Ты - мой!

Ориджиналы
Слэш
В процессе
NC-17
Ты - мой!
автор
бета
Описание
Я смотрел на него, а он на меня. В моей голове был просто настоящий раздрай. Боже, когда это случилось? Когда я начал ТАК обращать на него внимание? Рома, стоял передо мной и зол был, как никогда. За все то время, как мы дружим, он называл меня Сашей только несколько раз, и то, только тогда, когда я реально накосячил. Но не в этот раз! В этот раз я не накосячил... Я сделал намного хуже! Я, блядь, влюбился в своего лучшего друга.
Примечания
Это моя первая работа, так что не судите строго:)
Содержание Вперед

Часть 9.

— Добро пожаловать на борт рейса триста один из Анталии в Москву. Пожалуйста, пристегните ремни безопасности и подготовьтесь к взлёту. Спасибо за внимание. Я сидел у окна, вглядываясь в небесную бескрайность, ожидая, когда бортпроводник закончит свою приветственную речь. Небо, синее и бескрайнее, будто бы обещало утешение, которого я так жаждал. Теперь, когда мы покидали землю, я смог наконец-то вздохнуть. Отпуск закончился, и хотя это должно было принести мне облегчение, я чувствовал себя только хуже. Повернувшись к окну, я видел пустоту, как и на месте рядом со мной. Пустое кресло напоминало мне о пустоте в моей душе. Это было место моего лучшего друга. Ромыч. Всплеск эмоций, который я старался держать в узде, вновь захлестнул меня, словно буря, разрывая мою душу на части. На первый взгляд, никто бы не догадался, что внутри я просто разлагаюсь на молекулы. Обычный турист, возвращающийся домой после отпуска, но внутри меня горел огонь, который разрывал меня на части. Чувства, которые я бы так хотел выключить, как переключатель света, оставались там, внутри, как тяжёлый груз, который я не мог отбросить. Мой разорванный разум не давал мне покоя, возвращаясь к воспоминаниям: отель, номер, последний день… Наш первый поцелуй. Я снова перенёсся в воспоминания. — Блядь, Саша, что происходит? Что не так? Ромыч был на пределе, но из-за всего, что творилось в моей голове, я этого даже не заметил. Меня переполняли гнев и отчаяние. — Успокоился? — его голос прозвучал грозно, словно гром, прокатившийся по безоблачному небу. Он прижал меня к себе своим телом, его сила ощущалась так близко, словно мы стали одним целым. Именно в этот момент до меня дошло, что я начинаю терять контроль. Его запах окутывал меня, заставляя забыть обо всём, кроме него. Его тело было настолько близко, что казалось, будто мы срослись вместе, став одним неразделимым целым. И в этой близости я почувствовал то, что не должен был чувствовать. Возбуждение. Я знал, что это неправильно, но было уже поздно. В этот момент я осознал, что я теряю себя в нём, погружаясь в бездонную пропасть. Я посмотрел на своего лучшего друга и увидел, как его взгляд, которые пылал злостью пару секунд назад, внезапно преобразился, отражая нечто совершенно иное — удивление и испуг. Эту эмоцию нельзя было спутать ни с чем другим. До друга наконец-то начинало доходить… Да, стояк был нехилый. Я хотел Ромыча так, как не хотел ни одну девушку. — Саша… — голос друга был еле слышен. В нём было всё: испуг, неверие, мольба. Его глаза молили: «Скажи… Скажи, что это не то, что я почувствовал». Но в этот момент я окончательно пропал. Не осталось ничего кроме Ромыча, разбивая меня на мелкие осколки. Я больше не мог терпеть. Мой взгляд зацепился за то, что я жаждал больше всего в этот момент. Я закрыл глаза и, не дав себе время на раздумья, поцеловал его. Как только наши губы соединились, я почувствовал, как будто весь мир замер, словно время остановилось, преклоняясь перед этим моментом. Это было нечто невероятное, несравненное. Мои губы растворились в его губах, словно они были созданы только для него. Только для Ромыча. Это было всего лишь касание губами, не больше. Но это было в тысячу раз лучше, чем с кем-либо. В этот момент я осознал, что все мои предыдущие отношения оказались лишь тенью этого, подделкой. Никогда у меня не сносило крышу так, как сейчас. Мои пальцы потянулись к его телу, жаждущие большего контакта, большей близости. Ощущение его кожи под моими пальцами было божественным — мягким, тёплым, притягивающим. Я хотел погрузиться в этот поцелуй всем своим существом, забыв обо всём остальном. Но в этот самый момент я начал осознавать, что что-то не так. Ко мне начал возвращаться рассудок. Меня охватил самый настоящий ужас, когда, не прекращая поцелуя, я открыл глаза и увидел, что глаза Ромыча также открыты. Он не отталкивал, но и не отвечал. В его взгляде было что-то неподвижное, застывшее, словно он застрял в этом моменте вместе со мной. Друг смотрел на меня с таким невероятным шоком, что сразу было понятно, что он не знает, как реагировать на происходящее. Обычно Ромыч был скуп на эмоции. Но сейчас в его глазах я увидел море всего: ужас, недоумение, возможно даже отчаяние. Я почувствовал, как внутри меня кипят страх и беспомощность. Я понял, что только что сделал что-то, что может разрушить всё. Моя грудь начала сжиматься, словно воздух исчез из моих лёгких. Я начал задыхаться, пытаясь вдохнуть воздух, который, казалось, внезапно исчез. В этот момент я забыл обо всём, что знал о способах контроля над своим телом. Я забыл, что можно дышать через нос; мои губы все так же были прижаты к губам Ромыча, и я не мог оторвать их. Наконец, я разорвал наш поцелуй, вырвавшись из этого странного, замкнутого мира, который мы создали, и вдохнул свежий воздух, словно спасаясь от утопления в собственных эмоциях. Я чувствовал, как мой разум начинает освобождаться от оков паники, и я вновь стал воспринимать мир вокруг себя. И тогда меня начала заполнять злость — на себя, на Ромыча, на этот проклятый поцелуй, который вскрыл бездонную пропасть в моей душе. Схватив друга за плечи, я со всей силы оттолкнул его от себя, словно пытаясь оттолкнуть от себя все эти чувства и эмоции, что захлестнули меня внезапно и безжалостно. Мы резко встали и посмотрели друг на друга. Я — с яростью и отчаянием, а друг — с неверием в происходящее. — Саня… Что… — друг не мог найти подходящих слов. Пока он говорил, Ромыч поднес руку и вытер губы. Это был простой жест, но для меня он означал гораздо больше. В этом жесте я увидел некое подтверждение того, что наш поцелуй был ему неприятен. Может, так оно и было? А может, это был просто инстинктивный жест, лишь отражение его удивления? Но для меня он превратился в катастрофический сигнал, в знак того, что я перешёл границу, которую нельзя было пересекать. — Саня… Блядь, что… — Ромыч попытался ещё что-то сказать, но я не предоставил ему этого шанса. — Уходи! — закричал я со всей мощи. — Оставь меня в покое! — Саня… — друг ещё не оставлял попыток. Я смотрел на Ромыча и видел, что ему также тяжело, как и мне. Он всегда был скалой, за которой нельзя было угадать, что он думает или чувствует. Но не сейчас. Сейчас маска треснула. Теперь его глаза отражали не только удивление и испуг, но и горе, смятение и даже страх перед тем, что произошло. Я чувствовал его эмоции даже на расстоянии. Закрыв глаза, я произнёс слова, не дающие ему другого выхода: — Уходи… Или уйду я. Эти слова вырвались из меня как последний акт отчаяния, как попытка защитить себя от боли и хаоса, охвативших мою душу. Я не знал, что будет дальше, но одно было ясно — ничто уже не будет таким, как прежде. Наступила тишина, нарушаемая только нашим тяжёлым дыханием и сердцебиением. Это был момент, когда время, казалось, замерло, а вокруг нас стояла непроницаемая стена молчания. Но даже в этой тишине я чувствовал, как наша дружба рушится под тяжестью того, что я сделал. Я не знал, как дальше жить с этим знанием, но сейчас было слишком рано думать о будущем. Сейчас я просто стоял там, с закрытыми глазами, чувствуя, как мир вокруг меня разваливается, кусочек за кусочком. Я так и стоял с закрытыми глазами, поглощённый своими мыслями, пока наконец-то не услышал звук захлопнувшейся двери. Этот звук разорвал тишину, словно сигнал, что всё изменилось навсегда. Ноги перестали держать меня, словно подводная лодка, лишённая поддержки, и я обессиленно осел на пол. Сердце билось так сильно, что казалось, оно хочет выскочить из груди. В голове кружились смутные мысли, а эмоции, словно неудержимая волна, заливали моё сознание. Я чувствовал себя потерянным и опустошённым, словно внутри меня открылась пропасть, в которую я угодил без надежды на спасение. Я был один, со своими мыслями, с моими ошибками, с моей болью. Не знаю, сколько я просидел в таком состоянии. Может, минут десять, а может час, пока из этого стояния меня не вырвал телефонный звонок. Я медленно поднялся с пола. Рука дрожала, пока я вытягивал телефон из кармана. — Слушаю… — я даже не узнал своего голоса, настолько он был сиплым. — Саня, ну ты где? — это был Лёва. Не знаю, как я нашёл в себе силы, но следующие слова я произнёс уже обычным тоном, услышав который, никто не смог бы заподозрить, что со мной творится. — Лёва, я бы с удовольствием, но я на сегодня занят. Только что наткнулся на соседочку из соседнего номера и… — Блядь, Саня, ты неисправим… — я слышал в голосе друга нотки разочарования. — Ладно, давай, только там не переусердствуй. Кстати, что с Ромычем? Вылетел, как угорелый и… — Лёва, всё, пока, соседка пришла, — я нажал на отбой, как только услышал слова о Ромыче. Мои пальцы всё ещё дрожали. Я был не готов говорить о нём. Только не сейчас. Осмотревшись, мой взгляд наткнулся на то, что мне было нужно в этот момент больше всего. Минибар. Открыв дверцу, я вгляделся в разнообразие бутылок и банок, словно они были моим единственным спасением от мрачных мыслей и чувств, что поглотили меня. Я протянул руку и схватил бутылку виски, сливаясь с её холодным стеклом, словно пытаясь забыть обо всём хотя бы на некоторое время. Мой первый глоток окутал меня приятным огнём, согревая изнутри. Я пил из бутылки, не переставая, пока не опустошил её наполовину. И тогда пришло облегчение. Я знал, что алкоголь не решение, но в этот момент мне было плевать. Мне нужно было забыться, и мне это удалось. Я погружался в туман алкогольного опьянения, позволяя ему размывать грани реальности и времени. Виски становился моим временным убежищем от боли и хаоса, которые охватили меня. Не знаю, сколько я выпил, но когда я проснулся на следующий день, понял по сильному похмелью, что выпито было немало. Утренний свет проникал сквозь щели в занавесках, ударяя по моим глазам, напоминая мне о цене, которую пришлось заплатить за побег от реальности. Осмотревшись, я увидел, что мои вещи были разбросаны также, как вчера. Кровать Ромыча была заправлена. Всё было на своих местах. Посмотрев на время, я увидел, что на часах пять утра. И тогда пришло ещё одно понимание — Ромыч не пришёл ночевать. — Чего-нибудь желаете? — из воспоминания меня вырвал голос стюардессы. Я приземлился обратно в настоящее, приветствуя привычные звуки и запахи самолёта. Взглядом я окинул кабину и увидел стюардессу, ждущую моего ответа. Но мой разум всё ещё был занят событиями прошлой ночи. Я попытался сконцентрироваться на настоящем и спросил: — Что? — Желаете чего-нибудь? Сок, вода, шампанское, пиво… Пока я пытался собрать свои мысли, стюардесса продолжала перечислять напитки. Я чувствовал, что моя голова всё ещё кружится от последствий алкогольного опьянения и стресса, но постарался сосредоточиться. — Извините, — пробормотал я, пытаясь привести свои мысли в порядок. — Просто воду, пожалуйста. Мне сегодня не то что не хотелось пробовать алкоголь, я не хотел даже на него смотреть. Стюардесса протянула мне бутылку воды со стаканом и ушла. И я снова вернулся к воспоминаниям. Проснувшись в пять утра, я уже не хотел спать. С тяжёлой головой я направился в душ, чтобы смыть с себя вчерашний вечер. Я простоял в душе около часа, пока похмелье не начало сходить на нет. Горячая вода каскадом стекала по моему телу, смывая остатки ночного кошмара и оставляя кожу покалывающей от жара. Я пытался сосредоточиться на этом физическом ощущении, но мысли о вчерашнем поцелуе продолжали настойчиво возвращаться. Ромыч вернулся только тогда, когда на часах показывало девять утра. За то время, пока его не было, я пытался придумать, как оправдать себя. Мой поцелуй. Я придумывал разные сценарии, но отбрасывал их один за другим. Я даже репетировал перед зеркалом, но всё равно оправдания звучали жалкими и неправдивыми. Даже я себе не верил, что говорить о Ромыче. Когда друг вошёл в номер, я понял, что все мои оправдания были тщетными. Ромыч выглядел немного помятым во вчерашней одежде, но когда я увидел его, у меня всё равно перехватило дыхание. Я думал, что успел подготовиться к встрече, но понял, что к такому не подготовишься, даже если у тебя есть весь мир и время вселенной. Я ожидал, что он что-то скажет, но как только он вошёл в номер, то сразу двинулся в сторону душевой. Ромыч даже не посмотрел в мою сторону, хотя я стоял посреди комнаты. На его лице я не увидел ни одной эмоции, только круги под глазами выдавали, что этой ночью он практически не спал. Я остался стоять там, безмолвно следя за его движениями. Все невысказанные слова, все эмоции, которые бушевали внутри, остались непроизнесёнными, замороженными в этом напряжённом воздухе. Я ощущал тяжесть тишины, словно несказанные слова были гораздо более громкими, чем те, что могли бы быть произнесены. Слыша, как вода стекает в душевой, я понял, что я не готов… не готов сейчас об этом говорить. Взяв собранный чемодан, я направился вниз. В холле никого ещё не было. Тишина и пустота помещения только усиливали ощущение одиночества и отчаяния, которое я испытывал. Через двадцать минут наконец-то спустились Лёва и Табаров, а вскоре и Ромыч. Мы только поприветствовали друг друга, и, не сказав больше ни слова, сели в заказанное такси. Ромыч демонстративно сел на переднее сидение рядом с водителем и на протяжении всей дороги не произнёс ни слова. Лёва пытался всех разговорить, но все его попытки потерпели крах. Ромыч меня полностью игнорировал, только сжатые зубы говорили мне, что не всё так просто. Я не знал, как я переживу с ним пару часов полёта. Рядом, где нас будут разделять только пару сантиметров. Как его запах будет окутывать меня. Даже в такси я чувствовал его. Эта близость была как удар по горлу, напоминая мне о нашем поцелуе. Но всё оказалось иначе. В какой-то момент, Ромыч попросил другое место. По идее я должен был бы почувствовать злость, обиду… Но почувствовал только невероятное облегчение. Я вглядывался в пустое место рядом с собой, словно оно могло подсказать ответ на все мои вопросы. В голове крутились смутные образы прошлой ночи, эмоции, которые я пытался подавить, и страхи перед тем, что может произойти дальше. Погружённый в свои мысли, я не заметил, как усталость внезапно нахлынула на меня, и я просто заснул. Пробуждение произошло внезапно. Я ошарашенно вскочил на месте, осознавая, что объявляют о посадке. В мгновение, когда колеса самолета коснулись земли, я почувствовал облегчение от возвращения домой. Москва. Наконец-то… Забрав чемоданы, мы двинулись к стоянке такси, и я загрузил свой багаж в первую попавшуюся машину. Глаза всё ещё слезились от недосыпа, голова гудела от перегрузки эмоциями. Я стоял возле такси, чувствуя, как Москва встречает меня своим привычным шумом и суетой. Этот город, всегда казавшийся мне таким родным и уютным, теперь воспринимался как что-то чуждое. — Ну что, до пятницы? — спросил Лёва, его голос прозвучал неожиданно громко в этом хаосе моих мыслей. — До пятницы, — я заставил себя улыбнуться, хотя внутри всё клокотало. Табаров о чём-то разговаривал с таксистом, а Ромыч только хмуро кивнул и, развернувшись, двинулся в сторону другой машины. Он даже не посмотрел в мою сторону, и от этого у меня всё внутри сжалось. Ромыч всегда был моим лучшим другом, человеком, на которого я мог положиться. А теперь между нами пролегла пропасть, которую я сам же и создал. — А вы разве не вместе? — удивлённо спросил Лёва, заметив, что Ромыч садится в другое такси. Понятное дело, почему он удивился. Мы с Ромычем жили, можно сказать, напротив друг друга. Всегда вместе. И вот теперь — разные машины. От его слов я вздрогнул. Вроде обычный вопрос, но от него я почувствовал настолько сильную волну мурашек, что мне пришлось стиснуть кулаки, чтобы никто не заметил, как меня трясёт. Вместе. Боже… Можно столько придумать словосочетаний со словом «вместе»: ехать вместе, летать вместе, вообще быть вместе… В горле стало настолько сухо, что все слова застряли на полпути. Я только повернул голову в сторону Ромыча, чтобы услышать, что он на это ответит. Ромыч на эти слова только резко замер. Он даже не обернулся. — Нет! Не вместе… — ответил он спокойным голосом. Только его напряжённая спина говорила мне, что он также выбит из колеи, как и я. — Мне надо в офис. — Боже, Ромыч, ты как всегда в своём репертуаре… Кто-то после такого отдыха мечтает только о кровати, а он — работа! — рассмеялся Лёва. — Ладно, тогда до встречи. Помахав нам рукой, он сел на заднее сиденье своего такси. Я только рассеянно кивнул, так как не мог оторвать глаз от Ромыча, который пожал руку Табарову и, больше не сказав ни слова, сел в машину и уехал. Ни слова, ни взгляда в мою сторону. Ничего. — Саша! Ты меня слышишь? — из этого состояния меня вернул голос Табарова. Я даже не заметил, что ещё пялился в место, где стояло такси Ромыча, даже несмотря на то, что он уже уехал несколько минут назад. — Да, — я наконец-то начал обретать голос, — Прости… Что ты сказал? — Говорю, приятно было провести время! — хлопнул он меня по плечу и протянул руку. — До встречи. — До встречи, — я был рассеян настолько, что только смог протянуть руку и натянуто улыбнуться. На большее меня не хватило. Развернувшись, я двинулся в сторону своей машины и, сказав водителю адрес, поехал домой. Всё казалось нереальным, как будто я был в каком-то кошмаре, из которого никак не мог проснуться. Если бы я был более внимательным, то увидел бы, как Табаров провожает меня взглядом, который говорил, что он явно догадывается, что произошло между двумя друзьями. Табаров уже знал в тот момент: либо это закончится очень хорошо, либо очень, очень плохо.

***

Пять дней пролетели незаметно. Только был понедельник, а уже пятница. И этого дня я боялся, как огня. С того момента, как мы расстались на стоянке такси, Ромыча я уже не видел. Это был наш первый долгий перерыв друг от друга. Нет, конечно, бывало, что мы не виделись неделями по работе, но всегда созванивались. Даже на пару минут. А тут пять дней и полная тишина. Я не звонил, да и Ромыч не стремился. Ещё в воскресенье, когда добрался домой из аэропорта, множество мыслей заполнили мою голову. Я не знал, чего хотел. Первая мысль была пойти к Ромычу и помириться. Но я сразу же отбросил эту мысль. Что я ему скажу? Что я не хотел? Это была бы ложь. Самая настоящая, потому что я хотел. Очень хотел. Эти мысли были в моей голове не первый день, и я понимал, что этот поцелуй случился бы в любом случае. Я хотел его поцеловать. И не только… Как только возвращался к воспоминаниям о нашем поцелуе, о том, как его тело прижималось к моему, как чувствовал его запах, стояк становился настолько каменным, что нужно было идти в холодный душ и дрочить. Только это и помогало. Это случалось и на работе. Только там не было душа, а только общий туалет. А это было проблемой. Большой проблемой. Дрочить в закрытой кабинке, когда коллеги справляют свою нужду, то ещё удовольствие. И не дай бог кто-то услышит, поползут такие слухи, хоть сразу увольняйся. В какой-то момент я сказал себе — стоп. Больше никаких мыслей о Ромыче и дал себе время до пятницы, до очередной игры в покер, где его увижу. И это помогло. Не настолько, чтобы вообще забыть, но на работе я думал только о работе. А дома… Когда я приезжал домой, мой взгляд автоматически поднимался в сторону окон, где жил друг. Каждый раз я видел, что свет выключен. Это указывало на то, что друга не было дома. Или был? Может, просто не включал свет, чтобы я не узнал, что он находится дома? Я знал, что у меня начинается паранойя, но ничего не мог с собой поделать. Каждый вечер я ложился спать с надеждой, что на следующее утро получу от него сообщение или звонок. Но этого не происходило. Дни тянулись мучительно медленно, словно время нарочно замедлилось, чтобы дать мне больше возможностей для самобичевания. И вот наступила пятница. День, которого я боялся и одновременно ждал. День, когда я должен был снова увидеть Ромыча на нашей игре в покер. Я не знал, как он отреагирует, не знал, что скажет или сделает. Мысли о возможной встрече и разговоре перемежались с образами нашего поцелуя, заставляя сердце бешено колотиться. У меня снова начался мандраж. На работе всё валилось из рук, и я даже пару раз подписал документы не в том месте. Коллеги смотрели на меня с недоумением, но я только отмахивался, не в силах объяснить, что происходит. Успокоительные не помогали, и кофе лился рекой, но ничего не могло унять это тревожное ожидание. Когда я уже был на нашем месте и все только начинали собираться, от нервов я дошел до такой кондиции, что вытянул даже сигарету из пачки, которую оставил кто-то из друзей, и подкурил. А я не курю. Вообще. Бросил лет пятнадцать назад. И то, бросил — сильно сказано. Побаловались с Ромычем пару раз. Только я бросил после пары сигарет, а друг так и не смог. Курит как паровоз. И сейчас, когда почувствовал вкус никотина, я понял, что делаю. И сразу же затушил сигарету. Посмотрев вокруг, понял, что никто этого не заметил. Слава богу. Не то чтобы я боялся, что меня накроют, не маленький мальчик, но от вопросов бы не увертелся. — Ну что, кто по пиву? — спросил Жека, ещё один наш общий знакомый. Он приходил к нам в компанию не каждую пятницу, так как работа была связана с поездками на дальние расстояния. Не знаю, как с его режимом работы нам вообще удалось познакомиться, но могу сказать одно — чудеса случаются. — Я! — И я! Почти все взяли пиво, только несколько человек отказались, так как были за рулём. Я тоже приехал сегодня на своей машине, но из-за нервов понял, что сегодня буду возвращаться домой на такси. Заказав пиво и двести грамм водки, я выпил этот бомбический коктейль в пару секунд и только тогда почувствовал, что начинаю успокаиваться. Целую неделю не пил, и вот тебе — пятница, мысли о Ромыче и… Кстати, о нём… Оглядев стол, я понял, что одно место было свободным — его место. — Ну что, раздаём! — сказал Макс, брат Лёвы. — Подожди, ещё Ромыч, — сказал я. Все автоматически посмотрели на свободное место. — Так его сегодня не будет. Выехал по работе. Разве он тебе не сказал? — спросил Лёва, сложив брови в недоумении. И все посмотрели на меня с интересом. Как я, лучший друг, и не знаю? Внутри всё сжалось, но я заставил себя улыбнуться. Я не хотел, чтобы кто-то догадался. — А, точно, совсем вылетело из головы, — сказал я, делая вид, что забыл. — Тогда раздавай. Макс кивнул и начал раздавать карты. Я взял свои и посмотрел на них, не вникая в суть. Вся эта игра казалась теперь каким-то фоном, отдалённым шумом. Внутри меня бушевали эмоции. Карты мелькали в руках, разговоры и смех заполняли комнату, но мои мысли были далеко отсюда. В моей голове уже сотый раз крутилось Лёвино «Разве он тебе не сказал?»… Нет, не сказал. И от этого было больнее всего. *** Две недели спустя… — Лавров, ты уже разговаривал с китайцами? Они утвердили заказ? — ко мне в кабинет ввалилась неповторимая Мария Ивановна. Как всегда, без стука. — Нет! — гаркнул я. — Жду ответа! — Ты как со мной разговариваешь?! — истерично завизжала она, как будто её начали резать. Хотел я ей ответить пару ласковых, но, блядь, нельзя! Начальница всё-таки. — Простите, Мария Ивановна… Сам на взводе, — сказал я, стараясь сделать лицо попроще, чтобы она не заметила, как я взбешён. — Жду от них документы, а они всё тянут и тянут. Истеричка даже опешила. Да уж, обычно я её называю только по имени, а тут — имя и отчество. Но она быстро взяла себя в руки. — Лавров, мне всё равно, что они там тянут… Документы по заказу должны лежать на моём столе до конца рабочего дня! И не минутой позже! — Мария… Но договорить она мне не дала, только развернулась и вышла, захлопнув за собой дверь. Ну конечно, у неё всё просто: позвонил к китайцам, и они быстро прислали тебе документы. Ещё перед началом отпуска они ебали мне мозг. Уже третью неделю тянут резину. Хуже всего то, что производство стоит, и без их согласия мы ничего не можем сделать. Только завтраками кормят. А говорили, что китайцы такие пунктуальные. Тьфу… Нихера подобного. Я никогда не был расистом, но уже какую неделю понимаю, что скоро точно им стану. Взяв трубку, я снова начал набирать номер, который за столько раз выучил уже наизусть. И снова занято, как час назад, два часа назад, три часа назад — и так целый день. Я поглядел на часы. До конца рабочего дня оставался всего час, а документы всё ещё не пришли. Я уже думал, как буду прощаться с насиженной работой, когда наконец, на почту пришло письмо с нужными бумагами. Я смог вздохнуть с облегчением. Конечно, ещё была нужна проверка, всё ли правильно с юридической точки зрения, но это уже не моя проблема. Я распечатал документы и, не теряя времени, направился к кабинету истерички. Зайдя внутрь, я хлопнул документами по столу так, что она даже вздрогнула. — Вот ваши документы, Мария, — сказал я, с трудом сдерживая раздражение. — Остальная проверка на вас. И я, не дожидаясь её реакции, развернулся и вышел, захлопнув дверь. Вернувшись в свой кабинет, я почувствовал, как напряжение постепенно отпускает. Я сел за стол и закрыл глаза. Эти две недели были просто адскими: работа, дом… Дом, работа. Пока не наступала очередная пятница, когда мы снова собирались друзьями в покер и сидели до самого утра. Можно было бы сказать, что всё в моей жизни, как обычно. Кроме одного… Ромыч. Друг не приходил уже третью неделю. Даже в окнах, когда я приезжал домой, не горел свет. Я знал, что он куда-то выехал, но не хотел спрашивать Лёву, чтобы тот не понял, что между нами что-то не так. Хотя я знал, что это ненадолго… Это было только дело времени, когда лучший друг поймёт, что и как… За время, пока я не видел Ромыча, я многое обдумал. И понял только одно — я полный дебил. Просрать многолетнюю дружбу, и из-за чего… Влечение? Страсть? Влюблённость? Если честно, я даже не знал точно, была ли это влюблённость. Теперь, когда я вспоминал наш отпуск, то понял, что я вёл себя хуже, чем баба. Эти истерики, ревность… Когда я таким стал? Не скажу, что когда я вспоминал наш поцелуй, у меня не ёкало в груди. Ёкало… Ещё как ёкало… Но уже не срывало так башку, как это было в самом начале… Теперь, когда я вспоминал о Ромыче, я понимал, что скучаю… По нашей дружбе… Когда я мог спокойно ему позвонить и пожаловаться, как меня достала истеричка с очередным её заёбом. Как он в ответ начинал рассказывать, какие у него клиенты дебилы. Как Ромыч спрашивал, ел ли я что-нибудь сегодня… Как обычно, отвечал, что ход-дог или какой-нибудь другой фастфуд, а он орал на меня, что я посажу свой желудок, и звал меня к себе. Как он готовил ужин в фартуке, как самая настоящая домохозяйка. Да-да… У него есть фартук… У такого громадины. Ха-ха… Боже, я около года над ним стебался по этому поводу. А теперь я по этому просто дико скучаю… Взрослый мужик, а корёжит похлеще, чем молодого пацана… — Ладно, показываем карты! — воскликнул Зяблик. Была очередная пятница. Я сбросил карты первым, так как знал, что они слабые, и встал со своего места. — Ладно, я на сегодня всё, — сказал я, открывая кошелёк и кидая деньги за колу, так как был за рулём. — Сорян, ребята, но я домой. — Сань, да мы только начали, давай ещё посиди, — воскликнул Лёва, не понимая, почему я ухожу так рано. Сегодня друг пришёл с Табаровым. Вначале те, кто его не знал, были в шоке, что такая шишка к нам зарулила, но через некоторое время страсти улеглись, когда все поняли, что Табаров — мужик ровный. Он не возвышал себя за счёт своих миллионов и даже в покер играл неплохо. Честно говоря, я сегодня пришёл сюда только для того, чтобы узнать, появится ли Ромыч. И после часа игры понял, что мне здесь делать нечего. Я просто устал и хотел домой. — Прости, Лёва, в другой раз, — пожав всем руки, двинулся в сторону выхода. До дома я доехал быстро. По пути попал в одну пробку, но она быстро рассосалась. Даже парковка у дома была полупустой, что было редкостью, учитывая, что среди недели приходилось делать пару кругов, чтобы найти свободное место. Припарковавшись у самого подъезда, я вышел из машины и нажал на кнопку, чтобы включить сигнализацию. Вспоминая, нужно ли мне что-то купить, я двинулся в сторону круглосуточного магазина, который находился рядом с домом. Хлеб вроде есть, яйца, пельмени… Пока думал, что мне нужно, я автоматически поднял взгляд на окна. И тогда у меня случился самый настоящий ступор. Горел свет… Горел… Свет! Ромыч был дома.

***

В этот момент у меня всё вылетело из головы. Что надо купить? Какой сегодня день? В мозгу засела только единственная мысль… Мне надо к нему! И не важно, что Ромыч может быть не один или, например, не захочет меня видеть после всего произошедшего. Важно было лишь одно — увидеть его. Я настолько быстро побежал к его дому, что даже не заметил, что прохожие смотрели на меня, как на придурка. Мне было всё равно. Для меня было важно только одно — успеть, пока он снова не исчез. Я даже забыл, что в его доме был лифт и побежал прямо по лестнице на седьмой этаж. Пока я добежал до его квартиры, с меня лило, как с мужика, который только что пробежал марафон. Это был явный знак, что надо возвращаться в качалку. Не давая себе времени на раздумья, я со всей силы постучал в дверь. На этаже было тихо, и я услышал шаги за дверью буквально сразу. Я знал, что это был он. Не знаю почему, но я чувствовал это. Да и кто ещё мог быть в его квартире в девять вечера, кроме него самого? Шаги становились всё громче, пока не остановились у самой двери. Я знал, что Ромыч смотрит в глазок, проверяя, кто это. Он всегда так делал… Секунда, вторая, третья… И ничего не происходило. «Неужели не откроет?» — мелькнуло у меня в голове. Я даже не допускал мысли, что такое вообще возможно. Я просто смотрел прямо на глазок и ждал, стараясь не паниковать. Я знал, что Ромыч видит меня, и просто ждал. Когда прошло больше десяти секунд, и я уже начал думать, что он не откроет… Раздался щелчок. Ещё не успела открыться дверь, а я уже выдал: — Ловченко, ты что, собрался меня здесь до вымирания планеты держать? Или ждёшь второго пришествия Иисуса? Передо мной стоял Ромыч. Немного заросший и уставший, но всё тот же Ромыч. Смотрел на меня своими зелёными глазами и не отвечал. Только смотрел и смотрел… Я уже хотел открыть рот, чтобы прекратить это немое шоу, как услышал звук… Тихий смех? Ромыч, блядь, ржал. — Лавров, второе пришествие Иисуса? Ха-ха! Почему сразу не второе пришествие самого Лаврова? Он начал ржать ещё громче, наслаждаясь своей «мега-шуткой». Но мне было не до смеха. Я думал, что Ромыч может встретить меня молчанием, злостью, пренебрежением, неприязнью… Но не, блядь, смехом. — Сейчас будет тебе второе пришествие Лаврова, если не заткнёшься и не впустишь меня! — прошипел я сквозь зубы. Меня настолько корёжило все эти недели, а этот просто ржёт. — Лавров, не злись, ха-ха… — друг всё ещё посмеивался. Распахнув дверь квартиры, он жестом показал мне идти прямо в сторону лоджии, а сам отправился на кухню. Когда я проходил через квартиру, то понял, что ничего не изменилось. Всё было таким же, как было до отпуска. Та же мебель, тот же цветок на подоконнике, как будто время здесь остановилось. Войдя в лоджию, я увидел, что Ромыч как раз ужинал, когда я постучал. На столе стояли суши и стакан чего-то крепкого. Взяв стакан, я понюхал и сразу понял — виски. В этот момент вошёл Ромыч с ещё одним стаканом и приборами для меня. На мой удивлённый вид он только усмехнулся: — Зная тебя, я уверен, что ты ничего не ел. — А что сегодня за повод? — я указал на виски, зная, что Ромыч пьёт его только по особым случаям. — Заключил выгодный контракт, — улыбнулся друг и кивнул в сторону, чтобы я садился. Налив виски и для меня, мы чокнулись и выпили сразу же до дна. — Поздравляю, — сказал я сдержанно, стараясь не сорваться, — и что за контракт? Я знал, что не вправе злиться. Это была моя вина, что мы отдалились. Но меня просто бесило, что он радуется какому-то контракту, тогда как я эти три недели просто-напросто подыхал без него. Меня это бесило! Такое чувство, что ему было всё равно, что мы не разговаривали, не виделись… Пиздец. Пока я закипал, насаживая суши на вилку, так как никогда так и не научился есть палочками, Ромыч произнёс серьёзным голосом: — Прости, что не сообщил… Об отъезде… — моя рука резко замерла. Я посмотрел на Ромыча. На его лице не было видно ни одной эмоции, только складка на лбу выдавала, что он волнуется. Боже, сколько я знал о нём мелочей, даже такую глупую складку, и это пугало. Почему я раньше этого не замечал? — Было… Сложно… И надо… Было время… — Не надо, Ромыч, я понимаю, — резко его оборвал и рука начала сама автоматически кромсать бедные суши, — это не твоя вина, а моя… Я всё обдумал и понял, что был не прав, и прости за ту выходку… Блядь… Если бы я знал, то… Но мою речь оборвала его рука. Она легла на мою, не дав превратить суши в настоящий фарш из риса и рыбы. Давление сразу же подскочило на несколько градусов. Я даже закрыл глаза от ощущений, поняв, что вся моя злость улетучивается. Была только его рука. И это было приятно. Настолько приятно, что сердце стало биться как бешеное. И это не было возбуждением. Это была радость… От того, что ему не противно меня касаться. После всего. Наверное, этого я боялся настолько, что не отдавал себе отчёта. А теперь, когда это произошло, я не мог справиться с эмоциями. Но из этого состояния меня вывел его весёлый голос: — Скажи… Ам-м-м! Я открыл глаза и увидел, что этот придурок взял суши палочками и тычет ими прямо мне в лицо. — Тебе надо закусить! — добавил он, видя в моих глазах возмущение. И тогда я расхохотался до слёз, и Ромыч вместе со мной. Я столько раз представлял, как пройдёт наша встреча после всего, но такого сценария не было и в помине. Через пару минут мы перестали ржать, как кони. Ромыч снова поднёс палочку с суши к моему рту, и я наконец-то закусил. Суши были настолько вкусными, что когда перестал жевать, облизнулся, как самый настоящий котяра. Встретившись глазами с Ромычем, я уже хотел сказать, чтобы наливал, но слова застряли прямо в горле. Ромыч смотрел прямо на меня… Точнее на мои… Губы… Блядь… А потом он посмотрел прямо мне в глаза… Чёрт… Там было столько всего… Что… Но это прошло так же быстро, как и появилось. Я даже подумал, что это вина алкоголя и плод моей фантазии. Пока он не заговорил: — Саня, я не из тех, понимаешь? — его голос был настолько усталым, что даже дебилу было понятно, как тяжело ему давались эти слова. Я видел, что друг подбирает слова, чтобы не обидеть. Но я не хотел его жалости. Я смотрел на Ромыча и понимал, что да, меня всё ещё тянет к нему, и тянет не по-детски. Но что для меня было важнее: дружба, проверенная годами, или недоотношения, которых он не хотел? А вдруг анальный секс вообще будет для меня противным? Может, это только единоразовая акция? Откуда я мог знать? И тогда я сделал выбор. — Ромыч, всё нормально, я не знаю, что на меня нашло, я просто запутался… — Саня, даже если ты поменял сторону, как Лёва, то знай… Для меня это не играет никакой роли… Я резко поднял руку, давая понять, чтобы он замолчал. — Ромыч, не перебивай и дай мне сказать. Он хотел что-то возразить, но замолчал, увидев моё решительное лицо. В его глазах я видел сомнение, но он сдержался и дал мне продолжить. — Я не знаю, что произошло со мной во время отпуска. Может, это было помутнение, может, я и правда гей. Возможно, это связано с тем, что я узнал о Лёве и Табарове, и это зацепило меня каким-то образом. Я ещё не до конца разобрался в своих чувствах. Но я знаю одно — для меня важна только наша дружба. Только это. Ты меня понимаешь? Ромыч медленно кивнул, и я заметил, как напряжение ушло с его лица. Он наконец-то расслабился, словно его собственные сомнения были развеяны моими словами. — Ромыч, всё остальное не имеет значения. Прости за тот отпуск, что всё испортил. За эти недели, пока тебя не было, я многое обдумал, и пока я не потерял… — Ты не потерял, — резко перебил друг, его голос был твёрдый и уверенный. — Что? — я сначала не понял, о чём он, настолько был погружён в свои мысли. — Ты меня не потерял. И тогда я понял, о чём говорил Ромыч. Его слова задели что-то у меня внутри. Боже, если бы я был маленьким мальчиком, я бы зарыдал в голос. Но мне было не пять лет, а тридцать пять. И всё, что я мог сделать в такой ситуации, это сглотнуть собравшийся ком в горле и кивнуть. — Ты меня не потерял, Саня, и никогда не потеряешь, понял меня? Его глаза смотрели прямо в мои, и я видел в них искренность и решимость, которые редко встречал в жизни. Эти слова были для меня как спасательный круг, и я ухватился за них изо всех сил. — Обещаешь? — знаю, что вопрос был детским, но мне нужно было это услышать. — Обещаю… — тихо сказал он, и в его голосе не было ни тени сомнения. Наступила тишина, но это была не угнетающая тишина неудобства или недосказанности. Это была тишина понимания, тишина, которая давала нам обоим передышку после всего, что произошло. Мы просто сидели, наслаждаясь моментом, восстанавливая ту связь, которую я так боялся потерять. Я был рад, что Ромыч оставался моим друганом, и в этот момент ничего не было важнее нашей дружбы. Удивительно, но сейчас я не думал о нашем поцелуе, да и вообще о романтике. Я смотрел на Ромыча и чувствовал, как сильно скучал по нему как по другу. И только. В этот момент я дал себе обещание, что тот наш поцелуй был первым и последним в нашей жизни, так как я не хотел снова проходить через всё это. Честно, мне хватило. Но через неделю понял только одно… Как же я ошибался.
Вперед