kneel kiss kill.

в какой-то момент отрицать очевидное становится невозможно, хоть лоуренс и пытается. он забывает купить продукты, потому что перестаёт чувствовать голод, знает, что нужно одеться теплее не потому, что холодно, а потому что на него странно косятся на работе, когда он приходит без куртки и в осенних кедах. он не умирает, когда ему вспарывают живот. что-то было не так. что-то уже давно было не так, но после того, как он проводит полчаса, зашивая рану на животе, пытаясь не дать кишкам выпасть обратно, он перестаёт закрывать на это глаза. всё начинается с малого. сидя в пустой ванной, раздетый до гола, он берёт скальпель и делает надрез. вид собственной крови уже привычен, его не тошнит, голова не кружится. он позволяет тонкой струйке течь какое-то время, перед тем, как ему надоедает, и он делает разрез шире и глубже. теперь кровь бьёт маленьким фонтанчиком, если повернуть запястье разрезом вверх, и это выбивает из лоуренса улыбку. редкое зрелище. но смотреть некому. поэтому он режет снова, в этот раз для результата. кожа расходится под лезвием легко, слишком легко, у него есть с чем сравнивать. но лоуренс не пугается, а может даже не замечает. знакомый запах не заставляет морщиться, но слабость появляется неотвратимо, разочаровывает быстротой своего прихода. он не боится, только тяжело вздыхает, откидываясь назад и закрывая глаза. кто же знал, что путь к реке всё это время был настолько прост. впервые за долгое время ему действительно хорошо. нет страха за оставшееся валяться где-то там тело, нет волнения и переживаний. наконец всё можно отпустить… растения. он оставит свои растения? они же не выживут. они слабые. они в нём нуждаются. он не может оставить их. так ведь? отмывать кровь не так сложно. сложно — зашивать себя одной рукой. но он справляется. и очень старается игнорировать тёмные пятна, которыми местами пошла его кожа. в следующий раз он идёт подготовленным. он позволяет растениям, которые должны были умереть, сделать это. растения, которые должны жить, поливает, в некоторые горшки досыпает удобрение. он не может уйти насовсем, но в этот раз у него больше времени. он не знает, сколько этого самого времени проходит, но когда он решает вернуться, он… не может двинуться. глаза бегают, воздух, хоть и с трудом, но поступает в лёгкие, но мускулы будто бы превратились в камень. это не далеко от правды. трупное окоченение, закономерно наступившее после, ну… смерти. в ванной нет окон, лоуренс не знает сколько времени прошло. он практически уверен, что пропустил работу. и почему-то думает об этом только сейчас, а не заранее. он никогда не отличался талантом к планированию. он боится, что проведёт так всю свою жизнь. которая, как выяснилось, вполне вероятно, не будет иметь конца. вечность. он проведёт вечность в собственной ванной, залитый собственной кровью, вынужденный краем глаза наблюдать как погибнут его растения, как покроется плесенью потолок, как он обрушится… нет, перед тем как это случится его кто-нибудь да найдёт. хотя бы арендодатель. а что потом? ему, как трупу, которым он и является, закроют глаза и… похоронят? и без того напряжённое горло зажимается ещё сильнее. зачем он вернулся? зачем? так глупо, так опрометчиво. он мог остаться там, где спокойно, где полумрак и ничего кроме медленного течения воды по ногам. а теперь он не может уйти, потому что чтобы уйти ему нужно умереть, а как умереть если ты уже мёртв? он обречён. застрять в этом теле, в этом кожаном мешке с кровью и костями навечно. его похоронят, мир погрузится в беспросветную, бесконечную темноту. как быстро он сойдёт с ума? начнёт слышать голоса, которых на самом деле нет? что будет делать, чувствовать, когда опарыши поселятся под кожей, наплодят себе подобных, когда от его тела останется ничего? будет ли он всё ещё существовать? чем он, в своей сущности является, если не… сдавленный, болезненный всхлип вырывается из горла. звук жалкий и обречённый, но. но. это звук. который нельзя издать, если голосовые связки, как и всё остальное тело сковало параличом. ещё одно закономерное явление, происходящее с мертвым телом. трупное окоченение в какой-то момент спадает. не сразу, сначала ло может двигаться совсем немного, но и это приносит ему чрезвычайную эйфорию. через какое-то время он подтягивает руки, упирается локтями в дно ванной. проходит ещё бесконечно долго, но поднимает корпус. постепенно, к вертикальному положению. в этот раз отмывать приходится не только кровь, но и это для него не что-то новое. просто не совсем приятное на запах. лоуренс готов уйти насовсем. просто сначала нужно со всем закончить. у него находится на удивление много дел. растения, работа, ещё один проект который он очень хочет сделать, ещё один кусок пиццы, которую он теперь, кажется, не обязан есть, как и любую другую еду, но всё-таки хочет, потому что дело ведь не обязательно в насыщении. лоуренс не принадлежит этому миру, так он считал с раннего детства. и променять его на бесконечное спокойствие готов в любой момент. просто если этот момент будет немного попозже, он не станет возражать. в конце концов, в следующий раз ему точно нужно уйти насовсем и ни в коем случае не возвращаться. чтобы снова не застрять.