Вот уж, секунда, и настигнет кончина, Смысла жить нет – есть ли причина? Тело истлеет очами, Бен так нелеп! Глаз ведь миллион – как ты ослеп? Привет! Я Беннет! Сет, пожалуйста, позаботься обо мне! — Потерпи, закрой глазки. Вот увидишь, как укус комарика! Лаймовые дома, улицы, перекрестки, дороги. Лаймовые заводы снабжающие воздух лаймовым дымом, лаймовые озёра кипятком выжигающие всё живое. Сухо, как в пустыне, будто в печи, жарятся под угольным небом миллиарды инопланетян разных классов.  Песок под ногами раскаленный, в очередной раз прошибает невесомое тело песчаная буря, заставляя глаза щуриться накапливая в конъюнктиве новую партию слезинок. «наконец-то» Не то чтобы Беннет любил выходить на разгоряченные улицы из прелой лаборатории – она была единственным местом, где он меньше всего чувствовал себя в плену.  В тёмной клетке покрытой пеленой, словно беззащитный птенец запертый, безвольный, которого ещё до рождения словили и пальцем погрозили «сбежишь – будешь погибать мучительно долго и никто о тебе не вспомнит, изменщик. Останешься – завянешь и умрешь в один миг: быстро, и будешь вознагражден за преданность Уберии» — И упокоится душа твоя на веки вечные. — Беннет сидел на ступеньках в тени одной из триллиона лабораторий округа. Одна лишь тень студила обжигающий цемент, давала возможность снять тяжелый изолирующий от внешней среды химзащитный шлем. «Хоть какая польза от сверхлюдей» пронеслось в подсознании.  — Они совсем уж ничего не предпринимают! — тень. Она таит так много загадок, она так спокойна и плавна, но так лукава и тускла. Она дает уберианцам скрыться от невыносимой жары, манит снять шлем и глотнуть жгущего воздуха, она та, что топит сознание в темной оболочке скрывает тебя от-всегда-наблюдающих сверхлюдей. — Ты о чём? — О сверхлюдях, естественно! Как же заебали их уродливые мины, корчищие гримасу будто им не всё равно! — она была словно тень. Она была та, что затащила Беннета сюда. Освободила из оков, пускай всего на полчаса, дала возможность глотнуть тот самый горячий воздух, что никогда не сравниться с привычным, сырым воздухом лаборатории.  Чьи пряди поблескивали бирюзой в тени дня, и отнюдь не вызывали тошноту в отличие от зеленой желчи зданий Уберии. Чьи глаза сияли пурпуром переливаясь в гладкий сапфир – единственные, подмечает Бен, наверно на всю Уберию были светлы без тусклы. Чьи руки массивные и грубые ладони крепко сжимали предплечья Беннета, пинцетом водит вокруг бластомы. И чьи руки резко выдернули опухоль, заставили издать губами слабый стон. — Вот! Видишь это было совершенно не больно! Как я и говорила, словно комарик ущипнул! А вот и то, что заселилось под твоей кожей. Пара тусклых глаз, что покрывали участки его тела. Пара глаз, что были шкуркой выдернуты сворованным пинцетом. — Вау, пожалуй я выброшу эту дрянь. Какая она по счету? Двадцать четвёртая? — она как тень, пугала всех вокруг, но ничто не могло бы спугнуть её. Постоянна. Она – что исцеляла его руки. И исцеляла сердце. — Они хотят поместить меня в изолятор. Я уверен, что двадцать пятая станет последней. У меня день. — Оу. Так ты подслушал. Будто все проблемы, все мысли что не давали есть и спать, исчезали, веки замыкались, а детское сердце что от любого контакта горело и выскакивало из груди остановилось. Словно не было того миллиона людей в химзащитных костюмах спереди и сзади, будто не было вечно недовольных и чудовищных сверхлюдей, что делили людей на сорты, клея обертку на лоб «D-КЛАСС»  Не было фыркающих прохожих, не было зависимости от мыльных доз, не было вечных навязчивых экспериментаторов требующих опробовать новоизобретенные препараты — тусклых очей, смотрящих на него с отвращением. Очей, что не отводя взгляда следили за каждым движением. И каждый раз когда они смотрели на Бенна так, их хотелось вырвать. Вырвать яблоки, и смотреть на то как они плывут в твоих руках, как зрачок навсегда покидает еле заметная искринка, как он становиться таким же угольным как небо Уберии. Не было больше лазурной луны, блаженной тени, и… — Я сбегу, Флоренс. ..Флоренс. *** «Еле дышащий мальчик лежит, словно навсегда примерз своими остатками к холодному полу. Мерзкий, избитый, он доживает считанные секунды...» «Мыло-В-Крови-Отсутствует» — Слышь, долго ещё тут валяться будешь? Я сегодня дежурная, развалился как морж! По напиваются же, мыльные пьяницы! — издалека был услышан девичий голос, высокий, громкий. Он был словно колокольчик, противно отдавался звоном в побитой макушке.  — О! Ещё трупов тут не хватало. Я не утяну тебя, хоть ты и кажешься легче пушинки! — звук подметания пыльного цемента веником раздался эхом по огромному залу. Хоть и голос незваной девицы был довольно раздражающим, легкие движение рук метлой создают довольно приятную мелодию. — ОЧНИСЬ И ПОЙ СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА!! — будто тишина и молчаливый собеседник, что еле вздымал грудь в попытке поймать те самые последние, заветные капли воздуха наскучили девочке, и её подсознание само пришло к несуразной мысли: «Почему бы не отпинать веником этого бухаря? Окажу услугу, поди и откинется быстрей.» Беннет всеми силами отказывался открывать опухшие веки, но тонкие наконечники сучков дотронулись до его ноздрей, щекоча их. Мальчик издал самый что ни на есть болезненный чих, после чего отхаркнулся кровью, приоткрыв один глаз. — Живой. — девочка ухмыльнулась заглядывая в полуоткрытый глаз парня. Она вздохнула, и взгляд её, что был отстраненный и суровый, смягчился. Присела рядышком, совиными глазами всматриваясь в душу, отложив метлу и быстрым движением руки прикоснулась к мокрым и жестким давно уж немытым волосам Бена.  Кончиками пальцев, впиваясь как острая игла в кожу мыльных наркоманов, она до боли схватила волосы сжав пряди в кулаке, насильно поднимая голову Беннета. — И кто тебя так? М? — мозги Беннета в ту минуту совершенно не функционировали, долго переваривая вопросы от «почему я всё ещё жив?» до «кто я?» Он заглянул примерно на секунд десять в глаза девицы, чьи зрачки были с характерной тусклостью для жителей Уберии, отдавали васильковым оттенком, были сужены до предела с каплей маньячинки.  Закрыв веки Бен головой скептически отвернулся от незваной гости нарушившей его покой, что само за себя говорило: «иди к черту» Девочка лишь хмыкнула, но кричать не стала: слишком уж болезненно выглядит мальчик под раздражающим светом луны. — Ладно! Приму это за то, что ты меня просто засмущался! Так уж и быть, сегодня я добрая и побуду твоей несуществующей заботливой матушкой! Но учти, поклонников у меня много так что шансов у тебя нет!! — не дожидаясь ответа, девушка крепко обхватила бёдра и хрупкие плечи — одним ловким движением взяла мальчика на руки.    Напоследок, неизвестно кому — возможно, тому самому ветру, что нежно гладил ломаные рёбра парня; возможно той луне, что так окрылила Бена этой ночью, белым пламенем указала чувство; или же вечному туману Уберии, что дымкой пепелит их глаза – она тихо буркнула:  — пушинка. *** Со стороны она казалась хлюпенькой заносчивой девчушкой годов так тринадцати из А-класса, опрятная, душистая. Беннет, не зная её сказал бы что она из тех, кто прыгает босиком по пушистой, щекочущей стопы травушке, собирает ромашки и гадает «любит не любит»  Не суди книгу по обложке, верно? Флоренс грубой ладошкой резко поймала одну из крохотных пальцев Бена, спохватившись тащит в первый же попавшийся узкий переулок. В не себе от злобы Флоренс отбивала ритм зубами, а быстрый топот их ног притупился, после того как они вошли в кромешную тьму закоулка.  Чтобы как то перевести дух, и успокоить подсознание что и без девушки напротив было забито гениальными и глупыми мыслями о побеге, Беннет выдыхает весь накопившийся пар утренней суматохи в Убери, вдыхая сырость переулка. — Флоренс, я тебя прошу.. —  вновь переводит дыхание, он подбирает чуждые слова. Беннет бы не простил себе, если дружба с этой милой девочкой закончиться на паршивой  ноте «До» субконтроктавы, хрустом отдающей в пальцах.  Но что же конкретно так сильно её взбесило? Неужели она видит в Бене не очередную куколку о которой она поиграет и забудет через день? Неужели ее так расстраивает факт, что он сбежит сегодня избегая временного нахождения в изоляторе? Неужели он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО что-то значит для неё..? А временного ли? Неужели Флоренс думает, что он настолько глуп? Он же буквально живет в Уберии! он.знал. Она отпустила его руки, плотно прижав к покрытой мхом стене робкое тело. — Скажи мне честно, Бен.. — перебив парня, девушка выпрямила спину, ровно и гордо заглядывая в очи собеседника, медленно, уверенно приблизившись. Весь тот театр одного исполнителя мигом провалился под блеклую землю с лица девушки, эмоции менялись одна за другой, пока вовсе не утратили какой либо смысл. Она будто гора – высока, широка, чей образ отображал непоколебимость и смелость. Тонкими молочными зубами будто впилась в душу, поедая изнутри. — Я что-то значу для тебя? — дрожь.  Дрожь по спине, по рукам и ногам. Она била в сердце, она приоткрыла уста, заставила глотнуть воздух через гортань. Легкая озадаченность Бена улетучилась, будто её не было вовсе, появилась колкое чувство страха.  — Я принял решение Флоренс.. — вздох —  я.. — вдох — для меня нахождение в изоляторе будет сродни смерти, клянусь что сверну шею через секунду после прибытия..да. Он.Знал. Атмосфера менялась на глазах: утренний детский лепет перерос доминантное поведение девушки из-за инертности Беннета. И без того обездвиженный, холодом пропитанный мальчик, по чьему телу сумасшедше несся табун мурашек, был скован в крепкую хватку Флоренс. Она обхватила тонкие запястья одной рукой, сжав их до такой степени, что запросто могла  передавить хрупкие костяшки в осколки стекла, и вовсе обратив их в прах; сжала шею другой рукой, сначала ласково погладив, сдавила седьмой позвонок до белого дермографизма, приподняв тело. — Беннет. — она приблизилась к уху мальчика чтобы свирепо, стиснув зубы, прошептать: — Ты – мой лучший друг и отрада в этой чрезвычайно тугой Уберии с этими сучьими выродками что возомнили себе хуй пойми чё. — Флоренс дышит в чуткий завиток уха, вызывая повадный фриссон. Но Беннету было плевать на появившийся казусные ощущения – ему было больно.  И больно до такой степени что он готов был драть кожу с того места, где ухватилась Флоренс руками. «Есть ли вероятность выбраться? Моё тело отказывается подчиняться, руки сжаты. На помощь никого не позвать, да и никто не поможет. Кому вообще есть дело?» ОН.ЗНАЛ. Он ниже, он слабее. Его буквально душили, его руки обвиты женской ладонью, что была вдвое больше его кисти – он беспомощен; сознание в дымке, Беннет отказывается предпринимать что либо – будь что будет. Он издал болезненный рык, но не мог пошевелится – оскал хищника – оскал Флоренс не отпускал его из под гипноза. Флоренс сжала обе руки куда сильнее. И тот мизерный проход, что давал Беннету вдыхать малое количество воздуха укротился – его трахею сжали до такой степени, что в ушах раздался хруст собственных костей; девушка снизила кислородное снабжение мозга путем ограничения доступа крови по сонным артериям. его.душили.по.настоящему. — Поверь мне, Бен, жизнь «там» ни капли не отличается от здешний. Тебя свяжут и будут пытать до полусмерти, а остатки будут жарить на костре, подохнешь как скот С-класса. Я просто хочу чтобы ты жил, придурок. И поэтому я обещаю тебе — она ослабила хватку, дала воздуху пробраться в легкие, из-за чего мальчик издал глубокий, страждущий низкий вдох устами — я найду способ избавить тебя от изоляции и вылечить, но взамен ты останешься со мной, позволишь заботиться о тебе.  ОН.ЗНАЛ.ЗНАЛ-ЖЕ! Горячие, детские слёзы текли по бледным щекам, но он не издал ни звука.  Она отпустила Беннета. Её взгляд был пустым, не отображая ни одной эмоции. Будто зрачки отдались чёрной тени переулка, она пусто смотрела на текущие, словно река в лунный день, слёзы.  Но что-то такое тёплое и уютное пробралось в щель сердца, то ли от слов, то ли от того, что он сегодня остался в списке живых. Пока что. — Ты ужасно ничтожный, Беннет. Когда тебя душили, ты даже не стал пытаться выбраться – тобой запросто воспользоваться, ведь ты никогда не видел смысла бороться.  — ... (он.знал.) — Потому что ты растешь в Уберии, Бен. Ты боишься, потому что тебе внушали с пробирки что ты – никто. —... (он.знал.) — Посмотри же, ты добился того чего хотел. Ты теперь А-Класс, ты стал тем, кем мечтал стать. И в один момент ты заявляешь, что хочешь к херам собачим свалить из Уберии? —... (он.знал.) — Скажи мне, как я должна реагировать? Что человека, которого я подняла на ноги, человека которому помогла реабилитироваться и социализироваться в один момент заявляет что хочет свалить от ответственности.  —... (он.знал.) — Я просто хочу обезопасить тебя. Я хочу спасти тебя от неизвестности.  Так что вытри капли хлорида натрия с лица. Выглядит нелепо. Она обернулась спиной к Беннету и пошла неторопливой походкой к выходу из переулка. Словно забыв о парне, Флоренс идёт на свет, оставив его в ступоре тьмы.  ОН.ЗНАЛ.ОН.ЗНАЛ.ОН.ЗНАЛ!! Её пряди волос качал холодный ветер, они блестели ленным цветом. Флоренс уж завернула за выход как вдалеке эхом услышан высокий, дрожащий детский голос: — Да, я подслушал твой разговор, Флоренс... С сверхлюдьми. И я знаю что моя болезнь неизлечима. —… — А ещё.. Я знаю что ты одинока, Флоренс. И я нужен тебе. Я правда ценю то, что ты сделала для меня, но.. —… — Ты просто тянешь моё время, оттягиваешь дату моей смерти для себя. Потому что любишь. —… — И уж если оно сужено, и я не могу пойти против судьбы.. —… — Позволь же мне, если действительно любишь, осуществить свою последнюю мечту, просто.. «И когда тело истлеет очами – я не смогу пошевелить и пальцем, там, на краю света…  Найдя свою нежную луну я буду вспоминать твои руки, сестренка Флоренс.» — Отпусти меня, Флоренс.