The Devil You Know

      Корделия знала, что ее сны — пугающие ночные кошмары, заставляющие банально бойкотировать отход в кровать по вечерам — рано или поздно приведут к не самым лучшим последствиям. Чувство извечной опасности, которое пугало, раздражало и утомляло одновременно, подстегивало девушку заниматься активнее как с Джайлзом, так и с Ангелом, тем не менее, в глубине души она признавала, что роковую встречу с Хозяином желала отложить на как можно более далекий срок, а в идеале перенести на «никогда». Она боялась. С одной стороны, убей Корделия его и сможет освободиться от этого тяжкого бремени, которое все почему-то считали даром, а с другой, ей руководил примитивный страх за свою жизнь. Однако Хозяин был не один: его подопечная явно жаждала перегрызть новоиспеченной Истребительнице глотку как можно скорее, а после недавней стычки и вовсе стала посылать вампиров на вылазки девушки, желая скорее измотать ее морально, чем физически. Баффи словно слушала ее мысли, знала о каждом ее разговоре, и чего желает красавица на самом деле. Она сама была такой же, а потому многие вещи могла просто предугадать. Близился осенний бал, где должны были выбрать Короля и Королеву вечера. У Корделии же не было не только кандидата, которого можно выбрать себе в партнеры, но и времени купить красивое платье. Ее прежде средняя успеваемость скатилась до критического минимума, а потому к общей нагрузке добавились занятия с Уиллоу, пытавшейся заложить в милую головку то, что там сроду не укладывалось. У отца происходили какие-то неполадки на работе, и он порой срывался на жене, которая и без того психическим здоровьем не блестала. И все то в совокупности давило на несчастную девушку, желавшую просто забиться в угол потемнее и отсидеться там до лучших времен, но вместо этого упрямо идущую напролом, желая явно доказать самой себе чего стоит Корделия Чейз. Она сидит в гостиной, читает какую-то книгу, так эмоционально отрекламированную Уиллоу, слушает тихое потрескивание поленьев в камине, и вдруг из комнаты родителей доносится резкое: — Ты сама во всем виновата! Не надо было пить эти чертовы таблетки! — Без этих чертовых таблеток я сойду с ума! — Ты и так сходишь. Посмотри, во что ты превратилась! Как тень ходишь по дому. Такое чувство, что у меня и жены-то нет! Корделия шумно сглатывает и нервно сжимает книгу в руках. Родители уже давно жили так, словно состоят в браке лишь номинально, но теперь, когда у отца начались проблемы на работе, он стал срываться на то, до чего прежде ему не было дела. «Алая буква» Готорна не приносила никакого облегчения, лишь заставляла еще больше раздражаться. Героиню заклеймили какая-то деревенщина, а она не могла с тем ничего поделать. Уиллоу краснела и бледнела, кратко описывая сюжет, а у Корделии только брови наверх полезли от дикарства недалеких времен. Наверху слышатся всхлипывания, и отец, кажется, извиняется, только вот его дочери от этого легче не становилось. Она откладывает книгу в сторону, твердо решив наутро высказать Уиллоу все, что она думает об этом ужасном чтиве, и сама не замечает, как засыпает, провалившись в приятный сон, который ну никак не мог закончиться ужасным кошмаром… «Он ведет кончиками пальцев по ее нежной коже, очерчивая каждый изгиб молодого девичьего тела, на что Корделия, точно довольная кошка, изгибается на кровати, уткнувшись носом в помятые простыни. Она дышит через раз, когда жадные губы ведут дорожку вдоль ее позвоночника, оставляя невидимые отметины, что горели огнем на разгоряченном теле, требующем все больше с каждой минутой. Нетерпение нарастало, и когда ее между ног касаются прохладные пальцы, девушка тихо всхлипывает, тотчас застонав от переизбытка ощущений и желания внутри. Она прогибается в спине, упираясь локтями по обе стороны от опущенного вниз лица, и непроизвольно движет бедрами навстречу ловким пальцам, дразнящих ее снаружи, доводя почти до исступления. — Ангел… Удивительная раскрепощенность овладевает ее телом, когда Корделия полностью встает на четвереньки, раздвинув ноги чуть шире, и все следуя молчаливым указаниям партнера, который ласкал ее с воистину звериной нежностью, медленно огладившем широкими ладонями ее упругие ягодицы и запечатлев влажный поцелуй между острых лопаток девушки. — Хочешь, чтобы я был у тебя первым, красавица? Он нависает над ней, слегка придавив к кровати весом своего тела, и внезапно Корделия понимает, что что-то не так. Голос. Это был точно не Ангел. Но тогда кто? — Пришла пора тебе стать моей, принцесса. Искаженное нетопыриное лицо, с тонкими губами и острыми, как когти коршуна, клыками смотрело на нее насмешливо и жадно, а когда девушка издает полный ужаса крик, то в чужих глазах мелькает нечто, похожее на триумф и искренюю, искаженную радость. — Скоро мы встретимся». И Корделия просыпается. На ее крик сбежались родители, а она сама, до сих пор не отличающая реальность от сна, резко вскакивает с дивана, свалив кофейный столик и почти откатившись к камину, запутанная в коконе теплого пледа. — Это все лишь сон, принцесса. Успокойся, все в порядке… — Не называй меня так! — Истерично взвизгивает девушка, попятившись от отца со слезами на глазах. — Я не принцесса! Не принцесса! Когда приступ проходит, она уже не стесняясь ревет в объятиях отца, так и не имея возможности рассказать ему, что происходит. Она сойдет с ума, если не погибнет раньше, а последние силы покидали ее так же стремительно, как росло дурное предчувствие. «Скоро мы встретимся», — так сказал Хозяин. Но готова ли Корделия к тому, чтобы либо принести в его логово смерть, либо самой пасть от его руки?

***

— И ты не узнала его сразу? Она никогда бы не подумала, что будет сидеть в библиотеке, пока там не было Джайлза, и мило беседовать со скромняшкой Уиллоу на те темы, в которых сама не являлась крупным специалистом, но именно так и вышло. С подругами обсудить подобное казалось совершенно невозможным, да и стоило признать, что они стали отдаляться друг от друга, как бы трагично это не звучало для самой Корделии. Она не желала терять популярность, свой авторитет в глазах школьников, но на данный момент страх и проблемы сковали ее по рукам и ногам, а поделать с этим что-либо девушка не могла. Осенний бал был ее спасением и надеждой, если, конечно, она до него доживет. А вот поговорить о вампирах с Уиллоу Корделия очень даже могла, и так вышло, что даже рассказала ей об Ангеле и их недо-романе, отчего-то крайне нуждаясь поделиться своими тайнами хоть с кем-нибудь. — Он не так часто трогает меня, чтобы я запомнила его прикосновения. Мне так стыдно за то, как я себя вела! Как какая-то дешевка на заднем сидении. Но я не могла ничего с собой поделать, мозги словно отключились! Только не вздумай ни о чем рассказать Джайлзу или своему… — О чем не рассказывать Джайлзу? В библиотеку входит Ксандер, жующий какую-то гадость из столовой прямо на ходу, и бесцеремонно садится рядом с Корделией, глядя на нее крайне любопытствующим взглядом. — О том, что ты идиот. — Корделия быстро переводит взгляд на Уиллоу, тотчас устремившей исключительно влюбленный взгляд на друга, и добавляет. — Слепой идиот. — Всегда знал, что ты меня любишь. — Ладно, я пойду. Не хватало только, чтобы кто-то увидел меня мило беседующей с вами в этой берлоге. Передайте Джайлзу, что я пошла домой. — А ты идешь домой? Корделия знает, что Уиллоу спрашивает это не с желанием оскорбить или поддеть, но все равно раздраженно закатывает глаза, скорее из-за привычки, чем уже реального желания. — Для Джайлза — домой. И, Уиллоу, не забудь, о чем мы договорились! — Ни слова о твоем сне, я помню! Ой… Корделия только чертыхается в ответ, уже не обращая внимания на расспросы Ксандера в спину, и уходит, держа путь в уже привычном направлении. Ей так хотелось поговорить с Ангелом, рассказать ему о своих страхах и кошмарах, почувствовать его реальное прикосновение… Если раньше Корделия уже бросилась бы в романтическое приключение с головой, окрыленная ожиданием каждой новой встречи, и уже заручилась бы поддержкой подружек да советами из модных журналов, то сейчас даже к объекту своего весьма живого интереса она спешила как-то не так, как раньше. Не было многочасовой подготовки для мимолетной встречи, не было репетиций выражения эмоций на лице. Она даже не переоделась, только в зеркальце поправила макияж да прическу, решив, что отложит сногсшибательные наряды до того момента, пока ее как минимум не будут пытаться убить на регулярной основе. Ангел встречает ее как всегда сдержанно, только взгляд — полный нежной заботы и внимания — его выдает. Ему хочется поцеловать ее, почувствовать волшебный запах духов, источаемый роскошными густыми волосами, прикоснуться к ее нежной коже; но вместо этого, он только приглашает ее присесть, сконфуженно оглядев беспорядок, что царил в его квартире. Ему даже нечем ее угостить, ибо кровь в холодильнике не в счет, но Корделия старается сгладить неловкость, которую испытывала и сама, а потому начинает без умолку трещать, пока окончательно не успокоилась. — На самом деле, я просто хотела тебя увидеть. Мне приснился такой ужасный сон… — Какой сон? Обеспокоенный голос Ангела посылает по коже сотни мурашек, и девушка опускает глаза. Зрительный контакт с этим вампиром был и без того делом сложным для Корделии, привыкшей к парням, которые штабелями падали к ее ногам от единого кивка, а сейчас так она и вовсе не представляла себе, как поведать о таком кошмаре. — Мне снился Хозяин. Опять. Вроде ничего такого, но в этот раз он вначале хотел меня… Ну, в общем… Изнасиловать. Наверное. Мне так показалось. Хотя даже не показалось, там было все и так понятно, просто… — Подожди. — Перебивает ее Ангел. — Он контролирует твои сны? Подчиняет тебя через них? — Нет, не подчиняет. С чего ты взял, что он меня подчиняет? Да если бы я поняла сразу, что это его руки, то ни за что бы… Ладно, не важно. Забудь, хорошо? Сон и сон, ничего такого. — Нет, это важно. — Ангел подсаживается к Корделии ближе, ясно почувствовав, что она нервничает. — Он сделал что-то плохое с тобой? — Нет! Хотел, конечно, но не успел. — Тогда что? Укусил? — Да не кусал он меня! Просто он… Касался меня. Как еще никто… Он был за спиной, и я подумала, что это… Резко вспыхнув, чего гордость девушки перенести никак не могла, Корделия подрывается с места и отходит от Ангела на некоторое расстояние, отвернувшись от него и дыша как-то загнано, будто марафон бежала. Она не слышит, как к ней подходит Ангел, но чувствует его взгляд на себе, от которого румянец на щеках становится только сильнее. «Ведешь себя, как пятиклассница», — мысленно шепчет Корделия и заставляет себя обернуться. — Ты подумала, что это… — Ты. Да, я подумала, что это ты. Слова дались тяжело, Корделия безумно хотелось начать болтать без умолку вновь, лишь бы перевести тему и не видеть этих пронизывающих до глубины души глаз, но она сдержалась, искренне не желая выглядеть перед Ангелом малолеткой с синдромом гиперактивности. Он подходит к ней ближе, касается кончиками пальцев ее лица, нежно лаская и успокаивая, сохраняя при этом маску удивительного спокойствия. Только глаза горели огнем, но в них Корделия уже не смотрела. Она робко потянулась к нему, положив ладони на широкую мужскую грудь, и тянется за поцелуем, столь необходимым ей в этот момент. Ей хочется, чтобы прикосновения Хозяина в ее сне сменились на более невинную ласку Ангела, на его нежность и внимание, а потому она сама целует мужчину, так и не дождавшись инициативы с его стороны, мягко коснувшись губами чужих губ. — Корди… — Не сейчас, пожалуйста… — Мне тяжело сдерживаться. Я не хочу испугать тебя или причинить боль. Он сам противоречит себе, углубляя невинный поцелуй, пока его руки скользили по фигуре девушки, с упоением изучая каждый изгиб, пускай и через ткань одежды. Слегка царапнув клыками нижнюю губу Корделия, Ангел тотчас вбирает ее в рот, смакуя вкус крови на языке и чувствуя прилив желания, но уже не только физического характера. Страсть и голод зачастую идут для вампира рука об руку в таких ситуациях, а пульсирующая кровь Корделии, бешено мчащаяся по венам под столь нежной и мягкой кожей, манила Ангела и он не смог сдержаться. Он отскакивает от девушки, спрятав лицо в ладонях, и с глухим рыком пятится к кровати, грузно упав на старый матрас. — Прости меня. Прости… — За что? — Глухо выдает Корделия, на самом деле слегка струхнувшая от увиденного. — Ты же не укусил меня. — Уходи. Пожалуйста. — Нет. Не уйду. Упрямство Корделии, проявляющееся по поводу и без, всегда было ее отличительной чертой, а потому не было удивительным, что и сейчас она не стала отступать. Решительно подойдя к мужчине, она заставила его посмотреть на себя, и, к ее собственному удивлению, его вторая личина не вызвала у нее отторжения или страха. Ангел вздрагивает, когда она касается его лица, выводя каждую черту, всматриваясь и изучая, а под конец и вовсе поцеловав в губы, что стало финальным аккордом в уничтожении сомнений. — Не такой уж ты и страшный. — Я такой же, как они, Корди. — Нет. — Уверенно покачав головой, говорит девушка. — Ты лучше. Во всяком случае, гораздо лучше тех ребят, с которыми я встречалась. Ангелу отчего-то неприятно слышать, что в жизни этой красавицы уже был кто-то, с кем можно сравнивать хотя бы даже в самом невинном плане, потому что на деле отношения с ним — ночные вылазки, пока солнца нет — не совсем то, к чему привыкла королева вечеринок и дочка богатых родителей. Ангелу не хочется, чтобы она выбрала кого-то другого, а потому поддается порыву и целует ее сам, порывисто и пылко, увлекая ее язык в бешеную пляску, смакуя мягкость ее губ и срывая с них легкие стоны. — Подожди. — Вдруг останавливает его девушка, улыбаясь счастливо и довольно. — Я ведь совсем забыла про бал! — Бал? — Недоуменно переспрашивает Ангел, тем не менее, радуясь, что девушке взбрело в голову вдруг заговорить хотя бы о чем-то и отвлечь его самого от бурлящего в венах желания. — Какой бал? — Осенний бал. На нем будут выбирать Короля и Королеву. Ну, кто будет Королевой ты и сам догадываешься, но в этом году у меня нет пары. Корделия, собственно, слабо понимала, что творит, — выбирали всегда из школьников, а не из пришлых чужаков, зашедших за компанию по приглашению, — просто искренне желала, чтобы Ангел бы там с ней на этом балу, и кружиться в танце с венком из засушенных трав, знаменующим корону, хотела именно с ним. — Ты придешь? — Боюсь, что там я буду не к месту. — Не говори ерунды! Ты будешь со мной, а значит — очень даже к месту! — Корделия обнимает мужчину за шею, ласково заглядывая ему в глаза, и просит точно ребенок, заканючив. — Ну пожалуйста. Пожалуйста-пожалуйста! Ангел слегка усмехается, прикрыв глаза, и молча кивает, не в силах отказать. Он успел не просто привязаться или заинтересоваться этой девушкой, но и вполне влюбиться, а потому был готов пойти на кое-какие уступки ради ее причуд. Кто-то сказал бы, что это все из-за многих лет одиночества да тоски, старательного аскетизма, порой пожирающего изнутри, борьбы со своей сущностью, которая даже с обретением души никуда не делась, просто позволяла себя дрессировать; но детали Ангела не волновали. Он пойдет с ней на бал и будет с ней танцевать, во что бы то ни стало.