Второй шанс

— Проходи, разувайся, — на выдохе произносит Ярый, открыв дверь. Рома замирает на пороге, цепким взглядом рассматривая омегу. В нос бьет концентрированный запах желания, от чего и без того оттопыривающий ширинку безжалостно тесных джинсов член начинает болеть. Но собственные интересы давно задвинуты на второй план. Альфа рассматривает парня с тревогой. Он знал, что будет не просто, он готовился. Выпил непозволительно большую дозу подавителей, чтобы не было даже малейшего процента вероятности, что он не сдержится. Он рассматривает раскрасневшееся, покрытое испариной лицо Яра, выискивая страх в его глазах. И не находит. Возбуждение — да. Волнение — да. Но не страх. Его ноги заплетаются, но Яр все же умудряется дойти до кровати и упасть в нее лицом вниз. Глухо стонет и сжимает пальцы в кулаки. Возможно, он просто хороший актер. Наверняка, ему как минимум, тревожно. Рома очень переживал, что после всего случившегося парню будет страшно до истерики. Потому что по факту, если сейчас альфа плюнет на их договоренность и навалится сверху, то Яр вряд ли сможет хоть что-то с этим сделать. Но он остается в прежнем положении. Уязвимый, беззащитный. Мужчина замирает в паре метров от него. Умоляет себя отвести взгляд от мокрого пятна на серой ткани домашних штанов омеги и хрипло произносит: — У тебя есть веревка? Если нет, я принес наручники. Голос звучит немного смущенно, и почему-то Ярый на это улыбается. Нервно, но улыбается, переворачивается на спину и расслабленно прикрывает глаза. Дает себе с десяток секунд тишины и темноты, а потом все же приоткрывает веки и смотрит на мужчину, который всеми силами пытается скрыть свое возбуждение. И желание. Почему-то желание кажется чем-то постыдным. Как можно хотеть засунуть свой член в этого прекрасного омегу? Как можно вообще хотеть провернуть подобное с человеком, к которому испытываешь такую сумасшедшую, безусловную любовь, какую могут испытывать только истинные друг к другу. Истинные, которые, черт возьми, чувствуют запахи! Рома чувствует запах, и этот запах сводит его с ума. В отличие от Яра, который морщит нос, встает и указывает на кровать, жестом попросив лечь. Прежде чем сделать это, Рома раздевается полностью, пытаясь не краснеть, обнажая свой крепкий член в полной боевой готовности. — Я ничем не болен и пью противозачаточные, — сообщает омега, забирая у него наручники. — Надеюсь, ты не против узла. — Не против, — выдыхает мужчина, облизывая губы и подставляя руки под металлические браслеты. Как он может быть против подобного?! — Только ключ не потеряй… — Хорошо. Приковав руки альфы к изголовью, Ярый немедля раздевается сам. А потом без лишних расшаркиваний седлает его бедра, рассматривая перевитый венами член. — Большой, — произносит омега, обхватывая ладонью ствол. Альфа глухо выдыхает, непроизвольно подаваясь бедрами в его кулак. Его собственный омежий член, конечно же, ни в какое сравнение не идет. В половину меньше, до конца наверняка не твердеет, но оно и не удивительно. Зачем омегам член? Так, рудимент… — Это проблема? Что большой? — Да нет, — хмыкает Ярый, нависая над ним, приставляя головку к скользкой от смазки дырки. — Я ребенка год назад родил. Помнишь? И, не давая им обоим времени опомниться, начинает опускаться вниз, с каждым миллиметром поднимая альфу все выше в его персональный рай. Течка не достигла своего пика, но, даже если бы она была в разгаре, вряд ли бы Яр остался удовлетворенным. Рома с самого начала знал, что так будет. Для полноценного соития не хватало вовлеченности альфы в процесс. — Блядство… — хрипло шепчет омега, замирая, сидя на члене. Они оба только что кончили, узел раздулся, плотно засев внутри него, но реального кайфа ни один, ни другой не испытали. Банальная физиология, фрикции и вся хуйня… — Яр, — зовет Рома, позвякивая наручниками. — Ты так мог бы с любым резиновым дилдо с автоматически раздуваемым узлом. — Заткнись! — шипит Ярый и сам прекрасно понимая это. Ему точно хотелось… другого. Хотелось прикосновений, поцелуев, укусов. Хотелось, чтобы альфа поставил его на четвереньки и жестко выебал. А потом запечатал узлом и придавил своим телом к кровати. — Яр, расстегни наручники. Клянусь, я тебе не сделаю плохо, — предпринимает попытку альфа, но получает жесткий отказ. — Нет. Омега ложится сверху, умащиваясь поудобнее, и утыкается носом в шею альфы. А потом вдруг дергается, привставая на локтях, и с возмущением восклицает, глядя в глаза парня: — Я тебя не возбуждаю?! Он смотрит пристально, рассматривая его зрачки, которые, Рома знал точно, нормального размера. Омега наверняка делает неверные выводы. У альфы запах подавлен, клыки не демонстрирует — значит не хочет! Он даже пытается встать, чтобы уйти. Узел с влажным звуком с трудом выходит из растянутой дырки, от чего альфа шипит и морщится, а омега сжимает зубы. — Ты меня не хочешь! — констатирует Ярый, дрожащими пальцами подхватывая маленький ключик. — Это не правда! — восклицает Рома и потирает запястья, когда его руки освобождают от наручников. — Я выпил львиную дозу подавителей, чтобы… чтобы контролировать себя. — Что-то ты слишком хорошо справляешься! — обижено бурчит Яр, но альфа не дает ему упасть в рефлексию. Он предпринимает еще одну попытку. — Позволь мне сделать все правильно. Я тебя не подведу. — И как же правильно? — рычит в ответ омега, демонстрируя зубы. — Связать и выебать?! — Пока что связал и выебал меня ты, — улыбается альфа в ответ и протягивает руку. Яр замирает, глядя на его ладонь. Он стоит в паре метров, скрестив руки на груди, и у него есть выбор. А Рома осознает, что у него как раз таки выбора нет. Он обречен теперь всю свою жизнь любить этого прекрасного, сильного, но раненого мальчика. Да, можно было не пить подавители, он бы никогда не навредил своему омеге. Ярый делает шаг вперед. Один, второй, и вкладывает свою дрожащую ладонь в ладонь альфы, вверяя себя ему.