Осколки

— Зачем тебе это? — мягко спрашивает Рене, слегка наклоняя голову так, что ее разноцветные кончики забавно подпрыгивают. Элисон внимательно разглядывает свой маникюр — уже давно отросшие ногти с выступающей бледной кутикулой, — задумывается на долю секунды. Переводит взгляд на девушку напротив, разжимает накрашенные гигиенической помадой потрескавшиеся губы: — Хочу стать сильнее. — Хорошо, — соглашается Уокер. Она умеет читать между строк. В глазах Рейнольдс праведное пламя не утихающего желания отомстить. Его нельзя потушить ни трепетными касаниями, ни утешительными объятиями. И пока огонь не сжег девушку изнутри, Рене решает помочь высвободить искрящиеся горячие потоки во внешний мир. «Это сожжет тебя», — шепчет Натали. «Я справлюсь», — отвечает Рене. Элисон, всего несколько дней назад убитая горем, непричесаная, неумытая, раздавленная, появляется в тренажерном зале во всеоружии: ее волосы вновь блестят и собираются в высокий хвост, золотыми колосьями струясь вдоль тонкой шеи; ногти короткие, но ухоженные, выкрашены в непривычный для нее глянцевый черный; на лице — легкий аккуратный макияж без излишеств; из одежды на ней короткий топ и велосипедки, выгодно подчеркивающие статную и подтянутую фигуру. Рене невольно засматривается: сама она не обладает конвенциональной красотой, зато подруга по всем меркам очень даже привлекательна. А вкупе с несгибаемым стержнем, крепким, устойчивым пред любыми стихийными бедствиями, Элисон превращается в нечто недостижимое и желанное. Удивительно эти качества сочетаются с добротой, пусть угловатой и местами колючей, словно проволока, но все же любить она умеет. И заботиться тоже. По-своему, грубо, да. Зато отчаянно, страстно и даже… жертвенно? Рене учит ее простым приемам: стойкам, сближениям, маневрированиям, захватам. Затем броскам — через спину, через бедро, напрогиб. Старается делать это осторожно, сдерживается — Рейнольдс все-таки не Миньярд, — тут хватается слабже, там бьет не так сильно, роняет на маты почти нежно. И если с Эндрю их спарринг напоминает борьбу без правил, то с Элисон это скорее пьеса — танец искусного воина с мечом вокруг свечи. «Она не свеча, она пожар», — предупреждает Натали. Рене улыбается и молчит. Рейнольдс учится быстро: безудержная ярость шлет энергию из тайных темных глубин, ускоряет ее тело, итак подпитанное тренировками на корте, оттачивает реакции. Это замечают и Лисы с Ваймаком на играх: полузащитница не стесняется пользоваться некоторыми приемами, чтобы исподтишка толкнуть опекуна, или сбить соперников. Она хочет добраться до Воронов, думает Рене, ей нужно стать сильнее для этого. Так она думает, пока Элисон не просит: — Научи драться ножами. — Зачем? — Я не смогу победить голыми руками. А затем она подается вперед, подбирает щеки Уокер и впивается в ее губы поцелуем, долгим, нежным и опьяняющим. И это совершенно сбивает с толку. Рене оглядывается на Натали, но та словно за толстым стеклом: не докричаться, не услышать. И Уокер закрывает глаза и продолжает тонуть в поцелуе и чувствах, наполняющих ее, словно водный резервуар. — Хорошо, — вновь соглашается Рене и получает ослепительную улыбку, от которой замирает сердце. Если Натали не была заперта, она бы спросила: «Почему ножи?» Но влюбленность обвивается вокруг нее тяжелыми стальными кандалами, залепливает рот крепким скотчем. Она так и не спрашивает. Спарринги продолжаются: теперь они намного опаснее, но, кажется, это лишь будоражит обеих девушек. Адреналин в их крови бурлит, застилает пеленой разум, заносит их в самый центр торнадо. Все вокруг крутится-вертится, сносит крыши, дома, людей, но они видят лишь друг друга и блеск лезвия в сантиметре от лица. Они тренируются, целуются, занимаются любовью. Оставляют влажные следы на разных частях тела, дышат прерывисто и глубоко вздыхают. Ласкают друг друга, прижимаются, трутся, сплетаются языками и душами. В ночь, когда Лисы забирают Нила из Балтимора и ютятся в маленьком номере, расстелив матрасы по кругу, прижимаясь один к одному, Элисон не спит. Она неспешно поднимается со своей постели, на цыпочках проходит на кухню, включает настольную лампу и склоняется над столом. Одна ее нога висит со стула, другая согнута в колене, на которое опирается ее подбородок. Рене подбирается к ней так же тихо, садится рядом, улыбается по-доброму, как умеет. Тянет ладонь, чтобы дотронуться до плеча, но Элисон останавливает ее резким шлепком. — Это Нил, — произносит Рейнольдс, сухо и вкрадчиво. — Что? — не понимает Уокер. — Тот, кому я хочу отомстить, — это Нил. Поэтому ножи. Он их боится. Рене слышит треск. Внутри все холодеет, покрывается ледяной корочкой, и бьется, как хрупкое стекло, разбивая и саму девушку на миллионы мелких кусочков. — Я ждала момент, когда он будет наиболее уязвим, — говорит Элисон и берет в руки столовый нож. Лезвие опасно сверкает при неярком освещении. — Нил не виноват. — Виноват. Если бы не он, Сет… Мой Сет был бы жив. Если бы только он не раскрывал свой поганый рот… Девушка закрывает лицо ладонью, из-под которой скатываются крупные слезы. — Пока прах Сета в горшке, Нил живет, влюбляется и играет. Я не могу на это спокойно смотреть. — Уязвимость Нила — сила Эндрю. Ты не справишься с ним, — пытается Рене изо всех сил, пока внутри умирает, умирает, умирает. Натали смотрит на нее с прохладным презрением. Ее губы шепчут «я предупреждала». — Именно поэтому я попросила тебя. Ты ведь сильнее. — Я не позволю, — твердит Уокер. — Элисон, пожалуйста, пожалуйста… Рейнольдс склоняется к ней, ее волосы щекочут кожу, как перышко, ее запах дурманит, словно афродизиак, а сама она целует, будто в последний раз. — Ты скоро уснешь. Я подсыпала всем порошок во время ужина. Рене цепляется в ее кожу, оставляя красные полумесяцы, держит изо всех сил, но вскоре ослабевает. Ее веки тяжелеют, ресницы схлопываются. «Это сожжет тебя». «Я не справилась».