Неудобный

      Каждая секунда казалась Жене вечностью, а неясность дел сводила с ума. Глеб вдруг наклонился к Жене и зашептал ему на ухо:       —Кому позвонить хотел?       — Потом объясню. — шепнул Женя в ответ, приблизившись губами к уху друга.       — А сейчас никак нельзя?

Вообще, хорошо бы ему сообщить сейчас. А то ему и так не сладко из-за Макара, а сейчас еще начнет себя накручивать из-за меня.

      Женя осмотрел комнату, зацепился взглядом за маленький фломастер Марка на тумбочке и снова повернулся к Глебу.       — Есть у меня одна идея. — прошептал он и, убедившись, что тренер сейчас на него не смотрит, схватил с тумбочки фломастер и спрятал его в кулаке. — Я сейчас в туалет выйду, и как только я вернусь, ты сразу пойдешь.       Глеб нахмурился, а потом снова склонится к уху Жени.       — Ниче не понял. — шепотом признался Глеб.       — Там по ходу разберешься. — заверил Женя, вскочил с кровати и поплелся к двери.       — Эй, попридержи коней. — остановил его Андрей Борисович.       — Да? — отозвался Женя, замерев на месте.       — Куда собрался?       — В туалет. — соврал Женя, надеясь, что фломастер не видно в кулаке.       — Ну, иди. — вздохнул тренер и вернул внимание на Диму. — Только замок не трогай.       — Угу.

Есть! Прокатило!

      Женя вышел в прихожую, зашел в ванную и захлопнул дверь, но не запер её.

Он все равно услышит, если я запрусь. Не буду его злить.

      Женя начал вертеть головой туда-сюда, осматривая стены в помещении.

Где бы намалевать, чтобы Глеб точно увидел и чтобы оно потом смылось?

      Женя решил, что Глеб точно заметит надпись на зеркале, поэтому подошел к нему, открыл фломастер и начал выводить черные буквы на зеркальной поверхности: «Малой поругался с родителями и ушел из дома. Он ночует в кафешке. (Сотри это, пожалуйста, когда прочтешь)». Женя закрыл фломастер, нажал кнопку над унитазом и открыл воду в раковине на десять секунд, чтобы никто ничего не заподозрил. Он с чистой совестью вернулся в спальню, сел на свое место, замотался одеялом, которым его и Глеба ранее укутал Миша, и кивнул Глебу, мол иди. Глеб выбрался из одеяла, встал с кровати и зашагал по комнате.       — Ну а ты куда? — спросил его Андрей Борисович.       — Все туда же! — огрызнулся Глеб, не останавливаясь.       — Что ж вам всем так приспичило-то, а? — покачал головой тренер, а Глеб тем временем уже скрылся в прихожей. — И замок не трогай! Услышал?! — прикрикнул он, а вместо ответа раздался хлопок двери. — Глеб! Глеб! Глеб, я с тобой разговариваю! ГЛЕБ!       — Да не глухой я! — чуть ли не проорал Глеб из ванной, не открывая дверь.       Женя глубоко вдохнул, чтобы остыть, и кинул фломастер обратно на тумбочку. Ему было безумно тяжело смотреть на то, как Саша мучается от боли, а слышать тихие стоны ещё тяжелее. Женя ждал момента, когда придет Глеб, но раньше него пришел кто-то другой. Об этом свидетельствовал тихий стук о дверной косяк на входе в прихожую. Андрей Борисович сразу встал и ушел в прихожую, приказав парням сидеть на своих местах.       — Что случилось? — спросил он у кого-то.       — Что с Глебом? — голос Лизы.

На шум пришла.

      — Всё с ним нормально.       — Я слышала, как вы на него кричите. — не успокаивалась Лиза. — Что с ним?       — Слишком буйный он, вот и всё. Иди спать, пожалуйста.       — Не пойду, пока не увижу его. — заявила Лиза.       Женя услышал, как тренер громко постучал по двери в ванную.       — Глеб, выходи! — приказал он, и дверь, судя по звукам, распахнулась. — Вот он. Живой, здоровый. Всё?       — Что с тобой, Глебка? — обеспокоенно спросила Лиза.       — Да все нормально у него! — ответил за Глеба Андрей Борисович. — Просто надо вести себя адекватно! Да, Глеб?!       — Что конкретно вас не устроило в его поведении?       — Не отвечает, когда с ним говорят. А если отвечает, то грубит и голос повышает. — объяснил тренер.       — Просто так он никогда так себя не ведет. — проговорила Лиза. — Значит вы ему сделали или сказали что-то плохое.       — Ничего подобного. — отрезал Андрей Борисович. — Теперь всё?       — Да. Спокойной ночи.       — Спокойной. — голос Глеба.

Если Лиза так заволновалась от простого повышения голоса, то какого Алине, которая слышала крики «САНЯ! САНЬ, ЧТО С ТОБОЙ?!»? Не очень, наверное.

      Через секунду Глеб в компании Андрея Борисовича вошёл в спальню и сразу направился к своей кровати.       — Глеб. — позвал тренер, но Глеб его проигнорировал и продолжил приближаться к кровати. — Глеееб. — Глеб молча сел на кровать. — Ну ты чего, а? Обиделся что ли? — мрачный Глеб продолжал хранить молчание, и Андрей Борисович вздохнул. — Послушай, я не хочу с тобой ругаться. Ты тоже меня пойми. Я сейчас за всех вас отвечаю. Я попросил тебя не запирать дверь, потому что должен иметь возможность в любой момент оказаться рядом, если что-то случиться, а ты промолчал, как будто собираешься мою просьбу проигнорировать. Я начал переживать, что ты сейчас закроешь дверь на замок, и я не смогу ничего сделать. Вот я и прикрикнул на тебя немного, за что извиняюсь. Понимаешь?       — Понимаю. — тихо отозвался Глеб, устраиваясь рядом с Женей и забираясь под край одеяла. — Простите меня, пожалуйста.       — Ничего страшного. — отмахнулся Андрей Борисович, усаживаясь на край кровати Димы. — Самое главное, что с тобой все хорошо. Я понимаю, что ты на нервах, да и устал очень, потому что не поспал нормально. Отсюда и такая резкая реакция на происходящее. К тому же тебе лет-то всего… недавно семнадцать исполнилось, если не ошибаюсь.

Теперь ясно, почему он сейчас разговаривает с Глебом, как с маленьким ребёнком.

      — Мне восемнадцать. — исправил Глеб.       — Да? Молодо выглядишь.       Миша наклоняет к себе голову Глеба и касается губами макушки в знак немой поддержки. Женя снова смотрит на Сашу. Тот уже весь извелся, не знал, куда деться от страшной боли, пыхтел и стонал. Жене стало его очень жалко, но жалко у пчелки — это он с детства знал, поэтому решил перейти от простого сострадания к действиям. Он схватил с тумбочки обезбол и кинул его Саше, предварительно окликнув, чтобы тот смог поймать посылку.       — Что это? — сразу спросил Андрей Борисович, и Женя, которого знатно заколебали его вопросы, уже чуть было не огрызнулся, как Глеб, но Саша ответил за него.       — Обезболивающее. — сказал он, а потом сразу добавил: — Голова болит.       — Потому что спать надо лечь, а не сидеть и изводить себя, Сань.

Действительно! Чего это мы не спим?! Сейчас после всего, что произошло, будем спать как младенцы, не иначе!

      Ответа на вопрос, как уснул Андрей, у Жени не было. Возможно, тот спросонья не до конца понял, что произошло, поэтому и не погрузился в бездну тревоги и отчаяния.

Да даже если чисто теоретически я смогу уснуть, то вскоре подскочу на кровати весь в слезах, ибо сны я буду видеть не самые радужные.

      Саша на слова тренера никак не отреагировал. Он молча вытащил таблетку, положил её в рот и запил водой из бутылки, найденной на тумбочке.       — Спасибо, Жень. — поблагодарил он.       — Да не за что. — отмахнулся Женя.       А дальше снова тишина, оставляющая Женю наедине со своими переживаниями, и томное ожидания чего-то не пойми чего. Утра, наверное, но ж кто знает, станет ли картинка яснее по наступлении семи часов? Женя очень на это надеется, но текущие обстоятельства не дают никаких гарантий. Время шло, парни начинали изредка зевать, Диме становилось только хуже. Он то и дело приподнимал корпус, склонялся над ведром и дергался, как будто его рвет, но ведро оставалось пустым. Сам Женя чувство тошноты ненавидел всей душой, и от мыслей, что Дима испытывает его постоянно на протяжении уже более двух часов, сердце кровью обливалось.

Что же происходит у него внутри, если ему настолько хренво? У него самые тесные отношения с Макаром. К тому же он видел намного больше, чем те, кто спал, и чем я, который не совладал с собой и ушел в коридор.

      У Димы тряслись руки, он тяжело дышал и выглядел больным. Жене очень хотелось, чтобы у Андрея Борисовича проснулась совесть, и он рассказал все, что знает, хотя бы Диме, которому совсем плохо, но в то же время у Жени не было уверенности в том, что то, что скажет тренер, облегчит страдания Димы, ведь новость о смерти близкого друга ещё никому не помогала. И ведь нельзя же сказать просто так, что вот, умер и всё. Тут нужны какие-то специалисты рядом, наверное.       Марк умудрился задремать в руках Артура, но, как и предполагал Женя, не надолго. Через он полчаса задергался, проснулся и начал испуганно глядеть по сторонам. Артур сразу начал его успокаивать и объяснять, что все, что он только что увидел, — сон, хотя Марк не сказал и слова после пробуждения. То, что Марку что-то приснилось, было ясно без лишних слов. Свой сон Марк оставил при себе, ни с кем им не поделился, но Женя и так плюс-минус знал, что явилось Марку во снах. Сам Женя не просто не хотел увидеть что-то подобное, он этого боялся, поэтому, когда усталость все же начала брать верх, спать он не лёг, остался сидеть замотанным в одеяло рядом с Глебом. На предложение Артура лечь обратно спать Марк ответил коротко и ясно:       — Я больше не хочу…       Марк не хотел не спать, он не хотел снова увидеть что-то страшное во сне, и Женя его позицию хорошо понимал, ведь сам таковой придерживался.

Интересно, как там девочки? Не спят, это уж точно. Понимают же, что случилось нечто ужасное, ведь они слышали крики, видели Светлану Владимировну в слезах, знают, что парней запирали, знают, что у них забрали телефоны, и знают, что никто не спит, а комнату не покидает Андрей Борисович.

      Жене хочется верить, что Татьяна Николаевна сейчас спокойно спит и ничего не знает, на здравый смысл говорит ему, что такого быть не может, и от этого становится ему ещё тяжелее. До того времени, когда стрелка на часах достигла отметки полвосьмого, парни просидели тихо и без происшествий. Только Андрей Борисович вышел поговорить с кем-то по телефону в районе шести часов утра, а потом сразу вернулся в спальню. Марк и Артур, поглядев на часы, встали с кровати, подошли к шкафу и начали вытаскивать оттуда свою одежду.

Тренировка.

      Остальные, заметив действия Артура и Марка, тоже посмотрели на часы и начали одеваться. Дима остался лежать. Женя натягивал футболку в беспорядочной толпе у шкафа, где его постоянно задевали локтями переодевающиеся парни.       — Ребят, вас не учили разделять одежду на повседневную и ренировочную? — не понял тренер.       — Так сегодня первая тренировка в восемь на стадионе. — объяснил Глеб, просовывая голову через горловину.       — Какая тренировка? Мы тренерским составом ещё не решили, пойдете ли вы на завтрак, а вы мне про тренировки. Раздевайтесь. Не будет у вас тренировки.       Женя вздохнул, вылез из только что нацепленнной футболки и плюхнулся обратно на кровать. Он никогда так сильно не жалел об отмененной тренировке, ведь после нескольких часов без дела, проведенных в стрессе, хотелось хоть как-то отвлечься, но, видимо, не судьба. На самом деле Женю удивлял тот факт, что Андрей Борисович, сам на нервах, смог провести ночь с восьмью парнями, у которых от тревоги крыша поехала, и проконтролировать все их действия так, что бунтарь проснулся только в Глебе, да и то ненадолго. Пачка мармелада на белой простыне все ещё не была пустой. Глеб с Женей и вдвоем ели не очень шустро, а сейчас, когда Глеб уже ел в одиночку, процесс уничтожения мармелада почти не шел.

Узнать бы, как там Игорь, да возможности нет…

      Женя задумывается о том, что сейчас, когда происходит такой пиздец, что не выдерживает даже Светлана Владимировна, свинтить на ночь в Питер — идея так себе. Но разве есть у него другой выход? Нет. Надо ехать.

Надо заполучить телефон до вечера. Любой ценой. Иначе ничего не выйдет.

      Почти полтора часа спустя, Андрей Борисович прикладывает телефон к уху и, поглаживая Диму по голове, ждёт, пока на том конце поднимут трубку.       — Ага, доброе. — произносит он вдруг. — Я по поводу завтрака. Пусть идут? Хорошо, сейчас отправлю. Только Димку я, с твоего позволения, здесь оставлю. Ничего такого, просто переволновался слегка. Да, да, конечно. И Андрея оставлю, он спит. Угу. Да, я тут останусь. Ты тогда пришли сюда кого-нибудь, чтобы их забрали. Все, сейчас соберутся. — Андрей Борисович убрал телефон и снова заговорил: — Одевайтесь на завтрак.       Парни снова столпились у шкафов и начали одеваться, задевая друг друга руками и извиняюсь после.       — Так, важный инструктаж. — начал тренер, пока парни одевались. — Девочкам вы ничего не говорите. Если спросят, где Макар, скажите, что приболел. Про Андрея — спит, про Диму — отравился. Вся тренерская суета вокруг вас — последствия вашей неудачной попытки вылезти погулять, и ничего более. Всем всё понятно?       Уже одетые парни утвердительно промычали в ответ, и в дверях появилась Татьяна Николаевна. Этой встречи Женя боялся больше всего, поэтому замер на месте по какой-то необъяснимой причине.       — Ну как вы тут? — спросила Татьяна Николаевна, а в ответ ей каша из «нормально» и «хорошо», что не является правдой, конечно же.       — В целом, без происшествий. — отчитался Андрей Борисович.       — Сашка, ты как? Цел?       — Угу. — отозвался Саша. — Не стоит волноваться.       — Ну, знаешь ли, высота два этажа — не шутки. И убиться можно. — проговорила Татьяна Николаевна. — Выходите.       Парни вместе с Татьяной Николаевной вышли в коридор, и тренер начала себе под нос пересчитывать ребят.       — Дима плохо себя чувствует, об этом меня предупредили, а где ещё один? — поинтересовалась она, закончив подсчет. — Кого нет?       — Андрея оставили спать. — сообщил Миша.       — Правильно, пусть поспит хоть немного. — кивнула Татьяна Николаевна. — Пойдемте.       Дорога до столовой проходила в полной тишине. К Жене прицепился Миша, обняв младшего рукой, и не отпускал его, пока парни не оказались в столовой, о чем Женя очень сожалел, ведь у него в планах было переговорить с Глебом по поводу Игоря. В столовой ребят сразу же окружили девушки. Алина крепко-крепко обняла Сашу, и, отстранившись, начала осматривать на предмет повреждений. Начался ожидаемый допрос, и парни сказали все, что им было велено. Макар заболел, Дима отравился, Андрей спит, а запертая дверь, отобранные телефоны и тренер в комнате на всю ночь это потому что парни-дебилы хотели погулять сходить в три часа ночи мать вашу. Версия максимально бредовая, но девочки, казалось, поверили. Все шло как надо, но потом Алина задала вопрос, к которому парней жизнь не готовила:       — Что за ор «Саня!» был?       — С Димой поругался. — соврал Саша.       — Да ну, я слышала вопрос «что с тобой?» — не отступала Алина.

Ну всё. Придётся ляпнуть, как есть, а то не отвяжется.

      Но Саша нашел, что сказать.       — Мне Дима дверцей шкафа по пальцам дал.       — Придурки. — вздохнула Лиза, а парни и не возразили, были согласны на что процентов.       Миша и Глеб уселись на пустующие места Макара и Андрея, наверное, для того, чтобы избежать новых вопросов. Еда на столе стояла в нормальном количестве, но не убывала из тарелок. Кто-то просто сидел и смотрел на блюдо, кто-то вяло ковырял омлет вилкой, но не одни не ел. Ольга Германовна, которая была одним из двух тренеров, которые находились в столовой, очень скоро заметила, что у парней проблемы с аппетитом и подошла к их столу.       — Мальчики, я понимаю, что аппетита нет, но поешьте через «не могу» хотя бы кашу, пожалуйста. — заговорила она. — Вам силы восстановить надо.       Спорить никто не стал, все пододвинули тарелки с кашей поближе и начали нехотя есть, а Ольга Германовна так и стояла у стола, чтобы убедиться, что её слова дошли до всех и каждого. В этот раз манная каша была подгоревшая и с комочками, но Жене сейчас было абсолютно все равно, чем набивать желудок, поэтому он продолжал насильно запихивать в себя манку. Глеб вдруг изменился в лице, торопливо швырнул ложку в тарелку и наклонился вбок. Женя не видел, что именно с ним происходит, так как сидел с другой стороны стола, но без труда догадался, что Глебку вывернуло на изнанку.

Вот кто реально не может. Не удивительно, ведь в него его любимые мармеладки плохо лезли, а тут ненавистная манка с комочками.

      — Ой, Глеб, ну ты чего? — засуетилась Ольга Германовна, оказываясь рядом Глебом. — Сказал бы, что не можешь.       — Так вы сказали через «не могу» — пропыхтел Глеб, выпрямляясь.       — Поняла, есть вас больше не заставляю. — объявила Ольга Германовна. — Не можете — не кушайте. Не надо мучаться. А это сейчас уберут, Глебонька, не переживай.       На этом прием пищи и закончился. Саша захватил что-то Диме, Артур — Андрею, и парни покинули столовую в сопровождении Татьяны Николаевны. Теперь Миша приклеился намертво к Глебу, снова лишая Женю возможности обсудить с ним имеющуюся проблему.

Интересно, отдадут ли нам телефоны? Сомневаюсь. Придётся договариваться с тренерами. Ну или бунтовать. Как пойдёт. Но до Игоря надо дозвониться однозначно. Надо уже сейчас, потому что мало ли что. Он и сам мне, наверное, уже раз десять набрал, а я недоступен.

      Когда парни вошли в корпус и оказались на участке перед лестничной клеткой, передними появился Валентин Николаевич, вышедший из стеклянной двери, ведущей в коридор первого этажа.       — Ребят, пойдёмте со мной. — позвал он. — Вам надо заглянуть кое-куда.       Фигуристы замерли и начали переглядываться между собой. Было ясно, что им хотят что-то сообщить. Было ясно и то, что если их куда-то отводят специально для того, что бы что-то рассказать, то ничего хорошего в сказанном не будет. Было бы что-то хорошое, сказали бы сразу. Женя, который до этого безумно хотел узнать правду, сейчас почему-то хотел убежать, чтобы остаться в неведении. Сердце забилось часто-часто.

Этот момент бы все равно настал. Его и так сильно отсрочили. Да ты и сам все понял ночью. Все к этому шло. Слёзы Светланы Владимировны, нежелание говорить о Макаре Андрея Борисовича и поведение Димы, который видел больше остальных. Ты все знал с самого начала. Чего боишься теперь?

      Ответить на повисший в голове вопрос Женя не мог, но попытался оправдать свое опасение.

Одно дело предполагать, ведь предположения могут быть ложными, а тут уже факт, точная информация, ощущение, что уже ничего нельзя изменить.

      Глаза Жени наполнились слезами, а фраза «ничего нельзя изменить» долбила по мозгам чем-то тяжелым.

Каким меня запомнил Макар? Слабым, нуждающимся в помощи, по-детски наивным и ещё не до конца понявшим эту жизнь. Но это ли важно? Важно, каким я запомнил Макара. Мужественным, добрым, заботливым, умеющим слушать и слышать людей, умеющим успокоить и поддержать в самую трудную минуту, человеком, который никогда не показывает своей боли и слабости, плывет против течения, творит свою историю в спорте, несмотря на усиливающееся с каждым годом течение. Таким я его и буду помнить всю свою жизнь, ведь новых воспоминаний о нём у меня уже никогда не появиться. И я буду ему вечно благодарен за всё, за ту помощь и поддержку, которую он мне оказывал. Всегда.

      Женя вздрогнул, поняв, что самое главное он не успел сделать и уже никогда не сможет сделать.

Я так и не сказал ему свое «спасибо»…