Сердце императора

      Чимин знал, что утро, которое началось с того, что на кухне перевернули чан с водой, а затем один из омег уронил поднос, не дойдя до трапезной, сулит неприятности на весь день.       Казалось бы — череда нелепых обстоятельств, и вот ему прибавили работы. Туда отправь слуг, здесь присмотри, а еще за детьми пригляди… Бесконечные племянники императора нуждаются во внимании. Чимин, конечно, не против. Дети — это лучше чем взрослые.       Была у Чимина черта, которую он терпеть в себе не мог:       — Я задницей чувствую, неспроста сегодня все наперекосяк идет, — говорит Чимин одному из слуг.       Тот смотрит внимательно, не без тени страха:       — Когда ты так последний раз говорил, Чонгук сбежал от его величества.       — Вот и я о чем, — тяжело вздыхает Чимин.       Проблема этой способности была в том, что Чимин (или точнее его задница) не мог предугадать, что именно пойдёт не так. Это могло быть что угодно. Начиная от чьей-то скоропостижной кончины, заканчивая нападением вражеских войск.       До обеда все вроде выравнивается, Чимин распоряжается подать еду императору, который теперь часто остается в их с Чонгуком покоях. И все вроде бы было как обычно, если бы не несущийся обратно со всех ног слуга, который до этого ушел с подносом к императору…       На шум сбегаются другие придворные и Чимин. От него не укрывается, как того всего трясет.       — Я туда не пойду! В меня чуть не прилетело подносом, — говорит тот.       — Да что случилось? Ты можешь нормально объяснить? — раздражается Чимин.       — Император, кажется, дерется со своим мужем…       — Дерется с Чонгуком?       — Да, и они… что-то выясняют.       Сначала Чимин уже хочет задать очередной вопрос, но все лежит на поверхности. Конечно, это должно было рано или поздно случиться. У его господ первый совместный гон.       — Вот ведь чуяла моя задница, — Чимин жмурится и хватается за переносицу, издавая обречённый стон.       Один альфа в гоне с омегой — это еще не катастрофа. А что будет, если их двое? И никакие омеги, конечно же, им и даром не нужны.       Будто в подтверждение его слов в коридор вылетает Чонгук. Это просто неприлично… Ханбок на нем спущен до пояса, волосы, которые уже изрядно отросли, разметались, он босиком, и все бы ничего, но его нагоняет император, хватает за шею и буквально прижимает к стене. Чонгук рычит, вцепляясь в руку императора, пытаясь выкрутиться. А императору, очевидно, плевать. Тэхён пытается поцеловать Чонгука, но… Тот кусается. И когда это заставляет императора отпрянуть, Чонгук опасно смотрит на Чимина и на слуг, что так и застыли. Едва Чонгук что-либо успевает предпринять, как Тэхен, справившись с болью от укуса, хватает того за руку и тянет на себя. И тут взгляд императора падает на придворных, что замерли, словно травоядные перед хищником…       Чимин видел альф в гоне. Но эта гремучая смесь, несмотря на то, что те находятся достаточно далеко, давит на него. И, очевидно, на остальных. Император смотрит недобро, и, Чимин так думает, это связано с тем, что слуги пялятся на Чонгука.       — Уважаемые, — сквозь зубы шипит Чимин, — нам нужно убираться отсюда как можно быстрее, — командует он и летит в противоположную от альф сторону. Все следуют его примеру.

***

      Утро в объятиях своего мужчины по определению не может быть плохим. Каждый день Тэхён начинал с того, что вглядывался в сонное, тронутое румянцем лицо Чонгука. Обязательно задерживался на родинке под нижней губой, на угольных стрелках ресниц, на густых бровях, на небольшом шраме на щеке. А еще у Чонгука есть родинки на шее и щеках. Волосы сейчас сильнее отросли, и теперь Чонгука ни за что не спутать с простолюдином, однако и раньше это было сложно, хотя бы потому, что природа наградила его такими удивительно красивыми чертами лица. Тэхён вновь смотрит на губы Чонгука и понимает, что в их первую встречу он определенно не ошибся — они созданы для поцелуев. Для его поцелуев.       Чонгук в полудреме к нему неизменно тянется, будто чувствует, хотя, скорее всего так и есть. Тот подается на ласки. Тэхён всегда целует шею и плечи Чонгука, трется виском. Это означает, что пора вставать.       Это утро — одно из череды таких же. Чонгук, с тех пор как получил свой статус подле императора, взялся за учебу. Тот занимался чтением, каллиграфией, принялся разбираться в географии, истории, Тэхён знакомил его и с военным делом. Чонгук поразительно быстро все схватывал. Хотя чего он ожидал от человека, который покорил его одним взглядом? Вряд ли это удалось бы глупому простачку. Тэхён учил того и биться на мечах, как положено, но Чонгук, вместо этого, сам научил его паре приемов. В какие-то дни они ездили верхом на охоту или просто ходили на прогулки, когда у Тэхёна было на это время.       В какой-то момент Тэхён предложил Чонгуку быть не просто его мужем, но и заниматься делами, связанными с государством. Чонгук сначала противился, потому что кто он, по сути, такой? Но Тэхён и не думал пускать человека, не разбирающегося ни в чем, к управлению государством.       — Тэхён, ты же не пойдешь лечиться у кузнеца, а готовить есть не попросишь прачку. Я ничего не смыслю в этом, — говорил Чонгук.       — А я и не утверждаю, что ты сиюминутно займешь какую-то должность. Чтобы быть моим советником, тебе нужно учиться. Всю политику государства я строю на четырех постулатах: гуманность, этичность, верность и справедливость. Я предложил это, потому что вижу, как иногда тебе неймется без серьезного дела. Ты ведь не привык сидеть на месте, ты быстро учишься. И сможешь освоить всё, что требуется, чтобы быть подле меня не только как супруг. К тому же, ты видел жизнь в стране не с самой приглядной стороны…       Чонгук согласился, но предупредил, что вступит в должность советника, когда действительно пройдет все обучение. А предстояло ему немало.       Тэхён видел, что при деле Чонгук действительно расцвел. Тот никогда не боялся сложностей, и сейчас это испытание не стало для него чем-то непосильным.       Этот день должен был стать одним из тех, когда Чонгук освобождается поздно, а Тэхён и того позже. После недолгих ленивых ласк, когда Тэхён всё же нашел силы встать и потянуть за собой вяло сопротивляющегося Чонгука, они начали приводить друг друга в порядок. У Тэхёна всегда был кто-то, кто его одевал, такие уж обычаи. Но Чонгук, когда узнал о подобном, смерил и Тэхёна, и слуг таким взглядом, что весь вопрос сам отпал.       — В этом нет ничего такого, — слегка улыбаясь, говорил Тэхён.       — Что там напяливают на тебя первым? Знаешь что, не говори, я сам разберусь. И я тебя буду отныне одевать, — смешно хмурится Чонгук.       Тэхёна это воистину умиляет. Никто в его жизни никогда не вызывал в нем столько чувств. Все малейшие эмоции всегда виднеются у Чонгука на лице, каждый взмах ресниц, удивленно приподнятые или нахмуренные брови, поджатые губы или же растянутые в улыбке, нос, который он неизменно морщит, когда начинает смеяться — все это выдает его с головой. Да и не сказать, что Чонгук сильно скрывает свои эмоции. Тэхён здесь более сдержан, его так учили. И когда он видит столько всего на лице своего мужчины, это поистине дарит ему удовольствие.       Сегодня Чонгук тоже одевает его после водных процедур. И все равно тот не может удержаться от того, чтобы прижаться, урвать свой поцелуй, потому что до обеденной трапезы они не увидятся. Чонгук уйдет к своему сонсэнниму, а Тэхён — решать дела государства.       Сегодня они оба особенно не хотят никуда. Чонгук рычит в поцелуи, трется о Тэхёна, и тот уже готов к страшному — опоздать. Однако же удается сдержаться. С большим трудом.       Когда обед наступает, оба они приходят в покои, чтобы впиться в губы друг другу поцелуем.       — Утром касался тебя, целовал, а мне всё мало, — шепчет Тэхён.       — Мне тоже мало. Может… мы успеем до трапезы что-то сделать? — заполошно шепчет Чонгук между поцелуями.       Тэхён поглаживает щеки Чонгука большими пальцами, вылизывает рот. Аромат его альфы такой яркий, заполняет легкие.       Прошедшая неделя была сложной. В их мир согласия и понимания пробрались мелкие ссоры и раздражение, в основном завязанные на ревности. Тэхён не воспринимал это слишком серьезно, ведь пыл Чонгука можно было быстро усмирить известными ему способами. Тот вообще стал резко реагировать на все в последнюю неделю, и оба пришли к выводу, что это предвестник гона. Все мысли Тэхёна эту неделю были заняты Чонгуком, так что за своими собственными реакциями он не особо следил. И сейчас, остервенело целуясь с Чонгуком, чтобы успеть получить удовольствие до того, как им принесут обед, он понимал, что очень зря был накануне так невнимателен.       — Чонгук, — сдавленно шепчет он, прерывая поцелуй.       — Ну, что такое? Почему ты остановился? — чуть раздражается Чонгук.       — Гон. — Да, у меня гон должен вот-вот начаться…       — У меня тоже.       — В смысле? — Чонгук широко распахивает глаза.       — В прямом, я сделал глупость — я забыл про цикл… Чем дольше мы живем вместе, тем больше подстраиваемся друг под друга… Я чувствую, как у меня поднялась температура.       Чонгук трогает его лоб, смотрит внимательно, сведя брови к переносице.       — Да, у тебя и щеки покраснели.       — У тебя тоже. Ты не заметил? — Тэхён не паникует, но нужно что-то решать прямо сейчас.       — Я слишком увлечен тобой, — криво усмехается Чонгук.       — Нам нельзя находиться вместе. С твоим гоном я бы справился, в смысле… Один альфа в гоне — это не так страшно, как двое…       — Что ты говоришь, мы что, по-твоему, животные какие-то?       — Человеческого от нас очень мало в этот момент, оно, конечно, есть… но, я думаю, нам лучше изолироваться друг от друга на время, — говорит Тэхён отступая.       Это логично. Вместе им такое не пережить, хотя подобного опыта у Тэхёна не было, он боится, что сделает что-то не так, поступит вопреки своим принципам.       — Ты переживаешь, что я трахну тебя? — вскидывается Чонгук.       — Что? — Тэхён искренне удивляется.       — Ну, иначе зачем тебе хотеть быть от меня подальше? — Чонгук кривит губы, и на памяти Тэхёна это не впервые, когда тот дерзит, но впервые, когда тот так раздражен.       — У тебя не вышло бы меня трахнуть, — Тэхён вздергивает бровь, — потому что я в гоне не покладистый.       — Можно подумать, ты сейчас сильно покладист, — говорит Чонгук. Есть в этом некая едкость, которой прежде не было в голосе у того.       — Ты слышишь себя? Это уже гон в тебе говорит…       — Нет, подожди, может, я говорю то, что думаю. Ты настолько мне не доверяешь, что хочешь отправить меня подальше на время нашего гона? — Чонгук отходит, скрещивает руки на груди.       — Я доверяю тебе, — уверенно говорит Тэхён.       — Тогда в чем причина? Это всё пустые отговорки…       — Святые предки, — возводит очи к потолку Тэхён, — нам лучше прекратить это прямо сейчас, иначе мы разругаемся в пух и прах…       — Или кто-то кого-нибудь трахнет, да? — вновь кидает Чонгук.       Тэхён понимает, что говорить в таком состоянии — только всё портить.       Он ощущает, что сам начинает раздражаться, подходит к Чонгуку ближе, тот упрямо стоит на месте, смотрит в глаза, гордый. Иного от своего мужчины он не ожидал. От того разит ароматом бадьяна и чабреца, феромоны Чонгука выдают раздражение и возбуждение. Все эти эмоции смешиваются воедино, и насколько Тэхён недоволен происходящим, настолько же он хочет подойти и начать вылизывать этот рот, который тот кривит в недовольстве.       Тэхён подходит так близко, как позволяет того ситуация, втягивает ароматный воздух рядом с Чонгуком.       — Я переживаю только о тебе, — говорит Тэхён.       — Очень я в этом сомневаюсь, говорить можно всё что угодно…       Тут Тэхён уже не выдерживает, по сути, Чонгук называет его лгуном, и это впору бы было принять за оскорбление, но, чтобы обидеть Тэхёна, нужно постараться. Даже Чонгуку.       — Еще что скажешь? — Тэхён склоняется так, что их лица находятся прямо друг перед другом.       Его ведет от запаха, от раздражения, а еще ему становится жарко.       — Еще скажу, что ты…       Тэхён это не дослушивает. Это был риторический вопрос. Он захватывает губы Чонгука в жесткий поцелуй, притягивает к себе, а Чонгук противится, не дается, пытается оттолкнуть. Какой же тот чертовски сильный. Тэхёну стоит усилий, чтобы не упасть, когда тот его толкает.       — Нет, — говорит Чонгук, — ты не будешь меня трогать до тех пор, пока мы не выясним…       — Что тут выяснять? Что я переживаю о твоей заднице? Я хочу тебя. Я тебя прямо сейчас так хочу, что просто…       Тэхён замечает недобрый блеск в глазах Чонгука, воздух густеет, наполняется смесью из феромонов. Это все. Поздно. Они совершенно опоздали.       Чонгук вновь оказывается в его объятиях стремительно. Как же это выводит из себя: то хочу, то не хочу… Неуправляемый.       — О своей ты переживаешь, — шипит тот.       Чонгук умеет целоваться остервенело и сейчас это демонстрирует по полной. Напирает и пытается стянуть с Тэхёна ханбок, в который с таким трепетом одевал его утром. Тэхён в долгу не остаётся. Стягивает с того верхнюю часть одежды. Он вырывается из поцелуя и трется виском о висок Чонгука короткий миг. А затем мир у Тэхёна сужается до его альфы, до движений рук, губ, языков. Тот прикусывает его губу, и Тэхён отшатывается от короткой боли. Он облизывает ранку. До крови, надо же.       Альфа Чонгука беснуется. Тэхён понимает: тому и хочется, и колется… Он хотел уйти. Он хотел, чтобы они разошлись. Оставить Чонгука сейчас? Оставить, когда он сам уже так возбудился и жаждет сорвать с того уже до конца этот ханбок.       — Значит, прогонишь меня? — Чонгук смотрит с яростью.       — Нужно, — говорит Тэхён, хотя всё внутри него этому противится.       — Ну и прекрасно, — Чонгук толкает его, и Тэхён начинает закипать.       Тот направляется к двери.       — Куда ты?       — Подальше! Ты же этого хотел? — тот замирает в полуобороте у двери.       — В таком виде ты никуда не пойдешь, — Тэхён шипит и подступает ближе, хватает за руку, тянет на себя, кажется, он уже прекращает контролировать свои порывы абсолютно. Поздно, как же поздно.       Тэхён не понимает, как случается, что они падают, и неясно, что хотят сделать — то ли раздеть окончательно друг друга, то ли наоборот одеть, то ли побить, то ли…       В тот момент, когда они катаются по полу, и Чонгук вдруг оказывается сверху, седлает его, кто-то заходит… Тэхён не слышит, что там, но Чонгук подрывается и Тэхён только видит, приподняв голову, как по покоям летит поднос, и кто-то из слуг вылетает стрелой из комнаты.       Чонгук, растрепанный, разгоряченный, дышит тяжело, окидывает Тэхёна странным взглядом из-под волос, которые завешивают лицо, а затем, в своем неподобающем виде, выходит из покоев.       Ну уж нет. Приходится подняться, побежать за Чонгуком, который вышел светить голым торсом перед всеми придворными. Этого еще не хватало… Но больше всего Тэхёна бесит не это. Не нарушение приличий. А то, что кто-то может увидеть его Чонгука в таком виде. И плевать, что слуги видели уже как-то того обнаженным. Это было до. Это недопустимо. Тэхён не хочет, чтобы кто-то видел его мужчину, его альфу таким.       Поэтому он выбегает за Чонгуком, хватает и на них смотрят слуги… Но это кажется несущественным, когда он пытается притянуть Чонгука к себе, поцеловать, утащить, а тот сопротивляется и кусается.       — Либо ты даешь нам шанс провести этот гон вместе, либо…       — Не смей ставить мне условия, — Тэхён не на шутку злится.       В таком состоянии до чего-то договориться — легче руку себе отгрызть.       — Я же ушел! Ты же хотел, — шипит Чонгук, когда Тэхён утаскивает его обратно в покои, там, почему-то, все мешается под ногами, взгляд Тэхёна цепляется и за поднос, и за то, что слетело со стола, когда они толкались. Все смазано в сознании, он знает только лишь то, что нужно Чонгука присвоить. И никому не показывать.       — Ты никуда не пойдешь, — вопреки всему говорит Тэхён, толкая того на ложе.       — Теперь я тебе понадобился? — вскидывается Чонгук.       Святые предки, это невыносимо. Даже в таком раздраженном состоянии он хочет Чонгука до умопомрачения, до боли.       — Я не позволю тебе разгуливать так по дворцу, — Тэхён не уверен, что он собирается делать, оно выходит как-то само. По наитию.       Он заставляет Чонгука лечь на ложе, сильными руками придавливая его плечи, седлает бедра, чтобы склониться и вновь приникнуть к губам.       — Почему? Почему не позволишь? — вырываясь из поцелуя, жмурясь, выворачиваясь, шепчет Чонгук.       Тот взмок, и его щеки давно уже покрыты лихорадочным румянцем, отросшие волосы липнут к шее, щекам, губы алые, потому что Тэхён совсем не нежно терзал их.       — Потому что мое видеть никому нельзя, — это же так очевидно.       Чонгук открывает глаза, с трудом поворачивается, потому что Тэхён схватился уже за его шею, вдыхает запах его волос, трется носом, словно волк, который отыскал свою добычу. Чонгук поворачивается, чтобы лизнуть его щеку, затем губы, и, как только Тэхён чуть ослабляет хватку и не так крепко держится, оказывается, что добыча и не добыча вовсе.       Чонгук стремительно меняет их местами. Тэхён иногда и правда забывает, какой тот сильный.       — Да что ты? Не смей никогда больше говорить обо мне, будто я — твоя собственность. Или так, будто я твой наложник, — шипит Чонгук.       Тэхён не успевает опомниться, как Чонгук стягивает с него до конца ханбок, так, что он остается в исподнем, тот умудряется одной рукой удерживать его запястья над головой, но Тэхён пока выжидает намеренно. Чонгук такой остервенелый, заведенный, резкий. Тэхёну любопытно, что за этим последует.       — Что ты хочешь сделать? — Тэхён старается держать голос ровным.       — Не бойся, — хмыкает Чонгук, сдувая волосы, которые мешают ему, с лица.       — Тебя я не боюсь, — издает смешок Тэхён. Даже таким Чонгук ему не страшен, тот желанен и любим. Чонгук на это ничего не говорит, только лишь присасывается к его шее.       Тэхён невольно расслабляется, подставляясь под движения языка и губ Чонгука, тот все еще сжимает его запястья, поднимается языком от взмокшей шеи к щеке, облизывает, вдыхает запах, находит губы, а Тэхён уже в готовности ждет его с открытым ртом, чтобы встретить влажный поцелуй.       У него уже крепко стоит, и он невольно подкидывает бедра, Чонгук шипит в поцелуй, потирается задницей, и Тэхён верит, что, может, он ошибался… Может, всё пройдет мирно, насколько это возможно, но Чонгук вдруг слезает с него и резким движением заставляет перевернуться на живот, придавливает к ложу так, что Тэхён с трудом может сориентироваться, приподнять голову, хочет упереться руками, чтобы подняться, сбросить с себя Чонгука…       — Лежи, — рычит Чонгук ему на ухо.       Альфа Тэхёна хочет скинуть с себя Чонгука, беснуется, но остатками здравого смысла Тэхён понимает, что сможет в случае чего Чонгука остановить, а пока можно дать тому волю, пусть играется… Чонгук навалился сверху, и сквозь тонкую ткань исподнего Тэхён ощущает чужое возбуждение. Тот трется о его задницу еще и еще. Он начинает пыхтеть, пытается вырваться.       — Отыграетесь потом, ваше императорское величество, — тот прикусывает его ухо и… щиплет за задницу.       Это наглость. Тэхён стискивает зубы. Какой же у него несносный муж. Одна часть Тэхёна хочет того скинуть и воздать по полной, а второй части любопытно, что там Чонгук придумал.       Чонгук стягивает с него тонкие штаны, и он остается обнаженным. Тэхён не двигается, утыкается лбом в руки, которые складывает перед собой. Он слышит, как тот возится со своей одеждой. По спине бегут мурашки, когда Чонгук торопливо начинает выцеловывать его между лопаток, спускается ниже и ниже, и в конце концов прикусывает его за ягодицу. Тэхён дергается. А дальше происходит то, что заставляет Тэхёна напрячься: Чонгук потирается членом о его задницу, но, вопреки всем опасениям Тэхёна, тот пристраивается между бедер.       — Привстань и сведи их сильнее, — командует тот.       Тэхён повинуется, упирается руками и коленями в ложе, и Чонгук толкается между его бедер. Хватается за его талию одной рукой почти до боли. Но Тэхён ловит себя на мысли, что ему нравится. У него колом стоит, и когда Чонгук начинает двигаться — это приятно. Влажный горячий член скользит в тесноте между его сведенных ног, и он старается сделать так, чтобы Чонгуку было удобно. Тот шлепает его по заднице, и тут уже Тэхён не удерживается, поворачивается и сверлит раздраженным взглядом.       — Не делайте такое лицо, ваше императорское величество, — между каждым словом пауза, которая сопровождается новым и новым движением, Чонгук смотрит насмешливо из-под завесы растрепанных волос, — я знаю, что Вам нравится.       Тэхён хочет что-то возразить, но тот заводит руку под него, обхватывает пальцами член, большим пальцем ласкает истекающую смазкой головку, и он издает стон.       Жарко. Так жарко. Чонгук удовлетворяет свои желания, толкается еще и еще, умудряется склониться, укусить его под лопаткой, так, что он шипит от короткой боли. Но все ощущения смешиваются в одно и Тэхён понимает, что ему хорошо. Хорошо от мысли, что Чонгуку нравится.       — Кончишь, альфа? — Тэхён смотрит из-за плеча, Чонгук на эту фразу реагирует стремительно. Наваливается, двигая бедрами быстрее, притягивает Тэхёна за шею так, чтобы дотянуться до губ. Нормальным поцелуй не получается: они мокро вылизывают рты друг друга, и Тэхён в отместку кусает Чонгука за то, что тот делал раньше, тот мычит в поцелуй, когда кончает между стиснутых бедер Тэхёна. Он чувствует влажность между сведенных ног. Чонгук падает сверху обессиленный. Под таким весом Тэхён сам падает на ложе.       — Ну уж нет, муж, — говорит Тэхён надсадно, — ты закончил, но не закончил я, — говорит он чуть мстительно.       Чонгук разомлел. Первый оргазм гона всегда такой крышесносящий, что нужно какое-то время, чтобы прийти в себя. Это отличная возможность. Тэхён с трудом спихивает Чонгука, откатывается, встает.       Чонгук так и лежит на животе и просто часто дышит. Видимо, сейчас ему все равно, что там Тэхён хочет сделать.       Тэхён стягивает до конца с того ханбок, который Чонгук просто приспустил до этого, и его взору открываются округлые ягодицы, крепкие молочные бедра. Его альфа потрясающе красивый. Тэхёна каждый раз накрывает необъяснимое чувство восторга, когда он понимает, что это — его мужчина. Его муж. Взгляд скользит по спине в россыпи родинок и по угольным волосам, которые разметались по белому постельному белью.       Тэхён поддается порыву: перекидывает одну ногу через бедра Чонгука, усаживается, склоняется, начинает ластиться, тереться о спину того, вдыхает запах, не может удержаться — мажет губами. Чонгук чуть дергается, скорее всего потому, что щекочут волосы Тэхёна, которые сейчас не заплетены. Его тащит ниже, он не удовлетворен и желание — будто зуд под кожей. А еще жар, который волнами накрывает. И Тэхён торопится спуститься языком к ягодицам, а затем ниже — по бедру. Тэхён кусает сначала слабо, и Чонгук даже никак не реагирует, и его это чуть злит. Он кусает более ощутимо. Тот мычит, но пока не сопротивляется.       Тэхён обхватывает ягодицы Чонгука, мнет пальцами до красных отметин и продолжает покусывать бедра. Тот пыхтит, ерзает. Он не прекращает, втягивает кожу, оставляя следы. Потому что имеет право. Потому что хочет. Потому что Чонгук невольно всё равно подается назад, а затем и выгибается. Тэхён присасывается к правой ягодице и с влажным звуком отстраняется, чтобы проделать то же самое с другой стороны. А затем еще и прикусить хорошенько, так, что Чонгук вскрикивает.       — Извел меня, — бормочет Тэхён, — все равно ведь мой, — говорит он, прежде чем припечатать шлепок, на который Чонгук реагирует скулежом.       Хорошо, что того разморило чуток, но Тэхён по запаху чувствует, тот скоро опомнится, значит нужно успевать.       Он разводит ягодицы Чонгука руками, тот дергается, но он удерживает его, сплевывает на дырку, пристраивается членом, ведет вверх-вниз. Конечно, его тянет засадить, но… Это же Чонгук. И он не готов. Нельзя. Это ведь муж. И никакой гон не оправдает, если он сделает тому больно.       — Что ты… — слабо говорит Чонгук.       Тэхён какое-то время трется еще, чтобы насладиться моментом, прежде чем скользнуть ниже, между сочных бедер, которые покрыты укусами и засосами. Склоняется так, что касается грудью спины Чонгука, обхватывает рукой под грудью, а второй упирается в ложе, чтобы удержать равновесие.       — Испугался? — шепчет он на ухо.       — Нет, — упрямо.       — Ты вновь в ужасе, как в первый раз, — Тэхён прикусывает того за ухо. — Сведи свои прекрасные бедра, я хочу трахнуть их.       Чонгук шипит, но повинуется, хотя его альфа явно недоволен, что над ним потешаются.       — Никогда, — говорит Тэхён резко вбиваясь, — слышишь, никогда не бойся меня.       Тэхён спускается по груди и животу рукой ниже, к члену. Да. Тот вновь возбудился. Когда он обхватывает крепко возбуждение Чонгука и проводит рукой, тот шипит, всхлипывает. Конечно, все слишком чувствительно.       — Я никогда не сделаю тебе больно. Если сам не попросишь, конечно же, — и на это Чонгук поворачивается чуть, хотя до этого жмурился и был весь в себе.       — Тогда пометь, давай, — говорит Чонгук. — Пусть будет больно.       И это вызов. Чонгук даже тут что-то хочет доказать. Тэхён рычит, начиная вбиваться яростнее, двигая по члену Чонгука рукой быстрее, и тот стонет на выдохе, не закрывает раскрасневшийся рот. Будто так и приглашает, чтобы Тэхён вылизал, что он и делает. Вновь. Ему будет всегда мало этих губ.       Он со шлепками продолжает вбиваться между сведенных бедер и чувствует, что подступает оргазм. В момент кульминации приходится подобраться к шее Чонгука. Его альфа, понимая все, перекидывает волосы на одну сторону, подставляет её.       Да, тот вскрикивает, потому что этот укус — это не просто так, это до крови. И именно в этот момент Чонгук получает оргазм.       Все вокруг будто пульсирует, они заваливаются, и Тэхён вылизывает рану, которую только что сам нанес. Чонгук жмурится, хмурится, мычит. Это ведь неприятно.       — Твоя очередь, — говорит Тэхён надсадно.       Тот замирает, открывает глаза, смотрит недоверчиво, а затем приникает к повлажневшей от жара коже, там, где Тэхён точно знает, он пахнет ярко собой. Чонгук сначала засасывает кожу, целует, а потом впивается зубами. Это жгуче больно. Неприятно. Саднит. Но Тэхён готов потерпеть, потому что Чонгук сделал ему огромный подарок — доверился, хотя казалось, что это невозможно.       — Теперь ты пахнешь и мной тоже, — почти мурлычет Чонгук, водит носом под челюстью, и Тэхён понимает — первая волна схлынула.       Они оба успокаиваются. Чонгук тоже пахнет им. Интересная, вкусная смесь. Он обнимает Чонгука, притягивает к себе ближе, целует во влажный лоб, тот пока еще часто, поверхностно дышит. Слишком много всего за такой короткий срок, но с Чонгуком — не страшно. С Чонгуком — можно. Потому что тот Тэхён, который встретился с танцором взглядом в свой день рождения, уже знал, чем это закончится. Разум не понял, поняло что-то другое, может, душа, настроенная на Чонгука, она и откликнулась в тот день.

***

      Когда Чонгук открывает глаза, то первое, что он ощущает — это полное спокойствие. Ни с чем не сравнимое. Всю жизнь он суетился, бежал, выживал, а сейчас нашел душевное равновесие. Когда он смотрит на умиротворенное лицо Тэхёна, то понимает, что сам не подозревал, как тот ему был нужен. Кто-то распорядился, чтобы Тэхён выбрал его. Дал ему набор черт, характер, внешность, то есть буквально все, чтобы в итоге тот был его, и наоборот. Даже их запахи теперь смешались в идеальную композицию, и Чонгук осознает, что, несмотря на то, что раздражение, характерное для гона, спало, дурманящее желание быть ближе к Тэхёну никуда не делось: хочется быть рядом. Чонгук думает о том, что в конечном итоге судьба вовсе не так глупа и складывает кусочки мозаики так, чтобы получилась целая гармоничная картина. Он прижимается к Тэхену поближе, носом утыкается между его ключиц и чувствует, что тот рукой притягивает его так, что между ними не остается места толком, вдыхает запах волос. Неясно, какое сейчас время суток, но Чонгуку очень не хочется, чтобы их близость заканчивалась.       — Я хочу тебя, — говорит Тэхён хрипло, и Чонгук улыбается, понимая, что их желания, как всегда, совпадают.