А лето пахнет вишней

В жизни каждого человека происходит момент, когда его жизнь впервые разделяется на два блока: первый — о том, что было до сыгравшего большую роль события, и второй — о том, что было после него. Нельзя подготовиться к его наступлению, оно застаëт человека врасплох. У Чимина переломный момент наступил вчера, жарким июньским днëм. Он не знал, что именно изменилось, но понимал, что перемены серьёзные и оставлять их без внимания нельзя. В его жизни каждый день и год не отличался от предыдущего, и он не сразу заметил, что день сурка прекратился с того момента, как с крыши сорвался незнакомый юноша прямо ему в руки. Ночь была бессонной из-за переизбытка мыслей. Он хотел поговорить с кем-то об этом и в то же время не знал, что говорить. Чимину удалось забыться, но не прошло и получаса, как под окном заорал живой будильник, оповещая о том, что загорелась заря. Чимин не поленился, встал с кровати и, подойдя к открытому окну, бросил в петуха комнатный тапочек. Тот смешно вскрикнул подобно человеку и затих. Чимин приблизился к другому окну, то сейчас было зашторено. Отодвинув занавеску, Чимин посмотрел на улицу. Сквозь забор и ветви сирени можно было увидеть окно соседнего дома, но внутри комнаты, в которой оно было, ещё темно. Тэхён наверняка спит и не думает просыпаться, навряд ли его тревожат похожие мысли. Чимин дëрнулся, когда услышал звон металла. Неужели отец уже не спит? Он нашёл его на кухне: мужчина стоял, согнувшись, и веником собирал на совок какую-то жëлто-чëрную массу. — Не спится? — спросил Чимин. Юнги подскочил, заставив улыбнуться, и резко повернулся. Чимин облокачивался плечом о дверной косяк и держал руки скрещëнными на груди. — Штаны бы хоть надел, — фыркнул Юнги, продолжая заниматься уборкой. — Что ты там не видел? — Что правда, то правда. В моëм возрасте бессоница — это нормально, в твоём — проблема. — Ты не настолько стар, как себя описываешь. Это что? — Чимин кивнул на совок, на которой лежала ужасной наружности масса. — Бывший завтрак, но он не получился до того, как оказался на полу. Я думал, что у меня есть ещё несколько попыток, но ты рано пришёл. — Ты не ложился? — Нет. — Всё хорошо? — Да, всё прекрасно. Юнги врал, Чимин знал об этом. За годы, проведëнные вместе, он научился понимать, когда его что-то тревожит. Достаточно было взглянуть на лицо, которое в этот момент было чуть мрачнее, чем обычно, или заметить особенности поведения, каждому дню не присущие. А ещё Чимин знал, что не сможет вытрясти из отца ни слова, если тот не захочет рассказать сам. — Пап, я… Чимин оттолкнулся от дверного косяка, успел сделать шаг и тут же замер. Голова опустела он не знал, какие слова подобрать, чтобы объяснить причину своих тревог. Впрочем, нужно ли было это отцу? Его, по-видимому, тоже что-то беспокоит. — Что? — поторопил его Юнги. — Нет, ничего, забудь. — Чимин стоял на месте, напряжëнно о чëм-то думая. — Странный ты какой-то. Влюбился, что ли? — Юнги склонил голову к плечу. — Я? — вскрикнул Чимин и стал ещё подозрительнее, чем был до этого. — Пф, нет. Глупости! Влюбился? Я? Нет. — Да понял я, успокойся. Чего так завëлся? Хочешь, чтобы я в этот бред не поверил? — Ты можешь меня обнять? — спросил Чимин. Юнги замер, желание и потребность отвечать сарказмом или глупой шуткой на любую фразу исчезло. Быть может, ему показалось? С чего бы Чимину произносить подобные просьбы? Даже будучи ребëнком, он об этом не просил. — Хорошо, — тихо произнëс Юнги, отходя от растерянности. Он приблизился, обхватил руками грудную клетку, прижав раскрытые ладони к спине. Чимин обнял его в ответ в ту же секунду, будто не хотел позволить отцу отстраниться. Чимин прислушивался к ощущениям: они были знакомыми и успокаивающими. Он попытался вспомнить, когда обнимал отца в последний раз, не смог. Следовало сделать это раньше. Он просто стоял рядом, а Чимину казалось, что его держут на ногах и что без чужих рук он осядет на пол. Так ощущаются объятия родителя, который молчаливо сообщает о том, что всегда поможет. Эти объятия необходимы и суть их понятна. Чимину комфортно, однако сердце бьётся спокойно, кожа не горит, а в другую секунду не охлаждается. Эти объятия не лишали его способности двигаться, спустя минуту, пребывая в растерянности, он выбрался из них. — Спасибо. Я пойду управляться, — сказал Чимин и вышел из кухни. Юнги услышал, как хлопнула входная дверь. Чимин так спешил, что позабыл о шортах. — Ножки аж блестят, — услышал он доносящийся из дома голос отца. Чимин закатил глаза, решив проигнорировать колкость. — Нужно было снять тебя вчера на телефон. Такой компромат прогорел. — Блять! Выругаться его заставили не шутки родителя, а болезненный щипок, из-за которого запылала и́кра. Чимин отскочил и обернулся. Петух оранжевого окраса в метре от него угрожающе зыркал пуговками глаз и поочерëдно рыл землю лапками, рядом лежал тапок, который Чимин недавно выбросил из окна и, похоже, попал им в этого криминального авторитета. — Кимчи, ты забыл, кто тебя кормит? — возмутился парень. — Если бы не моё доброе сердце, давно бы плавал в супе. Слова Чимина петуху не понравились, и он наклонил к земле голову подобно гусю. Парень, поняв, что нужно сматываться, шмыгнул за калитку, ведущую во второй двор, а полетевший в него Кимчи врезался в вертикальное препятствие.

***

Заметив в соседнем дворе Тэхёна, Чимин хотел пройти мимо. Занятый своими делами, тот его не замечал, поэтому не смог бы обидеться на игнорирование. Чимин действительно хотел уйти, не поздоровавшись, но сначала решил подойти к забору и посмотреть, чем юноша занимается. Тэхён сидел перед тазом, наполненным водой и пушистой пеной. Чимин даже не сразу заметил, что в воде сидела собака, ведь всё его внимание было сосредоточено на юноше. Блондинистые волосы блестят на солнце, запах цветочных духов он чувствует, стоя в пяти метрах от него, накрашенные вишнëвым блеском губы двигаются, произнося слова, которые мозг Чимина не воспринимает. Что он сделал с собой за прошедшую ночь? Почему, оставаясь таким же, он выглядит по-другому? Чимин отметает предположение о том, что какие-то метаморфозы произошли с ним самим. Тэхён точно что-то сделал. — Закрой рот, мухи ебутся, — прозвучало возле калитки, и в ту же секунду план Чимина остаться незамеченным пошёл по интимному месту. Тэхён бросил взгляд в сторону источника звука, затем туда, куда этот источник смотрел. Чимин спешно закрыл рот, прикусив язык. Он зажмурился, замычал и согнулся, чувствуя привкус крови во рту. — Батя не накормил? — произнёс Хосок, посмеиваясь, отворяя калитку и заходя во двор. Чимин бросил ему в ответ пару неразборчивых ласковых, прижимая ладонь к губам. — Куда идти? А? Не слышу, говори внятно. — Он послал тебя на… мужской половой орган, — сказал Тэхён. — Довольно понятно. Чимин, всё хорошо? — Мелоси, — сказал парень, махнув рукой. — Понял? — обратился Хосок к Тэхёну. — Мелоси, не пелезывай. — Заткнись, — прошипел Чимин, несильно толкнув друга плечом. — Сем ты занимаешься? — Чем ты занимаешься? — повторил Хосок с важным видом. — Я понял, что он сказал. Я… — Топишь его? Правильно, давно надо было избавиться от гремлина, — сказал Хосок, глядя на мокрого Бродягу, сидящего в тазе с водой. — Хочешь, помогу? — Бродяга рванул в его сторону с яростным лаем, но не смог даже выпрыгнуть из ëмкости, потому что Тэхён, удерживающий его одной рукой, перехватил ещё и второй. — Хотя нет, я лучше тут постою. — Хосок скрылся за спиной Чимина. — Я его купаю. Кстати, я закончил, — произнëс юноша, полил водой из ковшика на тельце питомца, усадил на подготовленное полотенце и укутал как младенца. — Зачем? — Как зачем? А сам не моешься? — Не всегда. К тому же, я человек. — Всё время об этом забываю, — проворчал юноша, интенсивно вытирая тканью шерсть Бродяги. — Что ты сказал? — Я сказал, что «а» — это не твоë дело и «б» — все должны мыться. — Но это же бессмысленно. Он ведь сразу вляпается в какое-то дерьмо, — настаивал Хосок. — А вот и нет, он у меня воспитанный. — Засем ты плисол? — спросил Чимин, а Хосок, глядя на него, широко улыбнулся. — Извини, просто столько шуток на языке теперь крутится. А пришёл я посмотреть на то, как хорошо ты выполнил условия нашего спора. — Гандон, — бросил Чимин, немного подумав, чтобы выбрать слово, которое не станет предметом новых шуток. — Ты проиграл? — спросил Тэхён. Он отпустил Бродягу и подошёл к забору, за которым стояли парни. Питомец в свою очередь рванул в противоположную от тазика сторону. — Да, — ответил Чимин, опустив голову. — Красавчик. Ладно, Тэхён прав, в этом действительно что-то есть, — говорил Хосок, не стесняясь ощупывая чужие бëдра, колени и и́кры. Чимин прикрыл глаза и сжал губы, делая глубокий вздох и чувствуя, что сейчас взорвëтся. — Значит, тебя можно поздравить? — спросил Тэхён, глядя на Хосока. — В смысле? С чем? — С победой в споре. — А, да, спасибо. Ты о том самом споре или я сморозил какой-то бред и не помню о нëм? Чимин, ты рассказал ему? — Мгм, — промычал Чимин, плотно сжав губы, будто боялся сказать лишнее, хотя мыслей в голове в эту самую секунду не было вообще. — Скажешь, с кем это произошло? Если не секрет, конечно, — сказал Тэхён, глаза его горели любопытством. — С тобой. С кем же ещё? — ответил Хосок и тут же согнулся из-за толчка в живот. — Ай, какого… — Просто назови любое имя, — шепнул Чимин, повернувшись к нему. Говорил он куда понятнее, чем минуту назад. — Сокджин, — выпалил Хосок, потирая место, по которому только что пришёлся удар. Чимин отвернулся, прикрыв глаза ладонью. — Сокджин? — расстерянно повторил Тэхён. — Но он же женат. — А почему это должно меня… Хватит меня толкать, говнюк, — прошипел Хосок, отпихивая Чимина от себя после того, как тот покусился на него снова. Если Чимин действительно хочет ему что-то сказать таким образом, то язык тела у него хреновый. — И правда, воспитанный, — произнëс Чимин, глядя Тэхёну за спину. Юноша повернулся и вскрикнул, глядя на то, как Бродяга, лëжа на спине у забора, крутится и разбрасывает землю, будто желая полностью ею покрыться. — Несносный пëс, зачем, по-твоему, я мыл тебя полчаса? — возмутился Тэхён. — Сельская жизнь его портит, он становится диким. — Так со всеми происходит. Разве ты ещё не чувствуешь желания повыть на луну? — Очень смешно, Хосок, — сказал юноша, презрительно фыркнув, а затем перевëл взгляд на Чимина. — Как твой язык? Сильно болит? — А ты с какой целью интересуешься? Научный интерес? — спросил Хосок, поиграв бровями и положив локоть на плечо друга. Чимин закатил глаза и отошёл, сбрасывая чужую руку. — Мне нужно в магазин, — сказал Чимин и направился к калитке. Он вëл себя странно, был слишком задумчивым и отрешëнным, и не заметить это было сложно. — Сначала нужно обработать рану, — возразил Тэхён, шагая параллельно Чимину. Юноша опередил его, успев проскочить в чужой двор быстрее, чем тот ступил за калитку. — Всё нормально, — отмахнулся Чимин, предприняв ещё одну попытку к бегству, в этот момент на его плечи легли чужие руки, которые начали подталкивать его к дому. — У тебя нет выбора. — Чимин, кричи если что, — произнëс Хосок, ухмыльнувшись. — Я тебя тут подожду. — Однако решение парень поменял быстро, увидев, что Бродяга отряхивается от земли и посматривает на него с блеском в глазах. — Я в магазин, догонишь, — крикнул Хосок и поспешил ретироваться.

***

— Ты уверен, что это хорошая идея? — поинтересовался Тэхён, держа в руках кусочек ваты и маленькую бутылочку. — У нас это что-то вроде антисептика. — Как ты говоришь, оно называется? — Тэхён прижал ватку к горлышку бутылки, отнял еë, рассматривая изменивший цвет комок. — Зелëнка. Она, перекись и водка, только таким и мажут. — Водка? — Тэхён наклонил голову к плечу. — Соджу — это и есть водка, только вторым мы называем пойло покрепче. Ну или спирт, смотря, что останется после отцовского рейда. — Весело у вас. Так, открой рот. Чимин послушался, а Тэхён наклонился к его лицу, прищуриваясь и рассматривая чужой язык. Рука юноши легла на его щеку, заставила слегка запрокинуть голову. Чимин пялился на него как пациент на приëме у стоматолога, а Тэхён, подобно второму, профессионально игнорировал пытливый взгляд и занимался медициной. — Как же ты так? Нужно быть осторожнее, — произнëс юноша, осторожно нажимая ваткой на рану. Повреждëнную кожу не щипало, вкус зелëнки не ощущался. Всё внимание Чимина было сосредоточено на лице Тэхёна, остальные рецепторы отключались. Нет, не совсем отключались, они были настроены на всё, что было связаны с юношей. Чимин дышал цветочными духами, не слыша другие запахи, доносящиеся из открытого окна, не ощущая самого кислорода. Веки, повинуясь неозвученной воле хозяина, опускались всё реже, позволяя ему увидеть больше. — Да, молодëжь пошла, — произнëс Юнги, упираясь локтями в подоконник и с ехидной улыбкой посматривая на них. Парней, которые секунду назад находились в сантиметре друг от друга, разбросало по противоположным сторонам комнаты. — В ваши годы мы за ручку стеснялись держаться. — Чë ты чешешь? — послышалось рядом. С лица Юнги мгновенно исчезла улыбка. — Приползло пресмыкающееся. Чë тебе надо? — сказал мужчина, презрительно глядя в сторону. Чонгук вскоре появился у калитки, затем остановился с ним рядом, заглядывая внутрь. Тэхён скрëб ногтëм по подоконнику, стоя у другого окна, Чимин чесал затылок, разглядывая старые плакаты на стене. — Чем занимаетесь? — поинтересовался Чонгук. — В рты друг другу заглядывают. — Пап, что ты такое говоришь? — Голос Чимина повысился до возмущëнного писка. — Чимин, можно я украду у тебя отца ненадолго? — Да хоть навсегда, — проворчал парень, отворачиваясь. — Вот сучëнок, — выругался Юнги. Чонгук куда-то его потащил, тот за ним не поспевал и спотыкался, не переставая ему противиться. — Кхм, мне нужно в магазин. Тебе купить что-то или пойдëшь со мной? — сказал Чимин, торопливо поднимаясь с кровати. — С тобой. Тут ужасно скучно, ни развлекательных заведений, ни интернета, а каждая прогулка несëт опасность. — Здесь есть интернет. — Я не первый день тут живу. Если бы он был, я бы знал. — В твоём доме нет, там жила бабушка, а ей интернет был ни к чему, вот и не проводили к еë дому. — Ты хочешь сказать, что прямо сейчас и прямо здесь есть выход в цивилизацию? И ты молчал всё это время? Мои друзья думают, что я умер. — Ты не спрашивал, я и не говорил. Я так понимаю, в магазин ты уже не идëшь? — А можно мне остаться здесь? Я ничего не буду трогать, буду просто сидеть на месте. Пожалуйста-пожалуйста. Чимин осмотрел комнату, припоминая, есть ли у него что-то, чего Тэхёну категорически нельзя видеть. Журналы с обнажëнными женщинами он не хранил, а из того, за что мог пристыдить отец, был только учебник по философии. Видимых причин, по которым Тэхён не мог остаться, не было. К тому же, Чимину нужно было ухватиться за возможность некоторое время его не видеть. — Хорошо, оставайся. Если проголодаешься, возьми что-то из холодильника или шкафчика. — Спасибо-спасибо, — радостно проскандировал Тэхён, помчавшись за своим телефоном.

***

— Чего такой задумчивый? Срать хочется? — спросил Хосок, с усердием пережëвывая длинную полоску кислого мармелада. Свои покупки он уже оплатил и держал в руке небольшой пакетик. Чимин же набрал товаров на несколько голодных армий, и Хвиин сейчас монотонно пересчитывала их стоимость и перекладывала в пакеты. В еë компетенцию последнее не входило, но почему бы не проявить инициативу, если покупателем является будущий зять? Вопрос Хосока Чимин то ли проигнорировал, то ли вовсе не услышал. К горке товаров присоединилась пара чупа-чупсов и пломбир на палочке. Чимин смотрел пустым взглядом на булочки с вишней, походя на ужасно голодного человека. Он не следил за тем, куда был направлен его взгляд, голова была заполнена разными мыслями, но он не мог сформировать хотя бы одну, поэтому они просто создавали шум — Милый, всё нормально? — поинтересовалась женщина, несильно встряхивая его за плечо. Чимин очнулся, посмотрел на неë и достал из кармана деньги. — Да, всё хорошо. Сколько с меня? — Тридцать семь тысяч восемьсот. — Чимин отсчитал купюры, забрал пакеты и поспешил к выходу. В дверях он наткнулся на Чеëн, быстро поздоровался и юркнул на улицу. Две женщины смотрели на Хосока, задавая немой вопрос, на что тот пожал плечами и ответил в привычной ему манере. — Переходный возраст, — сказал он и хлопнул дверью. — Чë с тобой сегодня? Пугаешь всех. — Я не знаю, что сделаю со следующим человеком, который спросит меня о том, как у меня дела. — Ого, чего такой взбалмошный? Того и гляди, пар из ушей пойдëт. Ты же знаешь, что нет того, чем ты не можешь со мной поделиться? — Я знаю. Мне действительно нечего сказать. — Чимин, постой, — прокричала Чеëн, направляясь к ним быстрым шагом. — Иди, я догоню, — обратился парень к Хосоку. Тот кивнул и замедлился, чтобы друг несильно отстал от него. — Ты сдачу забыл. Она улыбнулась, подняв руку с деньгами, доказывая, что не обманывает. Чимин опустил пакеты на землю, принял сдачу и поблагодарил, но уходить не спешил. Чеëн выглядела так, будто хочет что-то сказать. — Ты занят завтра? Я собиралась походить по лесу и поискать грибы, но одной страшно. Не составишь компанию? — Если не смогу, сама пойдëшь? — Больше не с кем. Они оба знали, что это откровенная ложь: подруг у неë было достаточно, да и найти парня, который бы согласился сходить с ней, не составило бы труда. Чеëн признавать это было невыгодно, а Чимин считал невежливым тыкать человека носом в правду, если его ложь была безобидной. — Я подумаю, — сказал он и действительно начал размышлять, только не о том. — Чеëн, ты можешь обнять меня? Девушка замерла, сначала решила, что ей показалось, но Чимин стоял на месте, на неë не смотрел и, кажется, был немного смущён. Обнять? Да она могла расцеловать его прямо здесь. — Конечно. Чеëн улыбнулась, встала к нему вплотную, потянулась руками. Движения еë были медленными, словно она давала ему возможность остановить еë в любой момент. Когда еë ладони коснулись его спины, Хосок выронил изо рта полоску мармелада, а Чимин начал прислушиваться к ощущениям. Температура сегодня была такой же, как и в любой день знойного лета. От чужого тела стало ещё жарче, почти невыносимо, и это было всем, что он почувствовал. Он обнимал человека, с которым давно был знаком, но которого никогда особо не пытался узнать. Чимин обнимал подругу, сердце при этом билось спокойно, оно и мозг друг с другом были солидарны в том, что к человеку рядом они не испытывали ничего, кроме дружеской симпатии. Девушка отстранилась, щëки еë были залиты краской, глаза на него смотрели. Еë смущение Хосоку, который не отрывал от них взгляда, периодически забывая жевать, показалось очаровательным, Чимину — чем-то интересным, реакцией организма, за которой любопытно наблюдать. — Спасибо. Увидимся, — пробормотал юноша, подхватив пакеты и уходя прочь. Хосок крутился вокруг него, появляясь то справа, то слева, спрашивать о подробностях того, что он увидел, ему не надоедало. Отвечать односложно и размыто Чимин устал, но выбора у него особо не было.

***

Юнги обливал водой из шланга красный трактор, иногда проходился щëткой по некоторым местам, затем вновь брался за шланг. Мыть сие бесподобие было занятием бесполезным, но монотонным и успокаивающим. Напевая незамысловатую мелодию, Юнги ходил вокруг Королевы, стоящей возле дома, не стесняясь из чистой случайности заливать водой соседнюю машину. Бабуля Чанми наверняка будет жаловаться на грязь. Дороги перед домами были широкими, поросшими травой по бокам, создавая вид обочины, но не были асфальтированными, поэтому дождь или простая стирка создавали болотца в разных еë участках. Он почувствовал чужое присутствие, всегда пробуждающее в нëм инстинкт самосохранения, который советовал ему бежать сверкая пятками. Юнги нахмурился, крепче сжал шланг в руке, из-за чего струя задрожала. Может быть, если его игнорировать, он обидится и сам уйдëт. Бредовый план, никогда не работал. — Хватит меня глазами долбить. Чë надо? — вздохнув, спросил Юнги. — На тебя теперь и посмотреть нельзя? Чонгук хмыкнул, на несколько шагов сократил между ними расстояние. Юнги повернулся, пережал большим пальцем отверстие в шланге. Вода теперь била мощнее и прямо под ноги Чонгуку, предупреждая его. — Я хотел поговорить с тобой. — Поговорили уже. — Ты послал меня на хуй и убежал, так что это не считается. Не хочу говорить о таком на расстоянии. — Ты про отсос? — В том числе. — Ты был хорош, рот рабочий, прям конфетка. Что-то ещё? — Да, и я всё-таки подойду. — Чонгук сделал шаг навстречу, Юнги облил его ноги. — Неа. — Давай не будем вести себя как дети? — Дети сосут сóски, а не чужой член. Иди отсюда, ребëнок. Когда Юнги отворачивался, краем глаза он заметил чужое приближение. Что ж, сам виноват, он предупреждал. Облитый с ног до головы Чонгук, закрывающий лицо от попадающей в него воды, однако идти не перестал. Юнги забыл, что думать нужно было о своëм отступлении, с улыбкой смотрел на него, слушал ругательства и находил его вид забавным. Чонгук схватил Юнги за талию, вода забрызгала их обоих. Он забрал шланг из чужих рук, отбросил его на клумбу у соседнего дома. Юнги замер, глядя на лицо Чонгука, расстояние между их телами было, но играло оно не в пользу первого. Взгляд Чонгука с его лица соскользнул, упал ниже и оттуда не сдвинулся. Белые футболки — враг приличного человека. Мокрая ткань прилипла к телу, копируя его рельеф: вставшие соски, плоский живот, тазобедренные косточки и даже ямку пупка. Юнги был худощавым, не самым спортивным человеком на деревне, но Чонгука это, похоже, не волновало. Юнги посмотрел туда же, куда был направлен взгляд мужчины и выдал злое «блять». — Убери от меня свои похотливые ручонки, гандон, и пялься так на соседскую козу. Тебе подходит. Юнги попытался вывернуться и из-за резкого движения поскользнулся, а может, первым не удержал равновесие Чонгук. В результате они оба оказались в луже. Чонгук лежал в ней спиной, Юнги, распластавшись на нëм, касался только коленями. Мужчина выровнялся, сидя на чужих бëдрах, уложил руку на его грудь, не позволяя подняться. — Слушай сюда, мой давний друг. Между нами ничего нет и быть не может. То, что ты подержал мой член во рту, ничего не значит, к тому же против моей воли. — Тебе понравилось. — Это физиология, малыш, — произнëс Юнги, слегка похлопав его по щеке. — Если сейчас у меня на тебя встанет, это не значит, что я тебя люблю. Я бы многих здесь любил в такой случае. — О ком ты? — напрягся Чонгук. — Отстанешь, если я скажу? — На сегодня, возможно. — Джису, у неë прекрасные длинные ноги, было неловко смотреть Сокджину в глаза. Почтальонша с другого села, видел бы ты еë задницу. Хвиин природой никогда не была обделена. Та тот же Намджун, тело греческого бога, почти во всех местах. Мне продолжить? Тебя же ничего из этого не задевает? — Всё это правда? — спросил Чонгук, отбросив руку мужчины и приняв сидячее положение. — Уж поверь, если долго не трахаться, встанет и на курицу. — Юнги, — с нажимом проговорил Чонгук, сжав его бëдра, когда тот хотел подняться. — Чонгук, — парировал он мягким голосом, при этом ухмыляясь. — Ты в своём городе хранил верность своей первой любви и мыслями, и телом? — Чонгук молчал, Юнги и так знал ответ. — Вот и заткнись. И отъебись от меня. Вставая на ноги, Юнги толкнул его. Чонгук успел выставить назад локти, поднимая брызги воды. Юнги смотрел на него недолго, затем принялся выжимать край футболки. — Пресвятые угодники, — тихо произнëс голос рядом. Юнги ухмыльнулся, посмотрел на бабулю Чанми, которая стояла в своëм дворе у края забора, держа руку на сердце. Интересно, как давно она там стояла и сколько слышала. Видимо, много, да недостаточно для сердечного приступа. — И вам доброе утро, бабушка. Женщина, пялясь во все глаза то на одного, то на другого, икнула словно от страха и отступила на шаг. Под ногами хлюпала вода, она опустила глаза на землю и ахнула, заглядывая за забор. — Ироды, вы ж залили мои георгины, — вскричала она. — Все вопросы к вот этому, — произнëс Юнги, махнув рукой на Чонгука, и повернулся, уходя прочь от терзающего мысли человека. Тот смотрел ему вслед, понятия не имея, куда он направляется. Хотелось последовать за ним, да ведь прогонят. — А ты чего разлëгся? Иди воду закрывай. Если с моими георгинами что-то случится, с обоих шкуру спущу.

***

Чимин осторожно, стараясь не шуметь, раскладывал продукты по полкам. Отчего-то он хотел остаться незамеченным ещё на какое-то время. Тэхён всё ещё был в его комнате и без умолку с кем-то болтал. Чимин заглянул в щель между дверью и дверным косяком. Юноша лежал на кровати, забросив ногу на ногу, держал телефон вытянутой вверх рукой и корчил в камеру рожицы. Чимин усмехнулся, постоял так ещё немного, бесстыдно наблюдая, затем оставил на столе купленные чупа-чупсы и мороженое, не подумав о сохранности последнего, и вышел из дома. Где отец, он не знал, надеялся, что не сорвался так скоро. Страх того, что он вновь увидит его с бутылкой, появлялся каждый раз, когда он пропадал из его поля зрения. Сейчас это волновало его чуть меньше, чем обычно. Тревожность находила всё больше причин для своего процветания внутри его черепной коробки и груди. Бабуля Чанми, сидя на лавочке у своего дома, гладила кошку, мурчащую на еë коленях. Чимин подошёл к ним, присел рядом на корточки, потянулся к кошачьей морде и погладил между ушей. — Грустный ты какой-то сегодня, — произнесла женщина, приоткрыв один глаз. Казалось, его настроение она заметила ещё до того, как на него взглянула. — Мне говорили, — усмехнулся он. — И чего же грустишь, соколëнок? Кто-то чем-то обидел иль невесте не мил? — Нет никакой невесты, бабушка. Это я так, без повода. — Для грусти повод есть всегда, просто иногда нам хочется его не замечать. Всё плохое — это что-то временное. — А хорошее? — Чимин поднял на неë взгляд, еë глаза были прикрыты, лоб нахмурен, на голове как всегда был повязан платок. — А за хорошее мы держимся всеми силами. Каким бы плохим ни было сегодня, завтра будет лучше. — За завтра не угнаться, — произнëс парень, поднявшись на ноги. — Да и сегодня ещё не закончилось. — Бабушка? — Да? — Не могли бы вы меня обнять? — сказал он. Она не стала задавать вопросов, улыбаться и смеяться над ним, только молча переложила кошку на лавку, подошла поближе и крепко обхватила руками. Чимин не колебался, когда обнимал еë в ответ. На короткое мгновение отступила тревога, на горизонте замаячило спокойствие, казалось, он вот-вот за него схватится и больше не отпустит, но в момент всё оборвалось и мысли вновь хлынули в голову. Чимин обнимал человека, который в силу возраста очень много знал, был ворчливым и добрым. Обнимал женщину, к которой часто бегал в детстве, когда родители кричали о чëм-то ему непонятном, а потом долго молчали. Тогда дома было холодно, в соседнем доме пахло пирожками с картошкой. Тогда он был маленьким и, сидя на стуле и болтая ногами, не доставал до пола, а у неë было намного меньше морщин. Он едва доставал ей до пояса, а сейчас она ему по плечи, даже если не горбится. Обнимать бабулю Чанми ощущалось так же, как и пожимать руку детству, которое теперь играет с другими детьми. Это было привычно, приятно и совершенно не похоже на то, что он ищет. Чимин отстранился, и только сейчас заметил Хосока, который развалился в тени у его забора под рябиной, наверняка ожидая его. Он быстро собирал раскиданный по траве в порыве шока m&m's, видимо, беспокоясь о том, что Чимин уйдëт без него. Парень попрощался с бабушкой и медленно зашагал. Хосок его догнал, и они пошли с нормальной скоростью. — Знаешь, твои вкусы меня всё больше пугают. — На комментарий в свой адрес Чимин никак не отреагировал, и Хосок толкнул его плечом. — Ну чë ты такой кислый? — Так лучше? — спросил парень, повернув в нему голову и растянул губы в улыбке настолько, насколько позволяла его мимика. — Не очень, выглядит жутко. — Именно, моя защитная реакция не смех, а недовольный ебальник, так что уж прости, но я не могу глупо скалиться, когда мне хуëво. — Ну так почему тебе хуëво? — Потому что меня бесит, когда появляется что-то, что у меня не получается контролировать. — И что же это? — Отвяжись, всё равно не скажу. — Тогда я буду перечислять. Может, у тебя проблемы со стояком? Иногда полшестого это нормально, не в нашем возрасте, конечно, но… — Нормально у меня всё со стояком, — возмутился Чимин, повысив голос. Проходящие мимо девчонки засмеялись, Хосок тоже начал хихикать, за что получил по шапке. — Ну а что ещё тебя может расстроить? Запил отец? Телефон разбился? Чеëн? — Чеëн? Почему она? — А чëрт тебя знает. Я сначала подумал, что она тебе реально нравится, обнимался с ней, а потом точно так же зажимался с бабкой. Я начинаю бояться. — И чего же ты боишься? — Если тебя потянуло на экзотику, следующим пунктом идут парни, а я нахожу себя весьма привлекательным. — Иногда я мечтаю о том, чтобы ты стал немым, тогда бы твои бредовые мысли не превращались в слова. — Иногда я мечтаю, чтобы ты был мулаткой с четвëртым размером груди и выше меня. Некоторым мечтам не суждено сбыться, смирись. Чимин глянул на него, будучи недовольным тем, что Хосок снова перевëл всё в шутку. Наверное, никогда не быть серьёзным для него было проще. — Ты с феей поругался? — произнëс Хосок, когда они подходили к воротам его дома. Чимин не сразу сообразил, о ком идёт речь, но вскоре вспомнил, кого друг называл таким прозвищем. — Почему ты так решил? — Методом исключения: все предложенные мной варианты не подходят. К тому же сегодня вы существуете по отдельности, хотя обычно вас не отлепить. Не волнуйся, я почему-то не ревную. — Мы не ругались. — Хорошо, тогда расскажешь мне позже. И помни, что если тебя тревожит какая-то мелочь, это не мелочь. Это важно для меня и других, кому ты дорог. А теперь отвисни и забудь то, что я сказал. Только попробуй подумать, что я тебя люблю. — Обнимемся? — сказал Чимин после нескольких секунд молчания. — Да иди ты, — ответил Хосок, ударив его по плечу. — Вообще-то я серьёзно. — Ты реально с ебанцой. Ну ладно, только по-быстрому, пока я не передумал. — Передумаешь ты, конечно. Хосок раскрыл для объятий руки, Чимин сделал шаг ему навстречу, и чужие пальцы за его спиной сцепились в замок. Хосок часто обнимал именно так, будто хотел лишить возможности вырваться. Объятия лучшего друга были чем-то обыденным, новых ощущений они вызвать не могли. Хосок, бывало, раздражал его из-за того, что был слишком громким или не мог усидеть на месте, но Чимин ни на секунду не переставал в нëм нуждаться. Они были противоположными, и из-за этого не могли друг другу наскучить. Чимин не фанат прикосновений, но Хосоку всегда было дозволено касаться его без разрешения. Объятия лучшего друга были надëжными, дарили уверенность и понимание того, что, что бы ни случилось, он останется на его стороне. — Ну всё-всë. Чимин похлопал его по спине, намекая на то, что хочет отойти. Хосок напоследок сжал его покрепче, до хруста в позвоночнике, и отпустил. Они попрощались, и Чимин побрëл по направлению к своему дому.

***

— Какой кошмар, уже шесть вечера, — ахнула девушка по ту сторону экрана. — У меня репетитор через полчаса. — А я избавился от всех репетиторов, — ответил Тэхён. — Тебе правда нравится там? — Я немного скучаю по маме, но с отцом я всегда был ближе, а здесь ему лучше, значит, и мне тоже. И у меня появились друзья, я как-нибудь сфоткаю их так, чтобы они не заметили, и покажу тебе. Они хорошие парни, хотя один из них кажется хулиганом. — Ты подружился с парнями? Здесь тебе это не удавалось. — Они сами со мной подружились. Помню, как Чимин предложил дружбу, — произнëс Тэхён, улыбнувшись и посмотрев в сторону. — Я должна знать всё об этом Чимине. — Я составлю на него досье. — Хорошо, и предупреди, когда будешь звонить в следующий раз, Диана и Мини тоже хотят с тобой поговорить. — Хорошо, пока Черëн. Тэхён прервал звонок, положил телефон на подушку рядом со своей головой. В комнате стало тихо, Тэхён остро ощутил, что сейчас один. На улице пели птицы и громко кудахтала курица, хвастаясь тем, что снесла яйцо. Тэхён понял, что голоден и отправился искать кухню. Дом был небольшим, на поиски ушло немного времени. На столе лежало растаявшее мороженое и чупа-чупсы. Неужели Чимин заходил, а он не заметил? Бросив мороженое в морозилку, Тэхён принялся внимательно изучать полочки в холодильнике. Взяв одну сосиску, он снова вернулся в комнату и принялся ходить взад-вперёд, изучая еë. Небольшой стол всё ещё был завален бумагами и тетрадями, которые Чимин исписал в школе, в углу валялся молоток и покрышка от велосипеда, в другом — коробочки с болтиками и гайками, полуспущенный мяч, а рядом с ним насос. На стене висел плакат музыкальной группы, которая уже наверняка была расформирована, и календарь позапрошлого года, на тумбочке лежали карандаши, большинство из которых были сломаны, и виниловые пластинки. Тэхён заметил под кроватью большую продолговатую коробку, решил, что заглянет и туда после того, как изучит тумбочку. Он открыл верхнюю полку, когда человек, наблюдавший за ним, обозначил своё присутствие. — Ай-яй, роешься в чужом нижнем белье, а я думал, ты хорошо воспитан, — произнëс Хосок, довольно улыбаясь. День был прожит зря, если ему не удавалось кого-то шутливо задеть. — Я не знал, что здесь, — сказал Тэхён, быстро захлопнув полку. — Какая разница? Ходишь тут и рыщешь, — ворчал Хосок, переваливаясь через подоконник. Он едва не свалился вперёд, поэтому подался назад, почувствовав почву под ногами. — Как ты узнал, что я здесь? — Дедуктивное мышление и блестящая интуиция. Где тебе ещё быть, если ты не дома и не с Чимином? — А где Чимин? — Думал, здесь. Мы попрощались, но я хотел узнать, что у вас произошло. — У нас? — Да, между тобой и Чимином, что-то, о чëм я не знаю, а Чимин говорить не хочет. Признавайся, ты к нему приставал? — Не приставал я к нему. Может, это ты его обидел? Почему сразу я? — Себя я отмëл первым, — заявил Хосок, выпятив грудь. Тэхён подошёл к нему, глянул на него, затем на петуха за его спиной. Похожи. — Как ты себя любишь. Как думаешь, где он может быть? — Понятия не имею. Может, у Чеëн? — С чего бы ему быть у неë? — спросил юноша, округлив глаза от удивления. — У них как будто бы что-то закручивается. — Возможно, ты прав. Я, наверное, пойду домой. — Давай, я тоже, скажи Чимину, когда он вернëтся, чтобы позвонил мне. — Хорошо. Тэхён проследил за тем, чтобы Хосок ушёл, сам тоже вышел за двор, но в соседний дом не направился. Может быть, Чимин не хочет ни с кем сейчас разговаривать? В таком случае Тэхён просто посидит рядом, нужно было только найти его. Если бы Чимин хотел уйти от всех подальше, куда бы он пошёл?

***

Юнги закрыл за собой калитку, глянул на привязанного во дворе пса, надрывающего глотку, тот тут же притих и спрятался в будке. Он подошёл к дому, крыльцо которого его хозяин так и не починил. Открыл дверь, зайдя внутрь, осмотрелся. — Сокджин? — позвал Юнги. Ответом ему служила тишина и раздражающее тиканье часов. В этом доме их было слишком много. Из какой-то комнаты послышался то ли стон, то ли бормотание. Юнги остановился на пороге гостиной с небольшим телевизором, множеством книг на полках за ним и стареньким местами просевшим диваном, на котором развалился Сокджин. — Джин, поднимайся. — Ещё пять минуточек, милая, — промычал он в подушку, буквально через секунду послышался храп, который прекратился, когда Юнги хлопнул мужчину по плечу, не жалея силы. — Я не сплю! — Сокджин быстро сел, от резкого движения заболела голова, и он потёр виски. — А, Юнги, это ты, зачем пожаловал? — Где твоя жена? — Какая разница? — спросил Сокджин, отняв от головы ладони. Юнги потряс рукой, в которой держал пакет, внутри зазвенели бутылки. — И чего ты так редко заходишь? Я же всегда рад тебя видеть, — сказал Джин, растягивая губы в искренней улыбке. Хозяин дома быстро сообразил закуски: тонко нарезал колбасу и сыр, положил на тарелку рядом с пёрышками зелёного лука и небольшими ломтиками чёрного хлеба. Сбросил со стола в коробку разобранные часы и инструменты, подвинул поближе две наименее шатающиеся табуретки и приготовил две стопки. Сокджин, доставая из пакета зелëные стеклянные бутылки, ставил их на стол, разглядывая каждую, будто никогда таких не видел. — Можно не торопиться. Джису полчаса назад ушла к соседке, а ты их знаешь. Пока закатки, пироги и турецкий сериал обсудят… — Который ты вообще не смотришь, да? — Юнги улыбнулся, подпирая ладонью щеку. — Заткнись. В общем, часа два у нас есть. — Сокджин открыл одну бутылку, налил две полные стопки. — Какой странный цвет, наливка, что ли? — Наливка-наливка, — кивнул Юнги, взяв одну стопку. — Я думал, ты дольше продержишься. Знаешь, как сложно пить одному? Я уже начал чувствовать себя алкоголиком. — Нет, мы ни разу не алкоголики. Ты не думал завязать? — спросил Юнги и, немного подумав, прижался губами к стеклу, выпивая всё содержимое. — Ого, даже не поморщился. Из-за тебя уже начал было думать, теперь точно ни к чему. — Сокджин разом проглотил всё, что налил себе. Он замер, глядя то на пустую стопку, то на Юнги, который над ним смеялся. — Ты сука, Мин Юнги. — Ну чего ты? Хороший рассол, я сам крутил. — Какой к чёрту рассол? — Из помидорок, домашних. — Тебе бы только хиханьки да хаханьки. Погоди, сала хоть нарежу к твоему рассолу, — проворчал Сокджин, подойдя к холодильнику. — Мне не нужно, не особо его люблю. — По тебе видно. Если не пить, зачем тогда пришёл? Мы по другим поводам не общаемся. — Хотел поговорить, излить душу. — На трезвую? Ты уверен, что не ошибся домом? — По-другому нельзя. Если сорвусь, это будет снова надолго. Сыну поступать в этом году, а я только о себе и думаю. — Что-то раньше тебя сын не слишком волновал, — сказал он, присаживаясь на прежнее место с новой тарелкой. — Тебе новый бланш поставить? А то я смотрю старый прошёл. — Не серчай, ты знаешь, что я говорю правду. — Я обязательно поговорю о том, какой я плохой отец, но не с тобой. Я за другим пришёл. — Вещай, — сказал Джин, набивая рот закусками. — Скорее всего, я пожалею об этом, но поделиться мне больше не с кем, а сам себе я плохой советчик. — Вступление трогает за душу, сейчас заплачу. — Я должен кое в чём признаться. Юнги вздохнул, говорить том, в чём он сам себе не мог сознаться, было трудно. Сокджин может воспринять эту информацию с брезгливостью, начать испытывать к нему отвращение или того хуже — растрепать всему селу, мог не выбирать из этих действий и применить всё одновременно. Юнги рисковал, но должен был поделиться тем, чего никому не решался рассказать. Он не стеснялся этого, не боялся чужой реакции, но много лет молчал, потому что в откровенностях надобности не было. К тому же его секрет был напрямую связан с другим человеком, который эту тайну хранил и лелеял. — Начало слегка пугающее. — Я был влюблён в одного человека… — С которым я очень хорошо знаком, да? Знаю я, чем заканчиваются эти разговоры. — Ты можешь завалить хлебало и дать мне сказать? — Юнги уставился на него, ожидая ответа. Джин пожал плечами, сообщая о том, что перебивать не будет и ненадолго перестанет шутить. — Я действительно знал этого человека очень давно. Прошло много времени, я думал, что забыл его, но недавно он вновь нагло ворвался в мою жизнь. Почему у тебя такое лицо? Тебе больно или природа зовёт? — Я просто думаю, кто может быть этим человеком, и в голове пусто. — Расширь свой кругозор и попытайся посмотреть под другим углом. — Ты где-то встретил свою жену? — предположил Сокджин. — Бесполезно, — выдохнул Юнги, мотнув головой. — Наверное, действительно легче поверить в то, что я встретился с бывшей, чем в то, что я был влюблëн в мужчину. Сокджин перестал работать челюстями, вперившись в него внимательным взглядом. Он ожидал, что Юнги сейчас засмеëтся, скажет, что он купился, но тот был серьёзен. Глаза Сокджина расширились как у лемура, ладонь со звуком прижалась к губам, табуретка под ним скрипнула, одна ножка подкосилась, и он свалился назад. Юнги закатил глаза, подошёл к Сокджину, помогая подняться, подвинул к нему свою табуретку, а сам отошёл к небольшому окну. — Скажешь что-нибудь? — Я в ахуе. — А помимо этого? — Я пиздец в каком ахуе. Получается, ты гей? Но ты же был с женщинами. — То, что я любил одного мужчину, не значит, что я гей. И если ты это осуждаешь, ладно, но не неси это по всему селу. — За кого ты меня принимаешь? Почему я вообще должен тебя осуждать? Ты же не лезешь ко мне в трусы. — Я бы подумал над этим, если бы ты менял их регулярно, — произнëс Юнги, усмехнувшись, Сокджин засмеялся тоже. — Спасибо, что признался мне, наверное, это было тяжело. — Да, не очень просто, но от сердца немного отлегло. Так, ты понял, о ком я говорю? — О язве, проживающей с тобой по соседству, которая слишком высокого мнения о себе? Вариантов немного. И что ты в нëм нашёл? Я бы тебя понял, если бы это был Джонни Депп или хотя бы глава нашего сельского совета, он тоже ничего, но этот… как его там… — Чонгук. — Да, вот этот вот, что в нëм есть такого, чего нет в других мужиках? Ты к Намджуну присмотрись, красивый и одинокий. Кстати, женат он не был, может, он тоже из этих? — Из этих? — повторил Юнги, скрестив руки на груди. — Ну, из ваших. — Придурок, я не гей. — Ладно-ладно, так, ты пришёл ко мне, чтобы признаться мне в этом? — спросил Сокджин, прижавшись губами к бутылке. Рассолом он подавился в следующую секунду, когда по спине его огрели полотенцем. Он подскочил, метнулся к Юнги, встав за ним и схватившись за его плечи, чтобы он не отступил в сторону. — Я, значит, на пять минут к соседке зашла, а он уже хлещет, — говорила Джису, приближаясь к ним и накручивая кончик полотенца на ладонь, чтобы точно не выскользнул, когда она замахнëтся вновь. — А ты тоже хорош, спаивать его пришёл? — Милая, не кипятись, это не алкоголь. — А что это? — Рассол. — Рассол? Ты меня за дуру держишь? — Удар, предназначенный для Сокджина, принял на себя Юнги, которого тот вертел как куклу, только бы его не задело. — Клянусь трудами Аристотеля. Юнги, скажи ей. — Отменное пойло, так налегал, — произнëс мужчина, растягивая губы в улыбке. — Подойди сюда, сказала, — голос Джису звучал строго, поза «руки на бока и ноги врозь» не внушала доверия. — Не пойду. — Сокджин мотнул головой, крепче вцепился в чужие плечи. — А вот мне, пожалуй, пора. — Нет, она меня убьëт. — Зачем наговариваешь на любимую жену? Божий одуванчик. Он проведëт меня, а то я вашу собаку жутко боюсь, — обратился Юнги к Джису, Сокджин последовал за ним тенью. Женщина смахнула с лица прядь волос, отвела взгляд от дверного проëма, в котором они только что исчезли, и подошла к столу. Взяла бутылку, приблизила горлышко к лицу, принюхиваясь. Алкоголем не пахло. Она сделала небольшой глоток, почмокала в попытке распробовать. — Действительно, рассол. Это я неправа, что ли? — раздумывала она. — А чего это я не права? Ещё как права! Нервничать заставил, сам виноват. — Ты правда боишься Бублика? — спросил Сокджин, глядя на собаку, который в присутствии Юнги и носа из будки не казал. — Грешно бояться собаку с таким именем. Они вышли за двор, сели на лавочке у забора в тени ветвей. Та была настолько невысокой, что сидя на ней, взрослый человек практически складывался вдвое. Юнги достал пачку сигарет, протянул Сокджину, получив отказ, мотивированный вредом курения здоровью. Мужчина усмехнулся, вспомнив горящий взгляд друга, когда он вручил ему псевдоалкоголь, но промолчал. — Так, ты и Чонгук, как давно у вас шуры-муры? Это вообще взаимно, или ты один был влюблëн? — Не говори о наших шуры-мурах в настоящем времени, — произнëс Юнги, выпуская облачко дыма и зажимая между указательным и средним пальцами сигарету. — Когда мы крутили, ты ещё жопой в песочнице сидел и думал, что дети рождаются от того, что дядя с тëтей за руки подержались. И конечно, это было взаимно. — Сколько вам было? — По четырнадцать. — Во даëте. — Да, всё закончилось быстро, он уехал, ничего не объяснив. И спустя двадцать два года мне не всë равно. Я злюсь на него, я ненавижу его, но мне не поебать. И в этом проблема. Чтобы ты чувствовал, если бы встретил свою первую любовь? — Может быть, лëгкое отвращение и неприязнь из-за того, что она выбрала физрука. Ей сейчас около шестидесяти, сомневаюсь, что у нас что-то бы вышло. Мы слишком разные: я откладываю на мотоцикл, она — на похороны. — Ты можешь быть серьëзным, когда этого требует ситуация? — спросил Юнги, раздражëнно стряхивая пепел с сигареты. — Мой мозг не распознаëт, когда ситуация требует, чтобы я был серьëзным, а когда ей нужен клоун. — Сокджин пожал плечами. — Поэтому всегда выбираешь быть вторым? — хмыкнул мужчина. — Кто был твоей первой любовью? Настоящей, а не с указкой у доски. — Джису. Знаешь, мне кажется, я всю жизнь еë любил, — с мечтательной улыбкой повествовал Джин, глядя в небо. — Понесло бабку в пляс, — голос Юнги прозвучал обречëнно, и он уронил голову на ладонь. — Хотя мы с ней знакомы пять лет. — Семь. — Ты запомнил, как приятно. — Конечно, ровно столько же ты мне мозг проедаешь словами о своей бесконечной любви. — Завидуешь чëрной завистью, Мин Юнги, — заявил Сокджин, опираясь спиной на забор. — Заткнись. Хватит ржать надо мной. Я не знаю, что делать. — Так, чего ты боишься? Ты его любишь? — Я не уверен, знаю только, что мне не всё равно. Он будто вновь меня завоëвывает, моё доверие, внимание. — Всё-таки как необычно слышать подобные слова мужчины о мужчине. Извини, я слушаю. — Слушает он, — проворчал Юнги, втаптывая окурок в траву. — Что мне делать? — Единственный способ избавиться от искушения — ему поддаться. — То есть ты мне предлагаешь поддаться ему? Подставиться? — возмущался Юнги. — Я не хочу ничего знать о ваших позициях. Я сказал то, что сказал. Как это трактовать — это уже твоё решение. Мне пора возвращаться, моя змея с меня и так шкуру спустит, — произнëс Джин, скрипя калиткой. — Если тебя что-то долго гложет, если не получается избавиться от этого, прекрати убегать и иди этому навстречу. Юнги взялся за вторую сигарету, не заметил, как потом в руке оказалась третья. Урок он никакой не извлëк, понимал, что поводья, с помощью которых, он свою жизнь контролировал, из рук ускользают. И кое-что всё-таки радовало: Сокджин не воспринял эту информацию в штыки, отреагировал так, будто был готов это услышать. Хотя Юнги никогда не волновало, назовут ли его ненормальным. Боялся этого Чонгук.

***

Тэхён заблудился, потратил около часа, чтобы найти нужное направление. На озеро он ходил лишь однажды, и то ночью, тенью следуя за Чимином. Мысленно похвалив себя, юноша обошёл несколько деревьев и оказался на берегу. Холодная трава щекотала пальцы ног, вскоре она сменилась песком. Когда он приблизился, Чимин, до этого не заметивший чужого присутствия, резко повернул голову. Тэхён сел рядом, снял тапочки и вытянул ноги, зарываясь ступнями в песке. — Откуда ты узнал, что я здесь? — Я не знал, просто предположил. И вот, какая удача. Обратной дороги я уже точно не нашёл бы. — Тебе не стоит ходить одному. Вдруг и правда потеряешься? — Сегодня уже не потеряюсь, — произнëс юноша, улыбнувшись и склонив голову к плечу. Солнце играло с его светлыми волосами и водной гладью. — Ты всегда приходишь сюда, когда тебе грустно? — Когда хочу ненадолго убежать от проблем. — Разве в одиночестве тревога не растëт? — Растëт, но так я никого не донимаю. Когда ты один, вдали от людей, можно делать всё, что угодно: хочешь — плачь, а хочешь — кричи. — Чимин поднял с песка камень, бросил его, и тот, прежде чем погрузиться в воду, несколько раз ударился о еë поверхность. — А ты сегодня плакал или кричал? — Просто молчал, — усмехнулся парень. — Что бы тебя ни волновало сейчас, скоро это разрешится. — Ты же не знаешь, что меня волнует. Я сам не до конца понимаю. — А эта фраза на все случаи жизни. Ты уже достаточно насиделся в одиночестве? — Возможно. — Ты ужинал? Давай поедим у меня дома? Отказы не принимаются. — Хорошо. Чимин усмехнулся, бросил ещё один камень и поднялся на ноги. Тэхён встал тоже, сделал шаг, чтобы уйти, но остановился и обернулся, глядя на пальцы, сжимающие его ладонь. Он посмотрел на чужое лицо, глаза Чимина были опущены. Он стеснялся, но надеялся на то, что по его лицу этого понять нельзя было. — Ты можешь… Чимин говорил неуверенно, пытался найти в себе смелость, чтобы закончить фразу. Тэхён терпеливо ждал, желания его торопить не было. На самом деле, если бы Чимин захотел остаться здесь на всю ночь, Тэхён бы сидел с ним рядом. — Можешь обнять меня? — произнëс он, не узнавая собственный голос. В следующие секунду Чимин почувствовал тяжесть чужих рук на своих плечах. Тэхён обнимал его за шею, прижимаясь к нему всем телом. Так на фотографиях в альбоме, на картинках и в жизни девушка обнимает парня, но Тэхён на девушку совсем не похож. И только сейчас эта мысль перестала пугать, потому что в одно мгновение неважным стало всё. Страхи, мысли и сомнения забрало с собой недалëкое прошлое, которое было настоящим ещё минуту назад. Чимин бережно опустил руки на талию юноши. Из-за стука собственного сердца он не слышал шум, шелест камышей и пения птиц. В мгновение всё смолкло и не осталось ничего, кроме этих объятий. Он пытался понять себя весь день и всю прошлую ночь. Он искал и наконец нашёл. Чимин не чувствовал, что обнимает друга, знакомого или человека из своей семьи. Значит, сейчас руками он сжимал кого-то другого, вызывающего скачок температуры тела, заставляющего щëки краснеть, а сердце сбиваться с привычного ритма. Голоса, гудящие в его голове на протяжении дня смолкли, теперь там звенела тишина. Исчезла тревога, которая не позволяла спокойно вздохнуть весь день. Причиной ей был страх от незнания того, что с ним происходит. А сейчас он знает. В груди распускалось, нежно разливаясь по телу, до этого момента незнакомое чувство первой влюблëнности.