Марафонные

Надо бы как-то запомнить эти стихи. Ах, и зачем они в голову льются вдруг, Если писать не умею, если грехи, Если вся боль и ненависть только на слух? Если писать дозволено только отцу, Сбывшему дочь, как будто лежалый товар. Если читать научилась лишь по лицу Матери, будто ей страх язык оторвал. Мне не по силам больше глядеть в потолок Тёмной каюты — я знаю в нём каждый дюйм. Я презираю тот ветер, что уволок Парус наш к западу, этот нескладный шум. Мне до скуленья, до самых до едких слёз Мужа так хочется никогда не узнать. Чтобы не смела фата коснуться волос, Чтоб обо мне не мечтала его кровать. В жизни другой, необещанная ему, Как бы я море, наверно, могла любить: Не озираться назад, позабыть корму… Взгляд мой лишь к носу бы намертво был прибит. Плачу опять… Вдруг надежды забрезжил свет: Первая карта, священник-иерофант, Пал от второй, гневной башни, — и свадьбы нет. Императрица, третья, спускается с вант.