Горящий нимб.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

      К двум часам ночи из коридора больше не доносился шёпот и тихий смех балующихся детей. Лишь храп и капанье воды с изношенного крана раковины доходили до комнаты с приоткрытой дверью, которую эта ночь не окутала сном, словно не заметив.       Сосед покинул приют около недели назад. Воспитатели сказали, что его успешно пристроили в семью, и порекомендовали оставшемуся одному мальчику не расстраиваться — и на его улице будет праздник.       Он сжимает в руках пластмассовую фигурку Терминатора, прижимая её к груди, в которой отбивает похоронный марш его крохотное сердечко. Все говорят, ему нужно радоваться, ведь он «на пути к новой жизни». Врачи и воспитатели улюлюкали, совали ему конфеты и леденцы, а мальчик, как назло, только сильнее отстранялся от них и общества в целом. Никто не мог знать наверняка, что на уме у этого маленького человека. Может, он затевает какую-нибудь пакость, может, сбылась его заветная мечта, а может, он страшно обижен. И сам он ничего не говорил.       — Давай, Тео, пойдём скорее, — завлекали его образовавшиеся тени в дверях, как бездомного котёнка из-под машины.       Мальчик хотел сделать вид, что он не слышит и не видит их. Тогда они настойчивее позвали его, предупреждая, что если он не сам пойдёт, то они заставят.       Из ехидно прищуренных глаз прочертили к подбородку тонкие линии детские слёзы, капнув на воротник изрядно великоватой для ребёнка клетчатой рубашки. Не с кем разделить переживания; нет твёрдой спины, за которой можно спрятаться и быть защищённым. Негде потеряться, хотя бы от самого себя, что уж о других.       Плечи ребёнка затряслись от подавленного плача и страха, а тем временем человеческие тени прокрались в его комнату. В руке одной из них зловеще сверкнула вытянутая игла шприца. Комната заливалась холодным светом голубого ночника, падая на стену. Контуры вещей очертались смутно, ночник не пробивался сквозь плотную темноту, которую, казалось, можно потрогать. Страх доминировал над любопытством.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

      Она спала не так долго, как бы того хотелось. Вернее, сон шёл своим чередом, но всё же возрастала необъяснимая настороженность. Голову сдавливало словно в тисках, вчерашний день никогда не забудется, и даже на старости лет, если доживёт, убитая в деменции Лэрин будет вскакивать посреди ночи и пытаться сбежать по привычке. Она открыла глаза. С виду, ничего нового: тёмные стены, металлическая изгородь кровати, старое тёмно-серое покрывало, специально скомканное у ног, чтобы им было теплее; тусклый свет ночника, вещи разбросаны по комнате. В двери была тёмная щёлочка, свидетельствующая о том, что она не закрыта. Руки лежат под одеялом, а не привязаны к кровати.       Дело в том, что пусть все конечности на своих местах, но они в нерабочем состоянии. Невозможно было даже пальчиком пошевелить, только дышать и хлопать глазками в непонимании. Казалось, что ей это снится, но всё же что-то она контролирует: дыхание, частоту моргания. И не сон, и не явь. Будто бы Лэрин накачали клеем и она застыла каменной статуей. Застывший клей сдавливал, тромбировал её кровеносные сосуды, не позволяя им насыщать кровью конечности, из-за чего их и парализовало. При этом никакой боли или прочих отголосков вчерашнего дня и в помине не было, она буквально не чувствовала обладания своим телом. Лэрин сделала попытку подать голос. Казалось, вот-вот должно получиться, а на выходе — ни звука.       Предостаточно времени разобраться в сути происходящего ей не дал тёмный силуэт, образовавшийся у изножья кровати. Поначалу, когда он не двигался, он выглядел относительно безобидно и Лэрин больше волновало её собственное состояние. Когда гуманоидная сущность начала стремительно перемещаться, распространяя тёмную дымку по окружающему пространству, ползти вдоль кровати, давя на тело неспящей, приближаясь к её лицу, непереносимое желание отползти от него, отпихнуть ногой воспылало и разгорелось, но никак не привело девушку в движение. У силуэта или не было лица, или оно было непроглядным, а из-за растекающегося чёрного дыма, как от жидкого азота, он выглядел почти бесформенным. Его рука, схожая с человеческой, коснулась её щёк, а затем рыжих волос. Ужас снежной пеленой мутил и без того посаженное зрение. Допустимо и то, что Лэрин чисто на подсознательном уровне понимала, что это страшно, толком не разобравшись в том, что перед ней. Именно заложенный с рождения страх неизвестности. Где кота черти носят?       Всё же некоторые черты лица слабо, но проглядываются сквозь черноту. Белки его глаз, зубы из приоткрытого рта, нашёптывающего невнятные слова. Лэрин отчаянно не мирится с фактом её обездвиженности, непрерывно пробуя пошевелиться или закричать. Причём на лице Лэрин только глаза выражают эмоции, а брови, губы и всё, кроме глаз, неподвижны. Это слишком похоже на полуосознанный сон. Если так, то пора бы просыпаться, порог кошмарности пройден.       Чудовище прислонилось к её уху и слова, как ускоренное эхо, вытекли из его рта. Он произносил её имя несколько раз, как один. Вогнав в большую потерянность, существо впилось в её шею, в то место, где пульсирует сонная артерия. Ввиду отсутствия тактильных ощущений она не могла понять, что конкретно он делает. Очевидно, что не целует. Спустя пару мгновений он спустился к ключице, видимо, облизывая кожу. Он вновь назвал её имя, уже более отчётливо. Голос не был, как у людей, он состоял из множества других, как хор, произносящие одну и ту же фразу одновременно с точностью в секунду. Нельзя определить, чей или чьи голоса преобладали.       Лэрин уже не моргая следит за действиями существа, он гладит её по всему телу, будто пчела собирает с цветка пыльцу. Его движения переросли в пылкую, садистскую страсть, его тёмные руки острыми стрелами вонзались в парализованное тело Лэрин. Её шумное дыхание слышно уже за пределами комнаты, ещё чуть-чуть и она начнёт кричать, казалось бы.       С голодной жадностью губы создания впились в губы Лэрин, бесцеремонно проникнув в её рот длинным языком. Вкуса она не почувствовала, лишь омерзительное чувство заполненности во рту. Оно будто жрёт её изнутри, вытягивая органы один за одним, насколько глубоко он забирался. И с таким напором, что затруднялось дыхание. Лэрин думала, что умирает, что своими манипуляциями тенеобразное чудище высасывает из неё жизнь, как сок.       Отстранившись, он пару секунд просто смотрел в на побледневшее от ужаса лицо Лэрин. Гуманоид со звериной яростью вцепился в её шею руками, грубо и с нечеловеческой силой вдавливая в подушку. Дыхание невозвратно перекрылось, а руки по-прежнему не повиновались сигналам её истощённого от нескончаемого напряжения и тревоги мозга. Позвонки точно прогнутся в его руках. Монстр не выглядел тем, кто оставляет в живых, а скорее как типичный псих с шизофренией, которых показывают по телевизору. От тусклого ночника блестели белки его человеческих глаз, раскрытых до отказа. Сходу, они выглядят просто, но посмотрев в них несколько подольше, они приобретают безумство и опасность.       Умереть под их надзором далеко не то, как Лэрин представляла свою смерть. Вообще своё будущее она таким не видела. Страх, отчаянная борьба за жизнь раскалялась в ней бурлящей лавой, отогревающая тот клей, что заставил её тело онеметь. И Лэрин смогла рывком вытянуть вперёд обе руки, после чего силуэта как ветром сдуло. Комната абсолютно чиста, никаких тенеобразных или фиолетовых существ в ней больше нет. Руки и ноги снова послушные, и чувство принадлежания своему телу вернулось вместе со способностью двигаться. Единственное, что осталось после исчезновения чёрного силуэта, это удушье. Обычный утренний астматический приступ, который, походу, затянулся и усугубился, чем вызвал эти галлюцинации.       Вернулись и горящая боль, и слабость, и озноб. Со всем этим смертоносным букетом она попробовала встать, но сил было слишком мало, поэтому она сползла с кровати на пол, ударившись головой. Удушье не давало ей вдохнуть ни грамма местного противного, спёртого воздуха. Страх кое-как тянул за ниточки нервов в её организме и Лэрин лихорадочно шарила по полу, без очков, наощупь ища свой ингалятор. Лёгкие сдавило и будто залило водой, в них ничего не поступало. Напротив, Лэрин могла лишь выдыхать, шумно кряхтя не своим голосом. Паника неторопко сменялась отчаянием, тем более, что болевые ощущения сочетались с бессилием, создав безысходное положение для девушки. Вряд ли и ингалятор уже поможет ей, раз она вдохнуть его не способна. Силуэт, наверное, сделавшись невидимым, продолжает держать её за горло, душить.       Дверь в комнату распахнулась, тюкнувшись о стоявший справа шкаф. Это фиолетовый гриф прилетел на её останки, подумалось Лэрин. Она видела только его сверкающие глаза над ней.       Мысленно девушка попрощалась со своим мучителем, оставив поиски ингалятора. Ноги задрожали от кислородного голодания, как рыба на суше, и обзор начал темнеть. Короткий свистящий вдох продлил ей жизнь на пару ничтожных секунд. В глубине души Лэрин осознала, что ей как-то наплевать уже на себя, ведь естественная усталость от ежесекундной борьбы за жизнь должна была возникнуть рано или поздно. Абсолютная апатия, как яд, отравляла сознание, подавляла инстинкт самосохранения, и Лэрин решила, будь что будет. Выживет — хорошо, наверное; не выживет — ладно. Даже оказавшийся у неё во рту ингалятор не вытянул из такого состояния.       И всё же при первой выпавшей возможности она вдохнула, впустив в лёгкие живительный аэрозоль. Эффект от лекарства появился довольно быстро. В течение минуты-двух дыхание стремительно стабилизировалось, и глотки воздуха вперемешку с ингаляцией возвращали ей насыщенный жизнью вид.       Дрожащими руками Лэрин сжимала в руке ингалятор, боясь вновь начать задыхаться. Она сидела около своей кровати, опёршись о неё раненой спиной, вдыхала лекарство и тупила взгляд об пол. Кот стоял над Лэрин и настороженно следил за самочувствием девушки, которая, вроде, и не замечала его нахождения рядом.       В конце концов, вытащив ингалятор изо рта, она одарила монстра взглядом своих томных зелёных глаз. Разумеется, его морда не радовала Лэрин, причём неприязнь была взаимная, что видно невооруженным глазом. Тем не менее, она благодарственно кивнула, не сумев выдавить из себя «спасибо». Ну просто язык не повернулся произнести в его адрес подобного рода слова. Здраво рассуждая, ей было бы на руку задружиться с ним, особенно когда тот сам делает первые шаги, если это так можно обозвать. Примчался же, помог. Нет, он вынужден спасать девушку, потому что она — будущий, а то и текущий, с учётом донорства крови, источник дополнительного пропитания, и посему её смерть стала бы весомой потерей для него, для них. В любом случае, нужно налаживать контакт. Через силу, через боль, но налаживать. Худой мир лучше доброй войны.       Кот покинул её комнату сразу же, как убедился в окончании приступа, закрыв за собой дверь. Закурить что ли такую радость? Нет уж, слишком вялый повод. Да и сразу после лекарства не комильфо. При том, что есть и другие способы развлечься: целая комната в её распоряжении.       Вещи были аккуратно, упорядоченно сложены в рюкзаке около тумбочки, чтобы всегда было под рукой. Еду стоило бы перепрятать, а то глядишь и остальные пачки лапши утащит. Благо, покамест они на месте и ничего больше не пропало. Оказалось, что Лэрин прихватила с собой полумёртвый плеер, и это её несказанно обрадовало. Хоть что-то с прежних времён у неё осталось… жаль, лишь до тех пор, пока не сядет зарядка. Шнура с собой она не взяла, кто ж знал, что ей придётся менять место жительства. Везде соломы под кишок не подстелешь… Может, где-нибудь на фабрике завалялись допотопные зарядные устройства. Поинтересуется при случае. Созрела идея, что если она даст послушать ему музыку, то ему понравится и тем самым у них будет хоть что-то общее, отсюда и общение наладится. Маловероятно, но хотя бы на процентик должно сработать. Если только он совсем не бездушный.       Помимо своего имущества Лэрин также разобрала валяющийся по полу прочий мусор. Особо не задумывалась, почему она резко решила прибраться. Просто ей хотелось наилучших условий для выживания. Надела респиратор и клочком какой-то ткани вытерла пыль с полок, с пола, а ко столу, разломанному надвое, не притронулась пока. Всё равно она вынесет отсюда это корыто, чтобы заменить нормальным столом. Будет за ним писать заметки о каждом прожитом дне. Выкладывать в свои записи переживания, тревоги. Всё, кроме планов побега. Судя по тому, что кот оставляет надписи везде, на чём можно писать, он и читать умеет. И нет никакой прелести излагать столь конфиденциальную информацию на «материальный носитель», когда есть голова. А в расписывании всего остального нет ничего зазорного и даже наоборот это полезно: помнить, что ты — развитая, интеллигентная личность, а не пещерный человек.       Сколько суток она уже провела в заточении? Больше двух, подсказывает сознание. Ещё чуть-чуть и её будут искать, выходит. Хорошо бы весточку послать наружу… В Лэрин теплилась мысль, что на её поиски уже брошены все силы, что пара-тройка часиков и её найдут долгожданные спасатели. Если так, то уже совсем скоро она будет сидеть в окружении друзей и со смехом делиться испытанными эмоциями, поедая бисквитный торт, политый шоколадом, и клубничными оладьями со сгущёнкой. Всё это бы ударило по её и без того выше среднего уровню сахара в крови, но оно бы того стоило однозначно. Ладно, тогда что-нибудь несахарное. Жареная картошка с зеленью… И куриные крылышки. Нет, нельзя думать об этом!       В падлу думать о другом, когда голоден. Может и хорошо, что теперь у неё втрое, а то и вчетверо сокращён рацион питания. Похудеет наконец. В общих чертах она не толстая, но и не обладательница модельной худобы. У неё редко кем достижимая золотая середина, которая, почему-то, Лэрин не нравилась ни под каким углом.       Занимаясь уборкой комнаты, она осмысливала происходящее. Наконец-то перепала такая хорошая возможность всё переварить. Озлобленность заглушилась тоской по дому. В фотоаппарате было много фоток и видео, в том числе с комнаты Лэрин, со двора, с улиц и других, нормальных заброшек. Несправедливо лишать её памяти о жизни до фабрики Playtime. Разве она заслужила вообще находиться здесь, быть использованной и подверженной многочисленным пыткам? Лэрин не могла дать ответ на свой вопрос, кроме как: «Это испытание, посланное небом, чтобы сделать её сильнее». Признаться честно, в мире есть немало людей, держащих ту или иную обиду на Лэрин. При любом раскладе, даже если суммировать все её гадкие поступки воедино, они не сравняются с наказанием за них и не перевесят ни на крошечку. Но по большей степени-то она хороший человек; все знают её, как самоотверженную, готовую помочь при любых обстоятельствах личность.       Домочадцы считали её смелой, порой чересчур, и зауважали, когда та единственная в группе осмелилась поднять вопрос о проведении ремонта здания детского дома, ибо стены начинали трескаться, а полы гнить — и за всё это ей пояснила самая безбашенная воспитательница, посадившая девушку на домашний арест. Из всей группы она одна волонтёрила, причём неофициально и чаще всего в одиночку. Мисс Ловетт, любимая пухленькая воспитательница, всегда считала её предприимчивой, поэтому Лэрин и задумалась открыть свой бизнес, когда наступит время.       Так за какие грехи именно она застряла здесь? Почему не Бригитта, которая слыла предательницей? Объективно, она заслужила быть на месте Лэрин. Или Томас. Либо эти гады сейчас сидят по домам, на что надеется Лэрин, либо они мертвы, либо, как и их рыжая подруга, заключены в стенах Дома Милого Дома. В последнем случае Лэрин бы уже знала об этом.       Сидя в комнате с открытой на проветривание дверью и завтракая недоеденной сухой лапшой она вырисовывала свой поведенческий образ для кота. Покладистая, смирная… Не нарушая правил его игры, Лэрин предоставлялась бы возможность жить с меньшим шансом получения новых увечий (всё-таки, нельзя предугадать, что он ещё может придумать. Вдруг ему понадобиться все зубы ей вырвать или органы вытащить на продажу, и какой бы Лэрин ни была хорошенькой, кот сделает это), а за «шатание режима» получала наказание. Пальцы до сих пор нормально не сгибаются, колени и локти ноют, а вся передняя часть тела щиплет от любого внешнего взаимодействия. Сейчас Лэрин приходит в себя, набирается сил, которые она сольёт на утепление взаимоотношений с котом, чтобы потом выскользнуть на выход.       Пришло время разобраться со шкафом. Внутри него оказалось много детской одежды: какая-то была сложена по полочкам, какая-то висела на вешалках. На самых верхних полках прибрано упакованное в прозрачный мешок запасное одеяло, на нижних в пирамидку стояли обувные коробки. Все вещи принадлежали какой-то девочке лет 7-10. Ничто не пришлось Лэрин по размеру, значит, пойдёт на тряпки. Или их можно перекроить и подогнать под нужный размер и будет новая одежда. В ящичках лежали детские игрушки, типа юлы, куколок, мячиков-попрыгунчиков, заводных машинок размером с палец и подобное. Ещё Лэрин нашла альбом и карандаши. Ну не мило ли?       Конечно мило, но зов природы вынуждает Лэрин оставить исследование комнаты на потом. Выйдя на хромых ногах из комнаты, по обе стороны тёмного коридора было всё так же чисто, без бело-лунных глаз. Несомненно, кот где-то рядом. Но и туалет не так уж и далеко от комнаты, буквально за поворотом. Лэрин понадеялась, что он не сильно обидится на неё за покидание комнаты без предупреждения. Она же всё равно вернётся, как миленькая.       По пути рыжая дважды чуть не споткнулась о лежащие на полу обломки, а под ботинками хрустел щебень и извёстка обвалившегося потолка. Уже возле двери туалета она услышала звуки стекла в другой стороне коридора. Битое стекло ворошили по полу. Тоже марафет наводит, подумала Лэрин и скрылась в туалетной комнате.       В ней, как и во всех туалетах, пахнет сыростью и хлоркой. Есть туалетная бумага, мыло, и слив прекрасно работает. Темновато, правда, но это если придираться. От такого счастья Лэрин, сделав свои дела, опёрлась о стену и какое-тот время в тишине и спокойствии довольствовалась такими простецкими «радостями». После недавнего сонного паралича Лэрин ощущает мир как-то по-другому, как в тумане. Как будто она до сих пор спит и всё не по-настоящему. Ранее подобного не происходило. В целом от изобилия новых впечатлений кружилась голова, поэтому иногда Лэрин начинала шататься на ровном месте, чуть ли не терять сознание. Не только от нервов, но и от голода и жажды.       Она подошла к раковине, сверху которой висело разбитое в дребезги широкое зеркало с толстым слоем пыли на нём, совсем лишающего его возможность отражать. На наиболее неповреждённом участке зеркала она стёрла пыль, чтобы взглянуть на своё лицо, оценить степень повреждённости. Было приятно снова увидеть очертания знакомого человека. Вот только лицо было изрядно помятым: глаза со светло-рыжими ресницами опухшие и покрасневшие, щёки бледные и с видимым отёком, по ним простирается несколько несерьёзных царапинок, может останутся шрамчики. В остальном та же девушка, которую она видела на протяжении многих лет каждое утро во время чистки зубов.       Лэрин сняла с себя запачканный свитер и начала умываться прохладной, вроде как чистой водой, чуть ли не закатывая глаза от удовольствия. Даже в полевых условиях соблюдение гигиены обязательно. Ледяная водица смывала кровь с тела девушки, с лица особенно жидкость окрасилась в ржаво-красный. Не удержавшись, Лэрин стянула штаны, разулась и умылась, вытирая мокрыми руками кожу, смывая с неё все невзгоды последних дней. Прочистила ранки, царапинки, смотреть на них было страшно и больно, с трудом верилось, что Лэрин пережила всё это и ещё находит силы испытывать радость. Полураздетая, она пила проточную поду, не беспокоясь о её возможном вреде. Ей страшно хотелось пить, этим всё сказано.        От души словно отлегло. Боль поутихла, стало гораздо легче находиться в собственном теле. Одевшись, Лэрин довольно вздохнула и, освежённая, тихонько вышла из комнаты. Закрывая дверь, она аж подпрыгнула при виде уставившегося на неё глаз фиолетового надзирателя, поджидающего её.       — У меня сердце остановится с тобой! — возмущалась девушка, отводя взгляд. Кот оттолкнул её вперёд, но она ухватилась за дверную ручку, избежав болючего падения. Неугомонно, кот пихнул её ещё раз, поторапливая вернуться в свою «клетку», которую она нагло покинула.       На удивление Лэрин не сопротивлялась и налегке шагала по коридору, запомнив расположение нужной комнаты.       — Чтоб ты понимал, я уже забыла слово «выход». — похвасталась она.       Слишком нелепо вбиваться ему в доверие таким варварским способом. Конечно, с ним странно не начать забывать слова. Тем более, что она помнит это слово, раз говорит его… Но говорить же что-то от балды нужно.       — Слушай, а вода здесь как, чистая? — невзначай спросила она, мельком зыркнув на кота, вдруг посмотревшего на неё с таким осуждением, что хоть как страус голову в песок прячь, — Из крана которая, раковина.       Лэрин уточнила, потому что по её мнению он мог ошибочно подумать, что она говорит о воде из унитаза. К тому же, уточнение убрало эту странную нотку осуждения в его взгляде и он, как ни в чём не бывало, провожал Лэрин, по обыкновению не отвечая на её вопрос.       Ну и как с ним разговаривать? Ну просто никудышный собеседник. Уже у комнаты кот пнул её в спину, Лэрин еле как удержалась на ногах. Затем он громко хлопнул дверью, вновь оставив девушку наедине с собой. В порыве гнева она уже раскрыла рот, чтобы осыпать кота страшными ругательствами, часть из которых он вероятно и не слышал никогда, но вовремя заткнулась.       Худо-бедно она обустроилась в своей новой комнате. Вынесла из неё разваленный стол и затащила на его место новый, из соседней комнаты. Тяжеловато, а беременным, между прочим, нельзя таскать тяжести. И напрягаться, и нервничать, и подвергаться насилию. И кровь сдавать, ещё и в таких количествах. Вообще после всего пережитого ей бы в санаторий, на сохранение, под присмотр добрых врачей. Впрочем-то, прошло слишком мало времени, чтобы можно было сказать, станет ли она мамой. Боже, нет. Лэрин села на стульчик рядом со столом отдышаться после грузоподъёма, и за одно стереть вытекшие слёзы. Бежать ей надо немедленно. А самое гнилое то, что и дельных идей нет ни одной. Дружить с котом не получится, как минимум из-за характерной им обоим эгоистичности, как максимум из-за взаимной ненависти. И нечего тут мечтать.       Эта комната слишком тесная для неё. И воздух слишком сдавленный, нужно выйти в коридор, просто подышать, прогуляться туда-сюда, рядышком. Ну да, кот говорил нельзя комнату покидать, но носик высунуть хотя бы можно уж.       Странно, что Лэрин раньше не замечала телефон, стоящий на тумбочке пару дверей правее от её комнаты. Работает ли он? Не проверишь — не узнаешь. Всё сопутствовало девушке: по коридорам было мертвецки тихо, даже вдалеке не слышались посторонние шумы. Лэрин быстренько посмотрела ближайшие повороты, так же пустовавшие. Ну и грех трубочку не проверить.       Маловероятно, что телефон работает, всё-таки кот должен более основательно подходить к держанию в заложниках человека. По-любому провод перерезан… Нет, он беспроводной вообще. Лэрин подняла трубку, из неё шёл один длинный гудок.       Ещё раз послушав тихий коридор, девушка набрала номер 911 на аппарате, и, параллельно слушая окружение, ждала ответа.       Вызов шёл, но никто не брал трубку. Полицейские пончики вовсю смакуют небось или спят… Неизвестно, сколько сейчас времени. Да и это же служба спасения, они никогда не спят.       Вдруг трубку кто-то взял, поскольку гудки прекратились. Но с той стороны связи было абсолютно тихо.       — Ало? — украдкой начала разговор Лэрин, — Ало-о?       Всё ещё тихо. Девушка повторила попытку, положив телефон на место и взяв снова, тем самым сбросив вызов. Заново набрала 911.       Алёкала ещё раза три-пять, пока не надоело. Видимо, здесь стоят заглушки какие-то, и не получится дозвониться до внешнего мира. Печально, что ж. Лэрин, в надежде услышать ответ, держала трубку у уха ещё несколько секунд, после чего уже вот-вот положила бы её.       — Ты думаешь, они тебе помогут? — внезапно донёсся мужской голос, вроде звонкий и оживлённый, но со слышимой ноткой раздражённости. Девушка тут же прильнула к телефонной трубке.       — В смысле?.. — непонимающе говорила Лэрин, на долю секунды забыв про посторонние шумы.       — Я говорю, ничто тебе не поможет, — сказал таинственный мужчина, — Не понимаешь?       Лэрин огляделась по сторонам. Ни глаз, ни чего-либо ещё подозрительного.       — Кто это? — она точно набирала номер службы спасения, память не изменяет ей. Сомнительный оператор ей попался… А оператор ли это вообще?       Несколько скоротечных секунд ответов не следовало, но девушка и не думала сбрасывать звонок.       — Тебе мало вчерашнего? — голос мужчины стал заметно грубее, будто его подменили или будто он глотнул очень крепкий кофе. А затем, как по волшебству, с ней говорил уже юноша, а не взрослый, утомлённый жизнью, мужчина, — Иди в свою комнату, милая.       Лэрин онемела от ужаса. Холод промчался по коже от понимания его слов. Значит, здесь есть люди? И они всё видят и знают? Трубку повесили, разговор оборвался в самом разгаре. Сердцебиение участилось, и в этот момент Лэрин наконец-то почувствовала себя проснувшейся. Отрезвлённой. Словно до звонка она была на границе между забвением и реальностью, а теперь эта сонное покрывало стянулось с её сознания. Она только что разговаривала с живым человеком, и он, судя по всему, видит девушку прямо сейчас, раз знает, что она не в комнате. Ну не кот же это, с его-то «бархатным» голосом. Точно не кот.       Потупив округлённые глаза о стену напротив, Лэрин потянулась положить трубку на место, однако по итогу трубка с громыханием долетела до аппарата, потому что от испуга девушка выронила телефон из рук. Она совсем упустила тот момент, когда кот беззвучно подкрался к ней.