Домохозяйка

— Одевайся, — голос Сынмина был настолько ледяным, что у Чонина похолодело все нутро. Всю дорогу до дома господин Ким сохранял молчание. А Чонин боялся открыть рот. В полной тишине Сынмин, стальной хваткой держа запястье, тащил «соседку» за собой сначала в парадную, потом в лифт, потом в квартиру. Чонин не сопротивлялся и весьма уныло топал следом. Господин Ким настойчиво затолкал его собственную комнату, встал, блокируя выход, и озвучил странную просьбу. — Так я одет, — отметил очевидное Чонин. — Нет, — протянул Сынмин, — давай-ка напяливай свой клоунский костюмчик. Чонин, стиснув зубы, не шелохнулся. И почему он вообще надеялся, что его поймут и простят? Он понимал, что Ким не слишком злится, просто хочет в своем стиле отыграться за обман, но черта с два, Чонин пойдёт у него на поводу. — Я начинаю переживать за твой IQ, — процедил Сынмин. — Скажи, почему до тебя никогда не доходит с первого раза? — Я не буду этого делать. — Почему? — наиграно удивленным тоном спросил Сынмин. — Я не буду этого делать, — повторил ещё раз Чонин уже более настойчиво, повышая тон. — Похоже что я спрашиваю, хочешь ты или нет? — Сынмин внешне оставался спокоен, но внутри совершенно точно плясали бесы. — А если нет, то что? — плевать Чонин хотел на душевное состояние соседа, он тоже был сыт по горло выходками придурка. — Хочешь узнать? — вскинул брови Сынмин. — Да, — оборзел Чонин. — У меня завалялось несколько фоток моей дорогой соседки Ян Чонин. Стоит ли мне показать их твоему милейшему одногруппнику? — Какая же вы мразь, господин Ким. — Я жду, — Сынмин скрестил руки на груди, облокачиваясь на закрытую дверь. — Зачем вам это? — Я чувствую себя идиотом, хочу, чтобы ты составил мне в этом компанию. Тебе было весело меня обманывать? Посмеялся? — Я не смеялся. Честно. — Я правда не могу понять, как смог принять тебя за девушку, хочу посмотреть ещё раз. — Идите на хуй, — Чонин хотел сбежать из комнаты (из дома, из города, из страны?), но выход был блокирован телом господина Кима. — Так мне стоит пообщаться с Хёнджином ещё разок? Или сразу дойти до преподавательского штаба? Чертова сука! Шантажист убогий. Чонин был в шаге от того, чтобы броситься на господина Кима с кулаками. И он бы это сделал, если бы не был уверен, что сволочь восстанет из мёртвых и доползёт ректората, дабы точно испортить ему жизнь. Чонина на трясло от безысходности. Ну почему?! Почему?! Он обязан подчиняться даже сейчас, когда всё пошло по известному маршруту?! — У меня нет парика. — Неужели? — с интонациями подступающего безумного веселья переспросил Сынмин. — Да. — И где же он? — Выкинул. — Врёшь. Тебе бы он понадобился, если бы ты решил вернуться за своими вещами сюда. — Оставил дома у друга. — Вот незадача. Придется забрать его. Позвонишь другу сам или это сделать мне? — предложил господин Ким. — С юбкой тоже что-то стряслось? Поищем её вместе? И ведь Чонин не сомневался, что они поищут и обязательно найдут. Вот же зараза. — Выйдите. — У тебя минута, я буду ждать на кухне, — сказал напоследок Сынмин. Чонин остался наедине собственным гневом бессилием и необъятной злостью. Он понимал, что вина лежит не только на Киме. Чонин сам и сценарист, и режиссер этого спектакля. Но сколько можно издеваться? Чонину до злой дрожи хотелось заставить Сынмина испытать хотя бы половину того презрения к себе, которое он испытал последний за месяц, которое испытает сейчас. Ему хотелось причинить суке как можно больше боли, но даже сейчас, когда обман раскрылся, он не мог это сделать. Чонин достал из рюкзака чертов парик, который за каким-то хуем таскал каждый день на дне рюкзака. Пиздец начинается. Каждый предмет одежды был как капля, грозящая переполнить чашу терпения. Рубашка, заправленная в юбку. Три. Чертова гетры прикрывающие колени. Два. Парик. Один. — ТЕПЕРЬ ВЫ ДОВОЛЬНЫ!!!??? — орёт Чонин, врываясь в кухню, моментально находя Кима за столом. — Более чем, — кивает господин Ким, фиксируя глазами каждую деталь. — И на хуя вам это надо?! Почему вы так сильно стремитесь меня унизить? — Я? — усмехается Ким. — Ты сама отлично справляешься с этой задачей. моя. дорогая. соседка. — Вы больной, господин Ким! Вам надо лечиться! Чонин срывает парик с головы и швыряет на пол. — А что так? — Сынмин провожает выразительным взглядом волосы. — Тебе же нравится кидаться в меня предметами? Ни в чем себе не отказывай. — Спасибо что разрешили, господин Ким, — выплевывает Чонин, приближаясь к столу. Сынмин поднимается со стула, занимая противоположную сторону. Только стол отделяет соседей друг от друга. Очень удачно, что он совершенно пустой, ни в кого не прилетит что-нибудь тяжелое. — Да прекрати уже выкать. Ты меня уже несколько раз послал нахуй. Я понимаю, что тебе очень нравится притворяться, но хватит изображать уважение. Это мерзко и неправдоподобно, лживый поганец. Можешь послать меня на «ты», — достаточно сдержанно говорит господин Ким (если не смотреть на значение слов). — Да? Спасибо за разрешение!!! — задыхается Чонин. — ИДИ НАХУЙ, ПИДОР!!! Лицо Сынмина не изменяется, но Чонин почти сразу понимает, что перешёл ту невидимую границу, за которую нельзя было вступать. Последнее ругательство сорвалось с языка случайно. Он бы не стал специально его применять в разговоре с господином Кимом, особенно учитывая тяжелые отношения соседа с самим собой. Даже в бешенстве Чонин понимал, что это перебор. К сожалению, внутренние демоны, получившие корм в виде вкусной ярости оппонента, моментально убили совесть. — Повтори, что ты сказал, — угрожающе перегибается через стол Сынмин. Его голос все ещё тихий, но Чонин точно знает, что тот в шаге от того, чтобы сорваться на крик. Ян с радостью подтолкнет господина Кима в пропасть неконтролируемый ярости. Это же неправильно, что Чонин пока что единственный, кто ведёт себя неадекватно. Не только он один должен чувствовать себя ущербно. Он копил эту злость месяц, самое время поделиться (по-братски). Бойся гнева терпеливого человека. Правда? — Отвали от меня нахуй, пидорас, — практически в лицо выплевывает Чонин. Эти слова задевают Сынмина куда сильнее, чем ему самому хотелось бы. Но он будто этого и ждал, он больше не пытается играть в безразличие, его лицо искажается от злости. Сынмин срывается с места, огибая стол. Чонин делает тоже самое, не давая ему приблизиться. Они двигаются, сбивая стулья. — В чем дело, Ким?! Правда глаза колет или ты внезапно решил меня изнасиловать? — не унимается Чонин. — Да ты мне нахуй не сдался, извращенец! — Извращенец? — усмехается Чонин. — Из нас двоих извращенец т… — … тот, кто стоит сейчас в юбке! — перебивает его Сынмин, останавливаясь. — Ты заставил меня одеть её. — Но автор идеи не я! — У меня была причина, чтобы переодеться в девчонку! А какая причина у тебя, чтобы всегда ввести себя как конченный гандон? — кричит Чонин, окончательно потеряв самообладание. Фраза произвела эффект подобный ведру бензина, вывернутому в костер. Сынмин разве что пламенем не задышал. Оказывается, до этого момента Чонин никогда не видел его по-настоящему злым. Ким представал раздражительным и нервным, пребывал в саркастичном настроении, но сейчас… Сейчас господин Ким был действительно взбешен. — Я всегда так себя веду, чтобы ко мне не приставали соседки. А они всегда терпели, но продолжали лезть, потому что у меня квартира, «давай поженимся», «давай встречаться» или «я гей потому что не нашел подходящую девушку»! а ты была… или сука…был… Как, блять, к тебе обращаться?! … не важно… Только ты не трогал меня, я начал верить, что нашел нормального человека! — окончил криком тираду Сынмин. Чонин выпучил глаза. Господина Кима домогались соседки? Не в смысле, что он не сексуальный… Ян отошел и окинул взглядом: Очень даже сексуальный. Личико симпатичное, выгодно подчеркнутое короткой стрижкой с челкой. Высокий, не шкаф, но и не ветошь. Но как такого вообще можно к чему принудить? Чонин ещё раз оценил тело Сынмина, можно сказать впервые. Сквозь рубашку не видно, но какая-то мускулатура точно есть. — Хватит на меня пялиться! Ощущение, что это ты впервые увидел мое настоящее лицо, — напомнил о себе Сынмин, который вроде слегка успокоился. — Нет, ну ты достаточно тощий, — заключил Чонин, — но не настолько, чтобы девушка могла тебя к чему-либо принудить. — А я не могу злиться от вида полуголой девицы на кухне?! — Вы. Ты злишься от всего. — Вовсе нет! — перестал кричать Сынмин в потвержнение своих слов. — Ты за месяц ни разу не отнесся ко мне по доброму! — А ты? Ты все время взглядом желаешь мне смерти. — А ты заслужил другого? Ты же чистая концентрация зла. — Неправда! — Хорошо! Назови хотя бы одну вещь, которая не вызовет у тебя раздражение, — взвился Чонин. — Уж точно не голая женская жопа. — А что? — с вызовом спросил Чонин. — Мужской зад в юбке? — Да хватит уже!!! — резко выдыхает Сынмин и продолжает более хладнокровно. — Если я гей, это не значит что я хочу всех парней подряд. А вот ты. ТЫ уже не первый раз спрашиваешь, хочу ли я тебя. Мой ответ «нет», но если хорошо попросишь, я подумаю. — Не смей ко мне прикасаться! — А то что? — с садистским наслаждением спрашивает Ким, припоминая один из первых вопросов Чонина. — Блевану. — Очень на это надеюсь. Пока младший искал слова, Сынмин проворно прокатился по поверхности стола, хватая Чонина, за предплечье. Он грубо дернул его на себя, впиваясь в губы злым поцелуем, удерживая шею, притягивая в себе, тесня и прижимая к кухонной столешнице. Сынмин не просто украл его первый поцелуй — нет. Это нельзя так назвать. Это не мелкая кража — вооруженное ограбление. Чонин вывернулся, кое-как отстранился на миллиметры и открыл рот, чтобы выплеснуть порцию оскорблений. Сынминовы губы снова настигли, чужой язык протолкнулся между зубов, заполняя рот, заставляя мычать. Чонин попытался оттолкнуть от себя тело, но оно оказалось неподвижным. Язык продолжал скользить у него во рту, оглаживая верхнее небо, борясь с сопротивлением. Сынмин застонал, когда чужие зубы сомкнулись на его языке. Слюна приобрела солоноватый привкус крови. Болезненный стон отдался в горле Чонина настолько приятной вибрацией, что тот поддался поцелую, не выдержав. Он расслабил щеки, губы и язык, ради приличия продолжил отталкивать чужие плечи, но чисто символично. Ким отстранился так же внезапно, как подошел, он плеснул воду в первый попавшийся стакан. Прополоскал рот и выплюнул обратно. Чонину почему-то стало обидно. Снова захотелось напомнить господину Киму, какая он мразь. — Ну что? Почему не блюешь? Понравилось? — оскалился Сынмин, оставляя стакан. Чонин демонстративно сплюнул в раковину. — Меня не вдохновляют такие вещи. Я же не гей. — А кто? — прошипел Сынмин. Он слишком красноречиво осмотрел помятый видок Чонина, который кричал, что очень даже понравилось. Блядство какое-то. Младший не нашел ответ. — Знаешь, я верю, что ты не гей, — Сынмина было уже не остановить. — Но я не знаю, как называется ориентация, когда возбуждают только деньги. А я ведь думал, что ты не такой, как девицы до тебя. А ты оказывается просто менее решительный. ТРЯ-ПО-ЧКА. Такой ход мыслей поставил Чонина в тупик. Впервые за все время знакомства он не отвечал, потому что действительно было нечего сказать. Однако ответ ожидался. Сынмин тяжело дышал, прожигая взглядом дыру в Чонине. — Бля. Хули, ты опять молчишь?! — Сынмин вышел на новый уровень бешенства. — Какая же ты мямля… Как так можно? — А что Вы хотите услышать?! — начал терять страх и хладнокровие Чонин. — Что-нибудь вразумительное. — Вот скажи, — начал Чонин, — если тебя так бесит женское внимание, почему не найти себе соседа? Или парня? Сынмин угрюмо промолчал. А Чонин понял, что нашел слабое место. Внутренние черти громко зааплодировали, подхватили блокноты и принялись писать список хуевых оскорблений на тему. — Можешь не отвечать, — сжалился Чонин. — Я и так знаю. Ты никогда не найдешь себе парня, потому что такая сволочь никому нахрен не сдалась. А соседа ты не заводишь потому что боишься оказаться нижним. Ты же пиздец гордый! Скажи, что я не прав! А Ким? — А тебя сильно парит, в какой позиции я хочу оказаться? — заорал Сынмин, срываясь на хрип. Чонину показалось, что он увидел слезы в тёмных глазах. Довел, получается? — Но у меня хотя бы хватает смелости признаться в своих предпочтениях, в отличие от тебя, трус! — Господин Ким, мне плевать, верхний ты или нижний. По-моему мнению ты гандон! — отчеканил каждое слово Чонин. Квартиру наполнила звенящая тишина. Соседи замолчали. Так бывает, когда заканчивается запас ругательств. Оба уже высказали друг другу все, что хотели. У Чонина осталось только одно желание: замотать Кима в его ебучие шторы и закрыть в его чертовой комнате. Сынмин же уперся руками в стол и с хрипом дышал, пряча лицо за челкой. Решить все проблемы спокойно и без взаимных оскорблений — НЕТ. Орать друг на друга до хрипа — ДА! ДА! ДА! И вообще! Какого хуя этот наглый студент забыл в его тихой квартире. Пускай валит из его дома на все четыре стороны, или он его живьем закопает, как и обещал!!! Сынмин резко вскинул голову, открывая рот. — Давай сделаем перерыв, — перебил его Чонин, уходя в коридор. Он вернулся с темным бутыльком. Схватив первый попавшийся стакан, он откупорил флакон. В воздухе разлился запах валерьянки. Чонин начал отсчитывать капли, проливая мимо примерно половину, его руки ещё не прекратили трястись от злости. — Издеваешься? — спрашивает Сынмин, усаживаясь на стол. — Господин Ким, ты меня заебал. Иди нахуй, пожалуйста. Или в жопу. Выбери наиболее подходящий тебе маршрут сам, потому что я уже охуел от твоих оров по поводу ориентации. Мне действительно все равно, хоть ты и не хочешь это принимать как факт, — раздражительно сказал Чонин. — Ты врешь сам себе. — Отвали. — У тебя есть хоть капля совести? — устало огрызнулся Сынмин, его запас злости был исчерпан, но он упорно продолжал подбрасывать дрова в пламя ярости. — Есть, — ответил Чонин, опустошая стакан с лекарством. — Накапать? Сынмин усмехнулся. Это был тот самый стакан, из которого он полоскал горло. — Валерьянка меня успокоит, только если будет расти на твоей могиле, — сказал Сынмин, спрыгивая со стола. Он медленно приблизился к соседу, будто давая возможность уйти. — Так скажи мне, Чонин, ты так яро утверждаешь, что тебе плевать на мою ориентацию, потому что я тебе очень сильно безразличен или потому что ты хочешь меня в любом виде? — Ты мне неинтересен. — Тогда почему ты до сих пор меня не оттолкнул? — шепотом спрашивает Сынмин, который уже почти вплотную прижался к Чонину, поставив руки по обе стороны от его бедер. И этот шепот оглушительнее, чем все крики, которые сотрясали кухню. Обоих все еще трясет от злости. Оба искали предлог и силы, чтобы продолжить скандалить. Оба прекрасно понимают, куда можно направить весь гнев. Чонин старается не отвлекаться на приятное колыхание воздуха рядом с ухом, на жжение губ от недавнего поцелуя, на пошлые картинки с участием Сынмина и неизвестного парня. — Мне тебя жаль, господин Ким. Ты так одинок и так сильно нуждаешься в любви, но искренне не знаешь, где её получить. — А ты? — продолжает задавать сложные вопросы Сынмин. — Я тебя ненавижу и презираю. Отойди от меня, пожалуйста. Сынмин отстраняется, прогибаясь в спине, только чтобы посмотреть в глаза. — Давай же, пошли меня на хуй ещё раз, и я уйду. — Меня достало тебе подчиняться, — злобно говорит Чонин. — В чем твоя проблема? Не подчиняйся, — усмехается Ким. — Хочу сделать тебе очень больно. — Пожалуйста, — просит Сынмин, что угодно, лишь бы не одиночество снова. — Ты просишь сделать тебе больно? Господин Ким, тебе надо лечиться. — Ты уже говорил это. Чонин кладет руки на плечи, собираясь оттолкнуть суку, но так и не решается. — Почему ты такой злой? Откуда столько яда и боли? Просто… Зачем? — Мне хочется чужих эмоций, — признается Сынмин, пряча глаза. — Но положительных я ни в ком не вызываю. Не умею. Чонин все ещё не знает, куда деть руки. А Сынмин легонько трется носом о ключицу соседа. Желание обнять вытесняет желание оттолкнуть. Чонин злится на себя за то, что хочет посочувствовать суке номер один, бесится, что понимает его. — Не смей этого делать, — требует Чонин. — Не смей мне поддаваться! Я не хочу тебя жалеть. Сынмин стоит, склонив голову, упирая лоб в плечо Чонина. Он не отвечает и не шевелится. — Прекрати, — Чонин чувствует, что вот-вот простит ему все на свете. — Хватит. Включи обратно суку! — Не пожалеешь? — спрашивает Сынмин. — Нет. Мне нравится с тобой ругаться. А не вот эта вот херня. — Ты сам об этом попросил, — поднимает голову Сынмин. Его лицо оказывается непозволительно близко. Тень разочарования и боли скрывается за недоброй ухмылкой за считанные секунды. — Как можно быть таким двуличным? — с облегчением бормочет Чонин. — У себя спроси, моя дорогая соседка, — делает акцент на последнее слово Сынмин. — Иди нахуй. А? — Тогда может вернемся к вопросу, на который ты не ответил? — Это какой? — Почему ты меня не оттолкнешь? Тем временем рука Сынмина скользит под юбку. — Чонин, мы оба знаем почему ты бесишься. Ты хочешь ругаться, выпустить пар. Ты знаешь способ, а я готов тебе поддаться. Пальцы проводят ногтями по чувствительной коже бедра и подушечками касаются члена сквозь ткань боксеров. Сынмин понимает, что не ошибся. Чонин сжимает его плечи, все еще не в силах ни оттолкнуть не притянуть. — Тебе же хочется увидеть, как я кричу? — шепот Сынмина слишком искушающий. Настолько, что хочется согласиться. Чонин с силой отталкивает мужчину от себя. — Я не гей. — Я помню. — Ты меня заебал! — А ты меня еще нет. — Не хочу играть в твои игры. Чонин бесится. Сынмин флиртует. — Тебе не нравятся правила? — спрашивает старший, приближаясь снова. — Ты обещал уйти, если я тебя оттолкну. — Ты говорил, что хочешь быть главным. — В этом нет смысла, если ты предлагаешь сам. — Даже не попробуешь подчинить меня? — спрашивает Сынмин. — Ты терпел меня больше месяца. Совсем не хочешь сделать мне больно? — Ты невменяемый, Ким. — А ты? — Какая же ты сука, — срывается Чонин, хватая Сынмина за волосы. — Тебе же нравится эта ебаная юбка? — Очень даже. — Тогда сними её, — приказывает Чонин. Сынмин опускается на колени. Цепляет зубами за собачку молнии и тянет ее. Юбка падает к ногам, оголяя стройные ноги. — Это преступление! Нельзя прятать такое шикарное тело в мешковатой одежде! — Заткнись. Сынмин оставляет короткие поцелуи на бедрах, трется носом о полутвердый член. Пальцы проворно расстегивают рубашку. Чонин дико смущается, ему совсем не нравится, куда дело идет. Злость диктует свои правила и настоятельно не рекомендует признаваться Сынмину, что до сих пор он был по ориентации — правша. — А ну-ка поднимайся, — требует Чонин. Лучшая защита — нападение. Он дергает Кима, ставя на ноги. — Смущаешься? — усмехается Сынмин. — Это стремно, — резко отвечает Чонин, у которого в списке самых откровенных моментов первым числится Хёнджин с утренним стояком, сооружающий завтрак. Но теперь у него появится конкурент. Чонин решает сосредоточить свое внимание на избавлении Сынмина от одежды. Надо же с чего-то начинать. Движения выходят быстрыми и сухими. — Без прелюдий? — делает вывод Сынмин. — А нам это надо? — спрашивает Чонин (чисто для информации). — Хочешь взять меня грубо? — хмурится Сынмин, но не отказывает, сам же предложил. С каждой секундой Чонин все больше жалеет, что согласился на это безумие, но черт, как же он хотел стонущего «господина» под собой. Ему действительно было жизненно необходимо как-то избавиться от злости, пока та его не сожрала. — Да, грубо, — соглашается Чонин. — Но лучше без травм, — он слышал, что анальный секс может быть небезопасным. Ким заметно расслабляется. — Я схожу за смазкой и резинкой, — предупреждает он, направляясь в комнату. Чонин идет следом, избавляясь от рубашки. Удивительно, но в трусах он чувствовал себя спокойнее, чем в одежде, все-таки «модный» прикид сильно выбивал его из равновесия. Сынмин прогоняет Чонина с порога. — Это моя спальня, тебе все ещё нельзя туда заходить. Сынмин закрывает за собой дверь. Сбрасывая брюки, садится попой на стол, разводя ноги. Чонин в замешательстве идет обратно. — Тебе придется меня немного растянуть, я давно не был снизу. А еще у меня на тебя не слишком стоит, поэтому мне действительно будет больно. Как ты и хотел. Так сам же предложил! Псих! Чонин подходит ближе, гадая, что у Кима на уме. Приходит к выводу, что там не все дома. По лицу Сынмина традиционно невозможно понять, как он сам к этому относится. Ситуация со всех сторон странная. Отказаться поздно, а злость притупилась, ожидая часа, когда Ким снова даст возможность сорваться. Чонин не знает, что делать, бесится, что каким-то образом снова будто бы идет по чужому сценарию, поэтому приближается к Сынмину, достаточно грубо притягивает его к себе, вклинивались между бедер. Он проводит ладонями по бокам, рассматривая слабые, но все же заметные очертания мышц. Не хочется признаваться, но он залип на это тело. Легким движением пальцев, Чонин скидывает рубашку с достаточно тощих плеч, оставляет несколько поцелуев на выпирающих косточках. Сынмин пребывает в небольшом ступоре. Он думал, что младший всю свою ярость выплеснет в сексе, поэтому и предложил, надеясь немного сбить его накал. Сынмин ожидал, что Чонин достаточно грубо накинется на него, но тот пристально изучал его тело. Внимательнее, чем многие партнеры до него. Он неспешно гладил, изредка оставляя поцелуи на коже. Наконец, его руки потянулись к резинке боксеров. Сынмин откинулся на предплечья помогая снять их, он ждал действий Чонина, но тот медлил. Сынмин уже собирался ляпнуть что-нибудь едкое про нерешительность или неторопливость. Черную душонку вся эта забота пугала намного сильнее любого изнасилования. Ким начинал жалеть, что устроил все это. Чонин же справлялся с шоком под названием «чужой член». Видеть другого человека голым было странно. Достоинство Сынмина слегка уступало его собственному в размерах, по этому поводу он мог не комплексовать, но перспектива раздеться при постороннем, а потом еще и заняться сексом, вызывала что-то типа паралича. — Ладно, — сдался Чонин, — как надо тебя растянуть, чтобы мы оба не пострадали и желательно не провозились с этим до завтра? Сынмин слабо рассмеялся, поняв, чем продиктована аккуратность Чонина. — У тебя не было анального секса? — Не-а, — качает головой младший. И не стоит Сынмину знать, что у него никакого секса не было. — Тогда я могу растянуть себя сам. — Нет! — слишком поспешно отказался Чонин, он даже думать боялся, что ему придется смотреть на что-то подобное. — Тогда начни с двух пальцев, поделай круговые движения, разведи на манер ножниц. Потом добавь третий. — Этого будет достаточно? — насторожился Чонин, у него были сомнения. Все-таки три пальца сильно отличались по габаритам от члена. — Это ты мне скажи, — Сынмин с любопытством уставился на пах Чонина. Его член все еще был полумягким и сложно было, посмотрев сквозь ткань, увидеть его размеры. Сынмин все еще не знал, что его ждет. — Три так три, — огрызнулся Чонин, скрывая смущение. — Ты вроде просил сделать тебе больно. Хочу услышать твои стоны. — В следующей жизни, — скептично отрезал Сынмин. Чонин схватил смазку, выдавливая немного на пальцы. К сожалению (Чонин не хотел знать эту информацию), за четыре дня жизни с Хваном он получил краткий курс того, чего делать не надо. Хёнджин в один из вечеров жаловался на партнера, который не догадался погреть смазку, а потом (о ужас!) не мог найти простату. Чонин немного погрел жидкость на пальцах, намеренно делать неприятно он не собирался, он же не Сынмин, но озадачивать себя доставлением удовольствия одной конкретной сволочи не собирался, да и искать простату ему представлялось сложным и неблагодарным занятием. Чонин обвел сжатое колечко мышц, а после с легким нажимом протолкнул пальцы внутрь. Сынмин среагировал тихим вздохом. Он опустился на спину, скрывая лицо в сгибе локтя. Вторая рука потянулась к дернувшемуся члену. Чонин погладил изнутри раздвигая тугие стенки, свободной рукой ловя бедра, которые начали вилять. — Можешь сказать, если я начну делать то, что причинит тебе вред? — попросил Чонин, при всей неприязни к Сынмину он не желал тому стать жертвой его первого секса. Старший сдавленно пробормотал что-то среднее между «хорошо» и «отъебись». Чонин уже начал причинять ему вред. Забота буквально разрывала душу на кусочки. Почему он аккуратен? Почему не делает ему больно? Куда делась вся злость, с которой он орал? Сынмин так не хочет!!! Ему такого не надо!!! Тем временем, Чонин перешел на три пальца. Мышцы поддавались неохотно. Он был уверен, что делает что-то неправильно. Спрашивать боялся. Сынмин ничего не говорил, сдавленно мычал, пряча стоны, время от времени он выгибался, но не переставал дрочить, очень удачно для Чонина. Ладонь Кима скользила по гладкому стволу слишком эстетично. Это порно под носом помогло и ему возбудиться достаточно. Его член уже полностью стоял, а смазка оставила небольшое пятно на ткани боксеров. Пользуясь тем, что Сынмин продолжал прятать лицо, Чонин избавился от белья, и (повезло!) смог надеть презик с первого раза. Собравшись с духом, Чонин перехватил запястье Сынмина, вытягивая тело на себя. Старший снова сел. Его глаза сразу нашли эрегированный член младшего. Еле слышное блять все-таки слетело с губ. — Передумал, господин Ким? — нахально спросил Чонин, в глубине души надеясь на ответ ДА. — Все в порядке, — ухмыльнулся Сынмин. — Я почти уснул, думал ты никогда не закончишь с растяжкой. Гадости сыпались изо рта Кима по привычке. Умом он понимал, что самое время заткнуться, пока его не порвали. Но какая-то часть Сынмина желала, чтобы Чонин сразу сорвался в бешеный темп, причиняя боль. — Слезай, я хочу взять тебя сзади, — отошел назад Чонин, позволяя Сынмину развернуться. А Ким был и рад. Он почти молился на шанс спрятать лицо. Сынмин оперся на локти, слегка прогибаясь в пояснице. Как бы не готовился он вздрогнул и покрылся мурашками, когда теплые руки легли на ребра. Чонин подошел в плотную, наклонился прокладывая дорожку полуукусов по позвоночнику. Он остановился на шее, сильнее прихватывая зубами нежную кожу, рождая новый рой мурашек. — Прекрати трястись, — хрипло приказал Чонин. Только после этой просьбы Сынмин осознал, что тело охвачено крупной дрожью, и, к сожалению, не от страха. Он не хотел признавать, но чужой возбужденный член, скупая, но такая правильная забота, его завораживали. Его бесило, что ему нравилось отдаваться во власть этого человека. Бесило даже то, что это бесит. — Ты когда-нибудь войдешь в меня? — озлобился Сынмин. Чонин едва справлялся с волнением, как же ему не хотелось опозориться перед Кимом. Этот же с потрохами сожрет! Чонин резко зашел в податливое тело, лишь бы предотвратить гневную тираду Сынмина. Проникновение не оставило равнодушными обоих. Чонин едва не спустил. Сынмин вскрикнул. Оба замерли, Чонин — привыкая к узости, Сынмин — борясь с тянущей болью. Чонин сделал еще несколько толчков, входя на всю длину. Когда его яйца коснулись чужой мошонки, он, наконец, почувствовал уверенность в себе. Его внезапно отпустило все напряжение, он перестал волноваться. У Сынмина дела обстояли более скверно. Ледяная маска крошилась на мелкие кусочки. С одной стороны накатывала боль от члена в заднице. С другой внутренняя мразь, которой категорически не нравилось всё: от того, что её вообще имеют, до того, что трахают недостаточно грубо. Весь этот коктейль нехило так плавил мозг. В любой непонятной ситуации у Сынмина было всего два оружия: съязвить или проигнорировать. Второе было в нынешней ситуации трудно исполнимо, поэтому оставалось первое. — Ты умер? Двигаться собираешься или нет? — Я хочу поменять позу, — ошарашил его Чонин. — Хочу видеть твое милое личико. — Нет. — А я и не спрашиваю. Чонин достаточно ловко развернул Сынмина, насаживая обратно на себя, упирая его ягодицы в край стола. Сделал несколько неамплитудных толчков на проверку и снова замер. — Зараза, — прошипел Сынмин, скрещивая ноги за спиной Чонина. — Ты меня трахнешь или как? — Тебе же ещё больно. Привыкни, — оправдался Чонин, хотя самому с непривычки нужна была пауза, чтоб не кончить через секунду. Более того, вот так просто греться в чужом теле было очень приятно, а смотреть на недовольную рожу — вдвойне. Сынмин кивнул, принимая правила игры и плотнее прижался к Чонину. По непонятной причине ему было дико неловко от этого осторожно-медленного секса, поэтому он снова собирался призвать на помощь сарказм! Сынмин проложил влажную дорожку полупоцелуев-недоукусов от ключицы Чонина к уху. Легонько оттянул мочку, лизнул кончик уха. — Я пришел, — тихо прошептал он. — А? — Ты меня послал нахуй. Я уже тут. — Только не начинай снова, — страдальчески закатил глаза Чонин. — А то что? Отправишь в жопу? Я с радостью. Сынмин не упускал ни одной возможности подстебать Чонина. Для Кима не существовало ситуации, в которой сарказм был бы неуместен. Чонин начал осознавать, что поплатится за каждое свое слово, но не сейчас. К счастью, у Чонина был большой аргумент в этом споре. Он потянул бедра назад и с силой толкнулся обратно, Сынмин поперхнулся словом. — Тебе идет молчать, — удовлетворено сказал Чонин, прижимая Кима к себе. — А тебе … — начал Сынмин, но Чонин заставил его прерваться, полностью выйдя, — …очень идет… — мощный толчок обратно… Сынмин изогнулся, стиснув зубы. Он до последнего не хотел стонать, но член так правильно попал в нужную точку. Молниеносно проехался, высекая искры на закрытых веках. Чонин снова замер. Сынмин поерзал в поиске желанных ощущений, но стальная хватка его остановила. — Так что мне идет, господин Ким? — Чонин сам едва держался, чтобы не начать вдалбливаться в готовое тело, но сначала ему надо закончить раунд их маленькой игры. — Не помню, — пробормотал Сынмин, давно потерявший мысль. — Трахни меня уже. — Обними меня крепче. — Ты же не хотел, — оспорил Сынмин, но все же поднялся с локтей, плотнее скрестил лодыжки на чужой узкой талии и обхватил руками крепкие плечи. — Я не собираюсь иметь тебя на этой кухне, — сообщил Чонин, подхватил под ягодицы и, оставляя член в Сынмине, поднял со стола. — Ты что творишь? — забрыкался Ким, но был обречен. Он не хотел сопротивляться агрессивно, внутри него все еще находился чужой ствол. Было бы совсем нехорошо его сломать. Чонин же пекся о том, чтобы вечер не закончился в больнице, Сынмин тоже бы не хотел такого развития событий. — Мне же нельзя заходить в твою комнату? — нахально посмотрел в глаза Чонин. — Так вот, мне похуй. Я собираюсь отодрать тебя на твоей бесценной кровати. — Не смей! Я не трахаюсь та…ааам!!! — запротестовал Сынмин, но снова был прерван движением члена внутри. — Прекрати брыкаться и обними меня, ты не слишком легкий. Чонин пинком распахнул дверь в спальню. — Пусти меня и свали отсюда! — А то что? — Чонин кое-как отпихнул покрывало, продолжая удерживать Сынмина. — Спровадишь меня, а потом присоединишься за дрочкой в туалете? Чонин в подтверждение своих слов прижал к себе Кима настолько, чтобы его член приятно проскользнул между животами, вырывая новый стон у хозяина. Чонин опустился на кровать, сразу переворачивая Сынмина лопатками на черные простыни и придавливая собой. — Я тебе это припомню, — стонет Ким, ловя кайф, от тяжести чужого тела. — Не сомневаюсь, — Чонин снимает с талии одну из лодыжек, вскользь целует и закидывает себе на плечо. — Какая же ты сволочь, — выдыхает Сынмин, запрокидывая голову. — Я лучшая сволочь в твоей жизни, — Чонин склоняется ниже и медленно целует его, зажимая бедро Кима между ними двумя. Угол меняется, заставляя обоих стонать друг другу в губы. Член входит по самые яйца. Сынмин пытается убрать ногу с чужого плеча, но ему не дают это сделать. — Нини, пожалуйста, это слишком глубоко, — хнычет он. — Я же говорил, что не собираюсь тебя жалеть, — напоминает Чонин, делая несколько пробных толчков, подбирая удобный угол. Сынмин изгибается, запрокидывает голову, цепляется за чужие запястья, пытается проглотить стоны. Только тугое сжатие мышц и тихие выдохи во время особенно глубоких толчков выдают его неравнодушие. А легкие покачивания бедер навстречу подсказывают, что ему хорошо. Чонин переходит к более решительным толчкам, наблюдая за попытками Сынмина оставаться в сучьем амплуа. Он сжимает зубы, старается смотреть острым взглядом, это дается ему с трудом, но попытка достойна признания. Чонин немного замедляется и слизывает каплю пота с его виска. — Минни, ты сейчас сгрызешь свои губы. Хватит их кусать. Постони для меня. — Давай в коленно локтевую? — просит Сынмин. — Тебе сейчас больно? — спрашивает Чонин, немного раскаиваясь в том, что не позволил тогда ему убрать ногу с плеча. Сынмин молчит, а младший, наконец, догадывается в чем дело. — Ты так не хочешь, чтобы кто-нибудь увидел твое довольное лицо? Обещаю, я унесу это с собой в могилу, — тихо говорит Чонин. — Ты же не хотел видеть мои эмоции, — грустно лепечет Сынмин. — А ты бы хотел их показать мне? Чонин видит как в глазах Сынмина отражается мыслительный процесс от «надо об это серьезно подумать» до «да ну нахуй». После это Сынмин толкается бедрами, намекая, что было бы неплохо продолжить трахаться. — Обещаю, после я сделаю вид, что ничего не заметил. А сейчас я хочу увидеть скулящую суку под собой, — требует Чонин, перехватывая тонкие запястья в одну руку и фиксируя их над головой. Сынмин не отвечает, но этого и не требуется. Протяжный стон слетающий с его губ справляется лучше тысячи слов. Чонин целует закрытые веки Сынмина. Пусть не смотрит, если ему так сильно неловко. Чонин наконец видит этого человека насквозь, в этот момент обнажается истинное лицо. Шипы исчезают, оставляя нежную душу. Такой хрупкий и уязвимый. Душа без брони скверного характера столь же прекрасна, как и внешность. С Сынмином сложно. Найти истинную причину поступка почти нереально. С ним надо играть в его бесконечный игры разума, продираться сквозь черные дебри странноватого юмора, отталкивать от себя также сильно как и притягивать. И весь этот цирк ради того, чтобы однажды тебе позволили взглянуть на это бесконечное доверие, странную нужду, молчаливую просьбу любить. Сынмина трясет, он уже не вполне контролирует свое тело, пальцы путаются в покрывале, стоны без преград слетают с губ. Волосы разметались по простыни. Чонин отпускает запястья Сынмина. Аккуратно обхватывает ствол, собирая влагу с головки, распределяя ее по всей длине. Ему хватает несколько движений, чтобы заставить Сынмина кончить. Он надрывно скулит, ногами притягивая Чонина, пачкает животы спермой, оставляет царапины на плечах. Чонин заканчивает, не выходя из разбитого оргазмом тела. Капля пота падает с носа на щеку Сынмина. Чонин подушечкой большого пальца стирает влагу. Уставшие предплечья ноют. Чонин расслабляет руки, утыкается лицом в простыни, придавливая Сынмина своим весом. Потерпит как-нибудь минутку-другую. Ким пользуется передышкой, он даже не пытается избавиться от тяжелой туши, отчаянно борется с желанием обнять. Ему тоже нужен перерыв. Минута, и они вернутся к игре. Сердцебиение восстанавливается преступно быстро. Чонин признает, что пора самому слезть с Сынмина, пока его вежливо (или не очень) не попросили. Он с пошлым хлюпаньем вытаскивает член, не глядя стаскивает презерватив, завязывает его и под возмущенным взглядом отправляет его в полет на тот самый ковер, из-за которого профессор Бан был послан матом. — А ты бываешь очаровашкой, — говорит Чонин, чтобы перебить гневную тираду любителя серых ковров. — Я всего лишь хотел доказать тебе, что ты гей. Не принимай близко к сердцу, — пожимает плечами Ким. Перерыв окончен, дамы и господа, время снова надеть свои маски. — Бля… Сынмин, — Чонин хватается за голову. — Не пытайся сделать вид, что для тебя это ничего не значило! — Не значило, — утверждает Сынмин. Чонин кивает, принимая тот факт, что они изображают взаимную ненависть. С самым беспринципным видом, он стаскивает с кровати серое покрывало, заворачиваясь в него. — Хватит лыбиться, — шикает он Сынмину. — Почему нет? Я оказался прав, а ты в этом покрывале похож на гигантскую серую моль, у которой отобрали кусочек шубы. — Как так вышло, что я снова играю по твоим правилам? — Ты глупенький как хлебушек, ещё и упрямый. Тобой манипулировать — нехрен делать, — самодовольно заявляет Сынмин. — Ты не гандон, только пока прыгаешь на члене? — копируя интонацию, возвращает младший. — Ты сам меня попросил включить суку. — А ты и рад, — хмыкает Чонин. — Так ты по другому не понимаешь. Разве с тобой можно разговаривать не на сволочном языке? — Попробуй, вдруг получится, — советует Чонин. — Я рад, что ты снова мне хамишь. — Да? — Всё лучше чем игнор. — Ты таким убогим способом пытался привлечь к себе внимание? — удивился Чонин. — Сначала я специально пытался тебя оттолкнуть, а потом ты начал от меня бегать. — Я боялся, что ты догадаешься об обмане по голосу, — с некоторым смущением пояснил Чонин. — А сначала почему тогда отвечал? — Сначала у меня была аллергия на цитрусовые. Сынмин беззвучно рассмеялся, принимая нелепость лжи, в которую он поверил. — Прости за тот чертеж, я ошпарился о скорородку, а когда отдергивал руку, смахнул чашку. Я правда не хотел. — Сковородку? — Я собирался приготовить ужин. — Ты умеешь готовить? — Не совсем. — Тогда…? — Я хотел как лучше… Прости. Чонин не смог скрыть удивление. Это что? Извинения? Можно было бы развить конфликт про чертежи, но голос уже был сорван, а поезд уходил. Самое время запрыгнуть в последний вагон и все-таки извиниться. — Прости за то, что наговорил тебе. У меня сдали нервы. Я жалею, что швырнул в тебя той вонючкой. — Она мне все равно не нравилась, — отмахнулся Сынмин. — Сандаловое дерево — отстой, — согласился Чонин. — Апельсиновый диффузор был в разы лучше. Ты выкинул его ради меня? — Ещё чего, переводить хороший продукт! И ради кого? Придурка в юбке! Закупорил и убрал до момента, когда ты свалишь. — Что б ты знал, я тоже был не восторге от юбки и от последней вонючки тоже. Апельсиновую я бы в тебя кидать не стал, не хватало переводить хороший продукт на истеричного ган…говорливого соседа. Чонин в последний момент проглотил оскорбления. Мир все ещё был хрупким, а гнев и хм. (другой спектр эмоций) уже отступал, оставляя разгребание проблем трезвому рассудку. — Значит никакой аллергии нет? — Сынмин тоже не спешил возвращаться к конфликту. — Только на властных кретинов. — Значит, я властный? — скосил хитрый взгляд Сынмин, приподнимая уголок губ. — Только не считай это за комплимент, — поспешил оправдаться Чонин, — а то развел тиранию. Это не делай — выселю, то не трогай — закопаю, отвали от меня, но я хочу с тобой разговаривать. Не домогайся и трахни меня, пожалуйста. Сынмин задумчиво скрестил руки на груди, с усмешкой смотря на пародию. Чонин заткнулся, его лицо помрачнело. Он вдруг вспомнил, с чего собственно все началось. Чонин нарушил десяток правил этого дома, и по логике ему грозит выселение. — Господин Ким, я должен извиниться за обман. Простите. Я понимаю, как дико все это выглядит, но мне правда было некуда идти. — А сейчас есть куда? — в лоб спросил Сынмин. А вот и расплата за наглость. Чонин как-то забыл, с кем он ругался. Не стоило орать на Кима. — Нет. Сынмин молча и пристально смотрел на соседа. Чонин нервничал, не решаясь задать финальный вопрос. Он уже жалел, что позволил себе забыть, кто в доме хозяин. Чонин почувствовал привкус крови на языке, похоже от нервов он начал грызть губы. — Простите. Мне, наверное, стоит собрать вещи. — Не надо выкать, я же просил. Почему тебе все надо повторять дважды? Напомнить правила? Вместо тысячи «пошел вон». Взбесил — проваливай. Осталось ли хоть одно правило, которое он не нарушил? Не в силах больше нервничать, Чонин поднялся на ноги и пошел в свою комнату. Сынмин смотрел, как огромная грустная моль топает на выход, и ледяное сердечко екнуло: — Чонин, ты хочешь от меня переехать? — Я нарушил все твои правила, — обернулся Чонин. — Если ты не сгоришь со стыда, вспоминая, как щеголял в парике, то оставайся. Я не собираюсь соскребать твое кремированное тело с паркета, это очень утомительно. — Спасибо? — робко обрадовался Чонин. В воздухе снова повисла неловкая тишина. Вернее смущался только Чонин. Сынмин снова ощущал себя вполне комфортно, он пришел в себя после скандала удивительно быстро. — Тогда я останусь, — предложил Чонин. — Хорошо. Только повторяй почаще, что ты не гей. Если ты это будешь говорить мне это во время секса, то будет совсем хорошо. Щеки Чонина вспыхнули. — Знаешь… я не буду извиняться за то, что трижды назвал тебя гандоном. — Вроде дважды. — Это замечательно, что ты считаешь, — выплюнул Чонин и вылетел из спальни, заставляя серый плащ развиваться. — Я рад, что ты остаешься, моя любимая соседка! — крикнул вслед Сынмин. — Иди … — звук растворился за захлопающейся дверью.

***

— Так и чего у вас там? — спрашивает Хан, пролистывая историю болезни. — Ну Чонин оказалась парнем, мы весь вечер проорали друг на друга, он решил продолжить жить со мной, — ответил Сынмин, не отвлекаясь от заполнения заявки на поставку материалов. Хан аж руки разжал, выпуская бумаги в свободный полет. — Доктор Ким, ты себе новый диффузор с экстрактом марихуаны купил? — скептически спрашивает доктор Ли, попутно осуждая ассистента за спонтанный листопад. — Нет. Чонин сказал, что он против диффузоров. Но мне твоя идея нравится. — Знаешь, это просто замечательно, — говорит Хан, соскребая историю болезни с пола, — что у тебя появилась домохозяйка, которая наведет порядок не только в доме, но и в голове… — Если повезет, и мы не прикончим друг друга по пути к прекрасному светлому…