Алые слёзы

      Где-то в три часа ночи они наконец разъехались по домам. Пришлось вызывать самого Фукудзаву, чтобы Мори успешно довезли, до дома, да и остальных тоже.       После день рождения Фёдора, сразу же последовали похороны матери Дадзая, что и так затягивало запланированный разговор об «игре». Да и так приподнятое настроение сына, отец не хотелпортить, но Осаму по одному взгляду понял, что похороны матери завтра. Пытаясь хоть как-то изобразить, что-то на подобии улыбки, Дадзай побежал к себе в комнату да и заперся там.       Самое ужасное, что он сейчас чувствовал... Ничего. Буквально ничего. Просто пустота в душе и никакого намёка на эмоции. Это пугало Осаму, даже плакать толком не хотелось. Хотя, кажется, он выплакал все свои последние слёзы на футболку Чуи. Нет, он не понимал. Слёзы – это признак того, что у Осаму есть эмоции. Слёзы доказывали ему, что у него есть чувства. Осаму считал себя человеком, когда плакал. Плакал по-настоящему, а не притворялся и выдавливал из себя слёзы.       Он прижал ладонь к сердцу. Стучит. Значит, ещё живой.       Пытаясь отвязаться от своих суицидальных мыслей, Дадзай написал в группу. Вы: Рю... Акутагава-сан: Да я скину тебе дз. Гин мне уже сказала. Крыса: какого хера, вы думаете об уроках в такой час? Чиби: Да, Скумбрия, не думал, что ты у нас любитель позаниматься. Особенно в три часа ночи МужРю: Да чего вы не спите то... Вы: Атсуши, скажи мне, а почему вы с Акутагавпой не спите? :) МужРю: ... Акутагава-сан: изволь свои пошлые мыслишки засунуть себе в задницу, Дадзай! Вы: Чиби! Ты на него плохо влияешь! Акутагава-сан, так лестно никогда не выражался... МужРю: Я бы поспорил... Акутагава-сан: Я тебя сейчас с кровати сброшу! Все, спать! Пользователь «Акутагава» вышел из сети. Пользователь «Атсуши» вышел из сети. Вы: Видишь, Чуйка, они как супружеская пара! Чиби: как они вернуться, тебе звездец, Дадзай Крыса: идите уже спать. ШутГороховый: Дос-кун, а ты чего не спишь? Крыса: до свидания. Пользователь «Достоевский» вышел из сети. ШутГороховый: Ну хоть на свидание позвал... Чиби: это полный... Дядя2: Вы группы, случаем, не перепутали?! Потревожили всю школу, своими бессмысленными разговорами, прогульщики! ДядяПед: Не ругай детей, Юкичи... Дядя2: Я про твою пьянку вообще молчу, Огай! *Сообщение удалено* Вы: А у меня есть скрин...       Осаму весело рассмеялся откладывая телефон. Когда он наконец потревожил своих друзей в три часа ночи, сон к нему наконец таки пришёл. Ох, что будет, когда эти сообщения увидит вся школа!

***

      Утро в школе было довольно ожидаемым. Акутагава покрывал Осаму таким матом, что даже Чуя рассмеялся, говоря, что-то на подобии: «Ученик превзошел учителя!» Атсуши держался от Рю на почтительном расстоянии, хотя мимо проходящие школьники тихо хихикали; но вот когда получали в ответ просто убийственный взгляд чёрных глаз, резко замолкали, и убегали куда подальше.       — Рю, Ацу, да не обращайте на этих придурков внимания, — сказал Фёдор, вместо приветствия. На его шее буквально висел Гоголь, хотя русский вовсе и не замечал груза на своих плечах. — Николай от меня не отлипает. Скоро слухи пойдут, что мы встречаемся; но мне, честно, до одной звезды. — А мы не встречаемся? — обиженно прошептал Гоголь. Достоевский почувствовал как горят его уши под ушанкой, слава богу, этого не видно.       — Нет. — твёрдо отрезал он.       — Злой дядя Федор!       — Кыш, Матроскин.       Гоголь лишь шире улыбнулся, словно чеширский кот, да и сильнее обнял Достоевского. Проходящие мимо студенты уже в их сторону не смотрели (ведь понимали, что после этого мстительный Достоевский такое устроит...) Федя не соврал друзьям, ему честно по барабану, какие взгляды на них бросают. Но... Если эти издёвки заходят слишком далеко, – то обидчики ходят буквально разбитыми изнутри. Два три слова хватает Федору, чтобы не только заткнуть обидчика, но и оставить ему тяжёлую психологическую травму. Хотя были те кому повезло больше – замолкали перед обычным шантажом. И вот сейчас он был готов использовать все ресурсы, дабы Аку с Атсуши не чувствовали себя так... Скованно.       — Дост, я знаю этот взгляд. — прошептал Дадзай, не раз бывавший свидетелем этих «бесед».       Честно, он не понимал как можно так глубоко затрагивать чувства человека. Да, Осаму и сам был способен на то, на что способен Фёдор. Но вот Достоевский... Он чувствует настроение жертвы, знает все его эмоции, читает как открытую книгу. Он словно видит все эти колебания человека и подбирает самый удачный момент, чтобы «обрезать». А Осаму не понимал, он не ведал, что такое эмоции. Видел лишь какие-то странные движения на лицах людей и с детства их повторял, не чувствуя при этом буквально ничего. Осаму считал, что все так же как и он – пока не увидел слёзы. Это странное проявление эмоций стало для него настоящей загадкой. Которую он до сих пор не решил. Да и сейчас, не понимая человека, не понимая его эмоции он мог лишь давить, опираясь на факты и на различные инструкции с книг Огая. Но всё же признавал, что Фёдор в этом превосходит его самого. Если после его сеансов можно как-то оправиться, то после беседы с Фёдором оправиться уже невозможно. Хоть немного, но зависть присутствовала, он считал, что это зависть. Надеялся на это. Хотя просто хотел, так же как и Дост понимать людей.       — Для тебя это послужило бы хорошим опытом. — пожал плечами Федор, наклоняя голову набок.       — Мне и так хорошо. — нагло соврал он. Достоевский конечно сразу увидел, что тот лжёт, но ничего поперёк не сказал.       Чуя же пытался успокоить Акутагаву, который чуть ли не перегрыз глотку одному из школьников. Нет, ему хватает и того, что Френсис полуживой с больницы вышел. Ещё одного избиения мальчишки заместители не вытерпят. Атсуши считал так же, вот и вместе с Чуей пытался его остановить.       — О, а я не думал, что у вас там... — весело хихикал мальчишка. Новенький. И наглый.       — Джи-ин... — ласково, припеваючи протянул Фёдор; от такого тона даже Гоголь отпустил его, а Дадзай невесело хмыкнул, ой что будет... Рюноске при виде худой спины мигом расслабился и даже позволил себе кривую улыбку.       — Чего надо тебе? — грубо ответил мальчишка, прислоняясь к дереву. В руках его играла сигарета.       — А курить не хорошо... — всё так же медленно говорил он, всё ближе подходя к нему.       — Читать морали пришёл, а, дядь? — поднося сигару ко рту, прикрикнул он. Фёдор же аккуратно, забрал у него сигарету и притянул к своему лицу. Мальчишка даже не сразу заметил пропажу.       — С огнём играть опасно... — тихо прошептал он, замечая как Джин съёживается от этих слов. А, после, словно пружина вскакивает.       — Отдай обратно, педик! — чуть ли не кричал мальчишка, пытаясь забрать сигарету. Фёдор даже не обратил внимания на его слова.       — Особенно тебе... У тебя же пирофобия¹, мальчик? — весело сказал Дост, а его речь становилась всё более отрывочной. — Ты пытаешься перебороть свой страх... Ведь он только будет путаться под ногами...       — Замолчи! — вся его самоуверенность мигом испарилась, уступая внезапно появившиеся зверскому страху.       — А ведь ты тако-ое пережил! Врагу бы не пожелал! — фиалковые глаза горели непонятным огнём, а на губах играла широкая улыбка. — Это так ужасно... Так ужасно осознавать, что все твои страхи оправдались!       — Замолчи!       — Когда дым от огня душит тебя... Когда высокие температуры ударяют в голову, и ты чувствуешь себя словно в печи... — всё шептал он, не останавливаясь. Он прижимал мальчишку прямо к дереву, заставляя смотреть ему прямо в глаза. Продолжал он, шепча ему на ухо, обжигая его кожу горячим дыханием. — О, твои знакомые не поджарились до хрустящей румяной корочки, м? — в глазах горело такое пламя, что мальчишка чуть не наложил штаны от страха. Слёзы невольно потекли по его щекам. Не только слова его ругали, но и то, что он прекрасно видел: Фёдору доставляло просто садистское удовольствие глядеть на терзания мальчишки. — Думаю ты не раз задумывался о том, что и сам бы мог...       — ЗАТКНИСЬ! — он кричал. Повторял эти слова, надрывая горло, но рук он поднять не мог. Смог лишь сползти по стеночке, пустым взглядом смотреть на землю – всё повторяя, уже шепча с некой хрипотой это слово. Хотя Фёдор давно замолк. Достоевский бросил уже потушенную сигару возле него. Джин подскочил и убежал, лишь пятки сверкали.       — Ка-ак ужасно, — скучающе произнёс Фёдор садясь на корточки, он погасил сигарету. — Я возлагал на него надежды! А он даже пяти минут не продержался. — Фёдор устало закрыл глаза. — Ну хоть курить бросит...       Он обернулся и с ужасом заметил, что страх ощущался не только от этого мальчишки, но буквально с каждого. Фёдор растерялся: никогда он ещё не проводил «беседы» в присутствии друзей; может, иногда Дадзай слыхал, но сейчас, даже от него можно было ощутить просто зверский страх. Фиолетовые глаза потускнели, на лице играли смешанные эмоции.       — Я... Это...       — Н-нужно успокоить мальчишку! — вдруг подскочил Атсуши, бегло рыская Джина, но того уже и след простыл.       — Надо было тебя остановить. — сказал Чуя постоянно разминая пальцы. — Фёдор! Ты просто не видел себя со стороны: словно... его страдания приносили тебе садистское наслаждение...       — Я... Не хотел... — Чуя не понимал, но он попал прямо в точку. Фёдор всё больше ужасался: это и правда ему нравилось. Он не понимает. Когда Дост всё это говорил, он даже не осознавал, то, что же вылетает из его уст. А когда Достоевский увидел слёзы, так вообще разум затуманился, а им словно руководило нечто иное... — Я не понимаю...       — Много ты понимаешь! — невесело хмыкнул Осаму, чувствуя как сильно дрожат его руки. Этого не должно было случиться. — Ты даже не сожалеешь о содеянном?       — Нет... — тихо прошептал он. — Наоборот...       — Так ему и надо! Нечего слухи распускать. — даже понимая всю серьезность ситуации, Гоголь пытался широко улыбаться. Он подошёл к Фёдору и взял его за руки, чуть их приподнимая. — Мой Дос-кун такой страшный в гневе!       — Я не твой. — качая головой произнёс брюнет, возвращая ясность ума. Глаза его вновь засверкали.       — Я говорил, что я тебя люблю Дос-кун? — протянул Гоголь, чем вызвал громкий «ох». Дост же в ответ лишь фыркнул, хотя сердце бешено колотилось, а на бледных щеках играл живой румянец.       — Уже сто раз. — сказал тот отводя взгляд.       — Да? А я не припомню такого... — на миг задумался Николай. Словно не замечая как засмущался Фёдор.       — Для того, чтобы понять это, мне слова не нужны. — пробормотал тот. Коля в миг оказался прямо перед его лицом, заставляя смотреть прямо вглубь его глаз.       — Ну тогда... Может, м... Поцелуешь меня? — сладко прошептал тот, на что получил пинок в колено.       — Изыди, клоун! — раздражённо кричал тот, но предательский румянец ещё ярче запылал на его бледных щеках.       Николай не был обижен; наоборот, это только сильнее его взбудоражило – ведь, он так обожал неприступные стены. До безумия.       — Какой ты злой дядя Фёдор... — строя из себя обиженку пробормотал тот, на что получил ещё и подзатыльник. — Ауч! Говорю же! Злой!       — Я что-то совсем ничего не понимаю... — тихо, не менее шокировано прошептал Чуя. Фёдор бросил на них вопросительный взгляд.       — А чего вы все такие напуганные? — со странным спокойствием спросил тот.       — Ну не знаю! Только что довёл мальчишку до истерики – и спрашивает: «а чего вы такие напуганные?» — раздражённо прокричал Акутагава тряся того за плечи. Фёдор недоуменно проморгался.       — Э... Когда и кого... Я до истерики то довёл? — этот вопрос вёл друзей в ступор. А зная то, что Фёдор просто не умеет лгать...       — Может у тебя синильная деменция альцгеймеровского типа²? — спросил обеспокоенно Дадзай, еле выговорив это сложное слово.       — Боже нет. — рассмеялся Фёдор, смотря на серьёзного и перепуганного Осаму. — Мне не 65. Потерей памятью не страдаю. На способность геолокация не жалуюсь. Да и как видишь: речевые нормы соблюдаю, да и сама речь у меня плавная. С чего такие выводы?       — С памятью у тебя явно проблемы. — сказал Чуя. Николай недовольно фыркнул; он только-только вернул Фёдора из мрачных мыслей, а из-за них все труды коту под хвост. Хотя, видно, Федя и правда не помнил, что он сотворил относительно недавно.       — Ты серьезно не помнишь, что было буквально три минуты назад? — спросил спокойно (что было удивительно) Николай.       — Не помню? — Достоевский не сдержал смешка, явно не понимая зачем устроили этот допрос. — Всё прекрасно помню: вот ты признался мне в любви. Что-то ещё?       Друзья обеспокоенно переглянулись.       — Нет-нет, — ответил за всех Атсуши, — ничего. — он достал телефон и взглянул на часы. — Нам уже на уроки пора!       — Разве?       Гоголь не успел толком на часы взглянуть: его схватили за его же косу и потянули в класс. Николай лишь успел им помахать рукой, а после, наконец ступать за Достоевским.

***

      — Нет, это уже явно не совпадение! — ходя туда-сюда кричал Чуя, постоянно разминая руки. Дадзай на скамье смиренно молчал обдумывая ситуацию.       Нет, такого просто не может быть. Два раза Фёдор забывает, что творил совершенно ему несвойственное. В больнице, когда чуть ли не предложил Осаму свадьбу; и сейчас, когда довёл мальчишку до слёз. А ведь как только у жертв текли слёзы, Достоевский заканчивал, бормотал тихое «прости» и уходил. А сейчас что? Что за безумный взгляд? Словно помешанный.       — Не кричи ты так, Чуя, — от волнения он даже подзабыл все милые прозвища, которые придумал Накахаре, — Куникида-сан ещё приметит, потом не отвертимся.       — Ну признай уже это, Дадзай! — не унимался рыжий, нарушая идеальную тишину в коридоре своими торопливыми шагами и громким голосом. — Он просто не способен лгать... Да и к тому же, такое не впервые! Может, Мори-сану рассказать. Вдруг это что-то серьезное?!       — Да тихо ты! — шикнул на него Осаму, вставая со скамьи. — Огаю ни слова. Сами разберёмся! — ещё лишних лиц ему не хватало. — А вдруг он солгал и просто разыгрывает нас?       — Да у него чувство юмора как у Рю! Хотя даже у Аку оно получше. Только немного...       — Своеобразное. — нашёл слово Осаму, вспоминая какие шутки бросал Акутагава. То про Тигра, но в основном шутки такие, что аж в глазах темнеет.       «Да здесь темным темно, ничего не видно...» – «Хватит вторять офицеру Дзёно, включи уже свет.»; «Красиво полетел...» – «Как Френсис» И многие многие другие.       — Значит, всё же солгал. — уверяя Чую в этом, сказал тот.       — Не думаю.       — Ты умеешь думать?       — Сейчас ударю.       — На своих коротеньких ножках, ты меня не догонишь, Чибик!       — Готовься к смерти, ублюдок!       «Это хотя бы отвлечёт Чую от этого. Я должен разобраться в этом сам. – петляя по коридорам думал он, ловко не попадаясь учителям на глаза. – Если эти провалы связаны с перемещением... Я просто обязан сохранить этот прекрасный мир.»