С самого начала...

Genshin Impact
Гет
В процессе
NC-17
С самого начала...
автор
Описание
Первая любовь – каково это? Сладко, как кусок шоколадного торта на день рождения. Больно, как внезапный удар под дых. Горячо, как обжигающие языки пламени. Иногда она может сделать жизнь в разы хуже, иногда же наоборот – спасти её, а заодно и скрасить эмоциольный фон. В какие же дебри пылкие чувства занесут юную школьницу из обедневшей семьи? И из каких потом спасут? Столько вопросов, на которые ей только предстоит получить ответы.
Примечания
Ура, автор написал более менее русреальную работу. Поздравьте его.
Посвящение
Думаю, что благодарность посвящаю моему психологу. Она богиня, благодаря которой я смогла побороть множество загонов и писать более менее свободно
Содержание

IV. Ничего не спрашивай, нам надо бежать

— Что, прости?.. Тишина была настолько безупречной, что кажется, будто из-за плотно закрытой двери спальни можно было услышать тиканье настенных часов. В глазах Моны могли поместиться монеты по пять рублей. Скарамучча осторожно коснулся тыльной стороны женской ладони, стряхнул её со своего плеча и крепко охватил. Столь необходимый телу тактильный контакт немного привёл девушку в чувства. — Мона? Он и сам чувствовал себя не лучше неё. Мысль о том, что девушка, которую ты и так с максимальным нежеланием должен быть отдать своей компании чуть ли не в рабство — это его Мона, убивала морально и дробила кости почти физически. Он непроизвольно сжал её руку крепче, а изнутри пытались вырваться какие-то животные инстинкты, приказывающие разорвать в клочья каждого, кто посмеет отобрать у него эту девушку. Когда Мона немного оттаяла, её глаза неуверенно поползли вверх. Испуганный взгляд проехался по полузастёгнутой молнии чёрной куртки, и затем уставился в лицо Скарамучче. Некоторое время они просто наблюдали друг за другом, пока девушка, наконец, не пролепетала: — Так вот, почему я «та самая Мона»… — она отвернулась, будто по-прежнему не могла переварить смысл сказанных ею же слов и ситуации, которкя сейчас с ней происходит. Она отходит на пару шагов назад. — Подожди… — Ну конечно! — вспылила девушка неожиданно громким тоном, резко встав на пути испугавшегося Скарамуччи. — Сиди себе в спокойствии, занимайся чем хочешь, а я пока буду ходить на свою чёртову работу и разрабатывать план по сбагриванию тебя в рабство своей компании! — Ты совсем спятила?! — Я — нет. — она категорично скрестила руки на груди. Шок помаленьку смывался из её мимики и движений, а на его смену приходили неистовая злость и привычная гордость. — Мона, твою мать, откуда я мог знать, что должен забрать именно тебя? — А, то есть ты у нас такой глупенький и невинный, ничего не знал. — Где я по-твоему мог достать эту информацию? Ты за всё время, что здесь находилась, даже словом не обмолвилась о том, что живёшь с карточницей! — Я… — Мона внезапно умолкла. А ведь действительно. Не будь она такой гордой и трусливой, раскрой она свой позорный секрет чуть пораньше, может быть, обстоятельства сложились бы совсем иным образом. — Почему я должна быть уверена, что ты не лжёшь? — Даже не знаю. Во имя законов логики и здравого смысла? Ладно, он прав. Несмотря на то, что логика вместе со здравым смыслом на данный момент находятся где-то далеко, Мона готова ему поверить… Готова же? В глазах Скарамуччи были точно такие же испуг и замешательство, как у неё самой. Он никогда не хотел участвовать в мрачной деятельности своей компании. Но ещё больше он не хотел впутывать в это человека, которого знал такое долгое время. Ну, точнее, как впутывать — сдавать в рабство. Но чем подкреплены эти доводы, кроме его собственных утверждений? Что мешало ему соврать Моне в глаза, притворяясь хорошим мальчиком, потискивая её в тёплых объятиях, удовлетворяя тем самым её главные потребности в любви и заботе? Делить с ней жилплощадь на протяжении нескольких недель, чтобы в конце концов предать её вот таким вот наглым и бесстратсным образом. — Что тогда значила фраза Аякса «та самая Мона»? Она так и не узнала, о чём Скарамучча и его дражайший приятель говорили в тот вечер на кухне. Неужто о ней? Если этот рыжий лицимер знал всё с самого начала, то вся эта канитель — и проживание Моны в этой квартире, и доброе отношение к ней, и вседозволенность, и попытки втереться в доверие — является не просто инициативой Скарамуччи, а их большим общим сговором. Моне хотелось со всей силы впечатать его в стену, но одновременно зашкаливало желание разрыдаться в его объятиях, схватить за шкирку и завопить: "ты же это всё несерьёзно, да? Я же что-то не так поняла?? Ты меня всё ещё любишь?! Кто я для тебя, чёрт подери?!?". На заданный вопрос собачонка Фатуи отвечать не спешила. Его лицо нахмурилось, брови налились свинцом, а глаза прикрылись от внешнего мира под густой, чуть неровной чёлкой. Мона выжидающе пилила его взглядом, давая понять, что на данный момент у него не получится просто уйти от темы. Наконец, Скарамучча вздыхает. Отворачивается в бок, и выглядит это как попытка остановить своё тело от полного разворота на 180 градусов. Тяжело вздохнув, он несколько раз приоткрыл рот, пока, наконец, не решился произнести. — Та самая Мона, которая нравилась мне в старшей школе. Девушка обомлела. Сердце в её груди пропустило один лишний удар, после чего неистово забилось, будто пытаясь вырваться из тела Моны прямо навстречу сердцу Скарамуччи. Сам парень неприятно сморщился, будто сквозь воспоминания пробежался постыдный секрет его молодости. Мона стояла на месте и пыталась переварить то, что только что услышала. — НравиЛАСЬ? — неуверенно переспросила она. — Я сказал Чайлду, что чувства прошли. Кажется, будто своей бесцветной интонацией он пытается удержать рвущиеся наружу эмоции. В воздухе повисла мутная недосказанность. — А на самом деле…? Скарамучча разомкнул губы, но так ничего и не сказал. Ответом Моне послужил только его тяжёлый вздох и моментально охладевшее к происходящему лицо. Прежде, чем девушка успела вскочить с места, он уже развернулся и ушёл. Ярость моментально вскипела в её крови и охватила ослабевающее тело. Что, опять? Опять ей придётся бежать за ним, унижатсься, проявлять инициативу к разговору, а в ответ получать игнор и презрение? — Скара! Она метнулась к двери, пока та не успела издать решающий хлопок. — Не смей снова убегать!! – кричала она с яростью и обидой. Добежав до кухни, чуть не врезалась в спину Скарамуччи. – И скажи мне, как есть на самом–.... — А это не видно?! — неожиданно сердито ответил он, и такая интонация заставила Мону отпрыгнуть назад. — Прости, я… — Что ты имеешь в виду?.. Она прикусила губу, пытаясь сдержать подступающие от перенапряжения слёзы. Только не здесь, только не сейчас. Она не может проявить свою слабость в такой ответственный и неподходящий момент. Она думает об этом, она пытается держать себя в руках. Но солёная капелька уже стекает вниз по щеке, опережая какие-либо разумные доводы. Девушка стыдливо сколняет лицо и растирает веки тыльной стороной ладони. Губы начинают дрожать, мысли мешаются в неразборчивую кашу, разрастаясь огромным комом истерики, поглащая разум с каждой секундой. Мона и не замечает, в какой момент её тело обрело дополнительную опору в виде чужого торса, по которому её горькие слезы стекали теперь. Тихонько всхлипывая, она вцепилась в руки Скарамуччи, чтобы он больше никогда не смел от неё куда-то уйти. — Т-ты ведь не мог со мной так... поступить... – бормотала она в бреду. – Пожалуйста, с-скажи, что это не так... Но ответа не последовало. Организм затрясся, Мона начала надумывать себе самое худшее. Он хотел предать её? Она не ошиблась, вся их летняя интрижка, спонтанный секс после рабочего дня, объятия и откровенности – всё это было грамотно подстроенной ложью? Неужели, она находится в обътиях у самого настоящего монстра? Но ведь... "А это не видно?!"... Он любил её в старшей школе. Тот поцелуй вовсе не был нелепой случайностью, детской похотью или чистым издевательством. Это было совершено из побуждений юного влюблённого сердца. Причём, взаимно влюблённого. Он соврал своему другу о том, что чувства к школьному врагу сошли на нет, что он перерос эту стадию и больше никогда к ней не вернётся. Когда на самом деле... Он всё ещё любит её? До сих пор? Честно и преданно? И любил всё это время? Он помнил о ней? Скучал? Волновался? Его душу терзала ностальгия, когда он смотрел на вещь, хоть маленько напоминающая о Моне? Почему же тогда сейчас он ей не отвечает... — С-скар?.. – пролепетала девушка, подняв глаза, и... О нет. Только сейчас он заметила, как руки Скарамуччи за её спиной подрагивают точно так же, как её собственные. Склонившись к её росту, он пытался поддержать её, обнять и успокоить, пока сам находился не в лучшем состоянии. В его глубоких светло-фиолетовых глазах, словно в двух заполненных до краёв бассейнах, переливалась бликами прозрачная вода. Сомкнув ресницы, он позволил горячим каплям бессильно стечь по своим щекам. Одна из них упала прямо на чёлку Моны. — Скара! – и тут Мона будто протрезвела. Тот человек, который всегда держался неприступной стеной, не показывая ни единого слабого места, прямо сейчас проливает на неё свои слёзы. Получается, в данный момент они настолько близки, насколько не были, возможно, ещё никогда... Незамедлительно она подтянулась, схватила парня за лицо и стёрла с них мокрые дорожки. Он отводил взгляд в сторону, будто боялся чего-то, с чем столкнулся бы, если бы посмотрел вниз, на Мону. Притянувшись немного выше, она аккуратно поцеловала его в щёку, будто давая понять, что он в безопасности. По крайней мере, эмоционально. — Посуди сама, – он провёл большим пальцем от шеи Моны до её лопатки, будто наслаждаясь рельефом её исхудалой спины. – Я бы позволил человеку остаться у себя в квартире на две недели больше чем планировалось, подпустил бы его к себе так близко и стал бы заниматься всякими глупостями, если бы не питал к нему особенных чувств? Что-то в глубине Моны затрепетало. Она и сама не заметила, как её руки начали беспокойно комкать чужую футболку, а дыхание участилось до ненормальной скорости. Осознание целостного смысла его слов поражало сознание и подсознание, проецируя в голове единственную мысль: "он тоже любит меня". Губы сами начали растягиваться в милую улыбку. Однако же на полпути остановились. — Но Скар... – она со страхом подняла глаза. Наверху её встретил измученный, но наполненный любовью и нежностью взгляд сиреневых очей. Мона готовилась разрубить эту нежность одним ударом. – Почему ты отверг меня тогда... После нашего первого поцелуя в школе? Несмотря на ожидание обратного, Скарамучча почти не изменился в лице. Только в оттенок его выражения добавилась нотка печали и сожаления. Те самые мрачные годы, когда их чувства бурным огнём пламенились в каждом коридоре, в котором два бесноватых школьника умудрялись сталкиваться в бессмысленных конфликтах. Он совсем немного отстранился от Моны и отвернулся, будто раздумывая, как преподнести информацию. Она ожидала какого угодно ответа. Жестокую правду, отдающую горечью на язык, или завуалированное красивыми словами нечто между истиной и ложью. Или банальное признание в том, что обиделся чутка, и хотел сделать вредной девчонке побольнее, даже если и любил. И... она абсолютно никак не могла ожидать того, что услышала далее. — Но ведь ты первая это сделала. — ... Что? Они опять разошлись в разные стороны. Девушка не находила себе места, заглянула в его глаза в посиках искренности. Это была шутка? — Ты первая меня отвергла. Его губы дрогнули, внутри Моны же разгорался целый пожар из эмоций. "Когда, чёрт возьми, я тебя отвергла? В старшей-то школе? В какой именно момент – когда вместо записи конспектов по биологии думала о твоих мягких волосах, или когда сворчаивалась на кровати в клубок и мечтала о том, как мы будем целоваться под закатом?!" Да что он такое вообще несёт? Мона уже хотела сагрессировать и потребовать объяснений, но... Не смогла выдавить и слова. Понурые плечи Скарамуччи, его глаза, что в упор отказывались на неё смотреть, испуганное лицо – всё это неприятно кольнуло в сердце маленькой занозой. Этот мальчик выглядел так, словно прямо сейчас хотел бы принять форму куба, забраться в пыльную коробку из-под старого телевизора и пролежать в ней длительное время, маринуясь в едком стыде и жалости к самому себе. — Я н-не понимаю... – только и смогла неуверенно выдавить она. Какой её неосторожный жест он мог принять за отвержение? Разве в те времена Мона не демонстрировала каждой клеточкой своего тела, что её влечёт влечёт к Скарамучче, будто к ядру Земли непреодолимой силой гравитации? Чёрт. Ну не мог же он обидеться на кличку "придурок" или "болван"! Школьница использовала эти слова в каждой ссоре с ним на протяжении всего времени, которого они были знакомы. Тот момент, когда к одиннадцатому классу их сражения стали жарче. Уже проглядывалась бурная искра между двумя невинными душами, не до конца разобравшимися в себе и своих комплексах. Любое грубое слово, меткое замечание, пустое оскорбление – всё это вылетало из их уст только ради того, чтобы подольше побыть рядом, извергая эти потоки эмоций друг другу прямо в лицо. По итогу это привело к тому, что рано или поздно должно было произойти. Неожиданное, нежное и осторожное соприкосновение губ, доселе не имевших опыта в подобных делах. Короткая переглядка, когда девушка даже не успела ничего сообразить. А осознала она происходящее лишь тогда, когда оказалась прижата телом возлюбленного к грязной стенке, а его язык уже вовсю исследовал её рот. Что тогда случилось? Они были так близки, как не были ни с кем и никогда. "Влюблённые часов не наблюдают" – и провели они друг с другом половину времени от своих уроков. Крепкие объятия, ускоренное в два раза биение сердца, возбуждения и смущение одновременно. А потом... — Помнишь, после того, как мы... Ну... Закончили целоваться? Ты оттолкнула меня. Так вот оно... Девичьи пальцы потянулись к губам, что раскрылись в немом осознании всей ситуации. Руки ощутили давно забытый с годами импульс толчка чужого тела, а в голове отчётливо, будто бы со стороны прозвенела короткая, сжатая фраза: "Мне надо идти". Она не помнила почти ничего с того времени, кроме суеты от экзаменов и слёз в подушку по несчастной любви. Но то, как они целовались... Она может назвать даже цвет плитки, к которой тогда была прижата лопатками. Скарамучча, казалось, уже едва соображал, что происходит. В нём смешались подавленные эмоции. Периферийным зрением он поглядывал на такую же растерянную Мону, ожидая хоть какого-нибудь её комментария по этому поводу. — Скара... – она потянула руку сначала к нему, потом к себе, потом и вовсе убрала. Будучи всё ещё в замешательстве от такого поворота событий, она поспешила объясниться. – Понимаешь, я... — Ты ушла в неизвестном направлении, – по каким-то причинам язык сам перебил Мону и начал говорить вместо неё. Скарамучча пытался взять себя в руки, но поток слов уже было не остановить. – И до конца дня я не мог нигде тебя найти. Я не знал что думать, я просто впал в грёбаное замешательство и не мог пошевелиться. Блять, ты понимаешь, насколько рискованно было проявлять такие чувства к своему врагу? Если бы вдруг тебе что-то не понравилось, или я сделал бы тебе больно... Я не знаю, как бы мне нужно было поступить в такой момент, как бы это пережила ты и пережил я. Искреннее беспокойство вызвало отклик где-то в подсознании. Он вовсе не был заносчивым бэд боем, или самоуверенным бабником, каким Мона считала его довольно долгое время. Он был обычным влюбившимся парнем, который переживал свой первый поцелуй не менее эмоционально, чем она. — А потом, тем же днём, на улице я увидел тебя, идущую домой с Фишль. Ты была вся такая счастливая, беззаботная. – продолжал он с некой агрессией и отвращением. Или же... С обидой? – Будто для тебя вообще ничего не значил сегодняшний инцидент. Поэтому... Я решил, что раз ты меня избегаешь, то я и сам начну тебя избегать. Блин, я просто был закомплексованным и тупым семнадцатилетним идиотом. Всего лишь травмированный подросток, переживший потерю двоих близких сердцу людей, к тому же, не получающий особо много тепла в родном доме. Он даже представить не мог, что его каменное сердце способно на такую мягкую и чуткую эмоцию, как влюблённость. Не мог и представить, что будет каждый день грезить о раздражающе-привлекательной девчонке, которой сам же клялся портить жизнь, пока учится в этой школе — И мне с трудом далось признание в том, что я кого-то люблю. Даже самому себе.. Он – монстр, а не человек. Монстр, который портит чужие жизни. Монстр, с которым в детстве даже мать не хотела иметь никаких дел... Ну, или по крайней мере ему так казалось. Разве монстр может любить? Наверное, может, если уж всё так произошло. Но вместе с этим он неизбежно портит жизнь тех, кого любит. Так у них и произошло. Наконец, он замолчал. И на этом моменте Моне захотелось просто взять, и наброситься на него со всей силы. После чего крепко обнять, расцеловать во все доступные места и провести целый вечер, гладя взъерошенные сиреневые волосы и бесконечно повторяя, как сильно она его любит. — Скара. Он всё же решился посмотреть, и чуть не вскрикнул, когда увидел на губах своей любимой широкую, печальную улыбку. Стремительно подойдя ближе, она расставила руки в разные стороны и влетела прямо в Скарамуччу. Так уверенно, без ожидаемых парнем жалости и отвражения с её стороны. Их контраст был ему настолько очевиден, что это в каком-то смысле доставляло боль. Такая идеальная, светлая, милая Мона... И человек, который буквально сравнял её с мусорной кучей в детстве. Может быть, он и вправду заслужил ту ненависть. Хотя какое тут "может быть"? Так ему блять и надо. Скара очаровался заразительной улыбкой своей двухвостой искорки, тоже улыбнулся, но чуть более печально, и притянул её к себе. — Я конечно знала, что ты придурок, – говорила она, посмеиваясь. – Но чтоб настолько – даже и не думала. — Я тот ещё недоумок, – бесспорно согласился он. Схватив мужской подбородок двумя пальцами, Мона приятнула его лицо впритык к своему, подтянувшись так, чтобы их носы соприкоснулись. Хотелось сделать какую-нибудь глупость, высунуть язык и неожиданно провести им по кончику его носа. Или просто дать щелбан и сказать, что всё это была шутка. На душе стало так легко, словно она – только что освободившийся от многолетнего рабства, до полусмерти измученный пленник. Это было всего лишь недоразумение. Непонимание. Обоюдная глупость, привёдшая к неприятным последствиям и долгой разлуке, за которой следовала сильнейшая тоска. — Скара, – она снова повторила его имя, и из её уст это звучало слаще любого мёда. – Всё,что только было возможно понять не так, ты понял не так. До этой мысли он уже догадался. Судя по тому, как Мона всё время совместного проживания ластилась к нему, наслаждалась частичками его тепла, и как почти что самолично склонила его к незапланированному интиму тем вечером... Скарамучча понял, что либо он полный долбоёб, в корне ошибочно понявший ситуацию, либо это своеобразная "арендная плата" от Моны за проживание на его территории. Аля "утолю твоё одиночество, повожу тебя немного за нос, чтобы не выселил отсюда пинком под зад. А как найду куда сбежать, сразу же сбегу, оставив тебя снова откисать в пучине неразрешённых чувств". — Я вовсе не отвергла тебя тогда. Это не так. Он ошибся. Он не так понял. Что-то в глубине его луги всё ещё отрицает эту мысль. Мысль о том, что он мог быть кому-то нужен. Что он был нужен объекту своей симпатии, которому был предан всё это время. Ну ладно, хватит детских игр. Он уже давно – целых два года, на минуточку! – не маленький ребёнок, и способен на взрослый разговор с выяснением всех недопонятых эмоций и помешавших обстоятельств. Скарамучча положил свою руку сверху на её и кивнул, показав свою готовность услышать Мону и то, как она пережила эту ситуацию. Выдохнул, она начала свой рассказ. — У меня ведь тоже всё происходило в первый раз. Я тоже была глупой и несмышленной влюблённой школьницей, которая не знала, как с этим справиться. Да и справедливости ради, – острый палец тыкнул Скарамуччу в живот, заставив чуть согнуться и ойкнуть. – Ты-то всё это хотя б заранее спланировал. А я от шока чуть на молекулы не распалась прям на месте. Он помнит всё это слишком хорошо. Её искренне удивлённое выражение лица, трепещущие витые ресницы и распахнутые в шоке серебристые глаза, отражающие тусклый оконный свет. Мягкость её пухлой щеки, сладкий вкус её нетронутых губ, которыми она неуверенно двигала в ритм с его поцелуем. Скарамучча может только представить, что в тот момент было в голове у юной девушки. (По его извечным предположениям – отвращение, мерзость и тошнота. Да, именно поэтому она и позволила ему целовать себя так долго). — А по поводу того, что я тебя оттолкнула... Господи, да я даже понятия не имела, что ты это так близко воспримешь! – она легонько пошлёпала его по спине, вдавившись в объятия чуть сильнее. Парень не стал сопротивляться. – Просто понимаешь... Я испугалась. Да, пожалуй, в этом и есть вся причина. Я просто боялась того, что последует за этим поцелуем. Как я вообще должна была смотреть тебе в глаза после такого?? А если бы ты ухмыльнулся и назвал меня шлюхой за то, что целую всех подряд? — Мона.. Кошмар, – только и сказал Скарамучча. Он до сих пор не мог поверить, насколько ужасное и неправильное мнение сложилось о нём у возлюбленной. — Ага. Ну и потом... Надо же было всё это как-то завершить. А если бы кто-то увидел нас там вместе? — Если честно, мне было бы похуй, – признался Скарамучча. Он мог бы поцеловать Мону французским поцелуем на глазах у всей школы, после чего оттопырить зевакам средний палец и уйти вместе со своей ненаглядной в закат. — А мне нет, – стушевалась девушка. – Очень не хотелось стать объектом слухов для всей школы. Ещё и перед друзьями потом объясняться... Бр-р. Короче. Девушка никогда бы не подумала, что будет общаться на эту тему так шутливо и непринуждённо. Особенно непосредственно с тем, кого вся эта заварушка напрямую касается. Мона подняла глаза, установив между ними зрительный контакт. Таким образом она видела в Скарамучче полную поддержку, что в свою очередь давало ей стимул рассказывать дальше. Но следующая часть истории встала тяжёлым комом поперёк горла. — А в последующие дни... Я пыталась... Она вынужденно замолчала. Её глаза просто пожирали те бездонные заледеневшие озёра, что сейчас наблюдали за шевелением её губ. Стоит Моне только вспомнить, как он с отстранённостью и холодом проходит мимо, не удостоив девушку даже косым взглядом. Сейчас он здесь, обнимает её, смотрит на неё. Не игнорирует, не воспринимает как мусор. — Я пыталась найти тебя, чтобы обо всём поговорить. — Ты... Правда? – удивился Скарамучча, будто это не было самой логичной вещью в мире. — Блин, конечно! Обходила каждый этаж, заглядывала в каждый кабинете, в надежде увидеть там тебя. А ты, оказывается... — А я избегал тебя и боялся, как огня. — Ага. Дурья твоя башка, – она стукнула Скарамучча по лбу, он покорно принял этот сокрушающий удар. Лучше бы она даже ударила его чем-то потяжелее. Девушке потребовалась пауза, чтобы начать говорить дальше. — Ну, и в конце концов, когда я впервые за долгое время тебя увидела, ты просто... — Что? — Просто прошёл мимо и сделал вид, будто меня не существует! Тут уже настала очередь Скарамуччи состроить озадаченный взгляд и пару секунд потупить в стену. Мона осуждающе скрестила руки. Её обиженные глаза говорили о многом, но парень, сколько не прокручивал в голове кадры из школьной жизни, никак не мог вспомнить, о какой именно сцене идёт речь. Он прошёл мимо Моны? Когда, как? По какой вообще причине он мог не обратить на неё своего внимания? Учитывая их детскую склонность к провокации пылких ссор между друг другом, вероятность такого исхода была примерно... Физически невозможной. Если только это не произошло в последник дни их учёбы. Когда перед глазами Скарамуччи была только пелена, тьма и сырость. Когда он не обращал внимание ни на учителей, орущих на него за недостаточную включённость в урок, не на тупых одноклассников, которые дёргали его по поводу и без... Единственное, что он видел – фиолетовые причёски. Каждый раз, когда в его поле зрения попадало что-то, что хоть отдалённо было похоже на голову Моны, он бежал от этого объекта как от пожара. Ну и походу добегался. — Я... Прости, но я правда не помню того, о чём ты говоришь, – но прежде, чем Мона успела как-то отреагировать, он добавил. – Клянусь, на моменте нашего... поцелуя мои школьные воспоминания обрываются. Не потому что мне всё равно! Просто... ну, стёрлась память. Лампочка в коридоре издала мерцание, делая серебристые глаза Моны то лакированными блестящими от недавних слёз, то почти полностью болотно-серыми. Она моргнула, полоска её губ на секунду искривилась. Затем, выдохнув, она начала объяснять. — Когда я в первый раз увидела тебя в коридоре в толпе... Множество людей, множество шагов, ног, глаз, разноцветных пёстрых одежд. Плечи, то и дело беспардонно бьющие низкорослую Мону по затылку. Но её глаза не видели толпы, они смотрели сквозь весь этот сброд. Перед взором девушки представал лишь один, до боли знакомый образ любимогг человека, которого она так долго искала. — Я хотела подойти к тебе, но... Её мозг прокручивает картинки из тех далёких времён, но как будто нарочно пропускает тот самый момент, который она пытается вспомнить. Как Скарамучча минует её, чуть ли не толкает плечом, как вся остальная толпа. Без капли сожаленияя скрывается из её поля зрения. — Н-но... И Мона остаётся одна. В тот момент ей казалось, что она осталась одна в целом мире. Нет больше ни её друзей, ни одноклассников, ни несчастной играющей бабки. Нет больше её дома, школы, работы. Больше нет её физического тела. Нет её самой. Осталась одна лишь пустая оболочка. Пустая оболочка, вывернутая наизнанку, нещадно выпотрошенная и впоследствии выкинутая на помойку, как старая ненужная тряпица. Больше нет в мире такого существа, как Мона Мегистус. Ей больше нет смысла существовать. — Я... — Всё, стоп, хватит, – нервно заключил Скарамучча, прерывая словесный поток девушки и прижимая её к себе. Мона всхлипнула. До этого момента она и не замечала, что солёные жемчуженки вновь начали появляться на её глазах и стекать по щекам. Шмыгнув носом ещё пару раз, она уткнулась в Скару, пытаясь вывести свой разум из травматичного периода, в который сама же всё это время пыталась его загнать. — Я понял, что я сделал что-то ужасное, – Скарамучча опустил руку на женское плечо. – Можешь не мучать себя воспоминаниями. Прости. Он вновь прижал Мону к себе. Кажется, за последнюю минуту они только и делали, что обнимали друг друга, затем отпускали, затем снова обнимали. Скарамучча хотел бы утонуть в этих объятиях, никогда не возвращаясь в реальный мир. Хотел бы каждую секунду своей жизни быть рядом с любимой девушкой, чувствовать её дыхание, запах её волос... Но не ощущать предплечьем горячие слёзы, льющиеся с её глаз. — Чёрт возьми... Я даже не знал, что это может так повлиять на тебя. А ведь это повлияло. Причём, ещё как. Мона поморщилась, смаргивая остатки своего плача. Пусть работа и помогала на какое-то время забыть о разбитом вдребезги сердце. Однако стоило только вернуться домой, как истерика сразу брала своё. В перерывах между рыданиями Мона вертелась у зеркала, рассматривая в нём свои руки, плечи, бёдра, волосы и всю фигуру в целом. "Я недостаточно хороша для тебя, да?! И что же тебе во мне не понравилось? Слишком кривые руки? Тощие ноги? Недостаточно большая задница или чересчур маленькая грудь? Нашёл кого-то, у кого сиськи побольше моих??" Тогда девушка высокомерно хмыкала и задирала нос. Ещё чего, будет она комплексовать из-за недовеса и завидовать воображаемым барышням, которым Скарамучча предпочёл её. Конечно же будет. Потом слёзы и сопли в подушку, потом бабка зовёт на отчёт, начинается ругань, на Мону натравливают всех собак, обвиняя в несдаче экзаменов, в том, что она слишком мало зарабатывает, что в её возрасте все уже Илонами Масками становятся, и лишь одна она, этакая двухвостая тупица, не проявляет ни таланта, ни амбиций, ни стремлений к нормальной жизни. Один раз старая шизофреничка даже выкатила Моне предложение, что раз она только задницей своей вертеть и умеет, пусть идёт рожать ребёнка от первого встречного, чтобы получать хоть какие-то пособия от государства. Девушка на несколько секунд потеряла дар речи, но после этого наорала на свою опекуншу такими отборными матами, что та и думать забыла о подобных идеях. Каждая минута, проведённая в этом доме, уничтожала в Моне маленькую её частичку. Она прекрасно понимала, что надо съезжать, но.. куда? Её заработка не хватало на съем нормальной однокомнатной квартиры. По её расчетам, она смогла бы позволить себе снять низкосортную однушку на окраине города... Через 27 лет. А, нет, небольшая ошибка в вычислениях. Мона стёрла с экрана калькулятора неверную цифру, переписав её на другую. Вот теперь корректный результат – через 44 года. Мона закусила губу, пытаясь хоть как-то остановить начинающуюся истерику. Вместо того, чтобы ещё больше погружаться в старые воспоминания, лна сконцентрировала своё скудное внимание на том, что её сейчас держит Скарамучча. Тот самый Скара, которому принадлежало её сердце с пятнадцати лет. Тот самый Скара, из-за которого она ночами плакала. И тот самый, который позже спас её. Этот нескончаемый круговорот мыслей петлял в её голове уже множество раз, но мозг до сих пор не мог осознать целостную картину происходящего. — То есть, ты и вправду поцеловал меня тогда из-за симпатии ко мне? — Ага, из-за любви к тебе. — Вот как... – на щеках Моны по всем традициям проступил лёгкий румянец. — А зачем я по-твоему ещё мог это сделать? — Ну-у... – девушка призадумалась. – Может быть, ты... Хотел таким образом выразить своё превосходство надо мной? Вместо тысячи слов Скарамучча уставился на неё как баран на новые ворота. Девушка немного смутилась. — Или просто чтобы посмеяться надо мной, – тихо добавила она. — Ну понятно. Воображения тебе не занимать. — Я вообще выдвигала даже версию, что ты сделал это ради прикола. — Ага. Смешно получилось? — Очень. Это не было смешно, но улыбка Моны всё равно растянулась почти до ушей. Она радостно чмокнула Скарамуччу в щёку, вновь заразив улыбкой и его. Они оба совершили одну и ту же ошибку, они мыслили практически одинаково, когда сотворяли действия, повлёкшие за собой необратимые последствия. Они разлучили сами себя, и сами же от этого страдали. Сожаления прокатились через их души рекой, смыв из самых их недр все печальные эмоции. Остались только объятия, поцелуи и улыбки. Парню кажется, что он столько не улыбался за всю жизнь, сколько сделал это за последние 20 минут. Всё-таки любовь творит чудеса. Особенно, взаимная. Если бы только он не был таким идиотом, не испугался бы тогда, не покинул свою Мону на такой долгий период... Да чёрт его знает, что бы было. Главное – то, что есть сейчас. А сейчас есть... — Мона... – неловко начал он, понимая, что чейчас лопнет пузырь из радужных единорогов, розовых бабочек и сопливой любви. — Да? – кивнула она. Её сверкающие зубы по прежнему можно было пересчитать одним взглядом. — Ты же помнишь, что, ну... — Тщ-щ, – девушка приложила изящный палец к губам Скарамуччи. – Не порти момент, дурашка. Её улыбка стала ещё более широкой – хотя казалось бы, куда шире – и чуть более натянутой. Конечно, она прекрасно помнила о том факте, что её хотят сдать в рабство. Но не надо поднимать эту тему так часто. — Я... – она сдалась, всё же печально склонив голову к полу. – Я просто до сих пор немного не понимаю. Ты сказал, что, ну, любишь меня, – выговорить эти слова удалось с небольшим трудом. – Но твоё поведение в школе как-то противоречило этому. — Я понимаю. Я был идиотом и я... Ну... — Я услышала тебя, да. Просто– Они, не сговариваясь, замолчали, понимая, что нить их тернистого разговора начинает разваливаться на составляющие. Послешкольную потасовку они уже выяснили, нынешние отношения тоже. Осталось только поговорить о том, что вообще было между ними всё это время. В конце концов, лучше выяснить все недосказанности сейчас, чем они позже, в самый неподходящий момент всплывут сами — Пойдём, обсудим несколько вещей? – он приблизился к коридору, протянув своей возлюбленной руку. – В конце концов, у нас ещё есть некоторое время. Мона не ответила. Её грубоватая ладонь соприкоснулась с мягкими пальцами Скарамуччи, которые крепко сжали руку. Сжали, и больше никогда не собирались отпускать. Отныне эти руки гораздо чаще будут сплетаться, и гораздо реже оставаться порознь. Время близилось ко тьме. Небо тоже багровело, свидетельствуя своими оттенками о том, что завтра, вероятно, будет дождь. А может уже и сегодня. Или оно просто таким образом подстраивается под настроение? Часики тикают. Скарамучча уже сорок минут как должен был быть на рабочем месте, держа под руку товар, обменянный на погашение долгов. — Ну и где же он? – сердито пробубнила леди, сложившая белёсые руки на столешнице. — Терпение, моя дорогая, – лукаво ухмыльнулся её сосед через пластиковую перегородку. – Он скоро явится. — Ты, блин, уверен, что он не схитроёбил там как-нибудь? — М-м, – мужчина отрицательно покачал головой. – Не мог. У него нет выбора. Сотрудники кивнули друг другу с зубастыми улыбками на лицах. Конечно, в их коллективе никто никогда не улыбался друг другу из вежливости. Просто в данный момент их обоих объединяла одна общая радость – радость над страданиями их общего коллеги, который, вероятно, скоро получит строгий выговор от Педролино за опоздание. Если вообще соизволит притащить сюда свою задницу до заката. Ядовито-мятная лампочка зловеще мигнула, на секунду погрузив офис во тьму, но почти сразу вернувшись в прежнее состояние. Да твою ж дивизию. Сегодня в городе что, какие-то проблемы с проводкой? *** — Э-эй! Протяжный возглас, произнесённый чьим-то скрипучим и наглым голосом, догнал Мону на полпути в библиотеку. Закатив глаза, она замедлилв шаг, чувствуя спиной, как к ней полубегом приближается какая-то отвратительная сущность. — Слышь? — За углом поссышь, – девушка не стала даже оборачиваться. Только крепче сжала два тонких учебника, преодолевая желание заехать ему ими по голове. — Какой оригинальный ответ, – с сарказмом ответил Скарамучча. – Тебя перед каникулами покусал кто-то? — Че тебе надо? – грубо бросила Мона, не желая продолжать глупую дискуссию. И так времени у неё нет. — Ну капец ты грубиянка, – собеседник осуждающе покачал головой, явно не собираясь отставать. На секунду они оба замолчали. Мона выжидающе покачивалась туда-сюда, не понимая, почему этот пень стоит как истукан и молчит. Его глаза изучали что-то в стороне, не обращая никакого внимания на собеседницу, стоящую прямо напротив. — Ну и? Зачем ты решил отнять моё драгоценное время? — А ты у нас теперь дофига занятая? – быстро выдумал он, ухватившись за начавшийся диалог. — Ты специально меня перед летними каникулами побесить решил? – вспылила Мона, не совсем понимающая, что происходит. — Та расслабься ты, – махнул он рукой. – Чего летом делать собираешься? — Какая тебе разница? Скарамучча ничего не ответил на этот вопрос, но по прежнему ждал, что ответит Мона. Его поза вызывала некоторые... подозрения? Сцепленные за спиной руки, бегающие по всему помещению глаза. Мона немного замешкалась, когда поняла, что это, вероятно, не какая-то тупая шутка... Или всё же она? — Ты серьёзно спрашиваешь? — Ага, – уверенно подтвердил он. На её спине моментально проступило несколько капелек пота. Мона заёрзала на месте, судорожно пытаясь придумать, что вообще она должна ответить на подобый вопрос. — Э-э, я... Поведение Скарамуччи, кстати, казалось сегодня крайне странным. То он весь день где-то ходит, что никто его найти не может... Нет, как бы не то, чтобы Мона пыталась его найти, ни в коем случае! Просто заметила благодаря своей наблюдательности. Да. ...То он пристаёт с какими-то странными и излишне настойчивыми вопросами. Реально, наверняка какая-нибудь очередная шутейка. При том совсем не смешная. — К твоему сведению, – Мона задрала голову, для эффектности перекинув один из хвостов через плечо. – Всё лето я буду не-ве-ро-ятно занята. Вновь отвернувшись от него, девушка направилась дальше, в свой первоначальный пункт назначения. Она искренне надеялась, что этот крайне неприятный для неё диалог окончится на вот такой вот странной ноте. Лишь бы... — Че, прям всё лето? – усмехнулся Скарамучча из-за её спины. – Ты там что, на каторге работаешь? Мона споткнулась об собственные ноги, чуть не выронив книги себе на ноги. Мир в тот момент для неё чуть было не остановился. Шумно поперхнувшись, девушка уже хотела трясти своего врага за плечи с криками "откуда ты знаешь?!?", но опомнилась в последний момент, поняв, что он сказал это не всерьёз. — Ну да, – кивнула она, пытаясь скрыть дрожь в голосе. Да, конечно блять да! Каждый день её чертовых "каникул" будет занят очередной сменой в разносе коробок, мытье обоссаных полов и так далее по списку. А всё ради того, чтобы не подохнуть с голоду в одной вшивой квартире на пару с её дражайшей бабушкой. Вот только есть одно но: Скарамучча об этом не знает. Скарамучча не должен об этом знать. ВООБЩЕ ни при каких обстоятельствах. Даже если Мона будет при смерти. Даже если блять от этого будет зависеть жизнь всех восьми миллиардов человек на Земле. Не дай боже хоть одна живая душа будет осведомлена о том, насколько много времени проводит на работе юная Мона Мегистус. — Работаю. Но не на каторге, а на даче. Единственное, что пришло ей в голову. По крайней мере, пахание грядок на даче звучит не настолько позорно. Хотя, с какой стороны посмотреть... Ай, ладно, не важно. Всё равно никакой дачи у неё нет. Может, когда-то и была, но бабка в любом случае с удовольствием заложила бы или проиграла бы в казино лишнюю землю. — И что, у тебя прям ни одного свободного дня? – зачем-то уточняет неуёмный Скарамучча. — Не-а. Я уеду на всё лето. Что ж, время закупать из сэконда новую партию чёрных тряпок. И не дай боже хоть одна живая душа увидит Мону в этом городе. — Ясно. Скар как-то... Расстроился что ли из-за этого заявления? Неужели он сочувствует Моне за то, что та вынуждена просрать свой заслуженный отдых на семейных огородах? У этого засранца что, появилась капля сочувствия, совести и сострадания?! Офигеть, глобальное потепление, наверное, только что отложилось на 50 лет вперёд. Нет, ну а если серьёзно... — А что ты хотел-то? — Хм? А... – парень, походу, обкурился чего потяжелее. Вот и пристаёт теперь к людям. – Да так. Я-то думал, ты в какие-нибудь парки любишь ходить, или на гулянки. Ну что ж, удачи тогда проторчать двенадцать недель подряд в глуши! — Глушь это твой мозг!! – крикнула Мона вслед уходящему. — Да ты сегодня прям сама креативность! — Да иди ты блять... Гулянки-хуянки... Нет, ну может быть, ходить на вечеринки – это не такая уж плохая идея. В конце концов, иногда там бывает столько еды! Остаётся только научиться незаметно её таскать, и всё. Райская жизнь обеспечена. Вот только один нюанс – в чём туда ходить? В ободранных кофтах со стразами, большинство из которых отвалились ещё два года назад? Или прийти в серой толстовке с капюшоном, укапанной пятнами от сладкого чая? Потрясающая идея, если хочешь на весь район прослыть дед инсайдом и безвкусной нищенкой. Ну и последнее. За свет, газ и воду тоже платить спизженными с накрытого стола кусками пиццы? Эх... Мона вздохнула и села на скамейку, положив чёртовы книжки к себе на колени. Сегодня последний день, как их можно вернуть. Иначе она рискует нарваться на штрафы, чего ей очень сильно не хотелось. Ну да ладно, это того стоило – книги по астрономии всегда самые интересные, ими невозможно начитаться. Школьница мельком глянула в проход, в который нелавно удалился Скарамучча. Дай боже, чтобы его сейчас там не было и он поскорее ушёл домой. Вот почему все ровесники могут жить как обычные люди, тусоваться друг с другом, приставать к девочкам со странными вопросами и планируемом досуге на летние каникулы? Кому-то всё, а кто-то ежедневно отправляется пахать и думает заместо взрослых, какими грошами завтра оплачивать коммунальные услуги. Если она не заработает денег к следующей неделе, наверняка снова получит ремня. Ладно, не важно. Неважно. Не-важ-но. Дверь отворилась, из-за неё показалась женщина, на вид около тридцати лет, оглядела коридор направо и налево. Столкнувшись с грустными глазами Моны, она тут же приветливо улыбнулась. — О, Мегистус! Какими судьбами? Её радужки были чем-то похожи на густой цветущий лес под светом жаркого летнего солнца. Всегда приятно было ощущать на себе этот взгляд. — Вы наверное знаете, какими, – усмехнулась Мона, помахав двумя экземплярами энциклопедии по астрономии. — О-о, неужели всё-таки дочитала? И даже вернуть успела впритык. Я уж думала, придётся тебя убить, – мисс Лиза улыбнулась, видимо, думая, что это выглядит мило. Но это скорее выглядело так, будто она действительно может кого-то убить. – Заходи, попьёшь со мной чай. — Но... — Не обсуждается, – она строго помахала указательным пальцем. – Заходи. Что ж, делать было нечего. Мона неохотно поднялась со своего места и проследовала в волшебное царство бумажек, чая, книг и запаха пыли, который, как ни странно, лишь добавлял этому месту атмосферы. В конце концов, работа будет только завтра. А сегодня можно и отдохнуть.

***

Она только что подчистую призналась Скарамучче, чем была занята всё своё свободное от школьной жизни время. Что ж, его лицо надо было видеть. Глаза выпучились до размеров пятирублёвых монет, а сам парень поначалу даже отказался верить, что такое возможно. И хотя он видал за свою жизнь случаи и похуже... Но ведь тут всё происходило прямо у него перед носом. С человеком, который никогда не был ему чужим. Далее началась срочная реанимация ментального состояния Моны. Фельдшер Скарамучча начал применять на пациентке срочную обнимашковую терапию, игнорируя её отчаянное "Скара, ты мне блин сейчас рёбра сломаешь!", затем незамедлительно приступил к обширным целовательным манипуляциям, затронув губами всю территорию щёк и шеи Моны. После же началось самое основное – его обещания и заверения, что он бы лично отпиздил и обоссал каждого, кто хоть как-то причастен к ситуации с финансовым положением Моны. И вот, через ещё полчаса разговора она вспомнила ту ситуацию из школы, пересказав её примерно до того момента, как её нынешний собеседник тире экс-враг покинул этаж. — Ты помнишь это? – Скарамучча улыбнулся, по его нутру разлилось вязкое тепло. Было приятно делить мелкие школьные воспоминания с человеком, который является непосредственной частью этих воспоминаний. — Конечно! Я вообще много чего помню, – девушка произнесла это с неким укором. Оно и понятно. – Например то, что ты был грубияном. Судя по тому, как Скара поджал губы и посмотрел куда-то сквозь Мону, он действительно осознавал свои поступки. И осознавал достаточно хорошо, чтобы почувствовать давно знакомый укол стыда за молодую версию себя. Знала бы Мона, сколько таких уколов он пережил за те два года их разлуки. Это уже не уколы, это целая агония. — Только потом, после поцелуя, когда я прокручивала в голове некоторые наши... Совместные моменты, я поняла, что это была твоя попытка пригласить меня погулять. — И ты отказалась не потому, что тебе было от этого противно, а из-за... Работы. И необходимости на что-то выживать в столь раннем возрасте. К несчастью, пока остальные подружки ходили с мальчиками в кино и подворотни, сама девушка ходила отпахивать на подработки, чтобы не остаться без еды в этом месяце. И в следующем. И в следующем. И так до бесконечности. — Мне бы не было противно, – уверила она, погладив его руку. Затем тихо добавила: – возможно, конечно, я бы немного смутилась... — Прямо как тогда, когда тебе говорят о том, какие твои волосы роскошные и длинные? Она опустила голову, махнув на него кистью. Вторая же рука незвначай потянулась к тем самым волосам, будто проверяя комплимент на подлинность. Скарамучча лишь рассмеялся, будучи более чем довольным такой умиляющей реакцией. Пока Мона бормотала что-то о его больно изворотливом языке и вредной натуре, он завёл запястье за её голову и почесал, будто ласкал собачку. Девушка вопросительно на него взглянула. Скара лишь пожал плечами и склонил голову в бок. Уголок губ Моны скользнул вверх, и она откинула голову чуть вбок на его ладонь, призывая его продолжать. И вправду, будто тискаешь питомца, который на любое мелочное движение начинает восторженно вилять хвостом, цепляясь за каждую, даже мелочную ласку. Его нутро билось на части при осознаннии того, через что прошла эта девушка, ровно сидящая перед ним, наслаждающаяся тем, как её гладят по волосам. Если ранее он преувеличивал свои страдания втрое, то сейчас, по сравнению с только что услышанной им историей, это всё кажется банальными пиздостраданиями подростковых лет. В целом, он готов обесценить всё своё существо на фоне прекрасности сидящей перед ним Моны. Может быть, это звучит слащаво, но это так. Он привык отдавать слишком многое за людей, которых любит, даже если постоянно об это обжигается. — Я вот что спросить хотел... – он убрал руку, задержав кончики пальцев на шелковистых волосах. – Почему ты никогда не говорила мне об этом? — О чём? — Ну... О нехватке средств на существование, – он пытался подобрать выражения поделикатнее, и совсем не был уверен, что ему это удалось. Глаза Моны погрустнели. То ли интуитивно, то ли осознанно она взяла Скарамуччу за руку, плотно сжав её. Не успел парень ответить на это короткое движение, — Если бы я хоть словом обмолвилась о своём положении, ты бы тут же меня засмеял. — Я бы не... – он преврался и замолчал. – Да, я понимаю, почему ты так считаешь. Но я бы никогда так не поступил Мона согласно покачала головой. Да, скорее всего, даже такая пубертатная язва, как Скарамучча, не опустится до столь низкого уровня, чтобы смеяться над чьим-либо семейным положением. В конце концов, он не был мудаком, как некоторые другие парни-задиры в их школе. Он был просто придурком. Милым, забавным, чуть-чуть раздражающим придурком. — То есть, ты на самом деле не тусовочница? — Скара блин, ну какая нахрен тусовочница? – весело улыбнулась Мона, хотя ситуация таковой совсем не была. – Меня с одного бокала какой-то дряни чуть не вырубило, ты же помнишь. Они оба это помнят, да. Момент, когда они первый раз за целую вечность встретили друг друга. Не в лучших обстоятельствах, да. Но с другой стороны, это даже немного скрепило их и без того прочную связь. — Я никогда не была на вписках. Только если на паре маленьких квартирных посиделок в компании Фишль. Но к алкоголю я уж точно не притрагивалась, – она гордо вытянула указательный палец. — Но... Исходя из полученной только что информации, Мона ни коим образом не могла насолить своей родне своим развратным образом жизни. Она же работала буквально каждую свободную секунду – практически образцовый ребёнок! Отсюда назревает вполне логичный вопрос... — Но за что тебя тогда выгнали из дома? Лицо девушки помрачнело и побледнело одновременно. Только сейчас она поняла, что эти откровения должны за собой повлечь. Всё это время она кормила Скарамуччу фальшивыми историями о своём прошлом. Да, впрочем, и о настоящем тоже. Если так подумать, Мона всю свою жизнь только и делает, что врёт окружающим. Лишь бы они не разочаровались в ней так же, как её "семья". Лишь бы не узнали её настоящую. Лишь бы не стать ей позором всего мира, девочкой-зачуханкой, жалкой крестьянкой, с детства запачканной грязным ручным трудом. — Ну... Ну? Давай же, Мона. Расскажи любви всей своей жизни о том, как ты три раза подряд проебалась в легчайшем школьном экзамене! Как в перерывах между потоками клиентов пыталась листать чёртовы сборники математики, как дома в запертом изнутри шкафу учила классификацию животных и растений... Как с горем пополам набрала проходной минимум по родному языку... А, ой, не набрала ведь. Не хватило одного балла. Даже тут лохушкой вышла. — Ты будешь смеяться. — Я не буду, – Скарамучча протягивает свой мизинец, оплетая им палец Моны. – Обещаю. — Я... – от тактильного контакта Мона почувствовала себя немного лучше. Но она всё равно навряд ли выдавит из себя эту фразу без слёз. – Я не сдала ЕГЭ. Она опустила глаза и прикрыла их, ожидая чего угодно – хохота, издёвок, жалости, жёсткой, но справедливой оценки её умственных способностей. Да хоть смачного плевка в макушку. Только вот почему-то прошло уже секунд пятнадцать с начала тишины, а Скарамучча так и не издал ни звука. И не расцепил их соединённые мизинцы. Мона всё же осмелилась посмотреть вверх... Что ж. У её пассии был ТАКОЙ взгляд, будто он только что получил известии о смерти сразу всей членов своей семьи. Похоже, от шока он схватил полный полный паралич всего организма. — Погоди... – тихо начал он. – То есть тебя выгнали из дома за то, что ты, блять, не сдала ебучее ЕГЭ?! — Ну... — Пиздец, – он осторожно убрал свою руку подальше от Моны, только чтоб хорошенько всплеснуть ею по воздуху. – У тебя родственники там совсем ебонаты? Ебануться, а я ещё думал, что это у меня семья ебанутая... — Нет, погоди, – замахала руками Мона, хотя не чтобы она могла или хотела чем-то опровергнуть его заявление о её семье. – Меня не выгоняли. — То есть? — Я сама ушла. — А... – теперь Скарамучча был скорее запутан, чем шокирован. Господи, наверное, не существует в мире ни единой эмоции, которую бедный юноша не испытал бы за этот вечер. – Теперь я ещё больше ничего не понимаю... И ещё, ты ведь могла пересдать, разве нет? — Я пересдавала. И не смогла, – стыдливо пожала плечами девушка. – Первый раз не смогла, второй раз заболела, а третий... Да, я не смогла. Просто провалилась. Вот такая вот я тупая. — Ну ясен хуй, что не смогла! – Мона уже хотела согласиться с тем, что она жалкое и ни на что негодное ничтожество, но Скара продолжил. – Ещё бы кто-то смог ломать спину на работе, одновременно учась в школе! Пиздец, да ты уже заслуживаешь почётную медаль хотя бы за то, что осталась жива! — Хах... — И ты не тупая, – он ущипнул Мону за подбородок и силой повернул к себе. – Будешь так говорить – голову тебе откручу. Ну теперь Мегистус чувствовала себя откровенной лохушкой. То есть всё это время она просто могла рассказать о своей ситуации Скарамучче, и он бы вот так вот, без лишних вопросов её поддержал? Ну шикарно, что сказать. — Так всё-таки? Почему ты ушла из дома? – перемены на лице девушки почти заставили его буквально прикусить себе язык. – Не отвечай, если не хочешь. — Н-нет, ты имеешь право знать, Её грудь полнялась в попытке набрать побольше воздуха, чтобы не заплакать хотя бы до начала разговора. — Меня били, – в теле Скарамучче что-то дрогнуло, и по нему даже визуально было заметно, что его тело перешло в режим самообороны. – И унижали. У меня нет родственников. У меня только один родственник – бабушка по маминой линии. Ты её уже знаешь. — Подожди, то есть твой единственный родственник, это ...?!? – парень быстро хлопнул себя по губам, совершенно позабыв про самоконтроль. – Прости, можешь продолжать. — Она говорила мне, что если я не сдам экзамены и не поступлю в медицинский на бюджет – мне пиздец. Или даже что похуже... Мона немного отодвинулась к подлокотнику дивана, схватила кончик рукава толстовки и закатала его насколько возможно. На наружной стороне её предплечья красовалась едва заметная красная полоса. — Это было после первого экзамена, – её глаза, сосредоточенные на полу, и сдваленный голос резали Скарамучче ножом по сердцу. – Во второй раз я слегла, и моя карга видимо побоялась, что её единственная кормилица издохнет. А третий раз... Перед глазами чётко встал кадр из когда-то пережитой Моной старой жизни: почтовый ящик, папка с бумажками. Результаты экзаменов – незачёт. Не добрала кучу баллов. Неуд. Провал. Ничтожество. — Я просто н-не знаю, что бы со мной было, если бы я в тот же вечер не ушла... – наконец, девушка снова всхлипнула. Поражает, как в её теле за сегодня не иссякли все запасы жидкости. – Я бы не сидела сейчас перел т-тобой, скорее всего... Прежде, чем Мона упала лицом вниз, между её ладонями и полностью мокрыми глазами возникло мягкое пушистое препятствие. Только через минуту, вцепившись во что-то руками и безудержно рыдая, она вспомнила, где сейчас находится и кто её держит. Голова перенапряглась настолько, что казалось, будто она вот-вот лопнет. Весь мир крутился у неё перед глазами, как на чёртовой бесконтрольной центрифуге. Только сейчас она поняла, насколько сильно на неё повлияло детство и все те события, что в нём происходилм. Качество жизни ухудшается во много раз, когда в тебе пропадает уверенность, что завтрашний день вообще настанет. — Скара, м-мне... не хотелось жить, Скара... – повторяла она, прерываемая сокращениями собственной диафрагмы. Он молчал. Он был выпотрошен и опустошён, смотря в темнеющее окно выгоревшими глазами. У него на руках сейчас билаз в истерике его любимая девушка. Он стискивал её так крепко и нежно, как только мог. А в голове словно на заевшей пластинке вертелось одно и то же: "Только попадись мне в руки, старая сука..." Это наверное уже третий раз, как Мона плачет во время их разговора. Но теперь причиной её истерики стали далеко не их отношения. Извинения и раскаяние тут более не помогут. Его прекрасную звёздочку обидел другой человек. И он бы с удовольствием сжёг этого недо-человека заживо. — Она... Я... Я сбежала!.. а он-на решила в отместку меня п-продать, понимаешь?!.. – к опухшей от слёз девушке медленно, но верно возвращалось ясное сознание. – Где бы я сейчас была, если бы не ты?... Нигде. Он бы нашёл её в любом случае. Нашёл и спас ото всех. Нет-нет-нет, просто не может ни в одной вселенной существовать таких вариантов, в которых они бы не встретились!! Не может и всё. Он размеренно дышал, пытаясь игнорировать тот факт, что большая часть его рукава насвкозь промокла. — Что я, блять, сделала не так?! Она прокричала это Скарамучче в лицо, заставив его повернуться к себе. Да, она сейчас выглядела по-настоящему уродливо, её глаза были алее томатов, ну и пускай! Пусть он видит её такой. Пусть, чёрт возьми, каждый человек в мире увидит, что она такая! Жалкая, бесхозная половая тряпка. — Я правда совсем не заслуживаю любви?... Её голос был тих, словно тоненький звон колокольчика на последнем издыхании. Непривычно было видеть свою любимую Мону такой – без её излюбленного образа, без напыщенной гордыни и упрямства. Сейчас она будто сняла с себя облочку, оставшись полностью обнажённой... Даже гораздо более обнажённой, чем без одежды в его постели пару дней назад. И он ни в коем случае не должен оставлять её в таком состоянии. Близкий человек, которого он искренне любит каждой частичкой души и тела, только что открылся ему. Будь он бесконечно проклят на все существующие виды мучений, если упустит её, ранит, если вновь сделает что-то гадкое и неправильное. Если Мона Мегистус хочет быть защищённой и любимой им, значит он исполнит её пожелание так хорошо, как только возможно. — Послушай. Скарамучча подхватывает её руку, крепко переплетая их пальцы. Мона поднимает на него блестящие от слёз глаза, хлопает мокрыми ресницами в ожидании. — Я люблю тебя. — её кисть ощутимо содрогается от столь резкой фразы. Скарамучча серьёзным тоном продолжает. — Я совершил огромную, глупейшую ошибку тогда, в одиннадцатом классе. Я не должен был отворачиваться от тебя и игнорировать. Я, чёрт возьми, должен был вообще не отпускать тебя из своих объятий, чтобы никто, никто, блять, в этом ёбаном мире не посмел тебя даже пальцем тронуть. Он прерывается и переводит дыхание, одновременно ослабляет усиленную гневом хватку на руках девушки. Мона же не дышит вообще. Лишь завороженно слушает, распахнув заплаканные глаза в непритворном удивлении. — Если позволишь, мне бы хотелось исправить ошибки прошлого. Пожалуйста, — он берёт за запястье вторую девичью руку, нежно сжимая обе. — Давай вместе выберемся из этого дерьма. Ошарашенная Мона была загипнотизирована его словами. И всё, что она могла делать — расплываться в благоларной улыбке и проливать новые слёзы, но на этот раз от счастья. Она бросается к нему в объятия, крепко сжимая торс и сминая футболку на спине. — Я тоже тебя люблю, — шепчет она столь искренне, что даже самый циничный человек на Земле не посмел бы поставить под сомнения её слова. — И если это предложение встречаться… — Это предложение встречаться. — …то я его принимаю.

***

— Всё взяла? — Да мне и брать-то нечего, — усмехается Мона, подбрасывая непослушную лямку рюкзака повыше на плечо. — Помочь? — Так, джентльмен, ты свой багаж сначала дотащи. А уж я со своим как-нибудь расправлюсь. — Я до сих пор не могу поверить, что ты полжизни таскала тяжести. С другой стороны, это объясняет, откуда у тебя столько силы, что аж стульями кидаться можешь. — А что, боишься? — Как бы не так, — он лукаво ухмыльнулся, словно желая повторить все те «кровавые» бойни, что были у них в старших классах. Наверное, в этом одна из основных прелестей отношений Моны и Скарамуччи — что бы не происходило во внешнем мире, они друг с другом всегда будут на своей волне. Прикалываться друг над другом, спорить из-за мелочей… Теперь, видимо, ещё и целоваться под луной, дождём и городским мостом, который с наибольшей вероятностью будет служить им дальнейшим местом жительства. — А ты машину в кредит брал? — Не, я её угнал. — Да блин Скара, я серьёзно. — Это корыто в кредит? Да ему красная цена — катышки из пупка нашей физручки, — он похлопал по двери своей запачканной каплями грязи ласточки, которая, вот же неожиданность, отливала сиреневым цветом. — Это так называемый подарок от матери на совершеннолетие. Её старая тачка. Себе новую купила, а на этой, говорит, я ещё могу докатать. Хоть разбить будет не жалко. — А ты быстро гоняешь? — Зависит от ситуации. Плечи Моны заметно напряглись. Последний раз, не считая Скарамуччи, на своей машине её катал отец Фишль, когда девочек надо было отвезти в ближайший кинотеатр. Ну и… Кхм. Ощущение, когда тебя практически вдавливает в кресло от неистовой скорости, да и сопровождающие поездку матерные выкрики на проезжающих мимо водителей – не самое приятное, что она ощущала в своей жизни. — Если будешь ездить слишком быстро, выкину тебя в окно и сяду за руль сама. Так как ей предстоит провести с этим психом… Ой, то есть своим парнем ближайшие несколько дней в пространстве метр на метр, следовало бы заранее обозначить границы. — А права у тебя есть? — Ну... — Вот и не выделывайся, – горе-водитель щёлкнул свою девушку по носу. К Моне вдруг в полной мере вернулось ощущение из старших классов, когда хотелось взять Скарамуччу за грудки и прибить острейшими в мире гвоздями к двери кабинета физики. – Да не переживай ты так, у меня с вождением всё нормально. Или забыла, кто тебя пьяную в дровища из клуба подвозил? — Придурок какой-то. — Щас этот придурок тебя в багажник запихает, и будешь там всю дорогу ехать на правах багажа. — М-м, похищение? – Мона кокетливо улыбнулась, чуть приблизившись. — Ага, похищение, – подыграл её настрою Скарамучча. — Ох, боже мой, – девушка шутливо приложила ладони к щекам. – Я так не хочу, чтобы какой-то симпатичный мужчина силой затаскивал меня в свою машину, пристёгивал своими прекрасными руками мой ремень безопасности... — Если уж не хочешь, – парень свернул руку в крюк и подцепил её талию Моны, слегка смущённой желанной близостью. Он прислонился губами к её уху и прошептал. – То садись быстрее в эту чёртову машину. А то твоим похищением будут заниматься фатуйские мужчины, далеко не всем из которых, кстати, повезло с красивыми руками. — Скара, блин! – она слегка надулась, чувствуя, как от упоминания этого зловещего названия в конечности снова возвращается свинцовая тяжесть. Тем временем, Скарамучча помог ей усесться и действительно начал пристёгивать её ремень безопасности. – Ты настолько плох в ролевых играх, что не можешь даже поддержать атмосферу? Наконец услышав заветный щелчок, он слегка разогнул спину, заглядывая Моне прямо в глаза. Что-то в глубине его взгляда заставило её желудок сделать тройное сальто назад. — А что, хочешь проверить, плох я или хорош? – на его губах прямо-таки расцвела какая-то садистская ухмылочка. Мона вжалась в тканевую обивку кресла, нервно проглотив скопившуся в горле слюну. Этот придурок нависал над ней вплотную, обе его руки стояли по бокам от её бёдер. — Иди нафиг, – она смущённо оттолкнула Скарамуччу, но тот и не шелохнулся. Даже его чёртовы губы не дрогнули. – Эй! Иди нафиг говорю! Она начала колотить своего парня по груди, на что тот весело рассмеялся. Хотя пару раз он всё-таки ойкнул от боли. — Ладно уж, не парься. Он по очереди выхватил сначала одну, потому другую суетливую руку Моны. Прежде чем она успела это осознать, Скарамучча поднял оба её запястья, прижал их к подголовнику, и быстрым движением припал к её рту. Медленно и плавно он смаковал сладкие губы своей девушки, пока та, не особо-то и сопротивляясь, отвечала ему полной взаимностью. С неохотой оторвавшись, он очертил пальцем мягкую щеку Моны, после чего оставил маленький поцелуй и там. Ожидавшая от Скарамуччи совсем не таких нежностей, Мона сидела в полном шоке и ещё большем смущении, чем раньше. — Мы обязательно опробуем всё, что ты там себе напридумывала, – финальный щелбан по носу, и Скарамучча исчез, хлопнув дверью. Через минуту он появился уже на стороне водительского сидения. – Но это будет немного позже. Немного позже, да. Как минимум, тогда, когда они смоются к чёрту из этой квартиры, оторвутся от невидимого преследования Фатуи, которое ещё даже не началось... Как минимум, обзаведутся хотя бы какой-нибудь жилплощадью, например? Да нет, всё это конечно же житейская ерунда. Эту несносную парочку абсолютно не беспокоит риск быть пойманными в сети компании с сильнейшим криминальным авторитетом по всему городу. Всего-то навсего какие-то проходные проблемы. Ведь гораздо интереснее наслаждаться первыми минутами, часами их недавно начавшихся отношений. Но вообще... С тишиной мысли возобновляются. Тревога Моны никуда не делась, она лишь затоклалась поглубже в закромки её подсознания, собравшись в концентрированный комок. И только лишь вниманию, сконцентрированному на болтовне, стоило рассеяться, как этот комок тут же расплывался в вязкую лужу, покрывая разум нефтяной плёнкой сверху донизу. Сумки собраны и находятся в багажнике. Скарамучча взял с собой довольно приличное количество вещей, которые поместились в три большие спортивные сумки. Наверное, упоминать, что все они были фиолетовыми, уже нет смысла. В них были спрятаны одежда, сухая еда и пара бутылок воды, бытовые приборы по типу зарядок и посудных губок, ещё какая-то фигня. В общем-то, паренёк сгрёб свою квартиру практически дочиста. А Моне оставалось лишь снять с сушилки пару своих кофт и штаны, да захватить легендарный рюкзачок, который сопровождает её с самого первого её дня во взрослой жизни. Также Скарамучча вынул рабочую симку с помощью тканевой перчатки, оставив её на одной из полочек в квартире. Телефон он на всякий случай положил там же, взяв с собой запасной. И откуда у него, блин, столько денег, что в каждой нычке по одному телефону с симкой имеется? По его словам, самое первое и очевидное место, в котором Фатуи будут искать своих сотрудников – их собственные квартиры. Конечно, они не пришлют туда каких-нибудь бандюганов, которые снесут чугунную дверь одной левой и перевернут всю мебель кверх ногами. Они всегда... Ну, то есть почти всегда работают тихо и незаметно, оставясь в тен Более того, если дело касается аж Предвестников, то Царица, вероятнее всего, отправится на их поиски самолично. Начальству ничего не стоит нанять спецаильного человека, способного за 3 секунды открыть замок с помощью невидимки с волос какой-нибудь Синьоры. Кто такие Синьора и Царица Мона не знала. Но для понимания того, в насколько глубокую жопу они угодили, сведений и без этого было вполне достаточно. По сути, с этого момента они со Скарой буквально превратились в разыскиваемых преступников. Если раньше только у одного, а точнее одной из них был статус беженки, то теперь они оба находятся в одной лодке. С одной стороны жаль, но с другой... Мона отчасти рада, что она теперь не одинока в своей беде. Пока она раздумывала обо всём этом, перебирая тревогу в своей голове снова и снова, машина давно тронулась. Уже двадцать минут, как они едут по дороге до неизвестного пункта назначения. Бывший Предвестник убедил Мону, что выезжать надо прямо сейчас. А куда они выезжают – она и не спрашивала. Наверное, в какие-нибудь роскошные апартаменты за городом, которые Скарамучча приобрёл на сдачу от частного самолёта. — Скар? — М? Шум мотора слегка приглушал его голос. Мора взглянула в переднее зеркало, рассматривая его сосредоточенный на дороге взгляд. — А куда мы едем? — Не знаю. — ...в смысле? — В прямом, – он отвечал немного рвано. Видимо, чтобы не сбить концентрацию внимания. – Мы сейчас не можем снять квартиру. Любая работа с документами предоставит Фатуи мощнейшую зацепку. И тогда, по сути, весь наш побег станет бессмысленным. — А платить как? — Налом, как ещё. — И когда ты успел снять деньги? — Я и не снимал, – пожал плечами парень, включая поворотник. – Взял, что есть. — Нам хватит? — Солнышко, послушай. Я понимаю, что тебе очень хочется знать ответы на все вопросы в мире, – он обратился к ней глазами через зеркало. – Но мне сейчас очень трудно отвечать. Я за дорогой слежу. Мона закатила глаза и скрестила руки на ремне безопасности. Как же её вымораживал этот шутливо-снисходительрый тон Скарамуччи. Даже если он так прикалывался над ней. Дать бы ему хорошую затрещину, да вот только в его руках сейчас ответственность за жизнь их обоих. А впрочем, как будто ей трудно пару минут посидеть молча. Поразглядывать деревья, дома, столбы, проходящих мимо людей и пролетающих мимо машин. Девушка постаралась вглядеться и найти в этих вечерних сумерках хоть что-то интересное. Но спустя десять минут это занятие ей осточертело. Как и раздумья, которые всё это время пытались проникнуть к ней в голову. Как же хочется, чтобы кто-нибудь выбил из неё всю эту дурь. Только не насильственным путём! Желательно, словесным. А ещё лучше – обнимательным. Мона обнаружила, что уже начала скучать по Скарамучче и его ласкам. Да, даже несмотря на то, что в последний раз они ласкались буквально какой-то час назад. И на то, что объект её скучания сидит буквально через спинку кресла от неё самой. Мона подняла и приобняла свой рюкзак, видимо, пытаясь таким образом компенсировать неунимающийся тактильный голод. Чёрт, разве он хотя бы не мог позволить ей сесть поближе к себе? Так бы они хоть иногда могли прикасаться друг к другу. И можно было бы снова поразглядывать его чудесный профиль. — А почему ты посадил меня сюда? – всё-таки не удержавшись, задала она вопрос. — Куда "сюда"? — Ну, на пассажирское. — А что, ты хочешь на переднее? — Ну типа поближе к тебе... Чтобы ты мог правой рукой гладить мои ноги на красных светофорах. Скарамучча мельком глянул в зеркало, чтобы посмотреть, с каким выражением лица Мона изрекла сию чудесную мысль. Конечно же, её глаза были опущены в пол, а руки сжаты в районе колен. — А что, ты бы дала мне потрогать свои ноги? — Ну... – учитывая, что она чуть ли не визжала каждый раз, когда Скарамучча даже кончиком ногтя касался её ляшек, навряд ли. – Конечно же да. — В таком случае, боюсь, наша поездка закончилась бы немного раньше, чем планируется, и немного не в том месте, – озабоченный водитель постучал костяшками пальцев по рулю. Мона в свою очередь смутилась таким резким уклоном в эту тему. – А у меня в машине никаких контрацептивов нет. Поэтому придётся тебе потерпеть на заднем. — Как это нет? – не поняла девушка. — Ну вот так. Тебя что-то удивило? — Ты ещё скажи, что у тебя тут не валяется чужих косметичек и женских трусов. — Насчёт косметичек не знаю, но трусов точно нет. — А если найду? — Можешь оставить себе. Получается, Скарамучча действительно ни с кем здесь не развлекался? Не то, чтобы эта информация как-то кардинально меняет жизнь Моны и их отношения, но это определённо приятный бонус на сегодня. Получается, она вполне может стать первой, кто трахнет его в его же машине. И первой, кто пометит его салон кружевными красными стрингами. Тьфу ты блин. Наверное, ей следует меньше смотрят всяких бредовых мелодрам на посредственных телеканалах. Впрочем, ладно. Все темы для разговора исчерпаны. Остаётся только один шаг – взять телефон и начать читать какую-нибудь книжку. *** Несколько часов непрерывного чтения маленьких буковок на ярком экране убили глаза Моны вхламищу. Она отвернулась, выключила мобильник и сморгнула скопившиеся слезинки. Улица, тем временем , окончательно стемнела. Уже давно включились фонари с приятным тёпло-желтым светом. Скарамучча всё так же держал руки на руле, непрерывно смотря в лобовое стекло. Глянув на его лицо через зеркало, девушка не могла не заметить там небольшую утомлённость. — Устал? — Немного. — Как думаешь, за нами там уже выехали? — Не уверен, – подозрительно спокойно пожал он плечами. — Ну а если вдруг? — Так быстро не догонят. — А когда догонят? — Что-нибудь придумаем. Его выражение лица даже не изменилось, что заставило Мону слегка напрячься. Внутри неё вновь начало нарастать странное беспокойство. Мозг складывал имеющиеся кусочки пазла в не очень позитивную картинку, которая почему-то начала казаться тревожному рассудку вполне реальной. — Ты что, вообще не переживаешь? — Ты же сама пару часов назад шутила про трусы. — Ну да, но... Паника вдруг вцепилась в позвоночник Моны своими острыми коготками. В голову полезли какие-то совсем бредовые мысли. Почему Скар не переживает? На это есть какие-то причины? Причины в том, что он всё еще работает в Фатуи? Весь этот побег – всего лишь афера, чтобы заманить её туда, куда нужно? Куда они едут? Куда они едут? — Скар?... – практически про себя пролепетала Мона. — Да? — А ты точно не везёшь меня к Фатуи? Если хочешь узнать, является человек маньяком, или нет – спроси его об этом! Надёжнейший план, как швейцарские часы. — Ты точно там не заснула? – Мона молчала, ожидая ответ на свой вопрос. – Нет. Я должен был привести тебя туда хуеву тучу времени назад. Если бы даже я работал в Фатуи, за такое сильное опоздание, ещё и без предупреждения, мне бы дали огромной пизды. Девушка протёрла глаза и немного проморгалась. Чёрная полоса деревьев и глубоко-синего неба удручала. И без того не очень позитивные мысли становились ещё более мрачными. И всё же это не повод сходить с ума и набрасываться на единственного близкого человека, который у тебя сейчас есть. Он ведь буквально ослушался приказа ради неё. Мог бы просто отвести её в свою контору, уйти и забыть эту миссию как страшный сон! Но Скар поступил действительно как мужчина. И как любящий человек. Интересно, ему прям вообще ни капли не страшно? — Почему ты не боишься последствий своего выбора? Машина остановилась. Мона и не заметила, как во время её размышлений Скарамучча успел съехать на какую-то обочину... Точнее, на травянистую поверхность возле чьего-то забора. С Мониной стороны находилась проезжая часть, по которой раз в пару секунд проносились другие машины. Скарамучча отстегнул ремень, открыл дверь и покинул водительское место. Не успела девушка спросить, куда это он посреди ночи намылился, как с наружной стороны её двери послышался щелчок. — Потому что вместе со мной любовь всей моей жизни, с которой я готов отправиться хоть на край света без каких-либо припасов и шансов на выживание. Скарамучча с превеликим удовольствием ввалился на заднее сиденье, сразу же пристроившись подбородком на плече своей девушки. Похоже, не одна она здесь изголодалась по романтичным обжиманиям. — Как слащаво звучит, – удовлетворенно усмехнулась она, сцепляя руки на его шее. — Может быть, я немножко романтик, — Ты множко романтик. — Как пожелаешь. Парень прижался немного плотнее, из-за чего у Моны даже немного спёрло дыхание. Она ощущала у себя перед носом запах его уходовых средств. Рубашка, сделанная не из самых лучших материалов, тёрлась об её кожу, но это было сейчас совсем неважно. Скарамучча спустил руки на утонченную женскую талию, очерчивая её изгибы нежными и отрывистыми поглаживаниями. Мона задышала чуть чаще, уткнувшись в его волосы и наслаждаясь теплотой их объятий, которые были уже на грани от того, чтобы перерасти во что-то большее. — У тебя когда-нибудь было на заднем сиденье машины? — Чего?! — Мона немедленно вскочила и принялась извиваться. — Так, а ну отойди от меня, чёртов извращенец! — Да шучу я, шучу, успокойся, — смеётся Скарамучча, у которого нет ни малейшего желания выпускать из объятий любимую девушку. — Просто шутка, никто тебя тут насиловать не собирается. — Ну, я не то чтобы прям сильно против… — между делом сознаётся Мона, но, похоже, через несколько миллисекунд до неё доходит, что вырвалось из её рта. — Н-но точно не сейчас! От смущения она юркнула в плечо Скарамуччи, вновь крепко прижавшись к его омерзительно синтетической рубашке. — И это я ещё извращенец? — За-ткнись. — Ладно уж, красавица моя. Чёрт. Ещё раз он произнесёт это слово своим чёртовым сладко-бархатным голосом, и Мона растает, точно восковая свеча под палящими лучами летнего солнца. И вообще, кто дал ему право быть настолько привлекательным? Из задиры, грубияна, обиженного жизнью и обществом подростка он превратился в это... Чёрт возьми, это точно один и тот же человек? Их официальным отношениям буквально пару часов. Внегласным – уже несколько недель. И за это время он придумал ей столько милыз прозвищ, что Мона едва ли может вспомнить половину из них. Что только Скар в ней не хвалил – и волосы, и зубы, и характер, и глаза... Слова, губы, щёки, кожа, ум, стиль одежды, причёска... То есть буквально всё, до чего он раньше докапывался. Интересно, может ли это быть простой манипуляцией, чтобы погасить её бдительность в самом начале отношений? — Скара? — М? Они по прежнему лежали, скрючившись на маленьком и неудобном пассажирском сидении. Но разве должны двух влюблённых друг в друга людей волновать такие мелочи? — А вот эти вот штуки подмазочные, которые ты мне иногда говоришь, по типу называешь там меня всякими красивыми словами… — Солнце, это называется «комплименты», — Ну да, да. В общем… Ты это имеешь в виду серьёзно? — В каком плане «серьёзно»? — Ну типа то что я красивая, у меня волосы классные, всё такое… — Само собой. —… Че, правда? — То есть ты всё это время думала, что я прикалываюсь?! — Ну, я не исключала вероятность! — Блять, Мона… Ты не перестаёшь меня удивлять. — Теперь я чувствую себя неловко. — Почему? — Потому что не говорила тебе комплиментов в ответ. —Ты подметила мою чудесную стрижку. — Я назвала её уродливой. — Но зато подметила же! — Тц, гений. — Можешь попробовать тоже сказать мне что-то приятное. — Ну-у… — Мона пробегается по парню взглядом, будто сканером, и пытается выделить в нём что-то, про что можно сказать пару слов. — У тебя очень к-красивые волосы… Гм… И руки… И глаза… Чтобы убедиться в правдивости своих слов, она заглядывает ему в глаза, однако тут же жалеет об этом действии. По щекам расползаются мурашки, а говорить становится труднее. Как вообще в нём можно выделить что-то одно, если он, блять, идеален?! Само творение господа. Милое розовое лицо, гладкое, будто сделанное из фарфора, синеватые глаза, обрамлённые густыми ресницами. Плечи, руки, торс, руки, пальцы с острыми концами, руки... А как безумно хороши его подкачанные руки, которыми он может её обнимать, поднимать, и– — И щёки… и улыбка… И… и вообще ты весь красивый, чёртов придурок! — зажмурившись, вскрикивает девушка. — Сам же знаешь что я люблю тебя! «И теку по твоему охренительно подтянутому телу, в чём мне стыдно признаться даже себе» — проносится в голове у Моны за долю секунды, прежде чем она, умирающая от смущения, снова впечатывается в объятия смеющемуся Скарамучче. Он размеренно гладит её по голове, вторая рука приятно надавливает на спину Моны. И даже если её щёки по прежнему пылают ярким пламенем, здесь она чувствует себя слишком хорошо и безопасно. Именно здесь, в тёплых руках своего… — Ты, кстати, редко об этом говоришь. Мона подняла взгляд. На лице Скарамуччи, как и в голосе, читались скорее грусть и задумчивость, чем бурная влюбённость и гормональные прилив, которые ощущает Мона. — О чём? — Ну… — он отвёл взгляд, немного смято добавив.— Что любишь меня. Вечно можно смотреть на три вещи: как горит вода, как течёт огонь, и как Скара невероятно мило смущается. То ласкается, то прячет мордашку, прям как котёнок. Кажется, что если почесать его за ушком, он непременно начнёт мурчать. И... Она правда не говорила этого настолько же часто, насколько думала? Похоже, Скарамуччу это действительно задело. Поэтому, дабы быстренько исправить ситуацию, Мона ловко перебралась к нему на колени, и, согнувшись в три погибели, обвила руками его шею. — Я люблю тебя, – шепнула она своему парню в ухо, которым он был к ней повёрнут. Его лицо заметно покраснело. – Ты моя первая любовь. И единственная. Пожалуйста, не сомневайся в моих чувствах. Уголки его губ наконец-то поползли вверх. Дёрнув Мону за один из хвостов, он откинул её голову слегка назад, чтобы иметь доступ к шее. Когда девушка поддалась, он начал оставлять по линии её артерий невесомые поцелуи. Вот теперь она узнала по-настояшему, что такое бабочки в животе и как они ощущаются. А тот факт, что они сейчас находились в машине, из которой их вполне мог кто-нибудь увидеть, заводил ещё больше. — Именно так. Я твой первый и единственный парень, – с гордостью повторил Скарамучча, укладывая свою возлюбленную обратно на себя. — Ага, – согласилась Мона, чувствуя себя каким-то трофеем. Не сказать, что это чувство было таким уж неприятным. – А ещё ты по совместительству придурок, — А ты ведьма с хвостиками. — Если ды я была ведьмой, давно бы тебя прокляла. — Ты просто хорошенькая ведьма, которая не наслала на меня проклятие. — Это я-то хорошенькая? — Да, очень. — Тогда ты тоже хорошенький. — Правда? Смущаешь. — Нет, неправда. — А что, плохой? — Да. — И почему же? — Потому что ты говорил про меня плохие вещи. — Когда? — В школе. Вроде начинали с обычной шутки, а пришли ко вполне серьёзной теме. Мона заневрничала, опасаясь того, что между ними возникнет очередная ссора. Её руки неосознанно сжались, тело испугалось, что вот-вот может лишиться столь необходимого тепла. Девушка с опаской взглянула вверх, но, кажется, Скарамучча и не думал о том, чтобы её выпускать. Его задумчивый взгляд был направлен куда-то вперёд, в сторону лобового стекла. Интересно, он вообще её слушал? — Прости, — неожиданно обращается он к Моне, нежно проводя рукой по её волосам. — В школе я был полным идиотом. «Был?» — хотела спросить девушка, но не решилась. Поглаживания сзади будто не дали негативным словам выйти из её рта. Да и судя по всему, извинения Скарамуччи искренние. По крайней мере, они так прозвучали. — Я понимаю, что такое сложно забыть, но мне правда очень жаль, что тебе пришлось столкнуться с этой частью моей личности. На секунду его лицо нахмурилось в омерзении, но затем снова приобрело ровные черты. Уж он-то как никто другой умеет закрываться в себе в ответственные и эмоциональные моменты. — Эй, Скара. Мона немного выбирается из объятий, привставая на колени. Его придерживает девушку за талию, чтобы та не упала. В тесном салоне выполнять подобные акробатические трюки тяжело, но Моне всё же удаётся немного сменить позицию. Наклонившись вперёд, коснувшись своим носом носа Скарамуччи, она произносит мягким шёпотом: — Ты можешь не переживать по этому поводу. Моне кажется, что до этого они ещё не находились в такой близости друг к другу. Его глаза, подсвеченные уличными фонарями, напомнили ей космос, или ночное небо, усеянное бесчисленным количеством маленьких золотистых звёздочек. А сильнее её любви к звёздам и необъятному небосводу может быть только её любовь к Скарамучче. — Ты не злишься? — Не настолько, чтобы тебе это доставляло какой-то дискофморт. Это прозвучало как «да, я всё ещё злюсь», но Мона не могла соврать ему по этому поводу. Как бы сильно она его не любила, факт того, что он когда-то её предал, остаётся. Пусть вся эта канитель и произошла от банального недопонимания, зияющую дыру в сердце Моны, оставленную тем злополучным днём, не залатают первопричины и оправдания. И сколько бы разговоров на эту тему они не проводили... Трещину в бетоне не починишь малярным скотчем. Даже в несколько сотен слоёв. Поцелуй в губы настиг её неожиданно, хотя в таком положении это не должно была удивлять. Но Мона всё равно удивилась, чуть не упав вперёд. Вторая рука Скарамуччи переползла к девушке на спину, после чего медленно начала поддерживать её опускающееся к низу тело. — Я правда извиняюсь от всего сердца. — Мона придерживается за шею своего парня, нависающего в опасной близости от её лица. Его ладонь придаёт висящей в воздухе спине ощущения крепкой опоры. — Ты милейшая и чудесная девочка, которая заслуживает самого лучшего на свете парня. — Думаю, я уже получила самого лучшего на свете парня, — она смущённо улыбается, особенно её смешит то, как Скара в непонимании хмурит брови, пока до него не доходит прямой смысл её слов. После чего девушка шёпотом добавляет: — но я не понимаю, почему он выбрал именно меня. — В каком смысле?.. — Ну… Типа, разве тебе не хотелось видеть перед собой кого-то более состоятельного, раскпрепощенного и… ну… опытного? Мона говорила всё это абсолютно серьёзно, а потому искренне не поняла, с какого перепугу в глазах Скарамуччи проявляется чистейшее умиление. Между прочим, она тут ему душу открывает, а он!.. Относится к ней, как к картинке с котиками из интернета. — Не-а, – помотал он своей круглой причёской. – Единственная девушка, которую я когда-либо хотел, прямо сейчас находится у меня на руках. Он наклоняется до упора, буквально впечатывая Мону затылком в мягкую обивку. Их губы утопают в страстном поцелуе, делая всё вокруг более горячим и мокрым. Девушка ощущает, как в её нижнем белье за все эти посиделки скопился уже целый океан. Эх, вот бы прям сейчас он схватил её за волосы, перекинул её разгоряченное тело через сидение и занялся с ней... Так, стоп! Они тут вообще-то от преследования спасаются в какой-то неизвестной глуши за пару сотен клиометров от города. А бушующий подростковыми гормонами организм Моны всё равно требует своего. — Ладно, котик, – он растрепал сиреневые волосы своей девушки, после чего встал и отправился обратно к рулю. – Нам уже пора спать. Отодвинься немного, пожалуйста. Мона пересела направо, когда Скарамучча нажал на рычаг, и спинка его кресла опустилась где-то на 60 градусов, приняв почти горизонтальное положение. — Честно говоря, – парень уютно пристроился на подголовнике, задрав подбородок. – По моему мнению, сзади ехать гораздо удобнее и комфортнее. Но если для тебя это не так, переживайся вперёд. — Да не, – махнула рукой Мона, опускаясь головой рядом со Скаром. – Я лучше тут посплю. Не то, чтобы она сильно против устроиться на чем-нибудь более мягком и предзначенном для сна, чем коротенький тесный диванчик, с которого легко свалиться на пол посреди сна... Скорее, девушку привлекала тонировка на стеклах. Когда какой угодно идиот может просто припасть к стеклу и увидеть тебя спящей, невозможно чувствовать себя спокойно. Подобрав под себя ступни и положив ладнои под голову, девушка осмотрелась. Серебристый потолок машины выглядел таким высоким сейчас... Даже как-то забывается, что ты сейчас находишься в тесном пространстве. Ну ничего, затёкшие ноги обязательно напомнят об этом через пару часов. — Спокойной ночи, любовь моя, – Скар отправил своей возлюбенной воздушный поцелуй. — Спокойной, солнце, – она, в свою очередь, дотянулась рукой до его волос и нежно погладила их. Пусть эту ночь Мона не проведёт в мягкой постели, в защищённой бетонными стенами спокойной квартире. Пусть она находится в опасности, пусть стабильность пропала из её жизни на неопределенный срок... По крайней мере, Скарамучча здесь. Сопит и ворочается рядом. И он никуда отсюда не денется, будет с ней до самого конца. Он любит её точно так же, а может даже гораздо сильнее, чем она его. И это подтверждённая информация, факт. А не догадки, которые она вынуждена выстраивать по его неоднозначным действиями. С этими мыслями было довольно легко провалиться в сон. Мирный, приятный сон без всяких отягощений. *** Мона обычно спит чутко. Из-за ощущения жутчайшей небезопасности в собственном доме она была вынуждена отработать свою чуйку до максимального возможного уровня. Потому от майлешего щелчка, шороха, стука, или даже от биения по воздуху комариных крылышек девушка тут же вскакивала, готовая к бою и обороне. Жаль только, что в современных машинах обычно стоит хорошая звукоизоляция. С одной стороны, это полезно, ведь нитко не услышит ни музыки, ни разговоров пассажиров, но с другой... Пассажиры тоже ничего не услышат. Не услышат, например, шелест травы, что проминается под тяжестью чужих подошв. Не услышат чьего-то тихого дыхания. А может, и не почувствуют сквозь тонированное стекло чей-то пристальный, внимательный взгляд. Где-то постучали три раза. Мона поморщилась, перевернулась на другой бок. Ноющая боль в затёкшей шее заставила организм выйти из спящего режима, перейдя в полуспящий. А затем девушка окончательно проснулась, поняв, что раздались три новых стука. По стеклу. На этот раз уже в её собственное окно.