Мыши, персики и больше никаких перемещений во времени

      Паша зашёл в комнату, вытирая ещё мокрые волосы краем перекинутого через шею полотенца. Он в баню пошёл последний — не любил, когда сильно натоплено. А вот Сергей ходил первым — хотел побыстрее отмыться от мангального дыма и прочей грязи, он всё-таки больше всех что-то делал, потому что, по его мнению, «пусть молодые отдыхают». Смеялся, что раньше ему вообще было бы всё равно, сколько ждать, где и как отмыться от всяких гадостей, в том числе даже от крови, а теперь и побрезговать может, шутил, что это Паша его избаловал, разнежил. Сам Костенко сейчас уже сидел в кровати и при тускловатом, жёлтом свете лампы читал какую-то книгу, название которой Паша разглядеть не успел.       — Что, даже чай пить не стал? — поинтересовался мужчина, отклоняя от себя книгу.       — Не, — отмахнулся юноша, — не хочу. Сытый.       — Баню закрыл?       — Ага.       — Хорошо.       Паша скинул, наконец, с себя полотенце, за ним последовала и футболка, затем штаны. Юноша лениво потянулся, подставляя голую грудь сильному, но мягкому порыву свежего ветра, ворвавшегося в окно и всколыхнувшего тюль. Затем скользнул в постель к Серёже, забираясь под одеяло, удобно устраиваясь под чужим боком. Костенко наградил его ласковым взглядом, а потом, дочитав страницу, отложил книгу и выключил лампу, укладываясь рядом с Пашей. Тот хитро улыбнулся — явно ждал, что его в одиночестве лежать не оставят. Придвинулся ближе и нежно, устало ткнулся носом в плечо Костенко. День был длинный и насыщенный: пока всей компанией собрались, пока приехали на дачу, погуляли, шашлыки пожарили. Лето подходило к концу, но погода ещё стояла славная, жаркая. За прошедшее время Вершинин с Сергеем успели окончательно привести дачу в порядок, и вот теперь даже не только сами приезжали — Костенко недавно предложил юноше, мол: «Зови друзей, воздухом хоть подышите». Собрались привычной компашкой таких, можно сказать, самых близких, разве что ещё Гошу пригласили — на этом почему-то настояла Аня. Паша уже подумывал, что у неё с Петрищевым что-то есть, но ему самому было не принципиально. Наоборот, Гоша вроде нормальный, по крайней мере, в каком-то плане, парень, если уж он Ане понравился, то пусть, спокойнее будет. Так и приехали. От души наелись шашлыков — готовил преимущественно Костенко, но ему, впрочем, было не в тягость. Паша с Лёшей, Настей и Аней бегал купаться на речку — Гоша отказался и предпочёл сидеть в тени. Потом Вершинин с Лёхой спёр несколько яблок с чьей-то свесившей за забор ветви яблони. Пофотографировал Аню на фоне каких-то ещё цветущих кустов, впрочем, они были реально красивые, но, как Паша вслух подметил, не красивее, чем Антонова, на что подруга только хихикнула и отмахнулась. И во всякие бадминтоны поиграли, потрещали о прошлом, подруги повалялись на раскладушках, загорая на солнце. Паша с Сергеем нацеловался, пока помогал ему резать салат, и всё такое прочее. Даже Гоша, пусть сначала и стеснялся, понемногу втянулся в общий досуг. Ну и выпили, конечно, куда уж без этого. Под вечер ещё долго сидели на веранде, попеременно попивая то алкоголь, то чай с тортом, порой закусывая всё это шашлыком. Тут уже Сергей больше остальных языком молол, но всем было вполне интересно его послушать — у него-то и опыта, и лет жизни побольше. А напоследок ещё и баню истопили.       В общем, отдых шёл полным ходом. Сейчас глаза после ярких картинок жизни наконец спокойно отдыхали в ночном сумраке комнаты, а все мышцы сладко болели, в кои-то веки оказавшись расслабленными.       — Устал, мой хороший? — спросил Костенко, осторожно скользя ладонью по гладкой Пашиной спине.       Вершинин утвердительно промычал, потом повернулся чуть набок и пожаловался: — Всё болит. Плечи особенно.       Сергей усмехнулся и придвинулся чуть ближе, всё так же поглаживая юношу по спине. Ткнулся носом в его взлохмаченные влажные волосы.       — Хочешь, я тебе массаж сделаю, м? — предложил он. — У меня есть разогревающая мазь от боли.       Вершинин заёрзал и вскинул голову, глядя на Костенко.       — Было бы неплохо, — заявил он.       — Ложись, — повелел мужчина, а сам поднялся с кровати.       Паша послушно улёгся животом на кровать, складывая руки под головой друг на друга и принялся ждать. Костенко заглянул в тумбочку, — он был человек порядка, всё у него всегда лежало в зоне доступности, а уж на даче мазь от боли вполне может пригодиться — вынул оттуда тюбик мази, снова сел на кровать, умостившись рядом с Пашей. Юноша слегка заёрзал и попросил: — Сядь прям сверху.       Костенко спорить не стал, они с Пашей и до этого развлекались и расслаблялись всякими там массажами, поэтому ему уже доводилось прямо на Вершинине. Перекинул одну ногу через парня и уселся где-то чуть повыше его копчика. Огладил юношу по спине одной рукой, потом отложил тюбик на кровать и огладил обеими руками. Потянулся вперёд, мягко взял Пашу за локти.       — Вытяни вдоль тела, чтоб плечи расслабились.       Вершинин послушно подчинился и вытянул руки, кладя голову на простыню набок. Сергей провёл пальцами и по его рукам от плеч до запястий, затем подобрал тюбик, щедро выдавил мазь на одну из ладоней и принялся растирать её в руках, чтобы нагреть. Потом коснулся пальцами Пашиной спины, нежно провёл подушечками по коже, а после приложил ладони целиком, проводя ими вдоль всего позвоночника, распределяя мазь. Принялся аккуратно водить руками, размазывать субстанцию, гладить.       Паша прикрыл глаза и начал таять под чужими деликатными движениями. Когда Сергей огладил всю спину юноши, он принялся касаться более точно, точечно, где-то проминая посильнее, где-то массируя, где-то легонько простукивая. Слегка надавливая, провёл пальцами вдоль по позвоночнику, так хорошо, что Паша томно вздохнул и, не выдержав, податливо изогнулся. Костенко промассировал впадинки над ягодицами, мягкими, немного щекотными движениями подразнил кожу у самой резинки чужих трусов, поднялся выше, обвёл чуть выпирающие лопатки — он любил иногда приговаривать, что это у Пашки крылья растут. Добрался до плеч и принялся оглаживать их: проминал, чуть сжимал, разогревая и слегка растряхивая зажатые мышцы. Большими пальцами принялся массировать шею и место её стыка с плечами. Его горячие, умелые руки ощущались так расслабляюще, приятно, просто замечательно, что Пашу совсем разморило, и он едва слышно умиротворённо вздыхал и почти постанывал.       Мазь довольно быстро впитывалась, поэтому Костенко, разобравшись с её втиранием, ещё немного помял и промассировал Вершинина, а затем слез с его бёдер, напоследок целуя в макушку.       — Спасибо, — удовлетворённо выдохнул юноша, лениво глядя на едва различимого в сумерках мужчину, возвращающегося в более горизонтальное положение из-под полуприкрытых век. — Тебя-то не надо помассировать?       — Не, — отмахнулся Костенко, — в другой раз.       — Ну, моё дело предложить.       Паша ещё немного полежал, а затем вновь слегка заёрзал, приподнялся на руках, придвинулся ближе к Серёже. Поразглядывал его сверху, потом потянулся за поцелуем. Вильнул задницей и игриво пробежал пальцами по груди Костенко.       — Может, у нас будет массаж с продолжением, м?       — Я так понимаю, мазь тебя всего разогрела? — усмехнулся Сергей.       — Ну, тут, скорее, постарались твои горячие руки, — промурлыкал Паша, кладя голову подбородком на чужую грудь. — Ну давай. Я подготовился.       Вот бес. Не для этого ли в баню именно один хотел идти? Мужчина посмотрел на него сверху-вниз лисьим взором, чуть приобнял одной рукой, поглаживая по голой спине.       — Что, прям хочешь?       — А ты — нет? — спохватился Вершинин почти смущённо. — Если не хочешь, я настаивать не буду.       — Да можно бы, — поспешил отозваться Сергей, — просто не думаешь, что нас слышно будет?       — Да мы тихо, — отмахнулся юноша. — И потом, тут этим никого не удивишь. Вон, Лёха с Настей, например — не удивлюсь, если они уже там вовсю...       Вместо слов Вершинин продолжил фразу недвусмысленным движением бёдрами. И Паша, и Костенко тихо хихикнули. Потом на несколько секунд замолчали. Юноша ласково боднулся в чужое плечо. Сергей поцеловал его в лоб.       — Ну ладно, — согласился он. И тут же добавил тихим, низким, очень томным голосом: — Только, я, конечно, люблю слушать тебя, но будь тише, мой шумный мальчик. Договорились?       — Да, — прошелестел Паша, осипший от такого обращения к нему.       Мужчина усмехнулся и поцеловал его в губы. Вершинин оголённым торсом мгновенно прильнул к чужим горячим рукам, потёрся, нарочно елозя так, чтоб наткнуться чувствительными местами поточнее. Такой ласковый. Такой инициативный, что Серёже, по сути, можно было бы ничего не делать, только руки, да губы выставить, Паша бы сам себя залюбил. Но всё-таки это было бы верхом эгоизма, да и Костенко Пашку своего обожал — ну как его такого не ласкать и не касаться? Невозможно.       Вершинин взобрался на Сергея сверху, уселся на его бёдрах, поелозил, подставляясь под касания рук, и принялся красоваться, выгибаться. Очаровательный. Видимо, наткнулся на чужие чуткие пальцы особенно чувствительными местами, поскольку не сдержался и выдохнул с шумным полустоном. Руки Костенко тотчас сжали его мягкие бёдра.       — Мы договаривались не шуметь, помнишь?       — Помню-помню, — выдохнул Паша с виноватым видом. Даже в потёмках можно было различить, как краснеют его щёки. — Прости.       — Ничего. Давай-ка я процессом поруковожу, — усмехнулся Сергей.       Он осторожно спихнул с себя юношу и уложил его на спину. Погладил. Везде, докуда только мог дотянуться. Паша вытянулся, лениво раскидывая конечности, будто кот, нежащийся в квадрате солнечного света, проникающего в комнату через окно. Серёжа на несколько секунд замер — залюбовался Пашенькой. Только когда Вершинин требовательно вильнул бёдрами, Костенко отмер и переключился на юношу. Разложил его, раскрыл — и без того покладистого, разомлевшего, податливого, — раздвигая его руки, ноги в стороны. Навис, поцеловал. Тут же был утянут вниз и целовался ещё долго. Было жарко, даже открытое окно с колышущимся от лёгкого ветерка тюлем не спасало. Наверное, завтра будет дождь — иначе отчего же так душно. Пашина кожа уже покрылась лёгкой испариной. Костенко заботливо подпихнул под его голову подушку, на которую, в итоге, задвинул Вершинина верхней частью тела, начиная от лопаток. Огладил бёдра юноши, чуть сжимая и совсем слегка впиваясь ногтями, оставляя на чужой коже красноватые полумесяцы. Потом подхватил Пашины ноги под коленями, бережно согнул, почти прижимая к телу, развёл в стороны. Сам придвинулся ближе, притираясь бёдрами к чужой заднице, отчего Вершинин жадно вздохнул и нетерпеливо закусил губу. Костенко уселся на колени и, чуть склонившись, принялся нежно, чутко целовать Пашкины острые коленки. Тот легко, но глубоко ахнул, тут же прикрывая свой рот рукой, и взволнованным, пристальным взглядом стал следить за чужими действиями. Губы мужчины, мягкие, горячие, влажные, трепетно и ласково касались кожи юноши, оставляя на ней фигурные мокрые пятна и сцеловывая все родинки, шрамики, редкие царапины и синяки. Вершинин этим действом явно был заворожён.       Наконец, Сергей мягко прекратил эти ласки, приподнялся, избавил себя от белья, вытащил из того же ящика, что и мазь, смазку, презерватив, — Костенко с юношей предпочитали любиться в кровати, поэтому и все сопуствующие принадлежности старались держать в максимальной доступности. Паша послушно и терпеливо наблюдал за чужой подготовкой. Потом попросил без растяжки. Сразу помог Сергею пристроиться к нему и с удовлетворением — в том числе и удовлетворением своего нетерпения — принял Серёжин член. Запрокинул голову, расслабленно зашипел, слепо шаря руками и, в итоге, находя чужие ладони на своих бёдрах, чтобы вцепиться в них пальцами. Костенко начал двигаться, ритмично, умело толкаясь в юношу, стараясь не входить по самое основание, чтобы не было шумных шлепков тела о тело. Сам мужчина навис над Пашей, поцеловал его и начал наращивать темп. Они вдвоём упёрлись лбами, потираясь ими из-за постоянных толчков, и, едва в силах раскрыть глаза, смотрели друг на друга растерянными от возбуждения взглядами. Иногда Сергей съезжал чуть ниже, касаясь губами Пашиной шеи, жмурясь и пряча в ней свои вздохи, а ещё улавливая, угадывая приближение уж больно громких звуков юноши и пресекая их лёгким прикусыванием кожи на шее. Затем неизменно поднимался вверх, снова утыкаясь в Пашин лоб. Вершинин глядел на Костенко преданно, расслабленно, с раскрытым ртом, из которого периодически всё же выбивались чуть шумные звуки — тогда Сергей тут же склонялся к юноше, накрывая чужие губы своими, чтобы несдержанный Пашка скулил в рот Костенко, пока тот втрахивает его в кровать. Лишь иногда, чтобы не утруждать собственное и без того торопливое, сбивчивое дыхание, Сергей с целью заглушить Вершинина не целовал юношу, а мягко зажимал его рот ладонью, что, откровенно говоря, пожалуй, даже сильнее заводило обоих.       Кончили быстро. Мужчина устало слегка завалился на Пашу, и тот принялся нежно, трепетно, благодарно поглаживать его по спине всё ещё подрагивающими руками. Наскоро убрав беспорядок, уснули ещё быстрее, чем кончили. В обнимку, несмотря на жару. Паша жадно жался к Сергеевой груди, иногда в порыве чувств оставляя по несколько беглых поцелуев на чужой коже. Такой влюблённый. И ещё не знающий, сколько шуток придётся завтра выслушать от Лёхи, по поводу «гремящей кровати». Речь о скрипящих пружинах или ритмичном стуке о стену, которого Паша с Костенко не заметили во время своих удовольствий — Вершинин так и не поймёт и, хоть найдёт, что ответить, всё равно не сумеет скрыть раскрасневшиеся кончики ушей под Серёжину скрытую усмешку.