Алые слёзы

      Как только они сели в машину Мори, у владельца этой же машины зазвонил телефон (P.S: кто говорит? Слон). Огай что-то себе под нос невнятно пробурчал и взял трубку, попутно заведя автомобиль. Оказалось, звонили ему по работе, впрочем, как обычно, и Мори срочно нужно было к себе, ведь ему на голову упал очередной десятилетка-суицидник и его не слишком сообразительные родители. Вот зачем сразу к психотерапевту? Если они не проходили через психолога, то Мори их пинком вышвырнет из своего кабинета направляя к нужному врачу.       — Доедете на автобусе, — процедил Мори сквозь зубы. Оставлять детей в большом городе та ещё перспектива, но ситуация заставляла так сделать. Ну не повезёт же он к себе домой их? Да и спешить нужно, вот минут через десять эти самые пациенты прибудут.       — Ничего. У меня дом в километре отсюда, дойдём пешком. — сказал Федор показывая куда-то вправо. — Осаму отправит Вам адрес, если что случится, Вера Вам позвонит, так что не волнуйтесь.       «Я не волнуюсь. Я так и хочу размазать твою довольную рожу по лобовому стеклу...»       Конечно вслух Мори такое не произнёс, лишь устало вздохнул, кивнул и наконец отпустил их. Он долго не съезжал с места, дожидаясь того, когда фигуры детей исчезнут из вида. Вот только тогда он нажал на газ, и поспешил к своему пациенту.

***

      Атсуши наконец поборол свое желание оставить плащ Акутагавы себе и никому больше не отдавать. Он неловко одел на плечи Рю плащ, и не сказав и слова ушёл на значительное расстояние.       — Ну как, всё ещё страшно? — поправляя на себе пальто, прошептал Акутагава.       — Уже не так сильно.       Но всё же, когда они проходили мимо чистых, застеклённых витрин, Атсуши спрятался за левым боком Акутагавы, старательно избегая любых отражений, просто боясь их видеть. Боясь того, что отражение его сделает наклон в другую сторону, а потом и вообще дразнить обладателя этого самого отражения.       — Тигр, ты такой трусишка. — весело хихикнул Рюноске неловко массируя его плечи. Накадзима сначало напрягся, словно кот, который только увидел нечто неизвестное. Но, вскоре успокоился и даже позволил себе расслабиться, под плавными массирующими движениями. Шаг Атсуши стал более спокоен, а на лице заметно спало напряжение. — Ну как? Теперь спокоен? — прошептал на ухо Рюноске, замечая как уши Накадзимы заметно покраснели.       — Уже да. — более уверенно сказал он, когда наконец смог справиться со смущением, и избавиться от ощущения горячего дыхания на своей шее. — Всё же с невыспавшимся тобой, повстречаться ещё хуже.       — Эй! — Рюноске ударил легонько того в плечо, и Накадзима рассмеялся, смотря на то, как Акутагава недовольно корчит лицо.       — Ну всё, хватит! — сдался Атсуши демонстративно опуская руки. — Да куплю я тебе инжир! Не делай такое лицо!       — А ты понимаешь меня без слов... — уголки губ его слегка приподнялись. Атсуши отвёл взгляд и посмотрел на Достоевского, который о чём-то спорил с Дадзаем. Накахара молча шёл рядом, сразу стало понятно кто вообще является причиной этой ссоры.       — Нет, у него натуральный цвет волос! Скажи Чуя? — всё пытаясь доказать Достоевскому, что Чуйка не может просто взять и покрасить себе волосы.       — Угу.       — Да я не верю! — в тон ему ответил Фёдор завороженно глядя на волосы Чуи. — Слишком яркие для натурального цвета.       — Да сколько можно! Уже два человека тебе об этом твердят!       — Как будто это имеет значение. — всё упрямился русский отворачиваясь от Осаму. У суицидника, впрочем, так и чесались руки врезать в эту наглую мордашку, а лучше поцеловать его с тротуаром.       — Упрямец! — в тон прокричал ему Дадзай так же отворачиваясь. Чуя рядом лишь закатил глаза, оставляя этих двух гениев в одиночестве. Он приблизился к Акутагаве и Атсуши, и обнял обоих за плечи.       — Ох, Чу, тяжело... — прошептал Рюноске неестественно и довольно сильно горбясь.       — Ну как обычно! — буркнул весело Чуя не отпуская этих двоих. — Тебе даже ходить тяжело, Рю!       — Он сегодня с кровати упал, — задумавшись прошептал Атсуши, вспоминая как Акутагава в 3 ночи перевернулся, да и разбудил Атсуши своим очень богатым словарным запасом, оказалось, не только цензурных слов – нецензурных он знал и больше. Гин спала как убитая, а вот Накадзима от резкого грохота сразу проснулся, а разум пробудился лишь тогда, когда нескончаемый поток мата долетал до его ушей. — Настроение плохое.       Акутагава подарил ему свой фирменный взгляд, предвещающий то, что тот скоро будет продан на чёрном рынке.       Чуя весело рассмеялся, опуская их.       — Нюансы совместной жизни! — прищурил свои небесные глаза, смотря на них фирменным взглядом, который не предвещал ничего хорошего для шин-соукоку (достижение: главный шиппер на районе). Конечно, оба заметили искорку в глазах Чуи, но решили промолчать.       Тихий голос Федора огласил то, что они наконец дошли до квартиры. Честно сказать, они ожидали, что Фёдор и правда чистоплюй. Но чтобы настолько... Всё сияло, Чуя по несколько раз проходил пальцем по различным полкам и даже на этажерке не было пыли. Да и обстановка в квартире не настолько мрачная, хотя всё же отголоски загадочности были. Хотя, всё как в обычных квартирах. Узкий коридор, где находились лишь коврик, этажерка и вешалки. Чуть далее, с правой стороны было две двери: одна в санузел, другая в ванную. Санузел небольшой: одиночный туалет, столик, где находились ершик, туалетная бумага, полотенца в корзине, да и несколько баночек с моющимся средствами. Ванная тоже относительно небольшая: лишь обычная ванна средних размеров, да и две баночки с шампунем. Комната одна, но довольно большая, походила на гостиную. Там всё было в серых тонах. Светло-серые шторы закрыты, грязно-голубые обои без узора, небольшой диван, да и маленький столик на колесах. На тумбочке, телевизор, который явно был из далёких 80-х. Небольшой, белоснежный коврик. И наконец, красный узорчатый ковёр на стене, висевший вместо картины. Ближе к выходу находился небольшой шкаф. Если зайти на кухню, то там тоже довольно всё просто: раковина, высокий пенал. Впрочем, туда вся посуда помещалась и даже места было довольно много. Посередине стол, который явно был украден с поезда, ведь тоже был складным и прикреплялся к стене. У окна стоит скамейка, а у стола два стула.       Японцы находили такую обстановку довольно простой, даже немного скупой. Хотя Аку и Атсуши не удивлялись, у них было фактически тоже самое, только комната поменьше, а кухня наоборот – побольше.       Федор набрал электрический чайник и включил его.       — Ну-с, чай будете? Или сразу приступим к ужину? — ища нужную посуду, не оборачиваясь говорил Достоевский.       — Чай. — одновременно сказали они.       Откопав где-то нужное количество чашек, Фёдор принялся искать пакетики с чаем, успехом эта миссия не увенчалась, так что пришлось заваривать чай самому. Когда с этой суматохой было покончено, Фёдор разлил чай и поставил перед каждым, откопал в глубине холодильника пирог и конфеты.       Друзья поблагодарили русского и начали теперь втягивать и его в свой разговор. Достоевский слабо улыбался, отвечал и сам тоже рассказывал о многом, в основном о жизни в России. Разбивал все легенды о своей стране, убеждая их в том, что нет, по улицам у них медведи не шляются, и не держат их как домашних питомцев (хоть и не все, но про это он благоразумно промолчал).       — Федя-я! — закричал кто-то, скоро этот «кто-то» ворвался на кухню. Вера удивлённо оглянула гостей в доме. Она сложила руки на груди и вопросительно подняла бровь. — Ну и на кой черт, они здесь забыли?       — Вера ты жестока... — так же на русском ответил Фёдор устало кладя свою голову на стол. — Нас Мори-сан отвёз в кино, а обратно повезти не смог. А мой дом был ближе всего... — Я не об этом, — отрезала она, — пусть хоть каждый день приходят, я ничего против не имею. — Осаму заметно расслабился, а Достоевский шумно выдохнул. — Но, блять, какого хера вы не в школе?       — Сестра, здесь дети. — недовольно пробурчал Фёдор, забывая уже о том, что эти дети на два года старше его самого. — Ну а ответ прост...       — Мы просто в кино захотели! — воскрикнул Дадзай, бросая мимолётный взгляд на Фёдора. Русский так и не выпрямился, но уже понял, что Осаму не хочет, чтобы «всякие», знали о потере. Дост его понимал, они сами с Верой не хотели, чтобы каждый второй бросал на них жалобные взгляды, словно они щенки бродячие потерявшие свою кормилицу-мать.       — А ну тогда ладно. — спокойно, не задавая лишних вопросов сказала она и поставила пакет с продуктами на пенал. — Кушать хотите? Вот борщ есть, картошку через пол-часа приготовлю. Какие котлеты предпочитаете куриные или говяжьи? Или просто картошку с мясом? Или макароны будете?       — Что..? — одновременно спросили японцы и Фёдор с Верой весело рассмеялись, понимая что для них такие слова и блюда в новинку.       — А, забыла, простите. — всё смеялась она, вспоминая, что все ещё живёт в Йокогаме. — Ну где-то есть рисовые шарики, если хотите. Фёдор, посмотри, я купила их?       — Хм, кажется... — русский начал активно вытаскивать из пакета продукты и наконец наткнулся на рисовые шарики. — Да, купила! Шесть штук. Ты Ванга что-ли?       — Да, я великая Слепая. — закрывая глаза протянула Вера, заставляя Фёдора весело рассмеяться. — Федя! — Вера бросила нож и поймала Достоевского (который, видно об воздух споткнулся), хотя он споткнулся об ближайший стул. — Ну сколько можно падать!       Фёдор не переставал весело смеяться, смотря как Вера отчаянно пытается держать грозное лицо.       Атсуши грустно улыбнулся; ему бы такую же семью. Хоть одного человека, который сможет вызвать в нём смех, радость, заставить заплакать или злиться. Того кто в любую секунду подставит плечо, даже если ты обидел его раз сто не меньше. Кто примет тебя любым, и простит все твои грубые слова. Акутагава слабо улыбнулся, предаваясь светлым воспоминаниям. Чуя хмыкнул, он, если бы знал, то вряд-ли согласился с Атсуши. Семья – обуза, проблема от которой Накахара всегда пытался избавиться, раз и навсегда. Дадзай глубоко погрузился в свои мысли и явно ушёл из этого мира.       «Если она умрёт... Нет! Нельзя этого допустить.»       — Но смогу ли, защитить этот мир? — Осаму не сразу понял, что эти слова он сказал вслух.       — Ты что-то сказал, Осаму?       — Я спрашиваю, смогу ли я уплести такое количество еды! И смогу ли защитить свой желудок от русской кухни? — натянув весёлую улыбку, ловко выкрутился Осаму, словно не замечая пронзительный взгляд фиалковых глаз.       — Вряд-ли, — весело хихикнула Вера уже нарезая лук, — готовься познать русскую кухню во всей красе. Вот бери картошку, чисти. — последнее она сказала намного тише и строже, указывая на корзину в тени где и лежала картошка. — Так, Фёдор Михайлович! — прокричала она, замечая как Дост тихо, на цыпочках уходит из кухни. — Бери морковь и через тёрку! Эй, вы, чего сидите без дела? — нахмурив брови говорила она, глядя на притихших шин-соукоку и Накахару. — Сейчас будете у меня хлеб печь, а то я забыла купить.       — Всмысле, печь? — спросил Чуя оглядываясь по сторонам. Вера странно на него посмотрела.       — Неучи. — куда делась та самая девушка (хотя ей уже 27), которая весело и звонко вместе с ними смеялась? А вот и сказала она гуд-бай, включился режим «мама-должна-всех-накормить». И эта мама довольно строга, теперь все-все в этом доме будут работать. — Вон там мука. Яйца и дрожжи в холодильнике. Хм, а...       — Чуя.       — А да, Чуя передай мне подсолнечное масло. — указывая на верхнюю полку сказала та.       Накахара под нос что-то невнятно пробурчал, подошёл к стене, где довольно высоко была закреплена одна единственная доска, на которой и стояла баночка с маслом, ну ещё что-то, но Чуя не разглядел. Взяв табурет, он встал на него и пытался дотянуться до масла, старательно игнорируя тихий смех Дадзая. Вот уже пальцы касаются гладкого пластика... Но полка была старая, шурупы выскочили и полка упала, масло разлилось прямо на Чую, а рядом с ним, прям в миллиметре от лица упали две деревянные доски; салфетница больно ударила в живот, а сами салфетки насквозь пропитались маслом.       — Ах, Чуя! — Вера, как и остальные бросили свои дела и подбежали к Чуе. Последний резко вскочил, взял доску и прикрыл ей лицо. Но... Но удара не последовало. Он неуверенно опустил доску, увидел как Осаму нервно покусывает губу, Акутагава с Атсуши начали убирать весь этот беспорядок, пытаясь не смущать Накахару своим пристальным вниманием. А Дост с Верой внимательно оглядывали его. Фёдор, тихо пробурчал «ясно всё» и ушёл куда-то. Вера осторожно потянула к нему руки. Накахара машинально поднял доску, защищая всё, что только возможно. — Я не ударю. — чётко проговорила она и аккуратно забрала доску у него. Чуя не сразу понял, что он вообще-то не дома. А когда до него дошло, ему стало жуть как стыдно.       Достоевский пришёл с полотенцем в руках.       — Первая дверь в ванную, — пустым голосом сообщил тот, — неуклюжий ты наш. — на последнем он весело улыбнулся.       — Не смешно. — буркнул напоследок Чуя скрываясь в длинном коридоре.       Когда на кухне всё убрали, все возвратились к своему делу, а через десять минут вернулся чистый Чуя и тоже начал помогать. Так как Атсуши, Акутагава и Чуя даже тесто замесить не смогли, Вере пришлось быстро заканчивать с подливой для картошки и помочь им.       — Фёдор на тебе картошка и свари рис заодно. — сказала та и начала спокойно объяснять троице, как делать тесто. Они принцип поняли, но постоянно, то пересыпали муку, то слишком мало воды, то забывали яйца. Но Вера терпела, смотрела когда они наконец найдут золотую середину.       — Осаму! Рис в воду положи. — прокричал Фёдор.       — Ну и где этот рис? — спросил тот, шаря в единственном пенале на этой кухни.       — Да перед твоим носом!       Осаму в ответ лишь фыркнул, но так и не нашёл риса. Когда Федя закончил с нарезанием картошки, тот протянул руку и стукнул баночкой риса по носу Дадзая, ведь та светилась явно перед его глазами.       — Эта банка была в военном камуфляже, когда я искал! — возмущённо прокричал Дадзай заполняя банку водой.       — Осаму, блять! — бросив нож, Достоевский забрал банку с рисом, вылил всю воду и переложил часть риса в тарелку. Набрал воду и молча поставил на стол. — Набери кастрюлю, сейчас варить будем!       — За какие грехи мне такие мучения!

***

      — Нет, Осаму! Ты не убьёшься если засунешь голову в кипяток! Отойди от газовой плиты! Нет, Осаму, если ты нагреешь нож, кровь всё равно будет течь! ОСАМУ БЛЯТЬ!       — Нет! Кунжут нужно насыпать сверху, а не в саму смесь! Атсуши, закрой, тесто не поднялось ещё! Рюноске, ты весь в муке! Господи, Чуя кунжут это не семечки, хватит их грызть!       Русские поняли, что японцы (ну по крайней мере их гости) совсем готовить не умеют. Все свои последние нервные клетки они отдали на то, чтобы научить их хотя бы базе. Но у них всё шло через одно место, да из рук всё валилось. Осаму вообще ворчал о том, что они гости, а не домработницы какие-то, но возмущался один он. Чуя постепенно начало нравится такая суматоха с совместной готовкой. Аку слишком серьезно отнёсся к этому делу. А Атсуши... Атсуши чувствовал себя частью большой семьи и счастливо улыбался.       Закончили они через два часа. Часы уже пробили десять вечера. Японцы тяжело выдохнули, а Дадзай аж на полу разлёгся, да и заснул, Аку уснул за столом, Атсуши напротив него, а Чую ноги не держали, да так и разлёгся на полу. Фёдор молча убирал кухню. Вера подняла на руки Атсуши и понесла на диван. Аккуратно взяла Рю и уложила рядом с ним. Достав из шкафа плед, она укрыла их. Достала матрас, застелила его и уложила туда уже и соукоку. Выключив свет, Вера счастливо улыбнулась.       — Какие друзья у тебя хрупкие, — прошептала Иванова, в ответ она получила загадочную улыбку. — Беречь их нужно, от лёгкого ветерка разобьются.       — Ты права, — тихо произнёс он, наконец заканчивая уборку на кухне. — я сберегу.       — Не потеряй.       На всю квартиру раздался громкий звон. Вера переглянулась с братом, последний пожал плечами, но передал ей пустую сковороду (на всякий пожарный). Вера посмотрела в глазок, и убрала сковороду. Она осторожно открыла дверь.       — А, Мори-сан, добрый вечер. Вы за детьми?       — Добрый вечер. Да, Вы попали прямо в точку. — широко улыбнулся врач, и Вера пропустила его в дом.       — О, Мори-сенсей. — из дверного проёма появилась голова Фёдора. — Добрый вечер. Спят они вон там. — указывая на гостиную сказал тот, делая вид, что его совсем не раздражает такое количество людей в доме. Дост считал, что сейчас помрёт от кислородного голодания.       — И правда спят...       Чуя и Дадзай лежат кто как: Дадзай ещё спал более менее на подушке, а вот Накахара неизвестно как он вообще в такой позе спит. Нога одна была буквально на лице Осаму, последний гуляя по царству Морфея не замечал и вовсе. Вторая нога была обхвачена двумя руками, да так, полубоком как-то спит. Акутагава на диване недовольно морщился, словно почувствовав свет. Лежит он на животе, одна рука свисает. Явно чужая рука лежит на его спине, а лицо Атсуши прикрыто чёрными прядями.       — В таком состоянии их не разбудишь. — сказал Мори устало вздыхая.       — Ну что Вы! Сейчас попьём чай и может, они и проснуться.       Они не проснулись спали как убитые. Вера отнесла брата тоже на диван. И начала думать куда же уложить Мори, ведь в такой поздний час Вера его отпускать не хотела, а у Огая сил на сопротивление не было. Так и порешили.