квинтэссенция штампов

«тело — пристанище пойла, которое он вливает в себя порционно каждую субботу. тело — полость, которая начнет сжиматься от давления, если ее не заполнить», — удивительно, как простое знакомство, вылившееся океаном нежности в его тело, может отмыть его от привычного распорядка жизни, как от грязи. хотя не то чтобы юнги сопротивлялся — это однозначно ускорило процесс. был бы он не настроен на общение — хрен бы что вышло. с другой стороны — он не припомнит, чтобы когда-либо рьяно сопротивлялся хорошим взаимоотношениям с кем-то. январский мороз — так привычно — выстуживает маленькую застекленную лоджию. юнги открыл окно — в чужих алкогольных и никотиновых парах и удушливой пустоте дышать тяжковато, но можно. снова — корпоратив. от холода трясет, но он пока не закрывает — юнги не очень жалует жару, а в объятиях чонгука всегда достаточно жарко. нужно же как-то выживать в этом несправедливом мире буквально горячих парней. дверь в курилку звонко хлопает — то ли из-за эмоций, то ли из-за образовавшегося ненадолго сквозняка, и в его большое одиночество врывается большой человек. очень значимый. юнги косо смотрит на ворвавшегося, признавая в нем нового-старого сотрудника своего отдела, фото которого видел в недавно просмотренных личных делах: чон чонгук, двадцать четыре года. спрашивает зачем-то — ему ведь не особо нужен ответ: — чего взбеленился? — а? — взвинченный парень ошалело таращится на неожиданного гостя: взмыленность и общая расфокусированность читаются на раз-два. — да так, — прищуривается, узнавая в юнги — искомого весь вечер человека, — разборки с местным начальством скоро будут. юнги незаметно усмехается, параллельно тому, как сытая усмешка появляется на губах чонгука, — это весело. ему весело. сильнее всего в момент, как изнутри защелкивается дверь — а случилось-то что, — и добавляет это сближающее, стирающее границы, — чувак? юнги может себе позволить фамильярничать. он, как и всегда, одет не слишком презентабельно, чтобы можно было подумать, что он кто-то важный: но не для чонгука. все-таки их положение относительно друг друга поменялось уж слишком радикально. чонгук, давно уж принятый стажер, хмыкает. — одного журавля словить пытаюсь. юнги упорно сдерживает ухмылку и зудящее желание себя выдать явное веселье прямо сейчас. чонгук приближается, закрывая окно, а затем выставляя руки по обе стороны от мина, а последний даже не отклоняется назад. только выжидающе смотрит, с весельцой склоняя голову набок. — синица на гриле была так уж плоха? — хрипло уточняет юнги. — не понимаю, о чем ты, — монотонно бормочет чонгук, склоняясь совсем уж близко: заставляя изнывать от того, как хочется вмазать свою переносицу в чоновскую. руки чонгука копаются в джинсах — и хорошо, если бы своих. — и каков план по захвату журавля? — юнги откидывает голову назад, хватаясь за одежду чонгука и уводя их в угол, из которого сложнее увидеть их двоих. — импровизация? — легкий смешок в губы. — разве начальство тебя не учило, что лучшая импровизация — тщательно разработанный план? — ни разу не видел начальства, — и рукой обводит область ребер юнги, перехватывая чужой вздох. — в радиусе обзора только вечно недовольная рожа хосока, когда я лажаю с количеством сахара в его кофе. — ты бы осторожнее был со словами, — мягко улыбается, — мало ли на начальство нарвешься. — ага, еще скажи, что земля плоская, — сипит чонгук, когда юнги берет инициативу на себя, вжимая того в стену. — и все-таки наше знакомство было дебильным, — сокрушенно смеется юнги, мягко оттягивая волосы чонгука вниз. — только знакомство? — подмигивает парень, чмокая миновский нос. юнги закатывает глаза и, быстро разделываясь с ремнем, рывком стягивает штаны с чонгука.