Модели для сборки

Забор шатался от ударов. Громандная псина набрасывалась на него всем весом. "Бедному сенбернару, должно быть, одиноко,"- подумал проходящий мальчик. "Мерзкая тварь принимает меня за грабителя! И вот так всегда, мне не сделать шагу из дому, чтоб кто-то не посмотрел криво," - подумал другой прохожий, зябко кутаясь в пальто, хотя весеннее солнышко уже старалось припекать пожарче, тренируясь перед летом. "Весело-то как!" - думал сенбернар. "Гав, гав, могу ли я сломать забор? Тварь я дрожащая или право имею?" Голуби в луже около забора ничего не думали. Они давно привыкли к подобному шуму и бедламу. Старая жирная птица, взъеровшив перья, погрузила тело в лужу. Мимо промчался велосипед, обдав птиц грязной водой - лужи были глубокие! - и юные голубки обрадовались неожиданному душу. "Меньше паразитов!" - закурлыкали они. "Вот ведь паразиты," - подумал прохожий в пальто, адресуя это не то голубям, не то велосипедисту, обрызгавшему его брюки. А вот думало ли о чём-нибудь солнце, или для таких тёплых и щедрых лучей мыслительный процесс не обязателен? Вот бы поменьше думать и побольше греть - мог бы подумать кто-нибудь, но некому было. *** Крепкие мышцы - залог мышиного здоровья. Мышление формируется на основе мышиных синапсисов, сигнализирующих о снеге, хлебе и лисе. Листы, под снегом гниющие, прелой упругостью тренируют мускульную систему мужика-мышика. Раз-два! Раз-два! Побежали, побежали. Пищик, ты чего сачкуешь? Не слышу! Невнятное пищание своё оставь подушке! Раз-два! Пропитание добывается тяжким трудом. Чем больше рисковал, тем больше потрудился. Мера успеха - выжил и побежал. Я на параде и ты на параде. Прячься! Слышу лису. Эх, Пищик, Пищик... Запомните и зарисуйте на синапсах и прелых листьях. Лиса хрустит сначала снегом, а затем - мышиными костями. Лиса пахнет злобой, а злоба пахнет кислой и горячей шерстяной кровью. Кровь мыши пахнет отчаянием и риском. Все там будем, но все перед тем поедим и породим мышат. Свежие мягкие капли жизни будут бегать под холмами в отнорках, собирать росу в махонькие лапки и валяться в свежей траве. Свежий ветерок будет щекотать нетронутые морозом носики. И целых три месяца они будут верить, что так будет всегда, и зима не пронесётся ни в одной их маленькой мыслишке. Но потом она настанет, да, молодые мои особи, она настанет и для кого-то - навсегда. Но для тех, кто... Быстрее! Прочь! *** Запомни, тварь: я не сломаюсь - сказал я в ехидный экран компьютера. Экран ответил мерцанием открытого двача, доходящего чуть не до потолка разворотом серой вкладки. Психотронная тюрьма окутала меня, вновь я был поглощён. За то, что не сбежал вовремя. Разве за такое сажают? Должна быть ещё причина. За то, что любил поучать других. За то, что привлекал внимание. А должно было быть по-другому. Капли утренней росы, стекающие по пальцам через клавиатуру в сеть, свежий морской бриз могли бы ворваться в стены обезьяньей кладки. Вбросил и умчался, пока не зацепило. За новой порцией свежести и бодрости. Заряды всегда надо подновлять, они не берутся из ниоткуда. Ниоткуда не порождает ничего, оно только жрёт, жрёт и поглощает, быть может, копит, но никогда не отдаёт. У пасти ничего лежат крошки, приманивающие других любопытных птиц вроде меня. И более не слышны их голоса, умевшие так звонко петь. *** Зелёная липа родилась весною, шапочку надела, синичка на неё села. А я иду по улице, в шапке тоже, хлопаю ногами по лужам, весь такой пригожий. Ещё немного осталось. Каждый год дожить до весны - приключение. Не такое увлекательное, как провалиться в люк и угодить в крысиное царство к королю сырости и труб, более медленное, но тоже ничего. Поскольку я очень не против дожить и до лета, то люки обхожу стороной. Иногда крышка подымается, крыса высовывает свою голову, но добраться до меня ей не удаётся. Зелёная липа возвышает синичку над асфальтными ручьями, над моей шапчонкой. Дико пахнет она разошедшимися в полную силу липкими листочками. Синица спасена от бренности нижнего мира, вот и поёт, и щебечет, дерзкая пузатая девчонка. Мне же следует быть осторожным, так как солнце, бьющее прямо в глаза, ослепляет меня - жителя нижнего и верхнего миров одновременно, ногами увязшего в асфальте, головою унесённого в облака. Ослепляет и мешает высматривать люки, перекрёстки, фонари, светофоры и дворовую лавку, куда я отправляюсь за шоколадкой. Если внимательно внимать всему, что происходит, всё превращается в приключение - вернее, оказывается им. *** Свет фонарей разбудил мою душу, жёлтые лампадки, произрастающие из стен. Старый кирпич принимает их на руки, нянчит и лелеет весь день, но когда доживут они до ночи - воздадут, отдав накопленное тепло, многократно умноженное. Матовое стекло покоится в обрамлении бронзы, как во гнезде. Неудивительно, что созерцание фонаря приносит столько уютной радости человеку. Если бы оно ещё могло принести мне эффектные глаголы вместо утиной цепочки прилагательных - но не будем об этом. Вы видели, как девочки, только выпорхнув из богатого родительского гнезда в собственную смарт-квартиру, обставляют балкон или кухонный уголок? Правильно. Сначала они берут фальшивые дольки кирпича. Потом на выложенную этой плиткой стену, как вишенку на торт, сажают штамповку, клон с лед-лампой под сердцем. Их стремления похвальны, но мне не верится, что искусственная потёртость позволит их подсознанию всё отпустить, как раньше, что обманет их тревогу. Фонари с завода, карты мира из фанеры, шершавость из заливочеой формы - всё это не принесёт в вашу жизнь историю, не купите вы её, вам всё равно придётся создать её самим. *** Резкий поворот делают колёса. Слышен визг покрышек по асфальту. Невидимые искры брызжут из-под резины, обжигая капли дождя, скученные лужами около сливных решёток. Открывается дверца - с хлопком; со стуком вытаскивают своё тело белые штиблеты, непропорционально тонкие ноги в серых брюках. Джеймс стар. Шестнадцать лет назад случился поворот, такой же резкий, после чего вчерашний щегол и щёголь заматерел, обзавёлся кожаным чемоданом и костюмом, подобным сегодняшнему, и начал ходить по окрестным городкам, предлагая своё творчество на продажу. Не то, чтобы меня беспокоила судьба души Джеймса - куда хуже было то, что происходило с жителями. Открывая воскресным утром дверь, они сталкивались с вылетающими из чемодана бумажными мышами и драконами. Твари вились над головой, тыкались в лицо, заставляя чихать, и бесцеремонно проникали в дверные и оконные щели. Некоторые платили только для того, чтобы наконец получить власть над этими существами и сжечь их в печи. Тушки обугливались и чернели, издавая вой - это было частью заложенного Джеймсом месседжа. Ну не мерзавец ли? Нет, не мерзавец, не поворачивается у меня язык сказать о нём так, ведь я ещё помню те первые времена, когда чемодан, ещё новенький, сияющая полированная кожа, замочки - когда чемодан выпускал на волю синих птиц. (из этой зарисовки потом получился такой рассказ: http://samlib.ru/w/weiss_t/komm.shtml) *** Пробираясь через ящики, Вася наконец вышел на балкон. Позади оставалась заваленная остатками ремонта и старыми вещами комната. Но Вася смотрел вперёд, в большое белое окно, новое, вставленное мастерами за немалые деньги. Денег у Васи оставалось не так много, и он подумывал уже начать доделывать ремонт самостоятельно. После этой мысли он осмотрелся в поисках чего-нибудь, что могли оставить для ремонта предыдущие хозяева: ведёрко штукатурки или хотя бы несколько досок. Из всего можно что-нибудь смастерить, состряпать, чтобы пустая комната не казалась такой вакуумированной. Хорошо бы поддон... Нужно разгрести всё, что осталось позади, думал Вася, там в коробках могут быть шурупы и гвозди, а ящики сами по себе из дерева. Паркет, конечно, не соберёшь из такого, но что-то может получиться, какая-нибудь тумбочка... Он оглянулся, но сам вид тёмной громады ужаснул его. Как это всё разобрать? Где там что? Ни конца, ни начала нет у заспинного хаоса. Вася опёрся спиной на стену балкона и вперился в красивое, светлое окно. Для начала он просто отмоет его, и всё. В конце концов, можно просто жить на балконе, пока не начались настоящие холода, а дальше он постепенно что-нибудь поправит. Лишь бы потом. Не сегодня.