Все, что я хочу о тебе знать

      Майк не может найти себе места. Ни в собственной комнате, наполненной ненужными вещами, ни в подвале, переставшем быть убежищем. Он спускается вниз и долго стоит на лестнице, тревожа призраков собственного прошлого из времени, когда ребенком проводил в подвале кампании D&D с лучшими друзьями. Теперь в подвале развернут штаб почти военного типа.              Теперь здесь небезопасно.              На кухне Нэнси молча размешивает салат. Время ужина, у сестры под глазами синяки от бессонницы и переживаний. Внутри Майка, там, где бьется неугомонное сердце, пульсирует тепло. Но обнять сестру, погладить по голове, прикоснуться к руке, он не может. Поэтому садится рядом и толкает в плечо.              — Ты можешь рассказать мне, — говорит он, но не верит в собственные слова.              Нэнси задумчива после случившегося, после разговора, который они с Джонатаном так долго откладывали. Майк не знает, как все прошло, но Майку страшно спрашивать, хотя бы потому, что Джонатан позвонил по телефону и отменил работы в доме на завтра. И на послезавтра. Майк думает, что он перезвонит позже и возьмет перерыв на неделю. Или на месяц. Или даже на год.              У Джонатана был такой голос, будто он не спал всю жизнь.              — Не думаю, что тебе интересно слушать о сомнениях, в которых увязла твоя сестра.       — Если там не будет пришельцев, или, хотя бы, восставших мертвецов…              Холли влетает на кухню, чтобы сообщить, что нарисовала самую красивую розу в жизни, и тут же предъявляет доказательства на вырванном из альбома листе. Нэнси хвалит, натягивая вполне искреннюю улыбку на изможденное лицо, Майк не знает, что сказать, и говорит, что роза вполне похожа на розу, а не на собаку, к примеру. Холли хмурит брови.              — Уилл бы точно оценил. А он придет сегодня? Или завтра? Почему он так давно не приходил?       — У него много дел, Холли. Но я передам ему, что ты хочешь его видеть.              Сестре этого обещания достаточно, она несется в комнату, чтобы нарисовать что-то еще, что можно будет показать Уиллу, когда тот все-таки придет. У Майка между тем перехватывает дыхание: как он сможет передать Уиллу хоть что-то?              Карен, на секунду появившаяся на кухне, видит выражение лица сына и с усилием останавливает вопросы; их нежная детская дружба так много значила для обоих, но у нее нет ответа на вопрос, в какой момент всё пошло не так. Как и ответа, как всё это исправить.              — Чертовы Байерсы, — хмыкает сестра, когда мама выходит в гостиную. — И когда они только успели стать для нас такими важными?       — Всегда. В смысле… я не помню жизни без Байерсов. Уилла я знаю с детского сада, и, кажется, мы не расставались с ним… ну, никогда?.. Маму Уилла я воспринимал как собственную. Не знаю, где я ночевал чаще: здесь или в доме Байерсов. И всегда с Уиллом. Рядом был Джонатан. Странно, что вы почти не пересекались, ведь он забирал Уилла, привозил меня… Но что-то изменилось, и я не знаю, что именно. Они оба стали далекими так быстро, что, кажется, наше общее прошлое помню только я.       — Не думаю, что это так, Майк. Просто многое изменилось.       — Я хотел поговорить с тобой вовсе не про Уилла. Я хотел, в общем-то выслушать тебя. Ты и Джонатан… ну, вы поговорили…       — Мы расстались, Майк. Решили, что нас многое разделяет.       — Нэнс… мне очень жаль.       — Я не чувствую облегчения, будто кончилось что-то плохое. Джонатан — он… ну, был важной частью моей жизни так долго. А потом он уехал, и не мне рассказывать, как это сложно. Но мы старались, правда старались. И все оказалось… бесполезным. Мы оба сдались, стали лгать, избегать друг друга… Он подал документы в другой университет, в Леноре, и уже получил приглашение. Он боялся сказать мне об этом… И мы оба решили, что все это — плохой знак.       — Но ты… ты любишь его, Нэнс?              Сестра отворачивается, аккуратно кладет вилку и закрывает лицо руками. Майк не знает, что делать, Майку нужна помощь, которой неоткуда взяться. Поэтому он спрашивает себя: а чтобы сделал Уилл?              — Ты можешь не отвечать, — предлагает Майк, подсаживаясь к Нэнси ближе, гладя по плечу. — Это еще ни о чем не говорит. Дай себе время разобраться…       — Что, если у нас нет времени? — спрашивает сестра и в голосе отчетливо слышатся слезы. — Векна показал мне, что хочет сделать — все, что сделает, когда вновь обретет силу. Это было страшно, Майк. Я до сих пор просыпаюсь по ночам и иду в твою комнату, или в комнату Холли, чтобы убедиться в том, что ничего не случилось.       — Ничего еще не случилось. Я здесь. Холли в порядке. И мы все сделаем все, чтобы то, что ты видела, не произошло.       — Правда в том, что мы не знаем, что делать. Эл ему проиграла. Макс… стала его очередной жертвой. Кто будет следующим?.. Кого он выберет из нас?..              Майк обнимает сестру, крепче, чем в прошлые разы. Впервые он чувствует себя сильным, будто впервые видит, какая хрупкая, на самом деле, сестра, так круто выглядящая с обрезом. Он слушает ее тяжелое дыхание и вспоминает, как из носа Уилла тонкой струйкой шла кровь.              — Мы знаем, кто будет следующим, Нэнс. Он знал это, наверное, с самого начала, еще подъезжая к Хоукинсу. Но что мы можем сделать? Что я могу сделать для него?.. Стив сказал, что у него разбито сердце, и ты смеялась, что я поверил Стиву, но я до сих пор думаю, что… что видел ее, ту девушку. И она совершенно не в его вкусе, она причиняла боль Эл, она… я понятия не имею, как все исправить, чтобы… чтобы ему стало легче. Он не позволяет мне. Кому угодно: Робин, Эл, даже Стиву, но только не мне. Когда-то я гордился тем, что он для меня как открытая книга, но я ведь ничего не понял тогда… Черт, прости, Нэнси, мне кажется, я снова все испортил, я теперь не могу заткнуться и… я такой слабак, Нэнс!.. Тебе сейчас нужна помощь и поддержка, а я продолжаю вести себя, как капризный ребенок.       — Ты и есть ребенок. Ребенок, который понятия не имеет о том, что чувствуют люди вокруг и него и он сам.       — Я могу понять, если у человека разбито сердце. Я могу понять, когда человек тянется ко всем, но отвергает меня. Это очевидно, Нэнс! У Уилла нет для меня времени, потому что он больше не хочет быть моим другом. Потому что я все испортил.       — А чего хочешь ты, Майк?              У Майка опускаются руки. Он понятия не имеет, что отвечать на этот вопрос.              — Хочу, чтобы все было как раньше.       — Ты повторяешься.       — Ну, я хочу оставаться ребенком. Дружить, проводить время с другом, не чувствовать ничего, кроме… нормальной, дружеской симпатии. Я хочу того же, чего хочет и Уилл. Быть нормальным.       — …О чем ты?       — Это началось не с Уилла. Это началось с меня. На осеннем балу я танцевал с Эл… я понимал, что рядом со мной самая потрясающая девушка, девушка с супер способностями, красивая, нежная и приятно пахнущая, что это — правильно! А я не был правильным, я пытался, но не мог не смотреть, как Уилл танцует с другой девочкой, и это было неловко до смешного, а смеяться мне не хотелось… мне хотелось быть на ее месте, хотелось, чтобы Уилл улыбался только для меня…       — Майк…              Он отстраняется. Рядом Нэнси, его старшая сестра, с которой у них в прошлом — да и сейчас — возникают сложности. Но она — близкий человек, она сражалась с демогоргоном, сталкивалась с истязателем разума, пытаясь спасти Уилла, воевала с кусками из человеческой плоти истязателя разума 2.0, стреляла в Векну…              — Ты ведь не возненавидишь меня после этого, правда?..              Нэнси не плачет. Почти не плачет. Но и не может заставить себя улыбнуться.              — Как ты мог подумать, что я… что я из-за этого… Майк — ты мой единственный брат, и я люблю тебя, несмотря на… несмотря ни на что. И я ведь была так слепа, я думала, что всё по-другому… Но ты вел себя так странно, постоянно говорил о нем… Прости меня, Майк, прости, что я поняла всё неправильно и… не попросила тебя рассказать всё раньше.              И вновь — объятия, теперь почти так же необходимые, как воздух. Кто бы мог сказать, что они — Уилеры — станут использовать байерсовский способ решения проблем?! Карен, заходя на кухню, замирает на пороге. Она может только догадываться, что происходит что-то страшное, раз ее дети, совершенно не тактильные, сейчас просто не могут оторваться друг от друга. Холли, принесшая новый рисунок — тот точно должен убедить Уилла прийти в гости, — недолго думает и забирается на соседний стул, чтобы неловко присоединиться к объятиям.              Карен думает, что ни одна фотография не способна удержать всей прелести происходящего. Такая странная, непривычная для этого дома картина. Ей страшно вмешиваться, страшно задавать вопросы и прерывать это хрупкое мгновение. У нее потеют руки, она боится моргнуть, чтобы лишиться того, что видит.              Когда младшие Уилеры, наконец, приходят в себя и отлипают друг от друга, по привычке пряча слезящиеся глаза и делая вид, что ничего не произошло, она заходит на кухню и спрашивает, все ли голодны. Она внимательно смотрит на каждого ребенка, понимая, что только Холли пока еще ей близка, и то постепенно отдаляется. Но сейчас, глядя на старших, Карен перебарывает внутренний страх, заставляющий медлить и говорить тише:              — Вы ничего не хотите мне рассказать?              Нэнси уже способна солгать и выдержать ее взгляд. Майк, конечно, скорее отшутится и сбежит в комнату или подвал. Холли ничего знает, и она единственная, кто смотрит доверчиво и открыто.              — Обязательно, мама, — говорит Нэнси, так похожая на Карен в молодости. — Когда будем готовы.              Она сжимает руку Майка, изучающего кухонный стол с неискренним любопытством.              — Хорошо.              Карен соглашается, хотя и неохотно, счастливая уже потому, что они вместе, на одной стороне, знают друг о друге то, чем пока не могут поделиться с нею. Но внутри злость и раздражение: как же так, они скрывают что-то важное от нее, от собственной матери! Она отворачивается к плите, пытаясь унять боль. Но она не станет давить, нет. Ей важно оставить хотя бы надежду на то, что однажды они оба исполнят обещание.              — Что вы хотите на ужин?              Она весь вечер будет гадать о происходящем. Пытаться понять, из-за чего Майк прячет глаза, почему так нервничает, когда Холли вновь вспоминает об Уилле, почему Нэнси чаще обыкновенного приходит на помощь, отвлекая младшую сестру. Карен чувствует тайну именно здесь; на память приходят моменты крайней уязвимости Майка; тот слишком резко вырос и отстранился от матери после рождения третьего ребенка. Увы, ей так и не удалось полностью вернуть его доверие. Но сколько доверия и обожания он дарил Уиллу, всегда казавшемуся ей, Карен, еще одним младшим ребенком. Может, она может повлиять на это резкое охлаждение их дружбы? Она сосредотачивается на этой мысли, с теплом вспоминая, как изменился Уилл. Может, пришло ее время активно наладить отношения с Джойс, объединить усилия, чтобы вернуть такое важное для детей общение, или хотя бы разобраться в причинах отдаления?              Это похоже на план. Карен выдыхает и наблюдает за детьми другими глазами. Она может им помочь. Она думает о том, чтобы не навредить. У нее получится.