Танцевать на руинах мира

Сердце стучит так гулко, что Лия сперва не расслышала, какой результат ей объявила тестирующая. Побелевшие пальцы, сжатые на острых коленках, от напряжения сводит. Лия старалась. Лия очень-очень старалась — уверенно, отрепетированно и без запинки отвечать на вопросы, не ерзать на стуле, который, кажется, утыкан иголками, не дышать слишком шумно и нервно. Рука матери ложится на ее плечо и сжимает с такой же силой, с какой кулаки сжимает Лия. — Это очень хороший результат, — откуда-то издалека говорит тестирующая в белом халате. За ее спиной, в огромном панорамном окне, суетится раскинувшийся Полис. — Высокий интеллект, хорошие творческие данные, сильный голос. — Тогда в чем дело? — недовольно спрашивают над головой. — Что с моей девочкой не так? — Браслеты не делят людей на хороших и плохих, — безразличное лицо женщины смягчается, когда она отрывает взгляд от датапада. — Они всего лишь помогают сдерживать эмоции, а Лия весьма эмоциональный ребенок. Лие не нужно видеть реакцию матери, чтобы догадаться, что такой ответ ее не устраивает. Да и тестирующая торопливо добавляет: — У талантливых ребят это часто бывает. — Талантливым ребятам не дают серебро, — спорит мать. — У вас у самой золото. Вы лишаете мою дочь будущего. — Если выбор стоит между талантом и безопасностью, то второе Полис ставит в приоритет, — сухо отрезает работница Института и, не давая вставить слово, добавляет: — Через год все подростки проходят переоценку. Мы будем видеть вас вновь и пересмотреть решение. Всего доброго. Вставая со стула, Лия не чувствует ватных ног. Она старалась. Она так старалась — и вот вокруг ее запястья застегивается браслет; не желанное золото, а кандалы серебра. От обиды глаза застилает мокрой пеленой, но разрыдаться ей не дают. — Не реви, — одергивает мать, когда они идут по белым коридорам тестового центра при Институте. И Лия глотает слезы, Лия до боли впивается ногтями в ладони и закусывает нижнюю губу — но не ревет. — Это всё твои истерики, — отчитывает мать, когда они спускаются по широким ступеням к залитому рассеянным солнцем городу. — Сколько раз я тебе говорила, что тебе нельзя показывать свой характер? Ты себе хочешь нормальную жизнь или нет? — Хочу, — выдавливает Лия, глядя прямо перед собой. — Хорошая жизнь просто так не дается, это труд. Тяжело построить, а испортить легко. И Лия трудится. Она стирает пальцы о клавиши, когда учится музыке, она поет так, что звук собственного голоса еще долго звенит в грудной клетке, она не рыдает — разве что чуть-чуть, по ночам и в подушку, когда никто не видит. Лия растет под давлением — под таким, какое только бриллиант и выдержит. Она выгрызает «золотой» статус зубами и умением отвечать так, как от тебя этого ждут. Она никому не скажет, что на самом-то деле ей было положено серебро — разве что спустя годы попросит друга-ученого подкрутить силу браслета, чтобы сердце перестало биться так оглушающе гулко.