Вор улыбок

"Еда способна утолить голод, но эти сладкие эмоции и пестрые чувства лишь распаляют аппетит. Что-то в тебе чует чужой восторг и подталкивает отнять их. Ты вор улыбок, Минхо-я. Думаю, что могу называть тебя как-то так." - Белый халат противно режет глаза, а бейдж с именем спустя время не удается упомнить и разглядеть.       Минхо девять. Он хлопает глазами с длинными ресницами и старается понять, почему человек рядом с ним такой "безвкусный", пресный. Только лёгкая нить уверенности, доброжелания и услужливости. Мальчик водит глазами по нему, после бросает обеспокоенный взгляд на мать. У той нет сил больше улыбаться. Она источает некий страх и облегчение, ее мысли и догадки подтвердились. И пока для присутствующих картина складывается из пазлов, то Ли ещё мал, чтоб соединить воедино перепутанные детали. Тем более, что для него они все одного цвета.

***

      Голос преподавателя смешивается с ворчливым шепотом друга за партой на заднем ряду. В общей массе диалогов сквозят темпераменты политиков в современной Корее и проблемы на работе в продуктовом. В прочем, обе темы выглядели достаточно сухо, вызвая дрёму, вынуждая широко зевнуть. На постное лицо друга и демонстративный зевок Джисон хмурится, стукнув под столом крепкое бедро. - Бро, блин. Как ты можешь, я тебе тут душу изливаю, а тебе по-барабану! - Куксясь, Хан делает вид кропотливой записи конспекта, ведь на них обратил внимание преподаватель. Ли заглядывает в исчирканный каракулями лист бумаги и только закатывает глаза. В этом весь Джи, который после начнет клянчить записи у всего потока, ведь стенания о никчемном молоке на полке холодильника в севен-элевен куда важнее. - Сон-и, я уже все сказал. Не нравится - увольняйся. Тебе вообще не за чем работать, ты же не бедствуешь, родители хорошо обеспечивают тебя, чтоб ты не отвлекался от учебы. В итоге ты рвешься за всякой чушью, забывая об этом, - другим концом ручки ткнув в листы, Минхо стучит тихо и показательно, теряя какое-либо желание слушать дальше эту бессмыслицу. - Я не хочу сидеть на шее у родителей! Ты же знаешь. Да и мама сказала, что им тяжело меня содержать. Мне уже двадцать два года, а я все ещё ничего не умею, - Хан не обижается на Ли. Привык уже к его скупости и резким высказываниям, даже проникся молчаливому присутствию и каменному лицу. Джисон мог по пальцам перечислить дни проявления эмоций у друга. - И что? Работа в магазине не сделает тебя талантливее в том, чем ты хочешь зарабатывать. Нравится писать песни? Отправь демо в студию и агенства. Хочешь петь? Запишись на прослушивание. Танцуешь.. Нет, ты не танцуешь, - Ли отбрасывает последний вариант быстро, за что вновь вознаграждается ощутимым ударом в бедро. - Ещё один удар, и ты улетишь в окно,- шипит Ли, прожигая сглотнувшего от страха Хана взглядом.       Разговор сворачивается громким замечанием преподавателя, которому мешают рассказывать о гениальных, и не очень, умах палаты советников. Минхо даже благодарен ему, полностью отдавая себя окну и виду за ним.       Пришла осень. Не золотая, а промозгло-дождливая. Влажный тротуар утоплен крупными озёрами, земля где-то грязевыми комками стекала с общей массой воды на пешеходные тропы, пачкая обувь и низы штанов и джинс. На уже полысевших ветвях редко, однако достаточно громко, кричат птицы, а машины гоняют листву по проезжей части. Ещё не наступили заморозки, температура хвасталась за плюсовую последними силами, проигрывая стремительно, почти моментально. - Эй, - Ли выдыхает сухой воздух аудитории, расставаясь мыслями с прохладой погоды, чтобы вновь обратить внимание на друга, - тот парень снова на тебя смотрит.       Тот парень. Минхо переводит свои кофейные глаза в сторону неизвестного, замечая, как тушуются под пристальным взглядом. Действительно смотрит. Уже несколько недель на совместных занятиях за Ли наблюдают с любопытством и интересом. Каким-то детским азартом, желанием спросить хоть что-то, возможно, даже пригласить.       Ли моргает продолжая изучать бесстыдно и бессовестно юношу, поцелованного солнцем. На острых скулах, милых щечках виднеются красивые веснушки. Обесцвеченные волосы маллетом спадают на тонкие плечи, аккуратные пальчики заправляют за ухо белесую прядь. У него несколько пирсингов с круглыми серьгами и лабретами с кошачьими лапками. Выглядит мило, особенно когда румянец появляется на молочной коже. - Ты можешь не быть таким? - Хану самому становится неловко от зудящего взгляда друга на какого-то незнакомца. "Интересно," - у Минхо нет иных мыслей. В нем слышится инородный вой, дотошный зуд и заезженной желание испробовать. Познать. - Хорошо, - в воздух произносит Ли, отрываясь от своей жертвы и, наконец, вслушиваясь в речь преподавателя, что стремилась к концу.

***

- Я не могу так больше, - затравленным шепотом вторит женщина, выпивая новую горсть лекарств. - Это не то, это убивает... Я понимаю, что глупо винить ребенка в своих страхах и терзаниях, но... Я словно из-за него забыла, что такое восторг! Что такое... любовь? Дорогой, - слабые, постыдные всхлипывания, которые больше не получается проглотить с комом в горле, вырываются наружу.       Сквозь узкую щель в дверях Минхо видит маму лёжа в кроватке, подтягивая одеяло ближе к подбородку. Она качает головой, делает глубокие вдохи и выдохи, через нос, рот, но не помогает. Слезы льются по щекам. Ей стыдно за них, она трёт их, прячет, хмурит брови и отрицает слабость. -Дорогой, - зовёт тихо, задыхаясь, словно умоляет понять ее и не винить, - я понимаю, что плохая мать. У меня не получается любить его. Оно всё... Всё прекрасное исчезает, понимаешь? Я.. я не знаю, словно испаряется, когда смотрю на него. У меня нет к нему ненависти, но... Я отвратительная мать. Я его не люблю.       Рыдания заглушаются ее узкой ладонью на искусанных губах. Плечи дрожат, точно она стоит на краю обрыва в ледяной дождь с ужасными порывами ветра. Мужчина подходит к ней, сочувствующие обнимает, стараясь успокоить. Говорит ей на ухо то, чего не слышит четырех летний мальчик в кроватке. В нем астрономическая черная дыра с одним словом "интересно" и больше никаких ощущение. Тот, что насыщается чужим счастьем и радостью. Он не ест все, что дают, воротит нос, отплевывая чужие терзания. Райская пища для него - удовольствие. Минхо не знает, как должно быть, потому что "лучшее детям". Он мало что знает, мало понимает, ведь сложно уяснить чувство лишь словами и логикой, а иначе не получается.

***

- Привет, - смущённо, взволнованно произносит парнишка уже через неделю после пристального наблюдения в последний раз. - Я бы хотел познакомиться. Ты не против? - Ли Минхо, - представившись, он протягивает руку, снова хищно изучая нового знакомого. - Ли Феликс, - охотно сжав ладонь, паренёк отмечает схожую фамилию и что-то воркует про судьбу. Минхо мало слушает. В нем все забывается от запаха невинной влюбленности, детской любопытности. На языке слегка сладко, воздушно.       Бездна не кричит, она тихо зовёт. Гипнотично шепчет в открытое сознание, охватывает разум и просит, просит, просит, молит, чтобы ей преподнесли этот дар. Искрящуюся влюбленность. Мир иллюзий и розовых очков, экстаза и эйфории в самом чистом проявлении. Сильнее наркотиков, эпичнее алкоголя, прожженнее сигарет. Ли словно ощущает зависимую ломку физически. Слышит треск костей, тихими глубинами полосующий костную поверхность. Это не вспышки, не резкие пробития, а раздражительно и противно медленные ощущения. Его растягивает по волокну. - Может, сходим куда-нибудь? - Минхо не сверлит взглядом, не проедает дыры, методично скользит по лицу, царапаясь о красивую улыбку. Если б не паразит по имени "Интересно", парень бы не заметил его. Как и всех остальных. - Д-да?! Да! - И этот нежно-розовый на щеках, эти сощуренные от восторга глаза и несползающая радость. Пальцы прижатые к горящим щекам и ноги-пружины, вынужденно раскачивающие тело. Мальчик-солнышко. Горячее, согревающее и ослепительное. Так отчаянно пробивающееся сквозь все тучи и невзгоды к старшему, который воплощение глубинного дна. Того, что поглощает лучи, убивает тепло и взращивает тайны и хищников. Тот самый черный, поглощающий все цвета и ничего не отдающий взамен.       Ли смотрит на него безднами, черными дырами души, улыбаясь обольстительно. Он знает, как нужно выглядеть, как вести себя, что говорить. В театре жизни у него было больше всего репетиций и ролей. - Тогда дай свой ник в какао, я напишу тебе позже. Сейчас у меня другие пары, - Минхо не отводя взгляда, протягивает телефон. Следит за влажными ладошками, обхватившими гаджет, за попытками стереть такую счастливую гримасу с лица и вслушивается в стук пальцев по экрану. Ему могло быть стыдно за все, что последует, но не выходит. Стыд не задерживается, как и всё прочее.       Он сам мрачный космос, забирающий всё, что в него попадает. И этому пространству всегда мало, ведь если у глубины могло найтись дно, то у Минхо бескрайняя пропасть.