Любовь есть смерть долга

— Проклятые кошмары. Это не может так кончится. Что за чушь! Вздор! Находясь в своем жилище один, Амен не раз поддавался мыслям об Эве. И если быть определенно откровенным, эти мысли занимали все его существо. С каждым днем груз случившегося давил с новой силой. Человек бывалый, крепкий, но все же с бременем более тяжелым не бывал еще знаком. Он видел женщин, видел боль, видел потерю, но чтобы все это умещалось в одном человеке, горячо любимым им самим, это настолько ему незнакомо, что не изобрели еще слов, описывающих эти чувства. Но сейчас он в комнате прекраснейшей из женщин. Она лежит рядом, полностью свободная и абсолютно доверяющая ему. Пряди ее густых волос обрамляют плечи и украшают подушку. Она украшает эту комнату, это поселение, украшает его жизнь. Он не желает видеть ее слез, чувствовать израненное сердце, понимать, что он не в силах излечить те раны, которые не видно глазу. Пусть его самого полоснут кинжалом с ядом, это всяко легче, чем наблюдать свое бессилие. Пламя свечи вырвало его из мыслей, оно билось в предсмертной агонии, из последних сил борясь с сквозняком и подступающим рассветом. Тени вокруг танцевали, даже собственная комната стала пристанищем беспокойства. Место, где Эпистат теперь мог расслабиться было, но теперь это не его жилище, и он прекрасно знал, где оно… — Рассветает… Как бы не хотелось остаться, дела никуда не деваются…- осторожно прислонившись к Эве, он поцеловал ее лоб, одарив нежным прикосновением ладони, огладил щеку. Излюбленным жестом провел рукой по волосам, и, наконец, встал с ложе. Осмотревшись в поиске своих вещей он задержал взгляд на спящей Эве. Никогда раньше он не видел ее столь безмятежной, ранее даже во сне она была на чеку, а сейчас расслабилась. Была ли в этом его заслуга? Всецело. Дверь закрылась. И Эва сразу же приподнялась, смотря на разделяющую их преграду. Она прекрасно понимала, что будущего здесь нет. Ещё находясь в темнице, она думала о том, куда сбежит и как это сделает. Знала, что покинет его на рассвете, что эта ночь была прощальной. Она станет тем самым маяком, к которому девушка, некогда страстно любившая, самозабвенно расхаживая в логове охотника, будет возвращаться сквозь время. Все было просто. Она спрячется на виду, там, где Амен и не додумается искать. Вероятнее всего он отправится в Столицу, прошерстит Мемфис, перероет весь Верхний Египет, всполошит Нижний, но его поиски затянутся, а у девушки будет время, чтобы все хорошенько обдумать. Собрав свои скромные пожитки, заветный папирус с рисунком и его любимое масло, она выскользнула из жилища. Охотники спали, другие же были заняты делом. Часть разбиралась с последствиями «восстания» Ёрана, часть отдыхала, ну а доверенный круг, включая Тизиана, был с Аменом. Если пораскинуть головой, вот он, шанс. Она никому ничего не сказала, не хотела, чтобы Амен вдруг пытал её знакомых. Да и говорить было особо некому, разве что Ливию. Но отношения между охотником и лекарем и так не складывались, а становиться причиной погибели второго не хотелось и вовсе. Так и порешила, сообщила только самой себе. Сокол и так последовал бы за ней, приручила всё-таки животинку. Пора. Выбравшись на удивление без всяких проблем, Эва начала идти. Оборачиваясь, задерживая взгляд на танце пламени в окне жилища Эпистата, она не сдержала слез. Сердцем она ни за что бы не покинула его, была бы рядом, тенью следовала бы за ним. Залечивала раны, ухаживала, веселила в тоскливые вечера, а в печальные, гнала бы горе прочь. Возможно, она бы стала хорошим писарем, или начала бы рисовать, но реальность такова. Пока шезму под запретом, она не может позволить ему рисковать. Случись что, он будет защищать не себя, а прикроет ту, кому по определению суждено погибнуть. Приказы разума всегда идут от сердца. Она не позволит себе подвергать своего любимого такой опасности. Он — практический единственный, кто у нее остался…или был… Чем дальше было поселение, тем тяжелее становилось в груди, страх встретить наставника начал просыпаться. — А ведь он жив, увидит меня — убьет, не пожалеет… Есть только одно место, куда я могу податься. Там обо мне позаботятся и смогут спасти, в случае чего. Родители Исмана… Пора вернуться домой. — В Гермополь путь держишь, Шезмочка? — Сет? — Зна-а-ю-знаю, скучала по своему господину, стало быть, о долге своем позабыла? — Какой еще долг, мы давно рассчитались! — она шла, не сбавляя шаг, не поворачивая головы, ведь останавливаться было нельзя. — Говоришь со своим покровителем отвернувшись, куда делось былое почтение, Эме? Или после ложе эпистата мир не мил? Она наконец остановилась, топнув, рявкнула на него: — Исфет! Какое тебе дело? Чего ты хочешь, господин? О чем токуешь? Говори прямо. — Во-о-т, другое дело. Помоги мне, Эвтида. — Чем я могу помочь тебе? О милый Сет, — она говорила это так горько и язвительно, что яд в горле показался бы сладким вином. Все дело в боли, которая рвалась из её души, уходить она не хотела, а выбора не было. — Дружок твой, лекарь, знает что-то, вот его и хотят убрать. — Убрать? Твой разум поглотил Исфет, Ливий никому не мешает, только Амену не нравится. — Глупая, эпистат как раз и защищает его, кто-то хотел убить Пелийского, но осекся, и под руку попал охотник, я лично видел, Эва. — А тебе какое дело? Проникся к нему? — Забыла, кто перед тобой? Я ведь могу и по-плохому. Проникни в его сон и поройся в воспоминаниях, может найдешь для меня что-то интересное. Согласна? А я сопровожу тебя куда задумала. Знаешь же, что самой тебе идти нельзя, нажила врагов. — Что-то слишком часто мне приходится проникать в сны тех, к кому и в сознании подступиться сложно. Но это невозможно, мы вышли из поселения, что я скажу, если вернусь? Они заподозрят неладное, придумай что-нибудь другое. — Зайди спокойно, и сразу к лекарю, скажи, заболела голова. Придумай что-то, ты же умеешь, я зна-а-ю. За Амена не волнуйся, после вашей ночи едва ли он не поверит тебе. Так и скажешь, неважно себя почувствовала, вышла прогуляться и решила пойти к лекарю. Проведешь здесь еще один день, все мне расскажешь, а после разберемся. Идет? « С одной стороны, мне и самой интересно, что же происходит в Фивах, к тому же, если это снимет проклятие, то получается одни блага. А с другой стороны, как мне выбираться потом, Амен будет в ярости… Но с Сетом и путь легче будет, под защитой самого Бога…» — Ладно, идем же скорее! Уже почти рассвело. «Снова поселение, не успела мысленно с ним проститься, как вернулась, хоть бы не зря, хоть бы не ошиблась.» Юркнув среди домов, после того как Сет осмотрел поселение, Эва ланью пронеслась к жилищу лекаря. Всю одежду, все вещи, что были с собой, она предала Сету, чтобы тот отнес их обратно к ней в комнату.Следовало бы отметить, что здесь всегда чисто. Свежий запах аромамасел и влажность, шедшая, видимо, из купальни. Но кое-что привлекло внимание девушки. Не спящий лекарь, а две стоящие тени, посреди комнаты, бурно обсуждающие что-то. Зайдя к лекарю, она явно не ожидала увидеть там эпистата, грозно говорящего с Ливием. — Эва?