Мыши, персики и больше никаких перемещений во времени

      Пашке летом дома не сиделось — ему всегда, видите ли, хотелось куда-то на воздух: то съездить куда-нибудь, то с друзьями шататься по улицам до упаду. Иногда прогулки у них бывали даже ночные, и Сергей не мог за юношу не волноваться. Может, даже всю ночь бы не спал, ждал бы, но завтра-то ведь на работу. Зато утром после таких гулянок иногда успевал застать возвращение Вершинина домой. Пацан сонный, уставший, но страшно довольный, а Костенко перед уходом на работу успевал приготовить завтрак и на юношу, немного послушать о том, как погуляли, приласкать Пашку и уже только потом уйти, оставив его отсыпаться. Иногда Вершинин с ребятами и на пляж ездил, но ему не особо нравилось — это ж почти в пригород своим ходом тащиться. Но отдыхать, купаться и загорать ему всё же, очевидно, хотелось сильнее. А ещё юноша страшно жаждал с Костенко как-нибудь на пляж выбраться, но всё никак не удавалось.       — Серёж, ну давай уже съездим, — в очередной раз попросил он, как-то вечером копошась под боком у мужчины. — Тоже отдохнёшь, ну?       — Так тебе же не нравится так таскаться, — ехидно подметил Сергей. — Людей чужих много, добираться неудобно.       — Но мы, по крайней мере, на машине будем, — отозвался Паша. Когда он ездил с друзьями, то машину брать не получалось, она обычно была занята Сергеем. — На машине же? — тут же переспросил он, заглядывая в лицо Костенко с видом, выражавшим: «Не говори, что заставишь меня тащиться по такой жаре на общественном транспорте, когда у нас есть свой». Потом вдруг улыбнулся и снова привалился к Сергею, ехидно мурлыча: — А вообще-то мне с тобой не принципиально, куда ехать, с тобой везде хорошо.       Мужчина потрепал его по плечу и поцеловал в макушку. А потом вдруг заявил: — Хочешь на дачу?       — Блин, да это у родаков ключи надо брать, рассказывать, мол, «с друзьями посидеть хотим», да они ещё сами решат поехать. Хотя они вообще-то и так на выходных на даче ошиваются, — начал перечислять Паша, скривившись с утомлёнными видом, будто бы всё это страшно его тяготило.       — Нет, Паш, на другую дачу.       — Это на какую? — снова поглядел на мужчину юноша.       — На мою.       У Вершинина глаза на лоб полезли: — У тебя дача есть? И ты молчал? Нифига себе.       — А ты не спрашивал.       — Не припомню, что б ты туда ездил.       — А я и не езжу, — хмыкнул Костенко. — Мне участок с домом давненько ещё так подарили. Лет пятнадцать, если не двадцать назад.       — Офигеть, — выпалил Паша, перебивая. — Вот это подарочек.       — Ну так, мы тогда с «бизнесом» на широкую ногу жили, люди из нашей среды друг другу чего только не дарили. Все ещё старались выпендреться, что-нибудь поэкзотичнее подарить. Дом это цветочки.       — Да? — заинтересовался Вершинин. — А чё такого поприкольнее дарили?       Сергей на минутку задумался, припоминая.       — Ну, помню, мужику одному кто-то тигра подарил.       — Живого, что ли? — удивился Паша.       — Плюшевого, блин, — усмехнулся Костенко. — Конечно, живого.       — Не уверен, что в таком контексте слова «конечно» и «живого тигра» это наиболее логичная конструкция, — съязвил Вершинин и хихикнул.       Сергей притворно закатил глаза, а потом снова чмокнул Пашу в макушку, зарываясь носом в его волосы.       — Короче, если хочешь, можем съездить. Там речка есть, можно будет покупаться. Да и вообще красиво, хороший там участок. Правда, я туда лет десять не ездил, — тут же сознался Костенко. — Так что, наверное, всё в запустении, надо будет в порядок приводить. — Ну ничего, зато вот тебе и досуг на выходные, — констатировал Пашка.       На том и порешили. Стали выкраивать время — вернее, Вершинину-то особо и выкраивать ничего не надо было, лето ведь, он птица свободного полёта, вот и ориентировались на то, чтоб у Сергея были свободные выходные. Решили, что поедут на два дня с ночёвкой, ну, если, разумеется, там всё не настолько плохо, что невозможно будет спать. Паша ещё предложил взять Персика, а то, видите ли, «он один за два дня дома заскучает и проголодается», да и выгулять его надо.       — Паш, ну так он же домашний, ему сначала надо всякие прививки поставить.       — Ну, сделаем.       — Ну вот ты его тогда и таскай в ветеринарку, — заявил Сергей. И потом, разумеется, сам отвозил Пашу вместе с Персиком на машине в клинику.       Нетерпеливого Вершинина ждало очередное разочарование. Оказалось, что на формирование иммунитета после прививок уходит не одна неделя, а перед самой вакцинацией рыжего беса — нет, не Серёжу — надо пропичкать таблетками от глистов, что тоже длится не день-два. Впрочем, подходящие выходные у Костенко всё равно намечались не скоро, а Паша очень уж хотел выгулять кота на природе.       Зато другая забота, связанная с Персиком, пришлась Паше по вкусу: выбор ошейника. Дома-то коту он ни к чему был, а вот на улице мало ли что. Сергей только улыбнулся и предоставил это дело целиком и полностью Вершинину. Но Паша всё же показывал ему иногда смешные варианты и парочку ошейников с персиками, чтобы, как он сам выразился, «передознуться полностью». Но выбрал в итоге какой-то тёмный, якобы он из хорошего материала, да и на светлом коте в случае чего сразу будет виден. Костенко такой подход одобрил. Правда, самого Персика к ошейнику ещё пришлось приучать, и Паша, надевая его на кота, обычно заливисто, хоть и с нотками сочувствия, смеялся оттого, как недовольный Персик забавно пытается избавиться от явно не одобренного им аксессуара. Впрочем, выбора у него не было, пришлось смириться.       Наконец, когда образовались подходящие выходные, и все, включая Персика, были готовы, отправились на дачу. Ехать пришлось рано, чтобы в пробки таких же дачников не встать, и Паша долго ворчал, что из-за этого совершенно не поспать, себе под нос буквально всё утро от подъёма до сборов и выхода из дома. И потом, разумеется, беспечно продрых всю дорогу, отрубившись, едва они выехали со двора.       Добираться пришлось немногим меньше часа, зато дорога была спокойная, погода хорошая, солнце светило в окна, а за городом сразу ощущалось приятное уединение.       Сергей разбудил Пашу, когда они уже въехали в кооператив. Вершинин, лениво разлепив глаза, сонно, но уже с любопытством оглядывался вокруг, рассматривая аккуратные домики вдоль дороги и гадая, какой из обозримых участков принадлежит Костенко.       Остановились у глухого забора из металлопрофиля. Паша не мог не улыбнуться — ну, конечно, другой изгороди здесь и не вообразить, у Сергея явно бы не стал стоять забор, через который можно было бы увидеть, что творится на участке. Взяв из машины сумки, переноску с явно недовольным Персиком, отправились за забор.       — Что ж, я думал, будет хуже, — хмыкнул Костенко, отворяя калитку.       Участок был немаленький, весь поросший высоченной травой. Кое-где вдоль забора торчали разные деревца — и явно специально посаженные культурные вишни, дикие яблони, и, судя по всему, проросшие сами по себе берёзки, осинки. Заросли Паше очень понравились: — Ой, только деревья давай так оставим, красиво.       Сергей окинул взглядом территорию и пожал плечами: — Как скажешь. Действительно неплохо. Хотя парочку неприкаянных всё-таки стоит выдернуть.       Дом с виду даже не обветшал. Не очень большой, зато двухэтажный с верандой и маленькой открытой терасской на крыльце. Окна были предусмотрительно заколочены, и доски даже не сорваны, стало быть, никто не обнёс, и на том спасибо. Сергей отпер дверь, и они вошли внутрь. Мебели не очень много, без излишеств, но и без нехватки. Правда, всё запылилось, по углам виднелась паутина. Через заколоченные окна свет особо не поступал. Вершинин попытался включить свет, щёлкая выключателем, но Костенко лишь махнул рукой: — Там щиток переключить надо. Это потом уж.       Сергей, отложив ключи, отправился обратно к машине за вещами, а любопытный Пашка в своей привычной оленячьей манере позаглядывал в ближайшие комнаты, а потом отправился помогать мужчине. Когда притащили все не очень многочисленные оставшиеся сумки, Вершинин заявил: — Давай хоть чай попьём, что ли?       Сергей рассмеялся: — Что, уже устал?       — Конечно, — отозвался Паша. — Знаешь, сколько сил сон отнял?       Пока Костенко разбирался с электричеством и чайником, Вершинин сбегал проверить, что калитка на участок закрыта, и только после этого выпустил Персика, предварительно обработав его средством от блох. Кот пошипел на юношу, выбрался из переноски, боязливо прижимаясь к полу, прошёлся и даже выглянул из дверей, но на улицу не вышел.       — Чего ты? Там же самое интересное, — заявил Паша, глядя на кота.       Затем подхватил его на руки и вместе с ним вышел наружу.       — Да уж дай ты ему пообвыкнуть хотя бы, — усмехнулся вдогонку ему Костенко.       Вершинин вынес Персика на улицу, одной рукой придерживая, а другой — почёсывая его мохнатый живот.       — Вон, смотри, как хорошо, — проговорил Паша, медленно поворачиваясь вокруг своей оси и показывая коту его новые владения. Кот ими отчего-то был не очень доволен.       Вершинин присел и попытался опустить Персика на траву, но тот снова зашипел, протестуя, и попытался покрепче уцепиться когтями за Пашину одежду, а частично и за самого юношу, шумно мяукая.       — Ладно-ладно, буян, — усмехнулся Вершинин, выпрямляясь. — Не хочешь — не заставляю. Не отдам я тебя на растерзание этой злостной траве.       Он попытался чмокнуть рассерженного кота в макушку, но получил по лицу лапой. Расхохотался, сел на ступеньки крыльца, держа кота на коленях, и принялся его гладить. Персик, который не очень-то любил сидеть на руках у Паши и делал это только тогда, когда сам почему-то считал нужным, теперь смирно жался к Вершинину, как к единственному знакомому объекту в новой обстановке. Правда, понемногу он расслабился, увлёкшись пролетающими птичками, и даже слегка осмелел. Постепенно слез с Пашиных коленей, но далеко от него не отошёл, всё крутился рядом и иногда мяукал, поглядывая на юношу.       — Да что ты говоришь, — хихикал Вершинин, представляющий, что это кот с ним так впечатлениями делится. — Быть не может.       Вскоре на крыльцо выглянул Костенко.       — Чай готов.       Паша благодарно угукнул и поднялся на ноги, ещё раз взглянув на кота, а затем направляясь в дом. Персик тут же недовольно мявкнул и, распушив хвост, потрусил за юношей.       — Так гуляй, чего ты? — вновь обратил на него внимание Вершинин.       Но кот всё равно зашёл вместе с ним в дом.       — Пусть привыкнет. Сам потом выйдет, — заявил Костенко.       Он уже успел не только согреть и разлить по кружкам чай, но и прибрал пыльный прежде стол, нарезал немного бутербродов и высыпал в отрытую где-то вазочку печенье для Паши. Вершинин с благодарным видом сразу уплёл парочку до того, как Сергей успел его на этом поймать и с сердитым видом отправить мыть руки, потому что «ты же машину трогал, сумки трогал, кота трогал, а теперь в рот тянешь». Потом долго пили чай. Вернее, по меркам Костенко долго — он-то уже в голове распланировал, что и как делать, а вот расслабившийся Вершинин только-только вошёл во вкус и, привалившись к плечу мужчины, неторопливо потягивал чай, да улетал бутерброды, параллельно рассказывая, как в детстве и подростковом возрасте с родителями ездил на дачу.       Когда Паша неспешно закончил пить чай, Костенко уже убирал со стола.       — Так, значит, сейчас сначала окна откроем, потом надо будет...       — А купаться?       — Что?       — Жарко же. А ты говорил, речка тут есть, можно будет поплавать. Давай искупнёмся сначала, а?       Сергей поглядел на смотрящего с надеждой Пашку, затем шутливо и притворно вздохнул, но улыбнулся и кивнул: — Иди, переодевайся.       Довольный Вершинин поспешил в другую комнату, чтобы в привезённых сумках откопать купальные плавки. Сергей окончательно расправился с посудой и продуктами и составил Паше компанию.       Выходя с участка в сторону речки, долго запихивали Персика обратно за забор — на улице ему пока явно не нравилось, но, завидев, что хозяева уходят, он разнервничался и даже без особых возмущений скакал за ними по траве до самого забора, из-за которого потом недовольно мяукал.       Немного прошлись по кооперативу. Паша явно был доволен — ему тут нравилось, мол, красиво, хорошо, тихо. Речка, на удивление, была достаточно чистой, да и народу особо не было, только немного вниз по реке купалась ещё какая-то компания. Вершинин поспешил к воде, но у самой кромки остановился и с вальяжным видом потрогал ногу водой.       — Да прогреться уже должна была, — констатировал Костенко, глядя на это и складывая принесённые полотенца.       — Знаю, — хмыкнул юноша. Затем обернулся к мужчине: — Ты первый.       — Чего это? — улыбнулся Сергей, стягивающий с себя лёгкую летнюю рубашку с коротким рукавом, которую даже не застёгивал, но не накинуть не мог, мол, неприлично как-то в одних только плавках идти.       — Я дна тут не знаю, — отозвался Паша каким-то странным тоном, который Сергею не удалось идентифицировать.       Сам Костенко лишь пожал плечами: — Ты думаешь, я знаю? Я тут был-то сто лет назад, уж не помню, купался ли. Но мне, в общем-то, без разницы.       Он как раз закончил расправляться с рубашкой и бесстрашно шагнул в воду, неспешно прощупывая скользковатое дно ногами, а затем, зайдя почти по пояс, поплыл. Нырнул, вынырнул, обернулся на Пашку.       — Ну? Кто купаться-то хотел?       Вершинин, всё ещё стоявший на берегу, тоже зашёл в воду и поёжился: — Нет, не до конца ещё прогрелась.       Он немного подобрал руки к груди, но медленно идти вперёд не перестал. Сергей внимательно наблюдал за тем, как крайне неторопливо Вершинин заходит в воду. Расплывался в тёплой улыбке. Затем двинулся чуть навстречу Паше и беззлобно поддразнил: — Давай-давай, копуша.       Вершинин состроил вреднючую мордочку, так внимательно глядя себе под ноги, словно бы через метровую толщу речной воды мог что-то разглядеть на дне. Костенко несколько раз лихо брызнул в Пашу водой, и тот натурально взвизгнул, пытаясь отбежать от холодных капель. Сергей рассмеялся.       — Да нырни уже, сразу привыкнешь.       Вершинин снова скорчил рожицу, но в воду всё же плюхнулся, издав при этом нечленораздельный возглас, и поплыл к Костенко. Тот, оказавшись рядом, щипнул юношу за бок, за что тут же был щедро обрызган. Впрочем, сразу отомстил, тоже окатив Вершинина с головой. После чего ухватил хохочущего Пашу и, пользуясь тем, что в воде всё легче поднимается, аккуратно катапультировал его в воду в паре метров от себя. Юноша вынырнул, смешно отряхиваясь, как мокрая собачонка, и поспешил тоже напасть на Сергея, утягивая его в воду. Костенко, ловко вывернувшись, подхватил юношу руками, притягивая к себе и немного приподнимая под бёдра. Вершинин обвил ногами его торс, крепко прижимаясь ближе и ехидно взирая на мужчину сверху. Руки юноши соскальзывали с его крепких мокрых плеч. Затем оба, не сговариваясь, воровато оглянулись и жадно, торопливо поцеловались. Увлёкшись этим, потеряли концентрацию на положении в пространстве и опустились под воду. Паша на секунду ощутил что-то знакомое, будто такое уже было. Вершинин про себя решил, что это проскользнули какие-то смутные воспоминания о бассейне. Том самом. Они с Сергеем вспомнили его ещё давно, ещё в те времена, когда не встречались, когда Паша даже не думал, что влюблён в Костенко, но всё же спал на плече в его машине, до невозможности перепуганный тем, что может перестать быть собой. Вспомнили — да. Но теперь это всё в прошлом, они с Серёжей больше к такому не возвращаются. И не зря — лично Паша посчитал, что целоваться с Костенко под водой куда приятнее, чем бороться.       Губами прижимались плотно, почти не размыкая их, обводили языками. Влажность поцелуя по сравнению с окружающей средой почти не ощущалось, зато приятно было чувствовать его тепло. Воздуха стало очень быстро не хватать, поэтому скоро разорвали поцелуй и вынырнули, выплёвывая всё же просочившуюся во рты воду.       — С ума сводишь, — чуть запыхавшись, промурлыкал Паша.       — А сам-то? — усмехнулся Костенко и тут же шутливо ухватил юношу под водой за ляжку.       Вершинин рассмеялся и попытался отбиться от чужих касаний, а затем скользнул в сторону и постарался уплыть. Но совершенно бесполезно пытаться уплывать от Сергея с его-то сильными руками и мощными грудными мышцами — он в два маха может догнать. Но вообще-то мужчина обычно немного поддавался Паше, вот и сейчас двинулся за ним неспешно, но с наигранной угрозой. Впрочем, Вершинин почти тут же повернулся и удивительно быстро поплыл назад к Сергею. Он почти всегда был молчалив, если пугался, но его в такие моменты выдавал совершенно безумный взгляд расширенных глаз.       — Чего ты? — спросил Костенко, уловив это взор.       — Меня что-то под водой коснулось.       — Господи, — усмехнулся мужчина, — бойся-бойся. Щас тебя тут местные окуни на кусочки-то разорвут, конечно.       Паша с притворно обиженным видом ткнул Сергея в плечо, а затем вновь окатил с головой, за что получил несколько ещё более всеобъемлющих волн и брызг. Хохоча, поплыл в сторону, пытаясь отбрызгиваться от Костенко, неотступно следующего по пятам и норовящего ухватить Пашку за тощий бок.       Некоторое время так побесились, затем Костенко первый вылез на берег и ещё добрые минут пятнадцать ждал, пока неугомонный Паша наплескается вдоволь. Впрочем, выбравшись из воды, Вершинин в полной мере ощутил усталость после такого интенсивного плавания и ковылял домой уже куда медленнее, чем прежде.       На участке, переодевшись в сухое, по наводке Костенко принялись за работу. Сперва отодрали доски от заколоченных окон, затем прибрались в доме. Вернее, убирался в основном Сергей, а Паша протёр пыль, убрал паутину по углам, пока мужчина успел перемыть полы во всех комнатах, кое-где передвинуть мебель и вымыть крыльцо. Заодно в одной из комнат, обнаружив, что не горит свет, починил люстру. Вершинин, глядя на всё это, лишь вспомнил Лёхины периодические шутки о том, что Паша «рукастого мужика себе заграбастал», и, внутренне посмеявшись, не мог не отметить, что это правда.       Юноша очень быстро устал и предложил передохнуть. Сергей в ответ на это вытащил ему откуда-то из дома раскладушку, выставив по указанию Вершинина на солнечную сторону, и заявил, что Паша может отдыхать, а он сам ещё хочет в бане и на самом участке убраться.       — Серёж, ты только давай без фанатизма, — попросил Паша, но полежать всё же отправился.       — А ты кремом от солнца намажься, — с нотками строгости заявил мужчина. — И так уже на солнце сколько болтаешься, купался вон, а теперь ещё и лежать на солнце.       — Да ну, не так уж и шпарит, нормально всё, — отмахнулся Вершинин.       — Па-а-аша-а-а, — с лёгким нажимом протянул Сергей прохладным тоном.       Но юноша в ответ на это только чмокнул мужчину в нос и отправился валяться на раскладушке. Костенко лишь покачал головой, но переубеждать Пашку не стал — бесполезно, зато на своём опыте научится.       Долго, лениво дремал на солнышке, пока не менее неугомонный Костенко наводил порядки: в бане убрался и тоже всё перемыл, покосил траву на участке, на удивление, ещё рабочей газонокосилкой. Даже вырубил пару нахально проросших кустарников.       В какой-то момент с немного ехидным видом подошёл к Пашке. Тот, заслышав мягкую поступь по шуршащей траве, лениво приоткрыл один глаз, щурясь от ярких лучей. Сергей протянул ему свою раскрытую ладонь. Вершинин недоумённо поглядел сначала на него, затем на его руку, потом вложил свою ладонь в чужую. Костенко всё с тем же ехидством во взгляде молча покачал головой. Заинтересовавшийся Паша приподнялся, садясь на раскладушке, пару секунд помедлил, а затем положил вместо руки щёку, прижимаясь к чужой тёплой ладони. Сергей нежно улыбнулся и ласково, бережно погладил Пашку по щеке, немного подняв кисть, потрепал по волосам, однако снова покачал головой. После этого Вершинин бегло запечатлел на раскрытой руке мужчины поцелуй и, помедлив ещё пару секунд, вновь опустил на неё свою руку, но на этот раз уже ладонью вверх. Костенко одобрительно кивнул, тут же слегка сжимая Пашину руку в своей, а затем вынул из-за спины вторую кисть, которую держал там всё это время, и высыпал из неё в ладонь Паше щедрую горсть яркой земляники. Её было много, восторженный юноша даже поспешил подставить вторую ладонь. Ягоды были слегка влажные — ещё бы, Костенко ведь наверняка вымыл их раз десять, прежде чем Пашке тащить, он в этом плане несколько педантичен. Вершинин с крайне довольным видом закинул в рот пару ягодок.       — Спасибо, — улыбнулся он.       А потом, поглядев на Сергея снизу, чуть потянулся вверх, выставляя вперёд нос и с известным мужчине видом поблёскивая глазами. Поцелуй так, видите ли, просит. Костенко чуть склонился над ним, влажно целуя в губы. Паша улыбнулся прямо в поцелуй.       — Слаще земляники, — возвестил он, отрываясь от мужчины.       Тот тихо рассмеялся, снова потрепал Пашку по голове и отправился заниматься чем-то ещё по хозяйству, на этот раз гремя где-то отрытым набором инструментов в районе бани.       Спустя ещё какое-то время, когда Паша, наевшийся земляники, вновь дремал, теперь уже, правда, в компании Персика, немного освоившегося на улице и тоже жаждущего с комфортом погреться на солнышке, Сергей так же мягко, но уже несколько устало скользнул к раскладушке. Аккуратно, неспешно улёгся практически на Пашу — немного сбоку и чуть пониже. Старые пружины, натягивающие полотно раскладушки, жалобно заскрипели, но выдержали тяжесть двух тел и наглого пушистого комочка. Вершинин из-под чуть прикрытых глаз сонно поглядел на мужчину, тоже смежившего веки, чуть приобнявшего юношу, закинувшего на него ногу и опустившего голову на его грудь. Оба были почти без одежды, в одних только шортах, и касания кожей к коже ощущались крышесносно, ближе, чем что бы то ни было.       — Утомился? — заботливо спросил Паша, кладя руки на чужие плечи, принимаясь неспешно поглаживать.       Сергей в ответ только согласно промычал.       — Холодный, — констатировал юноша, водя пальцами по действительно прохладной коже.       — Жарко же, организм охлаждается, — пробормотал мужчина.       Паша чуть приподнял голову, вытягивая шею, и поцеловал Сергея в лоб.       — Ты закругляйся-ка давай, — с едва уловимыми нотками, если уж не строгости, то, как минимум, наставительности проговорил Вершинин. — Не обязательно же всё за один раз делать. Понемножку надо. Мы же сюда и отдохнуть тоже приехали, расслабься.       — Справедливо, — не мог не согласиться Костенко.       Некоторое время лежали молча. Паша мерно гладил почти дремлющего Сергея по плечам и верхней части спины и иногда снова тянулся головой вперёд, чтобы вновь поцеловать Костенко в лицо. Дотянуться, правда, удавалось в основном лишь до лба, но это было очень кстати — целовал его и пространство где-то между бровями. Паша часто так делал, особенно когда Сергей был уставшим или сердитым — юноша будто бы своими поцелуями пытался разгладить непослушные морщинки напряжения на чужом лице. Мужчина вовсе не был против. Правда, спустя какое-то время всё же заговорил.       — А тут солнце-то прям шпарит.       Вершинин согласно промычал, а потом добавил: — Пойдём, ещё искупаемся?       — Ой, а, может, сам? — лениво протянул мужчина. — А я ещё полежу.       — Не, один не хочу. Пошли, хоть на берегу постоишь.       — А что, боишься потонешь? — усмехнулся Сергей. — Там течение слабое, да и отмель длинная.       — Да не, я не о том, — отмахнулся было Паша, но тут же прикусил язык.       — А о чём? — поинтересовался Костенко, даже приоткрыв один глаз.       — Ну-у, — уклончиво протянул Вершинин, — а вдруг там сомы какие-нибудь?       Сергей рассмеялся. Теперь ему предельно стало понятно, почему юношу во время первого купания настаивал, чтобы мужчина шёл первым — побаивается, видите ли.       — А чё ты ржёшь? — фыркнул Паша. — Я видосы видел. Знаешь, какие сомы здоровенные вырастают? И человека на дно утащить могут. Как схватят за ногу.       — Ладно-ладно, сходим искупаться, червячок наживочный, — хохотнул Костенко. — Дай только ещё пару минут полежать.       — Да не, я не тороплю, полежим, сколько хочешь.       Сергей разморённо поднял голову, желая поцеловать Пашу теперь уже в губы, но, приоткрыв глаза, нахмурился, хоть и усмехнулся: — О-о, а моську-то себе подпалил, — заявил мужчина.       У Вершинина действительно раскраснелись нос, лоб, щёки. Впрочем, понемногу начинала покрываться пока ещё лёгким румянцем кожа на груди и плечах.       — Сильно? — стушевавшись, спросил Паша.       — Сильно, — невесело сообщил Костенко. — А я ж говорил кремом мазаться. «Не так уж и шпарит», — передразнил он.       Вершинин с вреднючим видом ткнул его в бок. Сергей рассмеялся, а затем приподнялся.       — Вот что: дуй-ка в дом для начала. Посмотрим, что с тобой делать.       Сергей встал с раскладушки, юноша последовал его примеру, а затем послушно отправился в дом. Костенко хотел было идти за ним, но зацепился взглядом за встревоженного всеобщим движением Персика, лениво поднявшего голову и глядящего вокруг почти закрытыми глазами.       — Ты тоже тут так долго не сиди, — проговорил Сергей, подхватывая кота на руки. Зверь издал недовольный мяв. — А то тоже поджаришься немного.       Костенко почёсывая живот Персика, уже не такого недовольного и весьма удобно устроившегося на руках мужчины, отправился с котом в дом.       Там Паша уже крутился у зеркала, с некой досадой рассматривая свои раскрасневшиеся плечи и лицо. В отражении поймал взгляд Костенко и поспешил отвести глаза.       — Только давай без «я же говорил», — фыркнул Вершинин.       — Ладно, — отозвался мужчина, но всё равно задержал взгляд на юноше.       Всего на несколько секунд повисло молчание, а затем и Паша, и Костенко, не сговариваясь, выпалили одновременно.       — Но я же говорил, — с лёгкой укоризной крайне членораздельно проговорил Сергей.       — Но ты же говорил, — с едва уловимым ворчанием и тяжёлым вздохом одновременно с мужчиной вторил Вершинин, при этом чуть-чуть передразнивая Костенко, но одними лишь жестами.       Сам Сергей только усмехнулся, подошёл ближе и одной рукой потрепал Пашу по голове.       — Пошли, чучело, — проговорил он самым тёплым и ласковым тоном, — мазать тебя будем.       Напоследок Костенко аккуратно чмокнул Вершинина в плечо. Юноша успел подумать, что лично для него такие поцелуи кажутся куда более целебными, чем мази и кремы.       Сергей опустил кота, которого всё ещё держал другой рукой, на ближайший диван, а сам отправился искать в сумках крем. Пострадавший Пашка получил возможность немного побалдеть под уверенными, мягкими движениями Сергея, усердно размазывающего крем по всем обгоревшим местам. Правда, мужчина не пустил юношу купаться, как тот хотел. По крайней мере, до вечера, пока солнце не начало садиться и уже не так беспощадно жгло. Всё-таки утомлённый за день жарой Вершинин лениво и неспешно плавал в постепенно остывающей реке, поглядывая на бегло искупнувшегося и уже сидевшего на берегу Костенко. Видимо, у юноши из головы всё никак не шёл их дневной поцелуй, и, вероятно, Паше хотелось его повторить.       Остаток вечера просидели на веранде, ужиная и попивая чай. Вершинин снова рассказывал какие-то истории из детства: то на даче у родителей, то в деревне у бабушки, и иногда его рассказы перемежались вставками от Сергея — то тоже что-то из детства, а то и что-то из тех времён, когда на этой даче был совсем другой контингент.       Под конец Вершинин предложил пойти в дом, прилечь, посмотреть фильм — он предварительно на всякий случай скачал парочку на ноутбук. Сергей не возражал, но сперва вымыл посуду и прошёлся, запирая участок и дом. Впрочем, просмотр не продлился долго: всё ещё не отошедший от жары и потративший много сил на плавание и работу по дому Пашка уснул на груди у Костенко в первые минут двадцать фильма, после чего Сергей аккуратно, чтобы не потревожить юношу неловким движением, убрал ноутбук и присоединился к Паше, пользуясь удачным положением и зарываясь носом в его растрёпанные волосы.       Утро было замечательным. Воздух будто был пропитан умиротворением и светлой нежностью, но не привычными, а далёкими, словно давно-давно утраченными, но по-прежнему родными. Паша, разомкнув веки, лежал, задумчиво глядя на комнату: пространство было залито солнечным светом, в некоторых отдельных лучиках была видна мирно парящая пыль, плавно колыхался тюль на приоткрытом окне, снаружи доносился шелест листвы и пение птиц. Где-то далеко кто-то колол дрова. Белое постельное бельё почти сияло этой своей белизной в ярком свете солнца. В такие моменты будто даже дышалось легче. Никуда не нужно спешить, можно полежать и поглядеть через окно на едва обозримый меж рамой и склоняющимися ветвями садовых деревьев кусочек неба, по которому неторопливо плыли пушистые облака. В душе что-то невесомо трепетало странной, лёгкой радостью. Паше вспомнилось детство, похожие пробуждения на даче у бабушки, когда всё было просто, беспечно, весело, не нужно было ни о чём заботиться — впереди только светлый, радостный день. Сердце защемило от таких воспоминаний о самых чудесных состояниях, в которые уже невозможно вернуться. Но юноше вдруг пришла в голову мысль, что Костенко, пожалуй, приближает Пашу к этим состояниям — с ним Вершинину спокойно, с ним он чувствует себя защищённым, а потому ощущает возможность быть проще, свободнее, беспечнее. И Паша Серёже за это безмерно благодарен.       Из другой комнаты едва уловимо тянуло сладковатым запахом олашек. Вершинин почувствовал, что уже голоден, но всё равно ещё какое-то время не поднимался с постели — до того не хотелось покидать этот блаженный миг застывшего времени вне самого времени.       И всё же немного погодя Паша соизволил выползти из спальни. Сергея в доме не было, поэтому Вершинин, заприметивший на веранде тарелку с ещё тёплыми олашками, наскоро умылся и вышел во двор, но не обнаружил Костенко и там. Вернулся на веранду и с лёгким-лёгким чувством тревоги по поводу того, куда делся мужчина, принялся завтракать.       Сергей не заставил себя долго ждать — вскоре вернулся в дом. Увидев Пашу за столом, улыбнулся ему: — Встал уже? Приятного аппетита.       Юноша, чтобы не отвечать с набитым ртом, благодарно кивнул.       Костенко держал в руках кружку и, войдя на веранду, принялся что-то мыть в ней в умывальнике. Затем направился к столу.       — Держи. Тебе к олашкам.       Он поставил на стол кружку, почти заполненную ягодами черники. И без того разнеженный этим утром Паша почувствовал, как в груди ещё сильнее теплеет. Он поглядел на Костенко самым ласковым взглядом и улыбнулся: — Я люблю тебя, ты знаешь?       Сергей в ответ усмехнулся: — Паш, это просто черника.       — Да я же не только из-за неё, — коротко хихикнул Вершинин, поднимаясь на ноги.       Костенко рассмеялся.       — Знаю. — Он действительно понимал, что Паша сказал про любовь вовсе не в качестве благодарности за ягоды. — И что любишь, знаю. Я тоже тебя люблю, ласточка моя светлая.       Он поймал упавшего к нему в объятия Пашу. Вершинин обвил руками его шею и уткнулся носом в висок мужчины, чувствуя, как поперёк спины ему ложатся сильные, тёплые ладони — самые родные и бережные. Несколько секунд постояли так, затем Сергей скользнул одной рукой выше, зарылся в Пашины волосы, нежно поглаживая.       — Ешь, а то совсем остынет.       Вершинин отлепился от него, но рук с мужчины не убрал. Чуть отклонившись, поглядел на Сергея, как обычно художники, отходя от мольберта, смотрят на своё полотно, а потом снова приблизился к лицу Костенко и ласково потёрся кончиком своего носа о чужой. Нежно. Оба расплылись в улыбке.       Затем Паша перебазировался обратно за стол, принимаясь теперь уплетать олашки с черникой.       — Вкусно, спасибо.       — На здоровье.       — Где черники надыбал?       — В лес ходил, там сейчас много. Если хочешь, прогуляемся с тобой.       — Хочу, конечно.       — Ладно. Пойду, поищу тогда ещё пару резиновых сапог.       Паша скривился.       — Сапоги? В такую жару?       — Паш, там в лесу клещи. И змеи могут быть. Или ты в своих кедах с голыми щиколотками в лес потащишься?       Вершинин состроил вреднючую мордочку, но вынужден был признать правоту Сергея.       После Пашиного завтрака собрались и действительно сходили прогуляться в лес. Там было ужасно красиво, но юноша до невозможности быстро измучился тем, что в лесу было куда жарче, ещё и комары донимали, хотя при такой температуре они обычно прячутся. По весьма скором возвращении отправились искупаться, и Вершинин вновь долго блаженно сидел в прохладной воде, не желая вылезать на берег.       Вернувшись домой, принялись за дела. Костенко, вставший раньше Паши, успел до его подъёма ещё что-то разобрать в бане и теперь констатировал, что там нужно менять трубу, эта совсем прохудилась, но за этим надо обращаться уже к мастеру, а ещё обрезал пару вишен, чтобы не тратили ресурсы на ветви и могли плодоносить, и прикинул, не разбить ли где на участке пару грядок.       — Серёж, только я тебя умоляю, пусть это будет действительно парочка грядок. Пусть эта дача всё же останется местом для отдыха, а не, как у родителей или бабушек, ещё одной возможностью побатрачить до упаду, только теперь кверху жопой на огороде, — заявил Вершинин.       Сергей на это только расхохотался и пообещал, что усердствовать с этим не будет. Вдвоём отправились разбирать подобие чердака. Его как такового в доме не было, но часть лишних вещей была отнесена в одну комнату, которую теперь предстояло освободить от хлама. Впрочем, справились довольно быстро, в том числе найдя некоторые неплохие вещицы, вроде пары весьма объёмных кресел-качалок, ещё одного набора инструментов и кучи всякой полезной мелочёвки. Всё ненужное решили вывезти и выкинуть или продать, чтоб не валялось, и после уборки с чистой совестью отправились обедать.       Затем Сергей отправился приводить в порядок найденные в «комнате хранения» вещи, а после вернулся в дом, где отдыхал Паша, не желающий после вчерашнего опыта долго находиться на солнце, отдыхал, лёжа на веранде. И там мужчину ждало удивление: Вершинин лежал на диване и задумчиво читал книгу, которыми дом полнился.       — Читаешь? — выпалил Костенко и усмехнулся. — Куда это записать-то? Это в честь чего ты?       — Не знаю, просто захотелось, отстань, — вреднючим тоном отозвался Вершинин, еле сдержавший «я знал, что ты так и скажешь».       — Надо тебя почаще на дачу возить, вон, как она на тебя благотворно влияет.       Сергей, хохотнув, прошёл мимо Паши, взъерошив его волосы, а Вершинин изогнулся и в отместку шлёпнул Костенко по бедру.       Ближе к вечеру мужчина планировал потихоньку собирать вещи — они с Пашей должны были уехать до конца дня, потому что Сергею утром как-никак нужно было на работу. Однако Вершинин убедил Костенко отдохнуть, а за сбор вещей взялся сам.       Мужчина не стал противиться, но в качестве места для отдыха в отличие от Паши выбрал посидеть снаружи, подышать воздухом. На крыльцо самим же Сергеем были выставлены найденные кресла-качалки, которые он отмыл и оставил здесь сушиться и которые теперь уже совершенно высохли. Костенко взгромоздился в одно из них и, мерно покачиваясь, почти сонно смотрел на двор, виднеющийся вдали лес, постепенно розовеющее небо.       Вскоре на крыльцо вышел Пашка, лениво потягивающийся во весь рост. Сергей перевёл на него взгляд и, полюбовавшись несколько секунд, махнул рукой в зазывающем жесте.       — Иди сюда, огонёчек.       Вершинин расплылся в одновременно удивлённой и нежной улыбке и приблизился к Костенко.       — Какой огонёчек?       — В сердце.       Сергей поймал его руку и бегло поцеловал выпирающие костяшки. Затем потянул юношу к себе, призывая сесть к нему в кресло, благо объёмы мебели позволяли. Пашка уселся к мужчине, хотя большей частью, конечно, на него самого.       — А я думал, мол, потому что сгорел, — посмеялся он.       — Ну, и это тоже, — с улыбкой согласился Костенко, приобнимая Пашу.       Воцарилась тишина, только от мерных покачиваний поскрипывало кресло. Сергей снова поймал кисти юноши и принялся их покрывать неспешными, невесомыми поцелуями. У Пашки самые нежные и трепетные руки. Даже стыдно такие заставлять работать. Сам Вершинин высвободил одну ладонь, завёл её повыше, к Серёжиному лицу, и принялся мягко поглаживать мужчину по щеке. На крыльцо не очень-то поспешно взбежал Персик, который уже значительно освоился, а потому весь день с удовольствием провёл во дворе, греясь на солнышке, и только пару раз активно побегал, гоняя птиц, взбираясь на деревья, с одного из которых даже десантировался на ничего не подозревающего Вершинина, до чёртиков его перепугав. Неодобрительно поглядев на предмет мебели и хозяев, кот показательно улёгся на пол крыльца, впрочем, совсем рядом с креслом.       Потихоньку замолкали птицы, хотя где-то всё ещё голосисто щебетал очень уж звонкий зяблик. Паша удобно устроился полубоком, сполз чуть пониже и ласково уткнулся носом в изгиб шеи мужчины, прикрыв глаза и почти задремав. Костенко бережно и осторожно поглаживал его по плечу и ближней к нему части спины. Иногда чуть склонял голову, чтобы приложиться губами ко лбу Паши или поцеловать, если сам юноша требовательно приподнимал лицо. Сергей чувствовал, что это всё — тот отдых, ради которого можно было бы бросить всё на свете. Лишь бы было так мирно и нежно, лишь бы рядом был Паша, да и Персик тоже, лишь бы окутывало тепло и гармоничное безмолвие.       — Ну что? Собираемся? — спросил, наконец, Костенко.       — Давай ещё немного посидим, — попросил Паша, не открывая глаз. — Так тихо и спокойно. Надо почаще сюда ездить.       Сергей согласно кивнул и зарылся носом в волосы Вершинина. Небо постепенно из розовых оттенков начинало окрашиваться в фиолетовые и тёмно-синие. Костенко подумал было о том, сколько ещё займёт дорога домой, но затем только чуть крепче прижал Пашу к себе — ничего, пусть лучше они сегодня лягут позже, чем могли бы, зато сейчас немного дольше побудут в этом замечательном мгновении. Таком доверительном, тёплом и родном.