Худшая

Усевшись поудобнее на нагретом солнцем песке, Гермиона нажала на прямоугольник со стрелкой. Её дыхание от волнения на миг остановилось. Сперва из диктофона раздался какой-то треск, затем прозвучал голос Полумны. «— Итак, начинаем. Сперва назови своё полное имя. И кратко расскажи, кто ты.» Грейнджер невольно улыбнулась, услышав подругу. Последний месяц они в основном обменивались письмами, и было приятно вновь слышать её слегка медлительную речь. Пусть и на записи. «— Я — Драко Люциус Малфой. Чистокровный волшебник, Пожиратель Смерти... » От этого голоса по спине девушки пробежали мурашки, а сердце, казалось, рухнуло куда-то в желудок. Она крепко стиснула зубы, пытаясь сдержать нахлынувшие слёзы. Но всё то, что Гермиона услышала потом, не оставило никакого шанса глазам остаться сухими.

***

Тем временем главный герой этой записи задумчиво бродил по её бывшей комнате. Малфой сразу почувствовал в воздухе сладкий аромат духов, от которого сердце забилось чуть чаще. «Неужели она...была здесь?» Он заметил на кровати грязные, порванные вещи — и сразу узнал наряд, в котором Грейнджер сражалась в Хогвартсе. Затем парень провёл пальцами по столешнице, стряхнул с них пыль — судя по толщине слоя, девушки здесь давно не бывало. Взгляд медленно переплыл на знакомый розовый кардиган, закрывающий какой-то странный предмет. Кажется, именно этот кардиган он стягивал с неё тогда, в той палатке... Рука сама потянулась к вещи. А через миг Драко уже жадно втягивал носом запах её духов и тела, что так хорошо сохранила в себе тонкая шерсть. Он нюхал кофту раз за разом, болезненно жмурясь от непонятных эмоций, возникающих в груди. Всё же запахи — лучшие хранители воспоминаний. Лучше может быть только... Омут Памяти? Взгляд упал на чашу, стоящую на столе. Сердце забилось сильнее. Малфой медленно подошёл ближе, не веря своим глазам. Неужели это Омут? Её личный? Парень остановился, не решаясь заглянуть. Но сделать это хотелось так сильно, что мелко дрожали пальцы, всё ещё сжимающие тонкую ткань кардигана. Немного поколебавшись, Драко всё же решительно подошёл к сосуду и окунул лицо в серебристую жидкость.

***

« — Хорошо, Драко Малфой. Поведай, зачем ты служишь Тёмному Лорду. — Я ему... не служу.» Было слышно, как тяжело парню давалось каждое слово. Он будто всеми силами старался удержать звуки, которые вылетали изо рта против воли. Гермиона стиснула зубы, неосознанно перенося на себя его боль. « — Что это значит? Объясни. — Это значит, что я... Я и моя семья... Мы вынуждены. Иначе нам конец. Но я... Я ненавижу его. Ненавижу Пожирателей. — Почему же? — Это кучка уродов, возомнивших себя особенными. Но на самом деле они грязные, мерзкие и бесчеловечные твари. И даже Азкабан для них — курорт, которого они не заслуживают. — Любопытно, Драко. Откуда такая ненависть? — Они... Они пытали моего отца. Насмехались над матерью. Заставляли меня убить Дамблдора... А я не хотел этого! Не хотел!» Голос Малфоя сорвался. В нём явственно слышались слёзы. Грейнджер тоже не могла больше сдерживать своих. « — Прости, я понимаю, как тебе тяжело об этом говорить. Давай сменим тему. Расскажи, что ты знаешь о заклятии Погружения. — Ничего. Беллатриса что-то болтала, мол, Тёмный Лорд хочет опробовать его на ком-то... Но я ничего не знал. — Знал ли ты, что они хотят подвергнуть заклятию Гермиону? — Нет. — А ты видел, как его накладывали? — Нет. Меня не было в той комнате. — То есть, ты не знаешь, что является ключом? — Нет, не знаю. — Как думаешь, ты можешь быть им? — Возможно. Но я не уверен. — Драко, объясни, почему ты мог бы им быть. — Грейнджер ненавидит меня. А значит, никогда бы не стала делать что-то из того, что они придумают... Любовь там, или поцелуй... — Почему ты думаешь, что Гермиона ненавидит тебя? — Я... Я ужасно поступал с ней. Оскорблял её. Издевался над её друзьями. Это очевидно. — Зачем ты это делал? — Я... Не знаю... Я злился. — На что? — Поттера все любят. Он особенный, избранный... У него всё получается, за что бы он ни брался. — Но разве ты сам - не такой же? Ты ведь тоже один из лучших учеников. У тебя есть статус, деньги, друзья... И, в отличие от Гарри, у тебя есть родители. — Многое из того, что ты назвала - фикция. Мой отец никогда не был мной доволен, как бы я ни старался. Он всегда находил, кого получше поставить в пример. И я всегда в его глазах проигрывал. А значит, и в своих собственных был лузером. — Но при чём здесь Гарри? — У него всё получалось... Как будто бы легко, играючи. Он не прикладывал столько же усилий, сколько прикладывал я. Но получал всё. И его все любили... По крайней мере, именно так я думал, когда был ребёнком. — А сейчас не думаешь? — Сейчас... Всё стало сложнее. Мы все одинаково страдаем. И, что самое смешное, страдаем от одного и того же существа, что возомнило себя владельцем мира. — Ты о Том, кого нельзя называть? — Именно. — Ты винишь именно его в своих страданиях? — Нет. — А кого ещё? — С..Себя. Я сам не заслуживаю того, что есть у Поттера. Потому что полон ненависти.» Гермиона зажала паузу, чтобы перевести дыхание. Слёзы на её глазах почти высохли. Только плечи продолжали дрожать, словно от озноба. Девушка обратила взор к морю — его бескрайний горизонт и спокойный шелест волн вернули её в реальность, подарив немного спокойствия. Но всё же не терпелось дослушать содержимое кассеты. А потому Грейнджер снова нажала на «Play», задержав дыхание. « — И всё же расскажи мне, Драко. Хотел бы ты помочь Гермионе вернуться в реальный мир? — Да. Хотел бы. — Почему? — Она... Умная и способная. Она точно поможет Поттеру победить его. — Ещё причины? — Я... Не понимаю... — Хорошо. Я перефразирую вопрос. Как ты относишься к грязнокровкам? — Мне... Плевать на них. — Серьёзно? Разве ты не помешан на чистоте крови? — Это навязчивая идея моего отца, которую он с детства пытался внедрить мне. Но, взрослея, я осознал, что мне... совершенно плевать, у кого какая кровь. И на маглов тоже. — Ты... ненавидишь своего отца за это? — Н...нет. Думал, что ненавижу. Я злюсь на него, безумно злюсь... И наверное, даже не смогу с ним когда-либо искренне поговорить... Но я не ненавижу его. Он... мой отец. — Хорошо, Драко. Прости, что затрагиваю столь личные темы. Просто мне нужны гарантии, чтобы эта кассета могла защитить нас... — Я понимаю. Я бы поступил так же. — Последний вопрос... Что ты чувствуешь по отношению к Гермионе? .....» Грейнджер показалось, что запись кончилась — так долго Малфой молчал. Но, когда она уже собралась открыть отсек и проверить кассету, из диктофона раздалось: « — Я... Я... Чёрт. Не хочу отвечать. — Выбора у тебя не много, прости. Сыворотка ещё действует. — Я....» Казалось, что Драко бросил весь остаток сил на сопротивление этому ответу. Гермиона слышала странные глухие звуки — кажется, парень стонал. И даже начал биться затылком об стену. Девушка напрягла каждый орган и почти засунула диктофон себе в ухо, ожидая ответ. « — Драко... Прекрати так делать. Я повторю вопрос. Как ты относишься к Гермионе Грейнджер? — Я... Я... Люблю её. — Что?!» Казалось, даже Полумна была в шоке от услышанного. Не говоря уже о Гермионе, которая зажмурилась и застыла, сжав диктофон в руке так крепко, что его пластиковый корпус издал лёгкий хруст. « — Я люблю её. Я так долго отрицал это. Чёрт! — Но ты ведь называл её грязнокровкой! — Я внушал и повторял это себе, надеясь, что навязчивая идея отца поможет справиться с этим проклятым чувством... — Зачем тебе с ним справляться? — А есть выбор? Разве она... Посмотрит на меня после всего того, что я натворил и наговорил? Разве нужен ей такой, как я? Разве заслуживает она косых взглядов моего отца, который никогда не примет её в нашем доме с любовью и уважением? Я хотел бы, чтобы она была счастлива. Со мной она бы не обрела счастья. — И ты решил... Скрывать свои чувства? — О да. Я похоронил их так глубоко, что даже себе не мог признаться. Только иногда... Вот дерьмо... лёжа ночью в кровати, я представляю другой мир... В котором мы могли бы быть вместе без препятствий. — Как выглядит этот мир? — В нём людей не делят по крови. А ещё там нет моего отца... И Поттера, который во всём меня лучше. — Почему ты не признаешься ей? — Я не смогу. Знаю, что она меня отвергнет. Особенно после стольких лет издевательств... У меня нет шансов. — Почему ты не пробовал изменить своё поведение с ней, с Гарри? Чтобы получить этот шанс... — Я... Не могу. Уже поздно. Слишком поздно что-то менять, чёрт возьми. Пожалуйста, прекрати об этом спрашивать. — Ладно... Тогда на этом мы заканчиваем наш разговор под запись. Готов ли ты помочь спасти Гермиону в обмен на эту кассету? — Да. Я сделаю что угодно, чтобы она не попала ни в чьи руки. — Это очень хорошо. Я верю тебе, Драко». Слёзы лились по щекам, скапливались на подбородке и падали вниз, мгновенно впитываясь в песок. Гермиона всё ещё сжимала в руках диктофон, хотя из него теперь звучал только белый шум. Рот девушки был приоткрыт, губы высохли то ли от слёз, то ли от солёного ветра. А глаза смотрели в горизонт. В груди одновременно сражались счастье и боль. И волшебница не понимала, что из этого она чувствует сильнее.

***

Вынырнув из Омута, Драко застыл, уставившись в одну точку. Только что он видел нечто невообразимое — развязную, распутную и дерзкую Грейнджер, что заигрывала с парнями, строила козни собственным друзьям из реальности, и... Кажется, была влюблена в него. Пыталась соблазнить его. И... пожертвовала собой ради него. Часть воспоминаний была, очевидно, стёрта. Потому всё было понятно не до конца. Но Драко чётко понимал одно — она приняла на себя Аваду, чтобы не дать ему умереть. И всё это выглядело так реально — не знай он правды, решил бы, что только что видел настоящие события. Парню вдруг стало безумно стыдно за то, как он вёл себя с Гермионой. Как насмехался над происходящим в заклятии, как резко обрубил все её попытки поговорить об этом... «Она ведь чувствовала всё это, как настоящую жизнь... И, наверняка, страдала. Какой же я кретин!» Малфой вылетел из комнаты, спустился по лестнице. Быстро прошёл через гостиную и вырвался наружу, вдыхая солоноватый морской бриз. Ему хотелось немного пройтись, освежить мысли. Всё внутри до сих пор взволнованно колотилось, а перед глазами стояла картина их поцелуя из видений. Повернувшись вправо, Драко вдруг застыл. Вдали, у кромки берега, он заметил силуэт. Который мозг узнал не сразу, но зато мгновенно распознало сердце — оно усиленно забилось, спровоцировав выброс адреналина. Маг сжал пальцы в кулаки и решительно направился туда.

***

Гермиона медленно поднялась с песка, отряхнула колени. Снова взглянула на диктофон. Затем хотела убрать его в сумочку, но вспомнила, что оставила ту в доме. Мысли путались, дыхание перехватывало. В ушах всё ещё звучал голос, что говорил через силу, боль и годами подавляемые эмоции: «Я... Я... Люблю её.» Грейнджер не знала, что ей делать дальше. Она не понимала, как жить с услышанной информацией. И где искать Драко. Что сказать ему, если найдёт... Девушке хотелось разрыдаться от всех этих смешанных чувств, что кипели в груди. Развернувшись, чтобы вернуться в дом, Гермиона вдруг растерянно замерла. Ей навстречу шёл... Малфой. Одетый в лёгкую белую рубашку, что развевалась на ветру, светлые льняные брюки... Как всегда аккуратно причёсанный, серьёзный и сосредоточенный. Не сумев сдержать порыва, девушка кинулась ему навстречу, обхватила руками и уткнулась носом в грудь, ощущая аромат мяты, хвои и морской воды. А затем зашептала, чувствуя, как срывается дыхание: — Ты здесь, Драко... Ты здесь... Драко молчал. Он лишь нежно провёл ладонью по её макушке, спустившись по волосам до плеча. Затем ласково отодвинул Грейнджер от себя, приподнял её голову за подбородок. Заглянув в его глаза, Гермиона ощутила внутри такой взрыв непонятных эмоций, что смогла лишь резко выдохнуть. Казалось, тело Малфоя тоже дрожало от волнения. Он смотрел на неё совсем как в том заклятии, когда состоялся их последний разговор. С молчаливой мольбой, нежностью и скрытой болью во взгляде. — Я... Заглянул в твой Омут, — наконец, произнёс он. — Если хочешь, я всё сотру, — шептала девушка. — И забуду. — Я не хочу, — помотал головой Драко. — Только если ты сама...хочешь. Грейнджер улыбнулась, слегка отодвинулась от него и показала диктофон, который всё ещё сжимала в руке. — Я тоже кое-куда заглянула. Малфой опешил. Сначала в его радужках промелькнуло непонимание, затем — злость, а затем... Он перевёл глаза на Гермиону, и в них читалось только мирное принятие ситуации. — Ох и наболтал я там, — парень смущённо рассмеялся, — Лавгуд сделала копию, да? Так и думал. Грейнджер молча закивала, не в силах сдержать улыбку. И слёзы тоже. Они блестели в её глазах, не успевая высыхать на ветру. — Теперь ты всё знаешь. Драко заглядывал ей в глаза с надеждой и тоской, бережно гладил пальцами её обветренную щёку... Гермиона смотрела на него, не веря собственному счастью. Ей было одновременно очень хорошо и очень больно — от того, что они потеряли столько времени. От того, что она жила в незнании. От того, что когда-то искренне его ненавидела. — Ты... Любишь меня? Это действительно так? — пролепетала волшебница, ощущая, как её лицо само приобретает болезненно-нежное выражение. Глаза Малфоя засияли как-то по особенному. — Я ведь сам сказал... — произнёс парень. — Какой бы ты ни была. И в каком бы мире мы ни были... Он приблизился к её губам, горячо шепнув прямо в них: — Я люблю тебя, Грейнджер. Я весь твой, до последнего вздоха. Их они слились в поцелуе. Казалось, даже шумное море притихло, наблюдая за этим волнительным и чувственным объединением двух тоскующих сердец. Сердец, что, наконец, обрели друг друга. Окончательно и навсегда.