Останься со мной

      — Папа! Ты пришёл! — вскрикивает девочка, весело выскакивая из-за угла.       Сону, стоя на пороге незнакомой двери, встречает маленького ребёнка, чьи глаза сверкают весёлым любопытством. В его сердце смешиваются чувства недоумения и удивления — он неожиданно оказался перед ситуацией, о которой не имел представления. Эмоции переплетаются в его душе, словно вихрь, захватывая его на мгновение.       В его сердце звучит струна тревоги — он сбит с толку, не зная, как реагировать, не подозревая о существовании этого ребёнка. Смешанные чувства беспокойства и непонимания окутывают его мысли, словно туман, мешая ясно видеть.       Проходит всего пару мгновений, как в его глазах мелькает искра понимания. Он осознаёт, — перед ним ребёнок Рики. В его сердце просыпается чувство ответственности и нежности. Взгляд ребёнка, полный доверия и непосредственности, растворяет стены сомнений и позволяет любви проникнуть в его сердце.       В его сердце звучат ноты неведомой мелодии, таинственной и манящей, словно приглашение к неизведанным приключениям. Глаза малышки, как искры света, пронзили его душу, словно звезды на черном небесном полотне, раскрывая невиданные горизонты чувств. Её улыбка, словно утренний луч солнца, пронзила тьму сомнений, освещая путь к новым открытиям и возможностям.       — Ой, здравствуйте. А Вы друг моего папы? Я Аири, — учтиво кланяется она, тут же цепляя пальцами сползший по ноге носок.       — Привет, меня зовут Сону, — как можно дружелюбнее произносит Ким, присаживаясь на корточки. — У меня есть кое-что для тебя.       — Ой, конфетка! Спасибо! — вскрикивает девчушка, замечая в чужих руках шуршащую упаковку сладости.       Она со звонким чмоком целует в щёку присевшего рядом с ними Рики, и тут же убегает куда-то вглубь квартиры.       — Она твоя дочь? — хрипит Сону, прочищая горло.       Рики молчит. Он нервно кусает губы, только несколько раз кивая, и скользит взглядом по полу, подбирая слова.       — У нас только всё началось, я не хочу тебя терять. Стоило сказать раньше, да? — он выдавливает неискреннюю улыбку, заглядывая в родные карие глаза, и тянет руки к чужим мягким ладоням, но вместо желанной теплоты чувствует холодный воздух.       Сону молча уходит вглубь квартиры, оставляя парня в гнетущей тишине, и неуверенно жмётся в гостиной, смотря на девочку.       Аири будто вообще его не замечает — напевает себе под нос какую-то весёлую мелодию из мультика, жуёт подаренную Кимом конфету, и марает пальцы и одежду в чернила фломастеров.       Она поразительно похожа на Рики. Даже не столько внешностью, сколько повадками — беззвучно шипит при мелкой неудаче, растягивая губы и обнажая молочные зубки; прикусывает кончик розового языка, усердно разукрашивая, предположительно, небо, — почему оно вдруг ярко-красное, Сону спрашивать не спешит: художнику виднее, — и очаровательно щурится, оставляя в уголке листа что-то похожее на подпись — Сону считает это милым.       — Сколько тебе лет? Твой папа совсем ничего про тебя не рассказал, — вопрошает Ким, присаживаясь на корточки рядом с девочкой.       — Мне почти семь, я учусь во втором классе, — гудит она, освобождая подле себя немного места для парня.       Сону буквально ощущает осевшее в воздухе смущение и неловкость, исходящие от девочки. Она шмыгает носом, продолжая раскрашивать картинку и что-то чиркает на листе ручкой, что Сону едва может разобрать. Кажется, это кандзи и какие-то закорючки, похожие на хэнтайгану, в чём Ким совсем не уверен.       — Ты очень красиво пишешь, — шелестит Сону, чуть склоняя голову вбок. Аири хлопает глазками, смотря на него удивлённым взглядом, и переводит взор обратно на листок.       — Правда? Мне кажется, что они некрасивые.       — А я думаю наоборот. Тоже хочу себе такой аккуратный почерк, — мечтательно произносит парень. — Я очень плохо пишу по-японски. Научишь меня писать кандзи? — девочка кивает, шепча тихое «Хорошо», и тянется за чистым листом бумаги.       Сону очень внимательно следит за каждым отточенным взмахом маленькой ладони, что плавно выводит каждый иероглиф, сплетая их в предложение. Почерк Аири действительно аккуратный и лёгкий, она мягко пишет кандзи, мешая их с хираганой, и аккуратно лезет ручкой в лист Сону, поправляя иероглифы. Она широко улыбается, замечая в чужом письме явный прогресс, и Ким видит в этой улыбке Рики — она такая же светлая и искренняя, такая настоящая, яркая и родная.       — У тебя хорошо получается. Ты врал, когда говорил, что плохо пишешь, — булькает Аири, рассматривая написанный Сону текст, и вдруг резко подрывается, убегая в комнату.       Сону лишь неуверенно поглядывает на закрывшуюся за девочкой дверь, и переводит взгляд на появившегося в проходе гостиной Рики. Тот молчит, нервно кусая губы, сглатывает слишком часто, и скользит взглядом по паркету, не желая поднимать взгляд, — Сону понимает — он волнуется.       — Почему не сказал, что у тебя есть дочь? — мягко вопрошает Ким, вновь решая поднять этот вопрос. Нишимура всё ещё молчит, понурив голову, будто нашкодивший ребёнок, и кусает губы, срывая с них кусочки кожи.       Сону вся эта молчанка вообще не устраивает — он хочет понять, сколько ещё важного скрывает от него любимый человек, но Рики вместо конструктивного диалога, уходит, оставляя за собой приоткрытую дверь. «И это человек, который привык чётко слышать ответ?» — хмыкает в мыслях Ким, поднимаясь с пола.       Нишимура смотрит виновато, пытаясь начать разговор, но лишь губами глупо двигает, будто аквариумная рыбка, и рвёт на волокна несчастную салфетку.       — Рики, это не то, о чём можно сообщить в последний момент, понимаешь? Мы-то и встречаемся всего ничего, а ты умалчиваешь такое, — вновь начинает Сону, закрывая за собой дверь на кухню.       — Теперь уйдёшь от меня? — вопрошает Нишимура, опираясь бёдрами на кухонный стол. Теперь наступает очередь Сону молчать, задумчиво кусая губы, и пальцами мягкую ткань рубашки перебирать, скользя взглядом по кафелю. — Понятно, — гудит парень, нервно хмыкая.       — Нет, Рики, не понятно. Дай мне пару дней, чтобы обдумать всё. Дети – это не игрушка, понимаешь? Нам с Аири в любом случае нужно будет привыкнуть друг к другу, и обдумать все возможные риски нужно заранее, — мягкая речь парня заставляет Рики наконец поднять голову, взглянув в родные глаза. В них ни намёка на ненависть, лишь привычная нежность и теплота, что греет изнутри. Руки Сону, мягкие и ласковые, находят своё место на щеках парня, осторожно поглаживая бархатную кожу. — Я люблю тебя, правда. Но о таком нужно сообщать заранее, это было очень неожиданно.       — Извини, не подумал, — нервно посмеивается Рики, бережно касаясь чужих ладоней. — Сам очень волновался, думал, не согласишься придти, если предупрежу тебя о дочери, — едва уловимо шепчет он, оставляя лёгкие поцелуи на гладкой коже его запястий. — Чёрт, извини, мне очень стыдно за это. Я не мог молчать о ней, будто её не существует, но не мог подобрать подходящего момента.       — Прости за вопрос, но… где мать Аири? — Рики в ответ лишь хмыкает, растягивая губы в жалкой усмешке. — Расскажешь о ней?       — Да и рассказывать нечего – нам было по шестнадцать лет, мы были первой любовью друг у друга. Ну и… — Рики неоднозначно пожимает плечами, кивая куда-то в гостиную. Сону понимает — вечной любви из этих отношений не получилось. — После родов она оставила Аири под дверью моего дома с запиской о том, что наши отношения и наша дочь – самая большая её ошибка, а сама с родителями укатила обратно на Хонсю, откуда она родом. Я долго не воспринимал Аири как свою дочь – мне шестнадцать, я сам ребёнок, и у меня на руках младенец. Родители помогали, как могли, а я после уроков на подработке пропадал, чтобы денег заработать, — он почти что шепчет, спрятав взгляд под тёмной чёлкой, и всё продолжает поглаживать чужие ладони, словно в этом находит собственное успокоение. — После выпуска из школы забрал Аири и уехал из Окаямы. С родителями скандалил каждый день – они настаивали на том, чтобы я вернул им Аири, а сам пошёл в университет, но я… Я заблокировал их номера, поменял адрес жительства – сделал всё, чтобы не видеть их и не обсуждать эту тему. Аири – моя дочь, и я сам виноват в том, что у меня не было нормального детства и достойного образования. Родители и так воспитывали её почти три года, я не мог оставить её с ними ещё на четыре, — Рики усмехается каким-то своим мыслям, покачивая макушкой в стороны, и вновь целует мягкую кожу чужих ладоней. — Она меня отцом только два года назад называть стала – до этого только «Рики», да «Рики». Она всё это время даже не знала кто её отец, она думала, что я её брат, — добавляет он, тут же улавливая тихий всхлип. Сону совсем бесшумно пускает по щекам прозрачные слёзы, за стиснутыми губами пряча новые громкие всхлипы. — Что случилось?       — Ты такой сильный, Рики. Почему ты не говорил, что тебе было настолько тяжело? — надрывно шепчет он, вырывая руки и оков чужих ладоней, чтобы стереть влагу с влажных щёк.       — Всё же хорошо, ты чего? Уже всё хорошо, — нежная улыбка расползается по губам Рики, стоит только Киму доверчиво ткнуться лбом в его плечо, ища поддержки.       Совсем рядом слышится какое-то копошение и топот детских ног, и Сону едва успевает отскочить от возлюбленного, пытаясь как можно быстрее стереть слёзы.       — Дядя Сону! — Аири влетает на кухню с громким радостным вскриком, размахивая каким-то цветастым листочком, и тут же меняется в лице. — А почему ты плачешь?       — Твой папа рассказал мне очень грустную историю, — мычит Сону, присаживаясь на корточки перед девочкой. — Что ты мне принесла?       — Наклейки. Нам учительница Ито вместо оценок клеит их.       — Хочешь приклеить мне наклейку? — Аири только кивает, рассматривая наклейки на листке, и Ким не может не улыбнуться, стерев слёзы со щёк.       Аири тянет его за руку обратно в гостиную, усаживая Сону рядом с собой, и клеит на листок смешной улыбающийся цветочек, объясняя, что их осталось мало, потому что именно эта наклейка означает наивысший балл. Ким радостно улыбается, слушая детский лепет, и не может не умилиться тому, как весело она жестикулирует, рассказывая что-то.       — Представляешь, я думала, что потеряла их в школе, или что Тоши забрал их у меня, а они просто в книжке были, — смеётся она, заправляя за уши непослушные волосы, и вновь подтягивает сползший носок.       В этом сказочном уголке мира, где время кажется замедленным, расцветает истинная идиллия. В уютной квартире, пропитанной атмосферой любви и умиротворения, каждый момент наполнен волшебством. Распускающееся чувство умиротворённости окутывает Рики одеялом искренних чувств, сотканных из нежности и заботы. Каждый миг пронизан гармонией, словно невидимая нить связывает сердца и дарит уверенность в том, что вместе они способны преодолеть любые трудности. Разговоры наполнены теплом и пониманием, словно каждое слово становится мелодией, которая звучит в душе с каждым взглядом, каждым прикосновением.       Детский смех, доносящийся до ушей звоном колокольчиков, греет душу и растворяется в ней, словно солнечный луч проникает сквозь туман унылого дня, принося с собой тепло и свет. Этот звук напоминает о чистоте и радости, о беззаботных играх и веселых приключениях, о мире, где все возможно. Детский смех — это не просто звук, это магия, способная растопить самые ледяные сердца и пробудить в них чувство доброты и любви. Он наполняет пространство волшебством и невидимыми нитями соединяет сердца, создавая вокруг себя атмосферу радости и счастья. Рики счастлив.       В груди разливается жгучее тепло, когда он видит искренние улыбки дорогих себе людей, и, кажется, едва сдерживает слёзы, наблюдая за тем, с каким интересом Сону слушает Аири, не смея перебивать непонятный детский лепет. Девочка рассказывает обо всём — об уроках в школе, об однокласснике, который её задирает, об интересных картинках в книжке, и о выученных стихах. Сону, кажется, понимает всё это, — Рики, честно, завидует. Поймать нить повествования в рассказах дочери он никогда не мог, путался почти что сразу, — но Сону… Сону неловко улыбается, едва успевая запоминать имена одноклассников девочки, и смешно кивает, вслушиваясь в каждую историю. Его смех фейерверком радости, который взрывается в воздухе, наполняет пространство вокруг сверкающими искрами счастья. Он звучит, как мелодия весёлой песни, в которой каждая нота исполнена с такой неподдельной эмоцией, что заставляет сердце танцевать в ритме его весёлых колебаний. Рики счастлив.       — Я проведу дядю Сону, и сразу же вернусь домой, хорошо? — шелестит Рики, руками расчесывая непослушную густую челку дочери. Та лишь кивает, хлопая круглыми глазками. — Знаешь же, что нужно делать, когда меня нет дома?       — Закрыть дверь на ключ, никому не открывать, и если стучат в дверь, то не отзываться, пока не придёт папа, — как заученную мантру повторяет она, загибая пальцы, чтобы ничего не забыть.       — Умница. Беги, играй.       Стоит только закрыть дверь в квартиру, Рики шумно выдыхает. Он соврет, если скажет, что не устал — от общения с дочерью он всегда уставал. Не потому что та слишком активная, — к чему парень, честно говоря, всё ещё не привык, — а просто потому что сам он такой. Ему нужен покой и тишина, чтобы мысли не бились шумными волнами о голову, вынуждая думать, думать, думать.       Он не помнит когда в последний раз чувствовал себя по настоящему отдохнувшим, ему всегда кажется, что ещё капля, и он просто не выдержит. Ему не нужны дополнительные часы для сна или пару часов, проведённых вечером в клубе, — ему нужна тишина, которая, кажется, не появится в его доме ещё очень долго. Примерно до того момента, пока у Аири не начнётся переходный возраст и она не станет проводить большее количество времени за запертой дверью своей комнаты. Но об этом Рики старается пока не думать.       — У неё очень красивое имя, — хрипит Сону, осторожно ступая по тротуару.       Ближе к вечеру разбушевался злой ветер. Он не сносил мелкий мусор и не поднимал пыль, а лишь мерзко пробирался под одежду, вызывая морозящие кожу мурашки. И немного спасала лишь горячая рука Рики, в которой он скрыл хрупкую ладонь парня. Теплее от этого ничуть не становилось, но Сону всё равно мягко улыбался, невесомо оглаживая чужую слегка обветрившуюся кожу.       — Правда? Я считал его немного странным, — в ответ хрипит парень, пиная камушек. — Её так назвала моя сестра. Сказала, что оно означает «плод любви». Тогда это звучало абсурдно, потому что любви, как оказалось, и не было вовсе – просто подростковое влечение, — он затихает, шумно выдыхая, и лишь бросает взгляды на задумавшегося Сону.       Он не спешит спрашивать что-то у парня — кажется, он и так потрясен пережитым днём. Тишина, которую они не спешат нарушать, не кажется некомфортной — наоборот, Рики наконец чувствует ту желанную свободу, которой ему так не хватало. Он не считает разговоры Сону надоедливыми, просто тишину, прерываемую лишь его тихими вздохами, всё равно любит больше.       Но Сону долго молчать не хочет — выдыхает шумно, закусив щеку изнутри, и только губами хлопает будто аквариумная рыбка, не зная как правильнее спросить.       — Жалеешь? Ну… о том, что-       — Что родилась Аири? — подсказывает Рики, тихо хмыкнув. Ким осторожно кивает, надеясь, что своими словами никак не задел парня. — Честно, поначалу очень сильно жалел. Жалел о том, что выпил тогда; пожалел, что забыл о контрацепции; жалел, что не остановился, — выдыхает Нишимура, покрепче перехватывая ладонь парня. — Из-за рождения Аири я не получил нормального образования, но кому оно вообще сейчас может понадобиться, как не врачам и учителям? Вот какое у тебя образование?       — Педагогическое, — осторожно делится Сону, поправляя чёлку.       — Серьёзно? — на смешно выпученные глаза парня Ким лишь кивает, тихонько посмеиваясь.       — С детства любил играть в строгого учителя, который всем двойки лепит, а потом вырос и понял, что к этому действительно лежит душа, — объясняет он, и млеет от появившейся на чужих губах нежной улыбки.       — К тому, чтобы лепить двойки? — в ответ слышится лишь тихий смех, что растворяется очередным шумом среди звуков улицы. — Я не жалею о том, что Аири появилась на свет. Даже не так, — я рад, что она родилась. Если бы не Аири, я бы учился в университете и не пошел бы работать. Я бы не познакомился с тобой, — добавляет Рики и звонко хохочет, чувствуя ощутимый пинок в плечо. Сону очаровательно краснеет, пряча появившуюся улыбку за ладонью, и лишь сверкает глазами, в которых поселились звёзды. — Не хочешь на выходных сходить с нами погулять? Аири очень хотела в парк.       — Семейный отдых?       — Что-то типа того, — приглушенно хохочет Рики, крепче сжимая чужую тёплую ладонь. — Ты согласен?       — Соглашаюсь только из-за твоей дочери, — на надменное фырканье Нишимура вновь смеётся, поглаживая юношескую озябшую кожу.       — Я рад, что вы понравились друг другу – это действительно ценно для меня.       — Она очень хорошая, но… Пойми, каждый ребёнок индивидуален, и то, что она сейчас приняла меня дружелюбно, не значит, что через неделю или две она не начнет ревновать тебя ко мне. Ей, кажется, и так не хватает твоего внимания, — осторожно произносит Ким, кусая губы.       — Я правда не самый лучший отец, но я стараюсь сделать так, чтобы она не нуждалась ни в чём.       — Мне кажется, всё, что ей сейчас нужно – твоё внимание и любовь, — с аккуратностью вещает Ким, стараясь не задеть парня своими словами.       — Я… Я правда очень хочу проводить с ней больше времени, но… — мямлит Рики, рыская взглядом по тротуару, и нервно мотает головой, будто прогоняет плохие мысли. — Чувствую себя ничтожно, когда меня тыкают в мои же пробелы в отцовстве, — хмыкает он, стыдливо опуская голову.       — Я не тыкаю, просто пытаюсь открыть тебе глаза на очевидное, — мягко произносит Сону, поднимая чужое лицо за подбородок. — Знаешь, она мне сказала, что ты лучший папа в мире. Она любит тебя, Рики. Не надо думать, что ты делаешь что-то не так, единого правильного метода воспитания не существует, — шелестит он, поглаживая нежную кожу его щёк. Рики лишь шепчет тихое «Спасибо», тут же ощущая чужие губы на своих. — До завтра? — звенит его волшебный голосок, и Нишимура кивает, в противовес своим словам сгребая юношу в объятия.       — Напиши, как дойдёшь до дома, — Сону лишь кивает, выскальзывая из тёплых объятий, и оставляет за собой шлейф цветочного аромата.       Счастье, пронизанное нежностью и радостью, расцветало в моменты, когда Рики находился в обществе своего возлюбленного. Он — источник бесконечной теплоты и понимания, словно лучи солнца, проникающие сквозь серые тучи. Общение с ним наполняет сердце светом, ласкает душу мягким прикосновением, словно ласковый ветер, который гладит лицо в теплый летний день. Вместе с ним время кажется остановившимся, словно мгновение вечности, где каждый миг наполнен чистым, искренним счастьем. Это состояние спокойствия и безмятежности, когда сердце бьется спокойно и ритмично, словно песня, звучащая в гармонии с твоим самым сокровенным желанием.       Рики обожал это чувство лёгкости после общения с Сону. Да, бесспорно, старший всё ещё был временами до невозможности шумным и громким, но это уже не ощущалось столь мерзким и противным, как Рики описал бы раньше. Он всё ещё ненавидит ребячество и инфантильное поведение среди взрослых коллег, но Сону — исключение. Сону будто осязал ту тонкую грань, которую никогда не пересекал; он будто видел Рики насквозь, прекрасно чувствуя его эмоции; будто читал его как открытую книгу.

⁠·.★·.·´¯`·.·★

      — Сону, не нужно так баловать её, — шелестит Рики в самое ухо парня, с улыбкой на губах наблюдая за веселящейся дочерью.       Видеть Аири, которая улыбается не только ему, оказывается чем-то непривычным. Она всё ещё смущённо топчется у ног Сону, комкая в руках рукава кофты цвета пыльной розы, и неуверенно шепчет просьбы на ухо Рики, которые тот с мягкой улыбкой на губах передаёт Киму. Это кажется очаровательным — для него это становится каким-то особенным моментом, когда он чувствует, что они все в этом маленьком кругу — он, Аири и Сону — связаны каким-то невидимым, но крепким узлом взаимопонимания. Этот момент наполняет его сердце теплом и благодарностью за то, что он имеет таких прекрасных людей рядом с собой.       — Я просто хочу подарить ей детство. Когда я был маленьким, родители зарабатывали немного, и подобные прогулки были для меня сродни празднику, — делится Сону, с мягкой улыбкой наблюдая за весельем девочки, что нашла своё место на детской площадке. — Аири ребенок, ей хочется всех этих развлечений, мороженого и сладкой ваты. И если у меня есть возможность, почему бы не порадовать её? Тем более, это помогает сблизиться с ней.       — Ты все равно её балуешь, — настаивает на своём Рики, прикасаясь к чужой тёплой ладони.       — Ничего страшного, пару раз можно, — лучезарно улыбается Сону, неловко вырывая руку из чужой ладони.       Несмотря на широкую улыбку родных ему людей, Рики чувствует, что что-то не так. Он ощущает тот груз ответственности, который в один момент возложил на плечи Сону — это ощущается чёрной тенью в душе Рики. Он знает, что должен был хоть как-то подготовить возлюбленного перед такой новостью; должен был хотя бы дать время обдумать всё, как и говорил Сону, но вместо этого вписывал себя и Аири практически во все планы парня.       Теперь, глядя на Сону, Рики чувствует смешение утешения и вины. Утешение от того, что они вместе, что он рядом, готов поддержать в любой ситуации. Но вина не отпускает его. Он осознает свои ошибки, свою неосторожность, свою эгоистичность. Он знает, что должен исправить свои поступки, найти способ вернуть Сону уверенность и спокойствие. Возможно, это будет долгий путь, но он решен пройти его, потому что ничто не важнее, чем забота о том, кого любишь.       Рики прекрасно понимает, что в какой-то момент утратил контроль над ситуацией, но сверкающие той же знакомой нежностью глаза Сону не дают отчаяться в своих силах. Рики с усталой улыбкой наблюдает за тем, как весело Ким смеётся, догоняя бегающую по песку Аири, и как заинтересованно наблюдает за танцами девочки под приглушенную музыку из колонок подростков. С улыбкой, несмотря на усталость и непростоту ситуации, Нишимура решает жить в моменте и ценить каждую секунду, проведенную в обществе своих родных людей. Он знает, что с ними рядом он может преодолеть любые трудности и найти свет в самых темных уголках жизни.       — Папа! Иди сюда, скорее! Твоя любимая песня! — вскрикивает радостно Аири, весело прыгая по асфальту, и Рики не может вновь не улыбнуться.       Это не была его любимая песня. Но её очень любила Аири, каждый раз выкручивая звук на телевизоре чуть ли не на максимум, во весь голос подпевая на ломаном английском. Парень любил наблюдать за её чудаковатыми танцами у зеркала, и слушать звонкий голосок, который смешно заменял звук «р» на такой привычный японцам «л». Саму же песню он едва ли не ненавидел — текст слишком быстро приелся, а музыка больше напоминала ему заставку детского мультика, которые целыми днями крутили по телеэкрану.       Но наблюдать за тем, как этой песне подпевал Сону, парень, кажется, мог вечность — его сладкий голос разливался мёдом по венам, окутывая приторностью все внутренние органы и наполняя сердце Рики невидимым, но невероятно приятным теплом. В этот момент мир вокруг исчезает — есть только он и Сону, воплощение чистой гармонии и любви. Рики ощущает, как каждая нота этой песни проникает в его душу, заставляя его забыть обо всем, кроме мгновения, которое они сейчас разделяют. И в этом музыкальном моменте Рики находит ответы на свои внутренние вопросы, находит уверенность и спокойствие.       Аири совсем рядом двигается в привычном для себя ритме, вырисовывая телом какие-то рисунки, и Рики не может вновь не улыбнуться. Он чувствует ту недостающую ему частичку тепла и семейного уюта, которым его наделяет Сону — он будто становится источником силы и вдохновения, которое так долго искал Рики.       — Хочу побыстрее вырасти и жениться на тебе. Ты такой хороший, — лепечет Аири, неловко теребя манжету кофты. Сону смущённо улыбается, поглядывая на зардевшегося Рики, и мягко заправляет волосы девочки за уши.       Уже почти вечер, сумрак медленно опускается на улицы города, заливая их легким фиолетовым оттенком. Вдали еще слышны шум и суета улиц, но постепенно они утихают, словно приглашая каждого насладиться миром сумерек. Вечернее освещение начинает пробиваться сквозь завесу ночи, создавая игру света и тени, словно художник аккуратно размазывает краски на своем полотне. В этом медленном плавании вечером скрыта особая магия, которая заставляет забыть о повседневных заботах и просто наслаждаться моментом.       Рики с мягкой улыбкой на губах наблюдает за тем, как Сону и Аири тихо перешептываются о чём-то, не говоря ни слова Нишимуре. В их манере общения звучит какая-то таинственная интимность, словно они разговаривают на языке, доступном только им двоим. Рики чувствует, как его любопытство возрастает с каждой секундой, и он мечтает разгадать смысл их тайных разговоров.       — Папа, а можно завтра тоже погулять с дядей Сону? — осторожно интересуется девчушка, поглядывая на отца.       — Солнце, у дяди Сону завтра могут быть планы, — мягко произносит в ответ парень, понимая, что ничего грандиозного они пока придумать не успели.       — Прости, я правда завтра занят, — тихо извиняется Ким, видя её обиженно надутую губу. — Но обещаю в следующий раз принести тебе раскраску с принцессами. Договорились? — Аири согласно кивает, пряча за рукавами кофты смущённую улыбку, и тихо хихикает, стоит только Сону ткнуть пальцем в её мягкую щеку. — И я обязательно принесу тебе тортик.       Аири весело хлопает в ладоши, булькая что-то на своём детском языке. Это веселит Рики до глубины души. Её радость и беззаботность наполняют его сердце светом, словно лучи солнца, проникающие сквозь облака. И в её веселом хлопанье, в её детском смехе, он видит магию, которая делает их жизнь такой удивительной и особенной.       С Сону он прощается как-то слишком быстро. Он привык к мягким поцелуям на прощание, к тёплым объятиям и разговорам ни о чём на ближайшие полчаса. Но сегодняшнее прощание кажется каким-то спешным, словно время сжимается, стягивая моменты их сближения в мгновения. Рики чувствует, что его сердце не успевает пережить полную гамму эмоций, которые он обычно испытывает при расставании с Сону. Этот момент оставляет в нём странное чувство недосказанности, и он с тоской ждёт следующей встречи, чтобы исправить это и вернуться к своей обычной, уютной рутине прощаний.       — Мне нравится дядя Сону, — весело щебечет Аири, слегка подпрыгивая. Рики остаётся только улыбнуться уголками губ, тихо хмыкнув своим мыслям. — А моя мама похожа на дядю Сону? — и улыбка, что лишь секундой ранее сияла на губах, меркнет.       — Я не знаю, солнышко, мы с ней давно не общались, — осторожно произносит Рики, стараясь не погрузиться в болезненные воспоминания.       — И она совсем-совсем не скучает по мне?       — Аири, малышка, послушай, — начинает парень, присаживаясь перед дочерью на корточки. — Мы с твоей мамой не были готовы к твоему рождению, но я уверен, что она тоже тебя любит, — Рики внимательно наблюдает за сменой эмоций на детском лице, и только поглаживает её мягкую щеку, замечая надутые губы дочери. — Пойдём, скоро начнётся твой любимый мультик, — Аири лишь кивает, вновь хватая отца за руку.       — Знаешь, я хочу, чтобы моя будущая мама была похожа на дядю Сону. Он такой хороший и красивый, — спустя пары минут молчания произносит девочка, пиная лежащие на дороге камешки.       Рики же остаётся только тяжело вздохнуть, пытаясь натянуть на губы жалкое подобие улыбки. Он испытывает двоякие ощущения. С одной стороны он рад, что Аири потихоньку привязывается к Сону, сближаясь с ним с молниеносной скоростью, но с другой — переживает, что дочь в будущем не воспримет Кима как часть семьи.       Ещё больше Нишимура переживает, что сам Сону частью этой семьи становиться не захочет. Он понимает — Сону молод и попросту неопытен для семейной жизни, что-то подобное может сделать из него пленника сомнений и внутренних терзаний. Нишимура видит в его глазах отражение своих собственных сомнений и страхов, словно они — зеркало, отражающее бурные морские волны его собственного сердца. Страх перед потерей, перед тем, что всё это — лишь иллюзия, которая однажды рассеется, словно туман перед восходом солнца.       Но глубоко в свои мысли Рики старается не нырять. Он чувствует, что словно сила течения морского водоворота, сомнения и страхи Нишимуры пытаются затянуть и его в свои глубины. Однако он сопротивляется этому влечению, как опытный моряк, управляющий своим судном в бурном море. Понимает — в отношения вкладываться должны оба, и решить что-то без Сону он попросту не может. В его сердце горит тлеющий огонь решимости сохранить этот крошечный островок счастья, который они смогли найти друг в друге, как последний маяк во тьме океана.       Сону, с его юношеской невинностью и искренней душой, на удивление проницателен. Его глаза, наполненные светом любопытства и жажды познания, способны видеть глубже, чем могло бы показаться на первый взгляд. Сквозь туман сомнений и неопределенности он улавливает тончайшие оттенки человеческих эмоций, словно художник, тонкими мазками воплощающий на холсте свои внутренние переживания. Этот его дар омрачает лишь неопределенность будущего и возможность того, что он может потеряться в той же гуще эмоций, которые он так хорошо видит у других. Рики не даст погаснуть этому взгляду.

⁠·.★·.·´¯`·.·★

      Сону всё же пытается стать частью семьи — корявыми попытками налаживает контакт с Аири, которая всё ещё смущённо прячется за Рики во время прогулки; приносит ей раскраски и книги, дарит игрушки и сладости. Рики за этими попытками внимательно наблюдает, тепло улыбаясь каждый раз. Его сердце наполняется благодарностью и радостью от того, как Сону старается привлечь внимание и расположение Аири. Он видит искренность в усилиях парня и понимает, что именно такие моменты делают их семью крепче и драгоценнее. Взаимная поддержка и забота друг о друге создают особое тепло, которое становится основой их взаимоотношений.       Кажется, будто в жизни настала та самая идиллия, о которой столько грезил Рики. Моменты счастья и гармонии наполняют его сердце, словно долгожданное солнце, освещающее все уголки его души. Вместе с Сону и Аири он находит утешение и понимание, создавая неповторимую атмосферу доверия и любви в своей маленькой семье.       — Не хочешь завтра придти ко мне на чай, раз уж у нас выходной? — будто бы невзначай вопрошает он, опираясь локтями на барную стойку.       Практически все свои выходные на протяжении месяца они провели вместе — Рики, Сону и Аири, которая заражала их своей жизнерадостностью и улыбкой. Но ни разу за всё это время они не успели побыть наедине друг с другом. Не то, чтобы это сильно расстраивало Рики или создавало дискомфорт — он чувствовал, что их семейные моменты втроем были такими же прекрасными и значимыми, как и те, что они проводили вдвоем. Вместе они находили радость и утешение, делая каждый день особенным и запоминающимся. Ведь для него их счастье состояло не только в моментах интимности, но и в том, чтобы быть рядом с теми, кого он любит, и делить с ними каждую радость и заботу.       Но те редкие моменты близости, которые им удавалось вырвать из загруженного графика, казались раем на земле. В эти моменты время замедляло свой бег, словно уступая место их волнующим эмоциям. В объятиях друг друга они находили утешение и полноту, ощущая, что мир вокруг перестаёт существовать, а счастье становится безграничным. Эти моменты наполняли их души нежностью и любовью, оставляя в памяти яркие следы счастья, которые никогда не забудут.       — Только чай? Так скучно? — дует губы Ким, манерно глазками хлопая. — Даже конфетку не предложишь?       Рики чувствует, как воздух вокруг них буквально начинает душить. Этот тон и хлопающие ресницы парня, его слегка закушенная губа и наигранно невинный взгляд — Рики прозрачно видит чужие намёки, которые Сону даже не пытается как-то завуалировать.       — Единственная конфетка, которая будет в это время в моей квартире – ты, — выдыхает парень, вплотную придвигаясь к лицу Кима, и с хищной улыбкой наблюдает за появляющимся на его щеках румянцем. — Не говори, что смущаешься.       — Я и не говорил, — бубнит Сону, дуя губы, и уходит к посетителям, оставляя Рики в гордом одиночестве с тряпкой в руках.       Нишимура и сам смущается говорить о подобном вслух. Нет, конечно, ханжой он не был, и после рождения Аири не поставил крест на своей сексуальной жизни, но никогда прежде не говорил так открыто о чувствах, и уж тем более не флиртовал. Его попытки выглядели нелепыми и смешными, но Сону всё равно смущался, будто сам был школьником-девственником, которого в свои годы не ласкал даже ветер.       Они действительно временами вели себя как подростки — смущённо держались за руки, целомудренно оставляли поцелуи на щеках друг друга, и невинно целовались за закрытыми дверями подсобки, будто были одни во всём кафе. И обоих до какого-то момента это устраивало, — до момента знакомства с Аири, кажется, — но сейчас казалось чем-то детским. Тем не менее, они оба наслаждались этой игрой, которая напоминала им о первых влюбленных чувствах и невинности. В их отношениях было что-то неповторимо прекрасное и драгоценное, что отличалось от обычной рутины взрослой жизни. В каждом взгляде, в каждом прикосновении они ощущали магию момента, словно они снова оказались в мире, где время замирает, а сердца бьются в унисон с ритмом вселенной. Эти мгновения становились опорой и поддержкой в их повседневных трудностях, наполняя их жизнь радостью и смыслом.       И вот, стоя в прихожей собственной квартиры и заглядывая в глазок, Рики чувствует, что время замедляется. В его сердце звучат мелодии счастья, раскрывая нежные гармонии любви и умиротворения, стоит только открыть дверь. Ким на пороге ласково улыбается, протягивая парню букет молочных ирисов.       — Цветы? Мне? — недоумевает Рики, смешно склоняя голову на бок, но парня в квартиру всё же пускает, неловко принимая букет из чужих рук.       — Нет, какой-то идиот на улице подбежал и подарил, — в ответ фыркает Сону, оставляя мягкий приветственный поцелуй на чужой щеке. — Конечно тебе. Или ты думал, что только тебе можно в джентльмена играться?       — Спасибо, — гудит Рики, зарываясь носом в букет.       Быть честным, он был порядком удивлён. Впервые за всю свою жизнь цветы дарил не он, а ему. И на душе от этого становилось тепло и приятно, будто он миллион йен выиграл, а не получил в подарок букетик ирисов.       Запах цветов, подаренных возлюбленным, словно нектар, который наполняет воздух нежным ароматом и пробуждает все мои чувства. Он напоминает о весеннем утре, когда природа просыпается ото сна, окутывая мир волшебством и красотой. Эти цветы — как живые создания, излучающие свежесть и чистоту, словно маленькие посланники любви. От каждого цветка веет теплом и нежностью, словно ласковый взгляд Сону, который заставляет чувствовать себя особенным и желанным. Этот аромат напоминает Рики о том, что он любим, и яркое сияние этой любви освещает его путь, наполняя его радостью и блаженством.       — Чай? Кофе? Меня? — предлагает Нишимура, игриво поигрывая бровями. Сону лишь закатывает глаза, тихо посмеиваясь — таким парень ему нравился ещё больше: открытый, шаловливый и живой.       — Чай. Ты мне, кажется, его обещал, — шелестит Ким, игриво хлопая хитрыми глазками.       Рики этот взгляд чарует. Глаза Сону по-особенному красивы — большие карие омуты с крапинками сияющих звёзд всегда смотрели на него с любовью и нежностью, теплели от искренней улыбки, и ярко сверкали жизнерадостностью, что так и манила погрузиться в этот волшебный взгляд.       — Жалко, что не успел сходить в магазин. Потому что одной конфетки мне явно будет маловато, — шепот Рики хриплый, он дрожью отдаётся в чужом теле и покрывает мурашками нежную кожу.       — Подкаты из интернета? — Нишимура лишь приглушенно смеётся, невесомо касаясь его рук.       — Не говори, что не нравится.       — У меня просто складывается такое впечатление, что ты пытаешься меня страхать, — бубнит Ким, вновь слыша приглушенный хриплый смех, а после млеет в чужих руках, ощущая на губах легкий поцелуй. Это мимолётное и лёгкое прикосновение чужих уст пылает на щеках Сону очаровательным румянцем. — Чувствую себя невинной школьницей-девственницей. Что ты со мной делаешь?       — Пытаюсь страхать? — хищно шепчет Рики, вновь наклоняясь к чужим губам, но вместо нового поцелуя Сону лишь слышит очередной смешок. — Звучит отвратно, согласен, — и щека Кима теплеет от прикосновения чужих уст.       Они говорят обо всём, и ни о чём одновременно — слова плавно выстраиваются в предложения, и никто из них уже даже не помнит с чего начался диалог. Вместе им комфортно даже молчать, разбавляя тишину кухни шумными выдохами и звоном чашки о дерево стола. Они не чувствуют дискомфорта — одновременно задумываются о чём-то своём, замолкая, и лишь смотрят друг на друга, улыбаясь уголками губ. Складывается ощущение, что их отношения прошли огонь, воду и медные трубы, хоть они и успели провстречаться всего пару месяцев.       Это был разговор, утопающий в бездне пустоты, словно звуки, теряющиеся в бескрайнем пространстве. Слова плыли в воздухе, как пушистые облака, не неся никакого смысла или значимости. Каждое предложение казалось потерянным в море бессмысленности, словно капли дождя, растворяющиеся в бездонной тишине. Это был разговор, наполненный искренностью, и идущий по кругу, как бесконечный водоворот. В нем не было ни восторга, ни печали, — лишь пустые звуки, которые исчезали в бездонном пространстве, не оставляя ни малейшего отпечатка, и нежные улыбки, что масками застыли на лице.       — Знаешь, я очень рад, что ты появился в моей жизни, — начинает Рики, отодвигая чашку. Он поглаживает нежную кожу чужой ладони, и смотрит парню в глаза, вновь утопая в нежности карих омутов. — Правда, очень рад. Кажется, что именно тебя не хватало в моей маленькой семье.       — Хочешь, чтобы я стал её частью? — осторожно вопрошает Сону, очаровательно склоняя голову набок. Рики вновь засматривается на мягкие черты лица.       — Безумно, — шелестит он, медленно поднимаясь со стула.       Он всё ещё держит руку Сону в своей, когда не спеша подходит к нему и тянет за руку, поднимая на ноги. Ким будто завороженный наблюдает за каждым его движением, и лишь кукольными глазками хлопает, подчиняясь каждому слову. Рики следит за ним, будто за жертвой — глазами рыщет по желанной фигуре, касается его талии и плеч, оглаживая горячую кожу сквозь одежду, а после в губы впивается жадным поцелуем, вырывая из чужой груди задушенный всхлип. Сону едва успевает схватиться за его руки, чтобы не свалиться на пол от вереницы ощущений.       Поцелуи Рики голодные, непохожие на все предыдущие — он будто дорвался до целебного источника, и теперь старается впитать в себя все его прелести. Сону тает. Он чувствует беспомощность, находясь под таким напором, но в то же время ощущает себя защищённым.       Когда руки Нишимуры ныряют под кофту, Сону почти что задыхается. Он отрывается лишь на секунду, чтобы задушено прошептать чужое имя, и тут же чувствует горячие губы на шее, что оставляют за собой едва заметные метки.       — Что ты-       Слова растворяются тихим писком в новом поцелуе. Сону может лишь руками обвить чужую шею, притянув ближе, и голову склонить на бок, чтобы быть ближе и целовать настойчивее.       — Будет глупо сейчас говорить, что я безумно хочу тебя? Кажется, всё и так понятно, — шумно выдыхает Рики в чужие губы, тут же запечатывая свои слова пылким поцелуем.       Стоит только скользнуть языком в чужой горячий рот, как Сону не может сдержать плаксивого стона. У Рики от этого звука будто срывает все тормоза — ему хватает пары движений, чтобы отодвинуть подальше ненужные уже чашки, и усадить не сопротивляющегося парня на стол, тут же вклиниваясь меж его разведённых ног.       Сону несильно кусает косточку на запястье, свободной ладонью скользя по чужим крепким плечам, и голову возбуждённо откидывает, чувствуя жар, растекающийся по телу. Чужие губы скользят по нежной коже, собирая её сладость языком, и незамысловатые узоры на бледной шее вырисовывают, вырывая из чужой груди едва слышные стоны, что отбиваются от стен гулким эхо. Сону, такой нежный и мягкий, податливо раздвигает ноги, руками беспомощно цепляясь за чужие плечи, и выдыхает возбуждённо любимое имя. Его прерывистые поцелуи, которые он впопыхах оставляет на медовой шее, — жаркие и влажные, заставляющие покрываться мурашками кожу.       С Рики ему хорошо — он вертит умело чужим телом, исцеловывая до онемевших губ молочную кожу, все чувствительные участки языком ласкает, и сам едва слышно стонет, стоит Сону чуть дёрнуться, задевая чужой пах.       — Я люблю тебя, — шепчет он в губы Кима едва уловимо, ладонь опуская на пряжку его ремня, и губами ловит надрывный хрип, когда ныряет под бельё.       Кожа Сону горячая и влажная, обжигающая пальцы запретной доступностью. Рики дышит тяжело, вырывая из чужой груди хриплые стоны лишь парой касаний, и упивается красотой изгибающегося на кухонном столе тела.       Сону кажется, что он задыхается. Он стонет всё громче, голову запрокидывая, и руками по чужой груди шарит в желании доставить такое же крышесносное удовольствие, но получается крайне плохо — руки, совсем ослабевшие, лишь цепляются за ткань футболки где-то в районе груди, а коротенькие ноготки впиваются в кожу. Сознание туманится за дымкой подкрадывающегося оргазма, который за этот вечер, судя по жадным касаниям Рики, будет не один, и руки всё же находят своё место под чужим бельем, касаясь влажно и нежно.       Стоит ли подумать о громких стонах, что слышны даже сквозь плотно сжатые губы? Аири может вернуться со школы в любое время, но всё, что они могут сделать — вновь слиться в жарком поцелуе, обмениваясь горячим дыханием друг с другом, и сплестись ногами в один цельный организм.

⁠·.★·.·´¯`·.·★

      — «У родителей есть какой-то серьёзный разговор к тебе, а ты как обычно не берёшь трубку», — звучит в трубке уставший голос девушки. Рики выдыхает шумно, потирая пальцами внутренние уголки глаз, и падает на диван, прижимая телефон плотнее к уху.       За прошедшие, кажется, две недели это его первый выходной, который он хотел бы провести со своей семьёй. С той семьёй, которую обрёл тут, в Нагое, а не с той, которую оставил давно в прошлом в некогда родной Окаяме.       О родителях и сестре Рики не вспоминал уже давно — не хотелось звонить и вновь слышать какие-либо упрёки в свою сторону. Он всегда делает всё не так. Его родители не знают ни о чём — ни о том, как дела и здоровье у Аири, ни о её успехах в школе, ни об отношениях Рики — ни о чём. Да и рассказывать им что-то, кажется, не имеет никакого смысла, ведь все разговоры всегда сводились к одному — хорошее образование.       Выросший в семье юристов, Рики с детства знал, что по стопам родителей он не пойдёт — не тянуло его во всё это. Куда более интереснее ему было изучать литературу и углубляться в аспекты японского языка, чем он и грезил целых десять лет школьной жизни. Но в шестнадцать его надежды на светлое будущее в сфере филологии пали крахом — он попал в суровую реальность, в которой держал на руках маленькую дочь и плакал по ночам от разрыва с любимой девушкой и душевного выгорания.       — Что им надо от меня? — хрипит Рики в трубку, сверля взглядом испачканный зелёным фломастером ковёр, который как раз сегодня хотел отнести в химчистку.       — «Не знаю. Мама сказала, это срочно. Кажется, у них что-то случилось», — Нишимура знает, на все сто процентов уверен, что сестра врёт. Он даже улыбается весело, закидывая голову на спинку дивана, и продолжает посмеиваться в трубку.       — Я отчётливо улавливаю твою наглую ложь. Говори правду, — просит парень, ожидая хоть какого-то ответа, но на том конце провода лишь гнетущая тишина. — Конон?        — «Они ждут тебя у себя сегодня», — будничным тоном проговаривает девушка, не обращая на слова брата никакого внимания. — «И ещё… Оставь Аири в Нагое. На всякий случай», — больше Конон ничего не говорит, тут же завершая звонок.       Рики никогда не признается, но сестре он безумно благодарен. Он хочет ей сказать спасибо за всё — именно она, будучи таким же подростком, как и младший брат, учила его правильно обращаться с новорожденной Аири, хоть и сама знала не больше парня. Конон ночами сидела у кроватки своей племянницы, охраняя её сон, пока Рики отсыпался перед загруженным днём, и жертвовала своим свободным временем, чтобы дать брату возможность отдохнуть от громких криков и плача девочки. Рики никогда и никому не признается, что в те редкие ночи, когда Аири спала в комнате Конон, он задыхался от собственных слёз, не зная, как сказать сестре банальное «Спасибо», и даже не понимая, как жить дальше. Будущее казалось ему туманным и потерянным, а всё из-за того, что он в который раз допустил ошибку.       Он даже не понимает, как набирает номер Сону. Вслушивается в гудки, сверля взглядом разрисованный ковёр, и забывает как говорить, когда трубку наконец поднимают.       — «Да? Уже соскучился? Утром же только переписывались», — весело щебечет на том конце Сону, и Рики не сдерживает тёплой улыбки, слыша тихонький смех.       — Мне нужна твоя помощь. Ты не занят сейчас?       — «Нет. Что-то случилось?» — Сону не нервничает, это слышно по голосу. Кажется, он готов помогать Рики абсолютно в любой ситуации, и это не может не радовать.       — Я при встрече всё обязательно объясню, — и больше не говорит ничего, отключая вызов.       Оставлять дочь с по сути всё ещё незнакомым ей человеком было рискованно. Несмотря на то, что Аири и Сону неплохо поладили и смогли найти общий язык, оставлять ребёнка Рики не хотел. Не потому что волнуется или не доверяет Сону, нет — за последние четыре года он не оставлял Аири ни с кем, кроме Миёси. «А что, если они вдруг поссорятся», — проносится в голове и без того беспокойного парня, пока он наспех одевается и складывает в рюкзак необходимые вещи.       «Это всего на пару дней, не более», — обещает себе Рики, закрывая квартиру на ключ. По правде говоря, он не хочет оставаться там дольше пяти минут, но если родителям действительно нужна его помощь, он готов её оказать.       Сону, появившийся в дверях подъезда, выглядит слегка взволнованным и напряженным — Рики не нравится это. Ему совсем не хочется, чтобы возлюбленный переживал сейчас. Ничего ведь не случилось — казалось бы, пустяк, он просто оставит ему Аири, а сам вдруг сорвется в родной город. Посвящать Сону в свои проблемы сейчас совсем не хотелось, хоть он и понимал, что так делать нельзя — своим молчанием убивает чужое доверие.       — Что случилось? — вопрошает Ким, оказываясь совсем близко, и смотрит почти что в душу.       — У родителей какие-то проблемы. Надо вернуться в Окаяму на пару дней, а Аири оставить не с кем.       — Не хочешь взять её с собой? — мягко интересуется парень, стараясь не выглядеть совсем уж незаинтересованным в чужой проблеме — всё ещё прекрасно помнит о том, почему младший не общается с родителями.       — Я боюсь, что они опять начнут говорить про учёбу, и станут насильно удерживать Аири у себя. Да и ты с ней хорошо ладишь, — лишь гудит Рики, нервно поглядывая себе за спину, будто боится куда-то опоздать. Хоть и прекрасно понимает — опоздание на автобус его уж никак не огорчит, а скорее наоборот, обрадует. Сону кусает губы, пребывая в минутном замешательстве, чем и вынуждает парня склонить голову и растянуть губы в мягкой улыбке. — Пожалуйста?       — Хорошо, — выдыхает Ким, заглядывая в чужие глаза лишь для того, чтобы убедиться, что волноваться не стоит. — Мы останемся в твоей квартире – в знакомой обстановке ей будет комфортнее.       — Спасибо. Люблю тебя, — и лёгкий поцелуй теплеет жаром на нежной щеке. — Через полчаса я заберу её из школы, — спешит вставить Рики, и уже собирается убежать из чужого двора, как Сону хватает его за руку.       — Предупреди учительницу, я сам её заберу, — произносит парень, растирая кожу чужой ладони в своих руках. — Всё будет хорошо, мы справимся, — вместо ответа Рики сцепляет их губы в пылком поцелуе, оставляя за собой привкус крепкого кофе на устах.       Сону отдает ему свой последний поцелуй, словно запечатывая обещание будущего счастья. В его объятиях Рики чувствует тепло и поддержку, словно невидимый щит, защищающий его от житейских невзгод. Но в этот миг, когда их губы сливаются в страстном поцелуе, мир окружает их лишь мимолетной иллюзией счастья. Сердце Рики замирает от волнения, но в его глазах мерцает огонек надежды. С этим человеком, с этой любовью, он чувствует, что сможет преодолеть все трудности — вместе они будут справляться со всем, что подкинет им судьба, словно непобедимые союзники в странном и неизведанном мире.       — Я буду ждать, — шепчет Сону, словно обещая Рики, что их встреча после этого разлуки будет столь же прекрасной, как и каждый момент, проведенный вместе. И когда Рики уходит, сердце его наполняется надеждой и любовью, словно теплый луч солнца, освещающий его путь через затмение.       Рики на удивление спокоен. Его сердце не бьётся в бешеном темпе, как стучало всегда при звонке родителей, и дыхание не сбивается от тревоги, как в дни, когда он скрывал свои истинные чувства от мира. Сейчас, когда он оставляет Сону за дверью своего дома, его душа наполнена нежностью и уверенностью в своем пути. За его спиной тянется улыбка, несущая в себе тепло и уверенность. Внутри него горит огонь решимости и любви, поддерживающий его на пути через неведомые просторы будущего. С каждым шагом он чувствует, как сила его внутренней уверенности растет, наполняя его весь смелостью и решимостью пройти через любые испытания. Спокойствие Рики словно непроницаемый щит, защищающий его от бурь жизни. Он знает, что даже в самые трудные моменты, когда кажется, что мир рушится вокруг, у него есть любовь, которая будет светить ему дорогу, словно звезда на небесном своде, неуклонно ведущая его к своей судьбе.       Когда за стеклом мелькают знакомые пейзажи родного города, Рики тяжело выдыхает. Он смотрит сквозь окно, видя проходящие мимо улицы и здания, словно отражение прошлого. Взгляд его останавливается на местах, где он проводил дни своего детства, и в его сердце звучат голоса прошлого, напоминая о временах, когда все было проще и яснее. Но теперь, когда он возвращается в родной город, Рики чувствует, что уже не тот человек, что когда-то был. Он преодолел множество испытаний, нашел в себе силы и решимость, и теперь смотрит на этот город с новой перспективой. Это уже не только место его прошлого, но и место, где начинается новая глава его жизни. Тяжелый выдох — это не только отражение усталости от путешествия, но и символ его внутреннего преобразования и решимости двигаться вперед.       Подходя к родному дому, парень застывает. Его не было здесь семь лет. Он ощущает, как сердце его начинает биться сильнее, заполняя грудь непередаваемой смесью эмоций — радости, тревоги, ностальгии. Взгляд его скользит по знакомым стенам, окнам, крыше, словно он возвращается во времени, вспоминая каждый момент, проведенный здесь.       Семь лет — это целая жизнь, переполненная переменами и приключениями, и он осознает, как сильно изменился за это время. Но в этот момент, стоя перед дверью своего родного дома, он ощущает, как его рука дрожит. Он не знает, что ждет его за этим порогом — возможно, приветствие радости и понимания, а может быть, и тени прошлого, готовые окружить его своим холодом и тяжестью. Но, несмотря на все эти негативные чувства, он осознает, что ему нужно пройти через этот барьер, чтобы найти свое место в этом мире и вновь обрести свой путь.       — Конон сказала, что у вас какие-то проблемы? Что-то серьёзное? — с порога спрашивает парень.       Он не спешит здороваться с родителями — знает, что те никогда не ответят. Их всегда интересовала конкретика, — кажется, хоть где-то Рики похож на своих родителей, — а ненужные слова и тонны воды были ни к чему. Коротко и по факту, никаких лишних рассуждений.       — А где Аири? — интересуется женщина, строго сложив руки на груди.       — Осталась дома. Она плохо себя чувствует, — он даже не чувствует стыда, когда так нагло врёт матери о состоянии дочери. — Так что случилось?       — Рики, ты так вырос, — звучит совершенно чужой в этом доме голос, и Рики поворачивает голову, встречаясь с огромными карими глазами.       Когда-то, много лет назад, он влюбился в эти глаза. Мог часами смотреть в них, не отводя взгляд, но сейчас парень не чувствует ничего, кроме отвращения и гнева. Былых светлых чувств, о который поётся в балладах и рассказывается в детских сказках, которые он читает на ночь Аири, больше нет — нет бессонных ночей из-за переписок, нет глупых подкатов и комплиментов, нет скудных подарков на каждом свидании и поцелуев возле дома. Есть только воспоминания, которые парень так долго глушил в себе, пытаясь забыть всё это, и желание поскорее убраться отсюда.       Но из комнаты выходит только Конон — не может вытерпеть прожигающего взгляда брата. И Рики хочет уйти вслед за ней. Не важно куда, лишь бы не возвращаться в комнату к бывшей девушке и их общим воспоминаниям.       — Что здесь происходит? — еле как выдавливает он, ни на шаг не подходя к девушке, удобно расположившейся на диване.       — Каэдэ приехала ради тебя и Аири, — объясняет мать и приглашает сына войти в комнату, а не стоять на пороге.       — И было бы неплохо, если бы вы подумали о вступлении в брак, — подаёт голос второй чужой для этого дома человек — мама его бывшей девушки восседает в кресле у окна, как на троне, изящно попивая чай из фарфоровой чашки.       — Госпожа Ямада, Вы в своем уме? Она дочь видела только три дня. Да она шесть лет не появлялась, Аири её даже не знает!       — Рики, не повышай голос на старших, — едва ли не рычит его отец, осуждающе поглядывая на сына.       — Да, Рики, не стоит так резко реагировать. Сам посуди: вы были столько лет знакомы, встречались, и у вас даже есть дочь — негоже растить ребёнка в неполной семье, — продолжает вещать женщина.       — Мы любили друг друга шесть лет назад. Я даже не уверен, любили ли. Нас кроме дочери ничего не связывает, — сухо бросает Рики, сверля холодным взглядом прижавшуюся к дивану девушку.       — Рики, я исправлюсь. Я буду тебе хорошей женой, и хорошей матерью для нашей дочери, — пытается уверить его бывшая любовь, но парень только хмыкает, смеясь своим мыслям.       — Уже не считаешь её своей самой большой ошибкой? — подкалывает он, припоминая Каэдэ ту жалкую записочку, оставленную вместо всех слов. — Не тешь себя ложными надеждами, Каэдэ. Всё, что было между нами – в прошлом, тебе пора всё это забыть.       — Рики, прислушайся к нашему предложению. Если вы с Каэдэ вступите в брак, у тебя будет время для получения высшего образования, если-       — Образование, образование, образование. Вы о чём-то, кроме моего образования, думаете?! Почему всё, что вас волнует, это наличие у меня дурацкого диплома? — рявкает Рики, зло ударяя кулаком по рядом стоящему столу. Мать, которая затронула этот вопрос, лишь испуганно ойкнула, впервые увидев сына настолько разъяренным. — Нет у меня времени на учёбу, как вы не понимаете?       — Поэтому я и здесь. Рики, давай начнём всё сначала, — умоляет Каэдэ, руками цепляясь за предплечье парня.       — Нет. С кем угодно, но не с тобой, — шипит он прямо ей в лицо, больно хватая девушку за запястье. — Ты оставила меня тогда, когда я больше всего в тебе нуждался. Ты оставила своего ребёнка, кинула под дверь, как собачонку, и только записочку написала. И после всего этого ты хочешь, чтобы мы начали всё сначала? Чтобы я привел тебе к себе в дом и познакомил с дочерью, которую ты посчитала ошибкой своей жизни? Да пошла ты! — рявкает он, отпихивая руки девушки от себя, и не тратя ни единой лишней секунды, выскакивает из дома, едва успев захватить рюкзак и кофту.       Он слышит лишь крики матери и Каэдэ, но возвращаться домой не собирается. Его душат злость и обида, прорастающие где-то глубоко под кожей, — в самом сердце, которое так тщательно старалось не разбиться от воспоминаний о былых временах. Боль от старых воспоминаний — как тяжёлое бремя, несущееся сквозь время, словно огненная река, оставляющая горящие раны на душе. Эти воспоминания, словно острые шипы, проникают в сердце, вызывая острую, жгучую боль, которая словно железные когти, разрывает душу на части. Они возвращаются, словно тёмные тени, закрывающие свет, заполняя сердце глубоким чувством утраты и разочарования. Каждый звук, каждый запах, каждое место теперь напоминает о прошлом, о том, что было потеряно, словно драгоценное сокровище, унесённое бурей.       Если бы он мог, он бы закричал. Просто, без всяких мыслей, но со всеми эмоциями и чувствами, — громко, надрывно и долго. Ему всё это уже надоело. Хочется просто упасть лицом в мягкие подушки и забыться в сладком сне; хочется позабыть обо всём этом, убежать на край света и начать всё с чистого листа; хочется ощутить поглаживания любимых рук по напряженной спине, и услышать родной голос, что будет успокаивающе шептать какую-то глупость в волосы, разбавляя густой туман скверных мыслей патокой своего сладкого голоса. Хочется к Сону.       Рики жаждет уткнуться в его грудь, жадно вдыхая приевшийся аромат лавандового парфюма, и обвить руками хрупкую талию, прижимая ближе. Хочется просто рыдать ему в плечо, ощущая себя маленьким. Потому что Рики маленький — он всё тот же ребёнок, каким был семь лет назад: всё такой же весёлый, забавный, чувствительный и игривый. Только скрыто всё это под тонной переживаний, предубеждений, и маской взрослости, которую хочется сорвать к чертям и стать настоящим. ——————       — Дядя Сону, а тебе нравится мой папа? — тихо шепчет девочка, перебирая в руках цветные резинки.       Ким, до этого со всей осторожностью заплетающий на непослушных волосах две аккуратные косички, застывает с расчёской в руках.       Сону не будет врать, что сегодняшний день не был для него сложным. Дело даже не в капризах Аири, коих было совсем немного и которые по большей части относились к выполнению домашнего задания, — Сону всё ещё чувствовал между ними то противное смущение, которое они всё никак не могут побороть. Общение с Аири не было сложным, она легко шла на контакт и вела себя, в принципе, как и любой другой семилетний ребёнок — любила играть, смотреть мультики и много-много болтать.       Попытки преодолеть это смущение и разрешить недопонимания казались Сону безуспешными. Возможно, это была просто фаза в их отношениях, которая пройдет со временем, но пока что он чувствовал себя неуклюжим и неловким, не зная, как справиться с этими сложностями. Смотря на Аири, играющую в своем мирке, он чувствовал себя чужим среди близких, словно не в силах проникнуть сквозь пелену недопонимания и добраться до ее сердца. Но, несмотря на все это, он не сдавался, продолжая стремиться к тому моменту, когда они смогут найти общий язык и по-настоящему раскрыть друг друга.       К концу дня, когда домашнее задание было с трудом выполнено, а сытный ужин уже приготовлен, Сону надеялся, что всё осталось позади. Он сам предложил заплести девочке косички, чьи волосы ещё в школе растрепались из аккуратно завязанного хвостика, и сейчас аккуратно старался собрать волосы у висков, чтобы собрать их в милейшую косичку.       — Что ты имеешь ввиду? — осторожно вопрошает Ким, разглаживая волосы пальцами.       — Ты любишь моего папу? — снова интересуется она, послушно опуская голову, когда Сону доплетает косу. — Изуми в школе говорила, что если мальчики дарят кому-то дорогие подарки, то этот человек им нравится. Папа дарил тебе красивые букеты и браслетик, — Сону на рассуждения девчушки только мягко улыбается.       То, что он чувствует к Рики нельзя описать чем-то осязаемым. Это неповторимое чудо, окутанное лучами нежности и теплоты, как роскошный цветок, раскрывающий свои лепестки под ласковыми лучами утра, наполняя воздух сладким ароматом и проникая в сердце своей красотой. Эта любовь — как чистый источник в пустыне, обещающий обильный поток воды для жаждущих душ. Она словно мелодия, звучащая в сердце, наполняющая его гармонией и радостью, словно пение ангелов на небесах. Их любовь — это как вечернее сияние заката, окрашивающее небеса в огненные оттенки, и заставляющее сердце трепетать от восхищения и блаженства. Она — это капля росы на лепестке розы, искренне прекрасная, нежная и неповторимая. И объяснить это девочке простыми словами он не может. Потому что самому свои чувства тяжело описать словами.       — Я очень его люблю, — лишь произносит парень, тут же слыша чуть погрусневший вздох Аири. Внутри Сону, кажется, что-то крошится на мелкие осколки, что остриём впиваются прямо в сердце — он конечно же понимал, что девочка может не принять его, но спокойнее от этого не становилось. — Расстроена, что у тебя нет мамы? — осторожно спрашивает он, заплетая вторую косу.       — Немножко, — булькает девочка, опуская ладонь на голову, чтобы пальцами пощупать осторожно заплетённые косы. — Знаешь, у моего одноклассника тоже есть только папа, и он говорил, что очень скучает по своей маме. Я не знаю свою маму, так что… — пожимает плечами она, замолкая, и Сону лишь может закусить губу, грустно вздохнув. — А как мне тебя теперь называть?       — Можешь называть так, как тебе удобнее. Но будет лучше, если ты будешь звать меня по имени, — подсказывает парень, расчесывая напоследок чёлку девочки.       — Ты очень хороший, — и вместо какого-либо ответа Сону утыкается носом ей в макушку, шепча тихое «Спасибо», и осторожно обнимает, чтобы не помешать созданию нового рисунка, за который принялась Аири.       — Давай поужинаем и потом уберём твои игрушки, договорились?       — А потом можно мне печеньку? — булькает она, поднимая на него свои кукольные глазки, и Сону знает, что отказать просто не сможет, поэтому кивает.       — Конечно! И посмотрим с тобой мультик. Пока папы нет, можем немножко побунтарничать и лечь спать в одиннадцать, — девочка радостно взвизгивает, бросаясь ему на шею, и весело хлопает в ладоши, поднимаясь с пола. — Поможешь мне накрыть на стол?       Вместо ответа Сону видит лишь скрывшуюся в дверном проеме девочку, что уже гремела посудой на кухне, кажется, расставляя тарелки. Сону чувствует теплоту и радость внутри себя, глядя на эту маленькую девочку с ее бесконечной энергией и неподдельным весельем. Ее просьбы так просты и невинны, но они наполняют его жизнь смыслом и радостью. Когда он встречает ее кукольные глазки, он не может удержаться от улыбки и соглашения, даже несмотря на то, что еще не знает, что его ждет дальше.       Взглядом, полным тепла и нежности, Сону следит за каждым движением девочки на кухне. Он видит, как она, сосредоточенно расставляя тарелки, создает порядок и уют вокруг себя. В этом мгновении, когда он смотрит на ее деятельность, словно проходит через него теплый ветерок надежды и любви. Сону погружается в мгновение, словно пленник счастья и радости, которые приносит ему эта маленькая девочка.       Смех Аири разносится по комнате, словно мелодия детства, напоминая о простоте и беспечности. Ее радость заразительна, и вместе с ней Сону чувствует, что даже самые маленькие моменты могут стать самыми важными и ценными.       Аири за ужином продолжает делиться какими-то рассказами, временами прерываясь на обсуждение сюжета любимого мультфильма, и радостно хихикает, когда Сону тычет пальцем в её пухлую от не пережеванного риса щеку. И когда девочка обнимает его, сонно бормоча что-то ему в грудь, Сону чувствует, как сердце замирает. В этот момент он осознает, что именно здесь, рядом с ней, он находит свой источник счастья и умиротворения, свой дом, куда всегда можно вернуться после тяжелого дня. И когда он смотрит в её мягкие глаза, наполненные детской невинностью и любовью, он чувствует, что каждый момент, проведенный с ней, становится сокровенным даром, который он бережно хранит в своем сердце.       Они не говорят друг другу больше ничего, лишь устраиваются на диване и включают какой-то мультфильм, о котором весь день лепетала Аири. Сону наблюдает за ней, как она с удовольствием втягивается в сюжет, смеется над шутками персонажей и восхищается яркими красками анимации. Его сердце наполняется благодарностью и любовью к этой маленькой девочке, которая принесла так много радости и смысла в его жизнь.       По истечению часа он уже медленно хлопает пушистыми ресницами, продолжая смотреть первый попавшийся фильм. Пульт лежит совсем близко, и переключить канал не составляет огромного труда, но парню банально лень двигаться. На его руке мирно сопит Аири, умилительно схватив чужую футболку в цепкую хватку маленьких ладоней. Она уснула всего около часа назад, смешно клюя носом при привычном просмотре мультика, и опрокинула голову на чужое плечо, не выпуская из своих объятий.       Сону из них выбираться и не хотел вовсе, только приобнял девочку и уткнулся носом в её уже растрепавшиеся волосы. Он отчаянно пытался бороться со сном, будто ждал кого-то, и лишь тепло улыбнулся, услышав копошение в прихожей. Рики, секунды спустя появившийся на пороге гостиной, выглядел не менее уставшим, чем Сону.       — Привет, — едва уловимо шепчет парень, садясь на корточки. Широкая ладонь тут же находит своё место на голове дочери, пока взгляд устремляется в сияющее созвездие чужих сонных глаз. — Как вы тут?       — Очень соскучились по тебе, — признаётся Сону, осторожно приподнимаясь на локтях, чтобы не разбудить вдруг заёрзавшую Аири. Он смотрит в уставшие глаза, что лишь теплотой взгляда напоминают ему привычный взор Рики, и касается мягких прядей его волос. — Ты напряжен. Дома всё хорошо? — парень лишь кивает, пытаясь выдавить улыбку, но получается крайне скверно. Он хмыкает каким-то своим мыслям, мотая головой, и ластится к Сону, кладя голову на его бёдра. — В холодильнике остался рис и карри с ужина. Хочешь, разогрею?       — Я сам. Поужинаю, и вернусь к вам, — словно мурлычет Рики, чувствуя в волосах чужую ладонь.       Несмотря на слова, парень не уходит. Он продолжает лежать головой на чужих ногах, наслаждаясь прикосновениями возлюбленного, и с трепетом наблюдает за тем, как очаровательно дрожат ресницы дочери, что трепещуще прижимается к руке Сону, не выпуская ткань его футболки из цепкой хватки своих маленьких ладоней.       Он чувствует то домашнее тепло, которого так не хватало в этой квартире. Его не раздражают даже разбросанные дочерью раскраски и игрушки, ему на них абсолютно плевать. Всё, что его волнует сейчас — спящая дочь в бережных объятиях сонного Сону. На нём всё та же одежда, что и утром, — лишь растянутую зипку он решил скинуть на диван, чтобы, видимо, капюшон и длинные рукава не мешали, — но Рики отчего-то ощущает себя безумным, чувствуя от парня аромат собственной квартиры, и ощущая уют и тепло, которое так отчаянно искал в ком-то.       И даже пригоревший рис и чуть недосоленное карри его ничуть не колышет. Он съедает всё до последней рисинки, даже не задумываясь о вкусе, потому что даже с мелкими недочётами всё равно, чёрт возьми, вкусно до жути. Ведь приготовлено родными руками и с любовью, которую Рики раньше никто не дарил. И парень, честно, готов расплакаться от этого.       Он едва сдерживает рвущиеся наружу слёзы, когда на пороге кухни показывается растрёпанная макушка Сону. Он смотрит осовелым взглядом, всё протирая сонный глаз, чтобы прогнать противную сонливость, и мягко растягивает губы в нежной улыбке, от которой в груди Нишимуры теплеет.       — Я уложил Аири в кровать, — едва уловимо произносит Сону, тут же оказываясь в медвежьих объятиях.       — Спасибо тебе, — шумно выдыхает Рики, упираясь лбом в сгиб чужого плеча.       Он шумно втягивает воздух, и уже въевшийся в подкорку мозга цветочный аромат Сону оседает теплотой в груди парня, которому будто мало ощущать запах. Он касается чужого тела руками и губами, оглаживает кожу, забираясь не под одежду, а, кажется, под кожу, чтобы по венам добраться до самого сердца. Сону на жадные касания лишь шумно выдыхает и время от времени поглядывает на дверь детской комнаты, из которой в любой момент может выскочить сонная девочка.       Самому Рики в этот момент, кажется, совсем плевать на спящую в соседней комнате дочь. Он хищно стискивает юношу в своих объятиях, продолжая облюбовывать его сладко пахнущую шею, и руками скользит по спине и бокам, жаждая забыть о прожитом дне, утонув в приятных ласках любимого человека.       — Я так скучал по тебе, Сону, — шумно шепчет он в горячую кожу, и тянет наверх чужую футболку, почти что успев обнажить бледное тело.       — Стой, стой, ты чего? Аири же может проснуться.       — Извини, — скомкано шепчет Рики, нехотя отстраняясь от парня, и разворачивается, чтобы упереться руками в кухонный островок, опустив голову. — Она, оказывается, уж очень похожа на свою мать, аж тошно от этого стало. Просто… Чёрт, зачем я вообще туда поехал? Чувствовал же, что что-то будет не так.       — Точно всё в порядке? Я же вижу, что ты чем-то расстроен. Расскажи, я выслушаю, — шелестит мягко Сону, невесомо прикасаясь к крепкому плечу.       — И что? Думаешь, твоё «выслушаю» в один миг решит мои проблемы? — рявкает Рики, и лишь секунды спустя понимает, что сказал любимому человеку. Сону всё ещё стоит рядом, виновато кусая губы, но мягко отнимает руку от его плеча и чуть отходит, явно намереваясь уйти. — Извини. Прости, Сону, извини, я не хотел тебе грубить, — шёпот парня отдаётся в ушах Сону жалким шумом, теряющимся где-то в пустоте кухни. Рики обнимает его со спины, лбом всё так же привычно тычась в основание шеи, и руками тонкую талию обвивает, не желая отпускать. — Я расскажу тебе всё, правда, но позже. Сейчас давай просто вот так постоим.       Они толпятся на кухне ещё без преувеличения минут пятнадцать, время от времени шепча что-то совсем глупое и до смешного абсурдное, и посмеиваются со своих же шуток, не отлипая друг от друга. Рики не хочется больше ничего — просто вот так стоять с Сону на кухне, рассказывая анекдоты, шумно выдыхать ему в волосы, и наслаждаться его теплом. Рики не хочет ничего, кроме Сону в своей квартире, своей постели, в своей жизни.       — Аири спрашивала о наших отношениях, — едва слышно шелестит Сону, невесомо поглаживая руки парня на своей талии.       — И что ты ей рассказал? — шепот Рики хриплый и лишен каких-либо эмоций. Он лишь льнёт грудью к спине возлюбленного, и дышит шумно ему в шею, потираясь носом о мягкую тёплую кожу.       — Правду. Кажется, она знала о них давно, — выдыхает Ким, откидывая голову на крепкое плечо. — Ты воспитал прекрасную дочь, Рики.       Нишимура лишь хмыкает. Он глупо молчит, дыша в чужую шею, и только сжимает в кулаках ткань чужой футболки, шумно выпуская воздух.       — Её мать была там, — мямлит Рики, вновь пряча лицо в изгибе шеи парня. — Мама звала меня к себе только для того, чтобы оповестить о её возвращении в Окаяму, а её родители говорили что-то про замужество, — роняет парень, горько усмехаясь. — Она такая наивная, Сону. Сказала, что хочет вернуть всё, как было; что исправится, что будет хорошей женой и заботливой матерью, но, сука, она же и оставила Аири. Вернулась на всё готовое с хорошим образованием и родительскими деньгами, как будто насмехается надо мной, — Сону в ответ на гневный монолог только губы в тонкую полоску сжимает, и поглаживает увитые выпуклыми венами руки парня. — Она не знает каково это не спать всю ночь, и обтирать Аири мокрым полотенцем, потому что та подцепила в садике простуду. Она не знает её любимый цвет, и что она обожает сырные шарики на перекус. Да она даже имени её не знала, какая из неё мать? — рявкает парень, отстраняясь от возлюбленного с шумным выдохом. — Я так устал от всего этого, Сону, — едва различимо шелестит он, впиваясь пальцами в волосы на затылке, и нервно потирает лицо руками, будто пытается стереть с себя кожу.       — Всё будет хорошо, слышишь? Я рядом, я всегда тебе помогу, — тихо произносит Ким, обхватывая лицо парня мягкими руками. В чужих глазах — усталость, отчаяние и пробивающиеся сквозь толщу непоколебимости слёзы, что усеивают карие глаза сияющими звёздами. — Тебе нужно отдохнуть и забыть про этот день.       — Останешься со мной?       Сону лишь кивает. Конечно он останется. Сегодня в квартире Рики, и навсегда — в его сердце. Он останется, чтобы подарить измученному и разбитому сердцу частичку своей любви и столь желанного тепла, в котором Рики так нуждается. Он останется, чтобы охранять чужой тревожный сон и вытирать одинокие слёзы с впалых щёк. Сону останется здесь навсегда, напоминая о своем присутствии запахом лавандовых духов и мягкостью огромной толстовки, сброшенной на диван, что совсем скоро поселится ярким пятном на полке в шкафу Нишимуры. Он останется с ним.