Давай поиграем во взаимную любовь...

      Антону ещё хуже. Не физически, морально. Кто там говорил, что на расстоянии любовь слабеет? Что если долго человека не видеть, его можно забыть? Чушь, бред, неправда. Он скучает. Он не может жить без голубых глаз, в которых утонет, как только увидит, но он так в них нуждается. В них не холодно, в них тепло. По-своему тихо и спокойно. Кажется, только с ними он может дышать.       Антон лежит в кресле, чувствуя, как ноги и руки становятся ватными, глаза закрываются, но он ведь недавно проснулся! Как же его всё достало. Больше, чем о голубых глазах, он мечтает, наверное, о прежней жизни. Пусть и та была не сахар, но сейчас она кажется ему Раем.       Парень тянется за телефоном, чтобы набрать скорую, и будь что будет. Пускай забирают. В больницу — значит вылечат, в психушку — значит избавят от желания видеть голубые глаза и красивого мужчину. Ему все варианты кажутся лучше, чем состояние сейчас.       От набора цифр его прерывает звонок в дверь. Внезапный гость мог и подождать, если бы с каждым разом звук не был более резким, частым и требовательным.       Смерть, что ли, пришла?       Тогда Антон не хочет открывать. Он же вылечиться хочет, вон, даже в скорую звонит, хотя не особо их жалует. Но трель звонка настолько громкая, что голос в трубке он не услышит, да и сам не сможет ничего сказать. Мысли в голове и так не алё, а тут ещё и противный нарастающий шум, от которого в голове всё гудит.       Шастун матерится себе под нос (уж что-что, а сил на это у него будет хватать всегда) и идёт открывать. Видимо, он и правда думал, что смерть пришла, а поэтому пошёл встречать гостя в майке и домашних шортах, которые держатся на нем благодаря резинке.       Дверь резко распахивается, и за ней мужчина чудом успевает отскочить — так бы ему прилетело в лоб. Перед ним худощавый до боли в груди парень. Арсений никогда не изучал анатомию, но знает точно — перед ним скелет. Он смотрит на него и пугается, но затем видит глаза, всё такие же тусклые, бледно-зелёные, а затем кудряшки, которые сейчас больше походили на воробьиное гнездо, и понимает —       Скучал.       Пускай и больно мозгу это осознавать, но сердце болит сильнее при виде такого парня.              Перед Антоном — весь мир. Он смотрит внимательно и настороженно, с каждой секундой всё больше сомневаясь в том, что это паранойя или глюк, ведь мужчина не пропадает — стоит, и такими же не верящими глазами смотрит на Антона, но другими — голубыми, красивыми, нежными, жизненными. — Вы… — разрывает молчание Шастун, но договорить ему не дают, силой затаскивают в квартиру и прижимают спиной к стене. У Антона даже нет сил сопротивляться.       Арсений держит руки по обе стороны парня, смотря в глаза с каким-то рвением, вызовом. Смотрит и не отрывается. Между их носами несколько сантиметров и дыхание одно на двоих. А дышит Антон часто, через рот, пытаясь осознать всю ситуацию и сделать хоть что-нибудь, но что он может в таком положении? — Я же просил тебя есть, — отрывается от изучения бледного лица Попов и отстраняется, поправляя ворот пальто. — Зачем вы приехали? — игнорируя фразу, тихо спрашивает Антон. Теперь ему страшно и стыдно смотреть в голубые глаза. Не хочется видеть там презрение или ненависть. — Проверить твое состояние приехал, и, как вижу, оно не лучше, — хмыкает брюнет, потирая лицо ладонями, желая скрыться в них. И не скажешь ведь, что скучал. — Зачем… Ссссс… — Антон резко хватается за голову и шипит, скатываясь вниз по стене. По голове будто сильно ударили чем-то и в глазах пронеслись искры — состояние дало о себе знать. — Тоша! — крепкая рука ложится на грудь, не давая упасть, и Арсений несёт Антона, полулежащего на нём, в глубь квартиры, пытаясь найти спальню, чтобы положить парня на кровать. — Голова… Бля… — мычит Шастун, всё больше заваливаясь и чувствуя, как ноги предательски слабеют всё больше. а в глазах становится слишком темно. — Только не отключайся, прошу, — тихо просит Арсений, стараясь удержать парня, ведь он, как мыло в его руках, постоянно соскальзывает, и приходится поправлять хватку, делая её крепче, ощущая быстрое сердцебиение чужой груди. — Ещё один раз я не переживу, — шепчет он.       Найдя комнату парня, брюнет укладывает его на кровать, тут же натыкаясь на упаковку с таблетками от головной боли и стакан с водой. Взяв одну таблетку из полупустого блистера, Арсений подносит её к лицу Антона, давая запить водой. — Мне лучше, спасибо, — нормальным голосом отвечает Шастун после принятия лекарства. — Такое бывает, меня уже отпустило. — заверяет он, лишь бы за него не волновались, хотя правды в этом было отчасти — таблетка ещё не успела подействовать, но лёжа переносить головную боль было легче. — Это первые признаки анорексии, идиот! — ругается Попов, не сильно выбирая выражения сейчас, и достает из кармана джинс телефон.       Антон снова подмечает, какой Арсений красивый. Нет, он всегда был красивым, приходил в своем фирменном пальто, под которым был классический костюм (подобранный Антоном, конечно), но сейчас Арсений был особенно красив. В тёмно-серых джинсах (джинсах, прикиньте!) и чёрной идеально сидящей на нём рубашке, которая при движении натягивалась и показывала сквозь ткань стройное, довольно-таки подтянутое тело. — А вы откуда знаете? — тихо спрашивает Антон, видимо, для разрезания нагнетающей тишины, которая била сильнее головной боли, а с залипанием на Попова вообще убивала, становясь как бомба замедленного действия. — У меня… Не важно, — осекается брюнет, и тут же отворачивается от Антона, всем своим видом показывая, как ищет что-то невъебенно важное в телефоне. Возможно, так и было, не Антону судить о важности телефонных дел богатых людей. Только через минуту Попов прикладывает гаджет к уху и выходит в коридор, останавливаясь так, чтобы его не было видно, но разговор был слышан, стоило чуть-чуть напрячь слух.       Обычно Антон не любил лезть в чужие дела и не лез в них никогда, но сейчас ситуация была немного иная. Он всё же слушает и слова, доходящие до него голосом Попова ему очень-очень не нравятся. Лучше бы он оглох. — Алло, Паш? Привет. Можешь на адрес приехать, который я тебе скину? Тут одного парня нужно осмотреть, он совсем плох, — мужчина кидает взгляд в сторону комнаты Антона, не видя его. Попов никак не ожидал застать парня таким. Тот должен был поправиться, так же у всех людей происходит. Так же? — Это важно, Паш. — серьёзно говорит Арс и отходит подальше от комнаты. — Я заплачу. — Услышав по ту сторону звонка цоканье, мат, но в конце согласие, Арсений победно улыбается и кладёт трубку, скидывая нужный адрес по sms.       Пускай Антон слышал только начало разговора, пускай у него сейчас болит голова, а вместо мозга каша — суть до него доходит прекрасно. Если, конечно, он правильно её уловил, это же Антон.       Попов заходит в комнату через пару минут и усаживается на кровать около ног Антона. Сказать, что Шастун прихуел, — ничего не сказать. Даже дар речи потерял. — Ты как? — спрашивает мужчина уставшим голосом, смотря на него. — У-уже лучше, — с запинкой откликается младший, не решаясь посмотреть в ответ. — Простите, что так получилось. — Интонация выходит больше вопросительной, но Антон сам сейчас полностью состоит из вопросов, как к мужчине, так и для него. — К черту твои извинения. Зачем ты гробишь себя?       Антон лишь медленно мотает головой из стороны в сторону, давая понять, что не станет говорить.       Арсений рычит, запуская пятерню в черные волосы, немного оттягивая их, приходя в себя, и резко встает с кровати, из-за чего Антон теперь смотрит на него снизу вверх. — Значит так, — строго начинает он. — Сейчас приедет врач, мой, он осмотрит тебя, скажет, что делать и ты будешь делать и будешь слушаться, ты понял меня? — Попов делает акцент на слове «будешь» и тыкает в младшего пальцем, говоря тоном, не терпящим возражений.       Глаза Арсения тёмные, Антон понимает — злится. Он бы тоже злился на себя, но куда уж больше. Достаточно себя наказал. Лежит трупом перед мужчиной своей мечты, не смея его ослушаться, потому что не может. Много чего не может, много чего не позволяет себе, не только по причине своего отвратительного состояния, хотя это тоже играет роль.       Попов ещё раз спрашивает Антона, как он себя чувствует, и говорит лежать и не двигаться, сам уходит куда-то, когда ему звонят на телефон. Разговора не слышно, да Шастун и не сильно пытался. Всё, что надо для себя он уже услышал. Не будет он поступать, как Попов, не будет лезть в чужую жизнь, когда не просят, хотя если бы голубоглазому нужна была помощь, он бы помог, обязательно помог бы, даже, наверное, не спрашивая.       Лишь бы с ним всё было хорошо.       Трель звонка.       Она сильно отличается от той, которую Шастун слышал ранее. Эта была спокойная, не требовательная, даже звучит тише или это потому, что головная боль прошла.       Арсений открывает гостю, они переговариваются о чем-то между собой и только потом проходят в комнату к Антону.       Рядом с Арсением стоит дяденька, такой же худой, каким Антон был раньше до своей влюбленности, в свитере и джинсах, с небольшим чемоданчиком в руках. — Это… — начинает Попов, но его перебивает очередной звонок телефона, он извиняется и выходит из комнаты, чтобы никому не мешать. — Здравствуй, Антон, — мужчина протягивает парню свою руку и Антон недоверчиво пожимает её, для чего приходится чуть приподняться с кровати. — Меня зовут Паша, я врач. Мне нужно проверить твое самочувствие, не против? — слабый кивок. — Отлично! Покажи живот.       Антон с таким же недоверием поднимает майку и Паша осматривает его, щупает живот, проверяя таким образом внутренние органы, разговаривает с ним, задает вопросы про питание, вредные привычки и образ жизни в целом.       Шаст мнётся, но старается говорить правду. Павел выглядит человеком хорошим, приличным, делает всё четко и без лишних движений, на безымянном пальце парень даже замечает кольцо. — Мда… — выносит свой потрясающий вердикт врач после осмотра. — Всё плохо, Тох, но поправимо, — улыбается он. — Я выпишу тебе сейчас всё необходимое, но тут только от тебя зависит, если лечиться сейчас начнёшь — правильно, не пропуская ни одного приема пищи и таблеток, — то всё нормально будет, а если продолжишь… — мужчина пожимает плечами, мол, «сам знаешь, что будет». Антон вздыхает. Знает, конечно знает. — Можно вопрос? — как-то странно произносит Павел, черкая что-то на бумажке. — Кто ты Арсению?       У Антона сердце пропускает удар. Он ослышался? — В смысле, «кто»? — хриплым голосом переспрашивает шатен, все ещё думая, что ему послышалось. — Ну, просто он так возится с тобой, меня даже вызвал. Он, когда с температурой под сорок лежал, говорил не приезжать. Ему обычно… Всё равно на всех, даже на себя, у него в голове только работа. Ты сын его босса, да? — выдвигает свою догадку мужчина, смотря в светло-зелёные глаза.       Антон на секунду так и подумал, что да. Видимо, он сын какого-то сверхважного дядьки, раз с ним так возятся, других вариантов нет. Но вспомнив, что отец у него явно не большая шишка в какой-нибудь крутой компании, а простой рабочий, задумывается. — Может, ты его внебрачный сын? — продолжает накидывать идеи Павел. Ему, видимо, интересней всех знать ответ. — Да не знаю я! — выкрикивает Антон. Он сейчас от стыда сгорит после таких догадок. Ничей он, блять, не сын!       На шум приходит Арсений. — Что такое? — он смотрит сначала на парня, у которого щёки чуть розовые и глаза горят недобрым огнём, потом на Пашу, что усмиряет друга взглядом, говоря «Всё хорошо, мы закончили». Арсений кивает врачу в сторону двери и они выходят, оставляя Антона одного в неведении.       Какого хуя? — Ну как, Паш? Что с ним? — спрашивает Попов, оказываясь на улице возле машины. — Не анорексия, расслабься. Но расстройство желудка он заработал как минимум. Вот, я тут всё написал, — Павел протягивает листок с нужными лекарствами и диетой. Арсений смотрит внимательно, вчитывается, а потом вздыхает. — Пиздец… Надо же было так себя довести! — ругается он. — Что? Я ослышался?! — брови врача моментально взлетают вверх. — С какого года ты не матерился? Ахуеть. Да чё с тобой? — пытается сложить пазл в голове друг, собирая по кусочкам информацию то с одного, то с другого. — Прекрати. Я просто устал, — отмахивается брюнет, поправляя на себе пальто, которое успел накинуть перед выходом. — Не ты мне говори про усталость. Столько лет пахать, умирать от простуды и всё равно работать, не прося помощи. А тут! В тебе же чувства проснулись, Попов, — довольно улыбается Паша, даже не представляя, как больно слышать это его собеседнику, прямо ножом по сердцу. — Но не слишком ли поздно? — продолжает добивать его друг, не видя преград. — Ты теперь каждому больному помогать будешь? Всех не вылечишь, уж мне-то поверь. — он вздыхает грустно и они одновременно останавливаются около автомобиля Павла. — Он не больной, — говорит Арсений быстрее, чем успевает подумать. — И я в волонтёры не нанимался. Сам нихуя не понимаю. — он отворачивается, чувствуя, как гадко становится на душе. Друг подходит к нему сзади и ободряюще хлопает по плечу. — Ладно, расслабься. Парень правда хороший, смешной. Неужели сам себя так, или помог кто? — с сочувствием спрашивает мужчина. — Не знаю. Нихера он не ест и не говорит. Я бы помог! Может, он использует меня? А я как дебил верчусь перед ним? — с тоской в голосе предполагает голубоглазый, ища хоть каплю поддержки напротив, которой вдруг стало хватать, как никогда. — Не похоже. Ему правда помощь нужна. Я бы помог, но я не психолог. А ты сам случаем не.? — протягивает неожиданно вопрос Павел. — Что сам? — голос предательски дрогнул и Арсений глубоко вздохнул. Неужели по нему всё видно? — Я уже объяснился: материшься, просишь помощи, жалость к пацану от тебя так и прёт. На работу случайно не тебе надо? — добивает он. — Я в порядке. Тебе надо, — отрезает Арсений, становясь вновь таким, к какому все привыкли: статный, высокомерный, вежливый, безэмоциональный. — Смотри. Не упусти, хуже будет, — предупреждает друг, наконец садясь в машину. Не ему ли привыкать к такому Арсению Попову?       Они прощаются и Паша уезжает. Арсений понимает, что приятель имел ввиду. Он понял и запомнил, но слова никак не могли долететь в нужное место, иначе он бы уже начал действовать.       Он решает не идти обратно к Антону, а прогуляться до ближайшей аптеки пешком, чтобы подышать, подумать ещё раз обо всем пиздеце, что вдруг так резко пожаловал в его жизнь, и купить нужные лекарства парню.       Гребаная аптека оказывается в сороках минутах ходьбы. Попов сначала долго проклинает её, но потом понимает, что, наверное, так даже лучше. Было больше времени подышать свежим воздухом и подумать.       Он возвращается в чужую (незапертую, видимо, Антон так и не вставал с кровати, послушный мальчик) квартиру. Проходит тихо, ведь свет нигде не горит. Он направляется в комнату младшего, где застаёт умиленную картину.       Тоша (по-другому и не назовешь это лохматое чудо) спит на большой двуспальной кровати, свернувшись калачиком. На голове у него воробьиное гнездо из уже полюбившихся мужчине до боли в груди светлых кудряшек, которые закрывают лицо. Арсений просто подумал, что парню из-за этого трудно дышать, поэтому (и только поэтому) он подходит и аккуратно поправляет чёлку из пушистых волос, убирая её в бок, от чего мальчишка чуть ёжится и переворачивается на другую сторону, начиная просыпаться.       Арсений отпрыгивает от него, боясь быть замеченным словно в чем-то запрещенном, но потом подходит ближе и тихо говорит: — Чшш… Спи, Тоша, спи, — у Попова сердце сжимается от того, как звучит его голос. Совсем тихо, нежно и ласково, таким голосом говорила ему только его мама, когда маленький Сеня просыпался по ночам от кошмаров. — Аррс… — Антон улыбается во сне, причмокивая, и снова засыпая.       Сердце пропускает удар.       Арсений накрывает парня одеялом и выходит, направляясь за медикаментами, которые купил, а затем на кухню, чтобы это всё разложить.       Мыслей в голове настолько много, что Попов не придумывает ничего лучше, как зацепиться за одну единственную.       Надо ему побольше продуктов купить.