one-by-one

×

— О, — Джин оборачивается. На его лице — ни следа испуга, только мягкая улыбка. — Вы уже здесь. Как раз все почти готово! Тэхён, честно говоря, не может поверить ни своим ушам, ни глазам. У Джина на безымянном пальце — кольцо от пивной бутылки, хотя раньше он мог легко обзавестись всей коллекцией от тиффани разом; сам он одет в домашнюю потертую футболку и треники от найки больше на размер, скорее всего вообще не его, а Намджуновы. Это — настоящий гротеск, насмешка над золотыми горами несметных богатств, отданных и потерянных. Это — для таких, как они, должно было стать смертельной угрозой и тотальным крахом. Концом всего. Но Джин выглядит почему-то так расслабленно и так спокойно, как будто просторный лофт и студия сбоку, оснащенная каким-то наверняка дорогущим оборудованием, на которое и тратились все жалкие сбережения, да даже тот нелепый молодежный клуб внизу — его настоящая стихия. — Ты как вообще? — Тэхён крутит в руках тарелку и не может найти себе места. — Прости, что редко к тебе заходим, мы… — Перестань, даже слушать не хочу, — Джин морщится и отмахивается. — У вас свои дела и своя жизнь, вы вообще не обязаны ни разу. Все отлично! И мне приятно вас видеть вот так. Как это не обязаны? Обязаны, разумеется, но у Джина как всегда собственное мнение на любой вопрос, и с мнением этим спорить совершенно бесполезно, только тумак по голове заработаешь. Допустим. Но — все отлично? Намджун, конечно, оказался не совсем уж кошмарно нищим, но все равно до их привычного уровня жизни и достатка не дотягивал никак — падать с верхушки разом на дно наверняка было очень больно и стыдно. Именно поэтому они всегда отказывались заходить внутрь, чтобы хёна не смущать и не напоминать зря, — но сам Джин, кажется, ничего против не имел и ощутимо бодрился. — Хён, если тебе нужна помощь и какая-то поддержка, то мы всегда готовы, только скажи, — неуверенно продолжает Тэхён. Так просто он не отступится. — Йа, мальчики! — звучит строгое от Джина. Такого обращения они не слышали уже очень давно. — Вы что, с ума сошли? Мне всего хватает. Тем более, у меня остались накопления со времен показов, на них можно прожить до конца жизни и ни в чем себе не отказывать. Не переживайте. — Тебе здесь не одиноко? Слышал, что Намджун либо зашивается на работе, либо вечно в себе и в своих треках, — аккуратно добавляет Чимин, с опаской оглядываясь по сторонам. Ему тоже — такое не совсем понятно и чуждо. Тэхён хмурится. Этих подробностей он не знал, но тоже догадывался, что для содержания квартиры в Итэвоне требовалось много трудиться и вкалывать. Не самый дешевый район ведь. Особенно для тех, кто не родился с серебряной ложкой во рту. — Мне? Да вы что, — Джин вопросительно приподнимает брови и щедрой рукой отгружает по тарелкам добавку. — Никогда. Мон-а, конечно, вечно пропадает на своей работе, но оставляет мне музыку. Знаете, это как будто тебе сидят и рассказывают историю, а ты слушаешь, общаешься, — он пожимает плечами и расплывается в короткой, но теплой улыбке. — Его лирика — особенная. Пишет он и правда великолепно. Тэхён напрягается ещё больше. — Ты пел, — он коротко откашливается. Джин утвердительно кивает. — Джун говорит, что мне это нужно делать почаще. Вам не понравилось? — Нет-нет, хён, ты что! — Чимин поспешно вскидывает руки. — Мы просто очень удивились. Не думал, что сможем услышать тебя когда-нибудь снова. Джин смеется. Его смех мягко отпружинивает от стен, заливаясь прямо в уши — он не припадочный, не надломленный, а искренне простой. Счастливый? — Я тоже так думал, но он мучился с бессонницей где-то неделю. У меня не было выбора, пришлось усыплять колыбельной. Понимаете? Не понимают. Точнее, Тэхён-то догадывается, предчувствие вот прям натягивается до предела и ходит ходуном, буквально крича — это оно. Но верить все равно не хочется, даже произносить, потому что Джин удивлять умел, но не настолько. — Джин-а, только не говори, что ты… — Тэхён практически просит. Джин снова кивает. — Все так и есть. Думаю, наша игра зашла слишком далеко. Кажется, я правда влюбился. Да ну нет. Да никогда в жизни. Да чтоб Джин? Джин, который никого к себе ближе вытянутой руки не подпускал, старательно скрывая свое избитое сердце, которое измолотила его повернутая семейка в погоне за нездоровой славой и деньгами. Джин, который одним жестом мог покорить любого, но всегда оставался холоден и далек, как луна в ночи — смотреть можно вечно, но дотронуться — никогда. У Чимина глаза, кажется, размером с блюдца и готовы выскочить из орбит. У Тэхёна, вероятно, тоже, потому что пускай предчувствие и было, но одно дело — это надумать себе что-то дурное, а тут — услышать. От безудержного потока недоуменных вопросов спасает только одно — внезапное появление Юнги, отметившегося громким хлопком двери и отборнейшим строем мата, потому что: — Кто вообще ставит свои ботинки на проходе, хён, ты их чему учил в этих ваших блядских высших обществах? Хён. Юнги это Джину? У Тэхёна сейчас точно поплывут мозги в далекие дали и не вернутся. С каких пор вообще? — Юнги-я, не присоединишься? — Джин не выглядит удивленным, совсем нет. Для него это точно не в первый раз. — У нас тут твой любимый рис! Юнги отрицательно качает головой. — С удовольствием, но не могу. Мне только жесткий диск забрать, Джуна зачем-то дернуло его затребовать прям срочно. Не, ну скажи — придурок? — он жалуется проникновенно и от души, как будто такая мелочь действительно является сейчас самой большой проблемой. — Придурок. В своем репертуаре, — соглашается Джин, улыбаясь краешками губ. Ему нравится. Юнги тратит буквально минуту на поиски среди сваленных в шкафчике дисков со старинными демками, потрепанными блокнотами, коробками флешек, в которых сторонний человек черт ногу сломит, и выуживает из общей кучи то самое, за чем и пришел. Тэхён бы честно восхитился, но он тут немного отвлечен своим неподдельным и совершенным в своем абсурде ахуем. То есть, у Джина все и правда отлично. Он не врал и не преувеличивал. И даже как-то смог найти подход к Юнги. Юнги-то сам по себе не был таким уж противным и ужасным, как о нем обожал отзываться Чимин, просто к нему нужно подобрать нужный ключ, чтобы зря не биться о бетонные стены деланного безразличия. Тэхён это понимал и сам, просто от Джина не ожидал. Перед самым выходом Юнги напоследок бросает оценивающий пристальный взгляд на Чимина, щурит глаза — и: — Тебе совершенно не идет этот уродский свитер, Пак, — он ухмыляется и остро отчеркивает фразу резким движением подбородка. Чимин от внезапно накатившего возмущения задыхается и розовеет жгучими пятнами по щекам. — Это последнее от дольче, идиота кусок, — добивает он уже в закрытую дверь и вздрагивает весь — телефон в кармане отзывается звуком входящего уведомления. Джин, внимательно наблюдавший за этой сценой из своего кресла, закатывает глаза. — Что? — все еще возмущается Чимин. — Он первый начал. — Ничего, — Джин пожимает плечами. — Сколько? — Сколько? — переспрашивает Чимин, потому что сейчас уже тоже теряется и не понимает. — Ты о чем? — Спите уже, спрашиваю, сколько, — невозмутимо поясняет Джин. У Тэхёна, кажется, сейчас реально отвиснет челюсть. Сюрпризы сегодня когда-нибудь закончатся? Его друзья решили его добить окончательно вскрытием своих секретов? Если это правда, то почему он вообще не заметил? Нет, не так — как это понял Джин? Чимин икает. — Нисколько, — он кладет ладони на лицо и будто бы пытается спрятаться. — Я и он? Ты вообще с чего это взял? — Да господи боже мой, — Джин вздыхает с притворной усталостью. — Если нет, то тогда дай Тэхёну прочитать то сообщение, которое тебе пришло только что. Кстати, отличный довод. Не очень понятно к чему, но очень интересно зачем, поэтому Тэхён только за. — Нет! — отчаянно протестует Чимин, но — поздно. Тэхён оказывается проворнее и быстрее, его смешит эта ребяческая игра: он не знает, что там за чат и почему это должно являться аргументом, зато знает пароль Чимина, а потому специальную операцию по похищению айфона проводит быстро, четко и безукоризненно. Не думает правда, что лучше прочитать заранее молча, а уже потом огласить вслух, поэтому посередине возни по полу в обминку с брыкающимся Чимином громогласным приговором звучит следующее: — Тебе намного лучше, когда ты без него… Стоп, что? — рука замирает, чтобы тут же вернуть телефон обратно владельцу. Чимин без свитера? Нахрен-нахрен. Как это вычеркнуть из памяти, подскажите пожалуйста? — Блять, — совершенно забывая о манерах, ругается Чимин. — Обязательно было вот так? Джин не скрывает довольной улыбки. — Обязательно. Иначе узнали бы через полгода и случайно. — Реально, — тянет ошарашенный Тэхён и потирает ушибленный затылок. — Когда вообще? — С того дня, как фотки для хёна делали, — нехотя признает загнанный в ловушку Чимин. — Мы тогда сцепились из-за того, как лучше расположить по композиции, я настаивал на сетке золотого сечения, Юнги — на правиле третьей, а потом я его из вредности укусил за ухо, он меня резко притянул к себе и… — Избавь. Нас. От подробностей! — у Тэхёна в голове все еще Чимин без свитера, а тут уже пассивно-агрессивные прелюдии начались. Слишком быстро, слишком много. Ему нужна минутка на подумать, а лучше — дня два, чтобы прийти в себя окончательно. Еще лучше будет только неделя, там вообще гарантия в сто процентов. — Это несерьезно, — оправдывается Чимин и, не мигая, смотрит в сторону Джина. — То есть, к сексу вопросов нет, но ничего большего там не светит. — Ты забываешь кое-что, — Джин качает головой. — Он, может быть, в это и поверит, но врать вас учил я. Чимин закусывает губу и вздыхает. — Хён, правда, это — другое. Не, ну тут даже Тэхён понимает, что ничерта подобного. От этого осознания, честно говоря, легче не становится, но да ладно. — Просто будь осторожен, ладно? Чимин проглатывает очередной контраргумент и коротко кивает. Хорошо, мол, вас понял, капитан. Хо-ро-шо. А вот Тэхёну — не очень, потому что Джин решает почему-то переключиться на вопросы о Чонгуке. Казалось бы, при чем тут Чонгук вообще? Тэхён уже готовится вывалить наружу все, что он об этом думает — впервые честно и без всяких недомолвок с ужимками, потому что обсуждение их взаимоотношений вот не в тему совсем. Как можно было перескочить на Чонгука после таких-то новостей? Тэхён готовится, но квартира Намджуна, видимо, служит проходным двором для всех желающих, потому что в коридор вкатывается пузатый чемодан, затем туда проскальзывает Хосок, а прямо у него за спиной рисуется, разумеется, Чонгук, который встретил-таки своего ненаглядного босса из аэропорта. — О! — Хосок тут же взрывается пляшущим восклицанием и оглядывает их из-под солнечных очков от гуччи — и похрену, что на дворе зима со снегом, у нас тут стиль. — Джин? Я смотрю, вы уже познакомились с моими сонбэнимами? Сонбэ-кто? Это он о… Намджуне и Юнги что ли? — Не знал, что Джун-а старше, — Джин приветственно машет рукой, но удивляется тоже. Ну хоть какое-то облегчение, Тэхён на этот раз не один. — Он мне не говорил. — Он и не старше, он… — начинает было объяснять Хосок, но Чонгук тут же призывно дергает его за рукав и поспешно мотает головой. Бровь Тэхёна очень медленно, но очень уверенно ползет вверх. Это еще что такое? — …Он просто огромный пример для меня! Хотелось бы тоже быть свободным артистом, — тем временем заканчивает Хосок после короткой паузы и тут же активно призывает дружно распаковывать его чемодан, потому что он каждому привез сувениров. И все спокойно соглашаются, как будто этой заминки и не было вовсе. Ну не показалось же Тэхёну? Не один же он это увидел? А может, и один, потому что сознание все-таки сдалось и пало под ошеломительным натиском ледяной глыбы новостей. Тэхён спал, наверное, отрубился еще месяц назад на том самом злосчастном рауте, где впервые встретил Чонгука — другого объяснения творящемуся вокруг хаосу не найти. Тогда им всем было нормально. Тогда все оставалось на своих местах, тогда они находились на одной плоскости; сейчас — их будто бы развели по разным осям системы координат, и вроде бы они все так же об одном, но — о разном совершенно. И это все, конечно, очень здорово, но Тэхён чувствует себя странно. Как будто спектральное колесо эмоций крутанули, но остановить забыли и инструкции по применению никакой не оставили. Тэхён — снова один, и он снова не знает, как с этим разбираться.

×

В пустоте рождается тревожный воспалившийся клубок — все выскальзывает из-под железной руки контроля так незаметно, что никто должного внимания не обращает. Или просто не хочет его обращать. Только вот Тэхён — потерянный и сбитый с толку настолько, что не замечает даже, как раздача токийских сувениров перетекает на первый этаж и становится вечеринкой — шарахается и вздрагивает, когда перед ним оказывается Чимин лицом к лицу, чтобы поговорить. Они стоят в неприметном темном углу, чуть поодаль от развернувшегося праздника: у Тэхёна в руках очередная кислотная дрянь, намешанная с легкой руки Чонгука, у Чимина — ровно такая же, только выпитая уже на половину. Они молчат. — Я не хотел говорить при хёне, чтобы не расстраивать, но мои родители знают, — эти слова даются Чимину ощутимо тяжело. — О нас с Юнги. Они меня лишили стажировки в Риме. Тэхён аж от стены отлипает. Чимин этой стажировкой грезил давно и ради нее из кожи вон лез — надеялся таким образом вырваться тоже, выбить себе кресло в местном элитном искусствоведческом обществе и с удочки незаметно соскочить. Не получилось. И всему виной была какая-то ветреная интрижка — вот поэтому Тэхён и был переборчив, вот поэтому и не пытался рисковать. — И стоило оно того? — Не думаю, — Чимин морщится, на лице отчетливо читается больное сожаление. — То есть, секс у нас просто великолепный — это да, но о чем-то более серьезном мы никогда не говорили. Да и зачем, если все и так понятно? Я не Джин, я не смогу. Действительно, и зачем? Чем вообще Чимин думал? Тэхён не осуждает, ему просто страшно. Потому что они с Чимином — ни разу не Джин, у них геройской смелости нет, их запросто втопчут и смешают с грязью. И они не выплывут, потому что адаптироваться не умеют. Потому что никогда не пытались. Прыжки выше головы — это ни про них. Сказать Чимину в ответ нечего. Тэхён даже толком поддержать не может, только крепко за локоть сжимает и кивает головой. Привязываться — дерьмово. Тэхён зацепляется взглядом за Намджуна, вальяжно расположившегося на диване рядом с активно жестикулирующим Джином. Ладонь Намджуна — со срезанным кольцом от пивной бутылки на безымянном пальце — покоится на бедре Джина так естественно, что даже не заявляет никаких прав, а просто констатирует факты. Тэхёну это не нравится. Раньше бы Джин никогда такого обращения с собой не позволил. — Ты не знаешь, кем они работают? — спрашивает он наконец, нарушая затянувшуюся тяжелую паузу. — Без понятия, — Чимин качает головой. — Джин, кажется, даже и не спросил до сих пор. Но я думаю, что офисники, потому что однажды Юнги заявился ко мне в деловом костюме и, честно признаюсь, я был снова под впечатлением настолько, что… — О господи, — Тэхён сжимает переносицу. — Я понял, да, не продолжай. — Ну короче, — Чимин смущенно смаргивает. — Знаю только, что они все деньги вбахивают в творчество и выступают вот здесь. — Это странно. Если они объективно настолько талантливы, то как их до сих пор не схантил тот же Ддэнг? Они ведь знакомы лично с Хосоком, — Тэхён болтает стаканом в руке и решается отпить глоток. Кислотная дрянь от Чонгука оказывается пряным яблочным аперолем, что даже вкусно. Чимин задумчиво поджимает губы. — Это… Это из-за Намджуна. Очень давно у них с Юнги был конфликт интересов, вроде как. Они пришли к компромиссу, что будут выступать тут, но текста все также писать в стол, — он жмет плечами. — Не то чтобы я очень много знаю, догадываюсь скорее. Юнги говорил, что Намджун очень закрытый, принципиальный и неподступный. Тэхён в это прекрасно верит. Поэтому — ему и не нравится. Потому что Намджуна не прочитать и не расколоть, с какой стороны ни посмотри. И потому что в такого Намджуна влюбился их Джин. Пока они играли в симуляцию, все было хорошо, но правда всегда проявлялась неизменной костью поперек горла. Джин, может быть, действительно сейчас чувствовал себя счастливым. Но только пока. — Намджун к нему равнодушен, — отзывается Тэхён эхом и возвращает взгляд к дивану. Рука Намджуна все так же блестит фальшивым обручальным кольцом и располагается у Джина на бедре. Цирковое представление на пять с плюсом. — Мне тоже так сначала казалось, — соглашается Чимин. — Я все думал, чего ему от хёна нужно? Он согласился так просто, но почему? Ведь если его не привлекает выгода и не нужен даже контракт с крупным лейблом, который Джин теперь дать не может при всем желании, то… — Ему нужен сам Джин, — мрачно заключает Тэхён. — Ублюдок. Он, конечно, насилие над людьми не одобряет, но при любом удобном случае будет рад выбить все дерьмо из того, кто сделает Джину больно. И пускай даже, что по силе он явно проигрывает — все равно. — Мне так жаль, что мы ничем не можем помочь, — тихо добавляет Чимин. Тэхён сощуривается и вглядывается, обращает все свое внимание на Намджуна, чтобы снова безуспешно попытаться пробить искусно выстроенную маску, найти брешь, подтверждение скрытому подвоху, но — Он находит не осечку в обороне, а совсем иное. Джин снова что-то рассказывает сидящим напротив Хосоку и Юнги, сбивается на короткие перешучивания с Чонгуком, а Намджун… Намджун молчит и просто смотрит. И этот взгляд, захваченный одним только Джином, бьет Тэхёна осознанием прямо по сердцу. Потому что Намджун смотрит так, что от явственно проступающего наружу чувства у него глаза мерцают вздернутым блеском — он не прячется и не скрывается, не играет совершенно ни в какую игру. Это взгляд чистого обожания, уважения безмерного и огромного любования. Это взгляд искрящейся заботы и какой-то совсем тонкой, щемящей нежности украдкой, о которой говорить даже не принято. Это… Нет, Тэхён не может признать даже мысленно. Это не может быть любовью, не может быть так просто — Намджун, вероятно, ну настоящий мастер притворства и снова обводит их вокруг пальца. Но почему Тэхёну все равно кажется, что Джин-хён в своем бедственном положении утопающего — самый счастливый из них всех?

×

В этот раз они слушают винил в кофейне. Играют рождественские хиты восьмидесятых — с наступлением праздников Чонгук все чаще затаскивал Тэхёна в такую нарядную атмосферу, укутанную мишурой и разноцветными огнями. Кофейня маленькая, теплая и уютная — здесь хорошо и тихо, выпечка отменная и капучино с нужным количеством пенки сверху. Тэхёну бы даже понравилось, если бы из головы все никак не выходил один вопрос. Что Чонгуку от него нужно? Желающие затащить в постель сдавались после третьей попытки, охотники за деньгами обламывали зубы расколотой хитростью, а позициями в компании и, уж тем более долларовыми контрактами, Тэхён не занимался вовсе. За целый месяц уже можно было и сообразить, что Чонгуку с ним — не светило абсолютно ничего. Но Чонгук и не настаивал, не давил, а о своих намерениях молчал вовсе. Тэхён не понимал. А потому — раздражался дико, в нем все кипело на каких-то неизвестных до этого адских градусах. Его бросало то в жар, то в холод, мысли рассыпались под напором вопросов, не имевших толковых ответов. Он запутался, он не знал. А еще — ему надоело. Надоело чувствовать себя странно, да чувствовать вообще — желание спрятаться обратно среди елочных украшений заставляло ссутулиться и больно било под ребра, напоминая о том, что место его — совсем не здесь. Не в кафе, не под рождественский винил, не с Чонгуком. Его место — среди хрустальных статуэток на складе роскошных подарков. Как он позволил себя оттуда украсть? — Ты не мог бы перестать дребезжать ложкой в чашке? — Тэхён недовольно хмурит брови, выдергивая Чонгука из очередной истории о том, как они с Хосоком здесь покупали домашнее тирамису для Юнги на день рождения. — Музыки из-за тебя не слышно. Чонгук режет обеспокоенным взглядом. — Что-то не так? — Все, — безжалостно давит Тэхён, упираясь напряженными ладонями в стол. — Я, например, нихуя не понимаю. Чонгук от удивления аж присвистывает. Ну конечно, Тэхён же у нас приличный, он обычно держит себя в руках и некультурных выражений себе никогда не позволяет. — Поподробнее, — просит он так, как будто действительно готов и сможет решить любую проблему. Только вот не знает, что главная проблема — это и есть он сам. Но Тэхёну, если честно, плевать. Он не знает, куда испарилось все его терпение, но после вчерашней вечеринки он для себя твердо решил, что с этим маскарадом стоило заканчивать. И чем быстрее, тем лучше. Сегодня? Отлично. Раз Чонгук так просит… — Я не понимаю, что тебе надо, — выплевывает он, нервно сжимая край стола до побелевших костяшек. — Что ты от меня хочешь? Нахрена ты все это делаешь? Чонгук перестает мешать чай и медленно отставляет чашку вбок. Наверное, собирается с мыслями, чтобы что-то емкое сказать, но Тэхён еще не закончил, черта с два. — Я больше так не могу. Скажи мне, если мы трахнемся разок, ты отвяжешься? Если да, то давай хоть здесь, только не трогай меня больше, — он не замечает, как голос становится грубее и громче, а по щеке скатывается горячая слеза. Ему — похрену абсолютно. — Если ты думаешь, что выиграл в эту игру, то поздравляю — у меня нет абсолютно нихуя из того, что ты хочешь получить. Он принимает поражение. Он сдается. Чонгук выиграл, здорово, молодец. Тэхён проиграл, нервы не выдержали. Все как и планировалось изначально, ну классно же! А теперь верните его обратно на место, пожалуйста? Чонгук накрывает его мертвецки вцепившиеся ладони своими — на самом деле, через стол он дотягивается только пальцами до костяшек, но ощущения такие же. Тэхён хотел бы вывернуться, руки отнять, но весь онемел до камня — сдвинуться с места не может, что там попытка отбиваться. Пусть Чонгук делает, что пожелает — наплевать уже. И на то, что на их скрещенные ладони приземляются соленые капли его слез — пусть смотрит и понимает, что преследовал не того, что охотился не за тем — наплевать тоже. Ведь Тэхён всегда был безвольной куклой в чужих руках. — Посмотри на меня, — мягко говорит Чонгук, проходясь холодными подушечками пальцев по напряженным костяшкам. — Тэ? Пожалуйста. — Отцепись от меня, блять, — Тэхён смаргивает очередную слезу, но взгляд все же поднимает. — Ну, чего тебе? — Ничего, — честно отвечает Чонгук. — Мне никогда от тебя ничего не нужно было. Просто ты мне показался интересным, но, знаешь, как будто тебя в банке заспиртовали, чтобы консервировался до лучших времен. Я посмотрел на тебя и подумал — черт, а ведь с ним, должно быть, очень здорово, если крышку открыть! — Я тебя не просил, — шепчет одними губами Тэхён. — У тебя не было права… — Я не договорил, — неожиданно серьезно отрезает Чонгук. — Мне не было тебя жалко и все такое, но ты мне показался очень одиноким. Конечно, у тебя были друзья, но ты и правда там тух. Они тоже, — он качает головой и аккуратно двигает свой стул ближе к Тэхёну. — И я снова подумал, что можно попробовать показать вам жизнь вне, вдруг понравится? А потом все так закрутилось, что я даже и сам не понял. Понял только, что я не ошибся в том, что ты интересный. С тобой классно. Тэхён из-за слез уже ничерта не видит, а потому падает головой куда-то по направлению к голосу — оказывается, это Чонгуково плечо. Свитер неприятно колет и тут же намокает, но ему… Нет, ему не плевать. Он ощущает, как внутри сквозь гранитные плиты равнодушия растет необъяснимое жгучее чувство — оно не просто согревает, оно опаляет мурашками по телу. Приятно. Это чувство благодарности? Ненависти? Симпатии? Чонгук его обнимает, крепко прижимая к себе. Тэхён дрожит весь, он уязвим и слаб, но впервые чувствует себя защищенным от всего на свете. Убегать и вырываться ему не хочется. Чонгук шепчет что-то о том, что это — нормально. И Тэхён почему-то верит. — Знаешь, — говорит он спустя некоторое время, когда все-таки успокаивается, но так никуда и не двигается с места. — Ты когда-то спрашивал, где бы я хотел оказаться прямо сейчас, — Тэхён поднимает голову, опираясь Чонгуку на грудь, и врезается взглядом в острый подбородок. Чонгук — красив в своей честности. Тэхёну хочется эту честность отдать хоть немного в ответ. — Был один особенный пляж на Чеджу. Мы туда ездили, когда совсем подростками были — хён, Чим и я. Это было настоящее счастье, там еще песок и пирамиды камней, а если справа подальше заплыть, то грот в скалах — всегда теплый, — Тэхён прикрывает глаза, старательно восстанавливая любимую картинку в памяти. — Ты сидишь, перед тобой огромное море, горы вокруг, как будто весь мир на ладони. Хён всегда нам вечерами пел, а мы с Чимом разжигали огонь. Жить там могли по несколько дней, притворяться дикарями, и никто не трогал. Нам было очень хорошо. — Почему — был? Вы перестали туда ездить? — Чонгук принимает чужую историю аккуратно, с заботливой внимательностью. У Тэхёна опять щемит сердце. — Его выкупил какой-то частник. Последний раз мы туда сбежали зимой, под Рождество. Наши родители устроили нам настоящую взбучку, а следующим летом мы уже узнали, что его для нас больше нет, — Тэхён вспоминает об этом с теплой грустью. Они тогда попрощались с юностью, окончательно и бесповоротно. Ему было всего лишь тринадцать. С тех пор — он ненавидел зимние праздники особенно сильно. — Мне жаль, — произносит на выдохе Чонгук. — Я хотел бы… Тэхён его останавливает мягким касанием руки по щеке. — Не нужно. Ты и так сделал уже слишком многое.

×

Вечером двадцать пятого декабря на Тэхёна сваливается снова — все разом и без предупреждения. Ему казалось, что он почти привык, потому что с Чонгуком рядом ощущалось все как-то комфортней и легче. Но нет. Он снова решительно ничего не понимал. Потому что Чонгук не только сорвал планы его семейства на благотворительный ужин, вручив Тэхёну билеты на какой-то дорогущий курорт на Чеджу, так ещё и буквально насильно втолковал, что им туда нужно срочно и прямо сейчас, добив окончательным аргументом — нахер никому не сдались эти отстойные нудные балы. Ну а что мог сделать Тэхён? Поехать, конечно, потому что Чонгук в своей умопомрачительной уверенности был настолько хорош и настолько горяч, что будь его воля, он бы… В общем, он не устоял. Они полетели на Чеджу первым же возможным рейсом. Тэхёну даже пришлось выключить уведомления, когда они приземлились спустя час — угрозы слетевшей с катушек семейки перевалили за сотню сообщений и дюжину звонков. Чат купался в массовой истерии, потому что: как же они не усмотрели, как же собственный родной сын мог их так подвести! Это все дурное влияние Кимовых Сокджина и того самого Чонгука — связался с плохой компанией, ну что за вопиющий ужас! Тэхён был даже отчасти согласен и с этим, но еще больше — с тем, что выбор сделал все-таки он сам. Просто не в пользу холеного престижа, за который тряслись до отчаянного припадка его родители, а в пользу самого себя. Они петляют на снятом в прокат стареньком красном фордике по битому асфальту дороги, идущей у самого берега. За окном темнеет небо и плещется лазурное море — красиво. Чонгук подкручивает радио, чтобы поймать волну, второй рукой уверенно придерживает руль. Это тоже — красиво. — … Срочное включение! — вещает из динамика возбужденный голос диктора. — Сфера эстрадного бизнеса огорошена: музыкальная компания «Ддэнг Интертеймент» заключила сделку о покупке гиганта айдол-индустрии — «Ким Лейбелс»! Инсайдерская информация гласит, что контракт оценивается в двадцать миллиардов долларов акциями и наличными. Причины такого смелого шага не разглашаются. Исполнительный директор Чон Хосок, ссылаясь на праздники, отказался давать свои комментарии прессе… Тэхён обмирает. Сердце начинает стучать быстрее, он лихорадочно заходит в диалог с Чимином и Джином — что случилось? В чате висят два сообщения. Первое с потоком смайлов — от Чимина, капсом оповещающее о том, что Юнги купил им квартиру в Риме. Второе с лаконичным «мы» — от Джина. На черно-белом прикрепленном фото: яркий морозный день, они с Намджуном показывают обручальные кольца из белого золота в кадр и самозабвенно целуются, а на фоне огромными буквами надпись — HOLLYWOOD. Систем эррор. Ошибка при загрузке данных. Компанию отца Джина выкупил конкурентный Ддэнг. Чимин в Риме с квартирой и Юнги. Джин обручился с Намджуном в Лос-Анджелесе… — Мы приехали, — сообщает Чонгук. Тэхён поднимает глаза и искреннее орет. Орет прям надрывно и с чувством, распугивая сонных чаек. Потому что перед ним — тот самый пляж, о котором он рассказывал Чонгуку буквально два дня назад. Когда крик прекращается, потому что воздух в легких имеет свойство заканчиваться, Тэхён понимает, что все еще ничего не понимает. — Что происходит? — требовательно вещает он, хватаясь за голову. — Я сошел с ума? — Почему? — честно не понимает Чонгук. — Это что, не тот пляж? — Блять! — в сердцах выдыхает Тэхён. — Твой Джун отвез Джин-хёна в Лос-Анджелес, Юнги Чимина — в Рим. Ты меня притащил на пляж, на который невозможно попасть, если только не выкупить. Скажи честно, вы ограбили банк? Еще и эти новости, черт побери! Может, ты меня наркотой какой накачал? Что происходит, Чонгук? — А, это, — Чонгук озадаченно чешет висок. — Ну, последнее — это свадебный подарок моего хёна твоему, над ним конечно здорово пришлось попотеть, но Мон умеет быть не только амбициозным, но еще и убедительным… — Блять! — снова ругается Тэхён. — Ты прикалываешься? — Нет, — Чонгук пожимает плечами. — Намджун давно хотел их выкупить, ему не нравился подход к артист… — Чон Чонгук, — Тэхён свирепеет уже по-настоящему, потому что над ним очевидно издеваются. — Клянусь, если ты прямо сейчас не объяснишь мне… — Ладно-ладно, — Чонгук поднимает руки вверх. — Я просто думал, что вы догадались сами после той запинки Хосока. Короче, Намджун и Юнги являются нашими реальными сонбэнимами. Они основатели Ддэнга, его ведущие руководители и бла-бла-бла. Просто не любят внимание, поэтому сидят в андерграунде. Понимаешь? — Да ты гонишь, — неверяще возражает Тэхён, потому что звучит как абсолютная фантастика, но, окей, объясняет почти все. — А пляж? Ты же стажер! — Ну, ты никогда не спрашивал, на кого именно я прохожу испытательный срок, но я там типа Хосоку в помощь, — Чонгук смущенно тупит взгляд в линию горизонта. — С пляжем хёны помогли немного, но просто потому, что у меня пока связей не так много. Я подумал, что тебе будет приятно, да и подарок из них всех я придумал последним, поэтому… — Пиздец, — подавленно перебивает Тэхён. — Я ведь чувствовал, что есть подвох какой-то, но все не мог понять. — Я знаю, — Чонгук кивает. — Поэтому и был уверен, что ты догадался. Тэхён улыбается. Смотрит он совсем не на пляж, а в глаза Чонгуку. Ему становится тепло, так легко, так хорошо и так счастливо, что огонь в груди расцветает снова, окончательно пуская корни на глубину. Тэхён ужасно растроган, ужасно благодарен, ужасно все еще раздражен, но злиться по-настоящему у него не получается. Он хватает Чонгука за подбородок, ладонью поворачивая к себе, и крепко, почти до боли — вдавливает пальцы в горячую кожу. Тут же прижимается губами к покрасневшему пятну, потом ловит ими чужие — они целуются медленно и неторопливо, изучающе. Растягивают момент, делят стучащий загнанный пульс у горла, цепляются языками за кромку зубов, толкаются глубже — с щемящим желанием, с бесконечным стремлением идти друг к другу, а потом — дальше вдвоём. Рука об руку. Вместе. На часах — практически двенадцать ночи. Уходит Рождество. С неба горшнями ссыпается снег вперемешку с комочками тарабанящего по лобовому стеклу града. Море спокойно. Чонгук — целует снова, целует в ответ. — Поехали к тебе, — шепчет Тэхён и впервые — искренне этого хочет сам. Чонгук тихо смеется, соглашается. Все становится совсем хорошо. Пустоты больше нет.