Еще одна история. 21 век.

Самое разумное, что мог сделать сейчас Яков – это поехать домой. Ахмеда всё-таки отправил. Со строгим видом приказав не путаться под ногами, и вовремя явиться на завтрашнее дежурство. На нём больница, а не хвост собачий. Помогло. Телефон взял почти на ходу, сумев всё же чуть улыбнуться и успокоить Анну, сказав, что на работе всё уже нормально. Улыбка пропала сразу же. - Яков, мне надо поговорить, срочно. В голосе было что-то такое, что про сон забыл тут же: - Что случилось? Тебя забрать? И дальнейшее его не успокоило: - Я в такси. Анну встретил уже уверенный и сосредоточенный. Девушка казалась очень взволнованной, но была в полном порядке, и от сердца сразу отлегло. Провел в кабинет. - Теперь поговорим. Анна не знала, как начать разговор: - Тот мужчина, который умер… О нем что-нибудь известно? Яков насторожился: - Пока нет. Анна кусала губы и медлила. Потом решилась, словно в воду прыгнула: - Я кое-что знаю. Он мне сказал. Сегодня, недавно. Якову показалось, что он всё же не спал слишком долго: - Что? - Понимаете… Мне иногда снятся, умершие. Или не снятся, просто видятся. Он появился сегодня, и был не такой, как все. Он не хотел ни прощаться, ничего такого. Он хотел передать информацию и утверждал, что это очень важно и срочно. И я пообещала.       Хух. Главное сказано. Что давать обещания умершим нельзя, она осознала давным-давно. Но что от этого духа иначе было не отделаться, поняла тоже. С подобными ему Анна еще не сталкивалась. - Но я здесь никого не знаю. Я не знаю, кому можно сказать, и как сделать так, чтобы меня послушали. Она всё же имела представление о реалиях, и хорошо понимала, как к её заявлению силовики отнесутся. И куда хуже будет, если ей поверят и заподозрят. Яков смотрел без особого удивления. И Анна вдруг увидела, каким усталым он выглядел, как осунулось его лицо, и черты стали словно резче и темнее. - Что именно передать? Тогда она заговорила. Выхода всё равно уже не было. - Он Карим из второй сотни - это почему-то важно. В горах что-то спрятано, что именно – не знаю, он показал картинку, как там что-то делало четыре человека в темном. Цифры – вот, я записала сразу. Скала, рядом кустарник, большой приметный валун, за ним расщелина, она незаметна и закидана камнями и ветками. Он сказал – очень срочно, сегодня. Завтра будет поздно. Он очень спешил. - Так, - Яков явно собрался. – Очень похоже на координаты. Ты его видела когда-нибудь раньше? В отеле? - Нет. Он пришел из-за перевала, следом за этими. Его заметили, он не успел. Это всё. Но я не знаю, как и кому можно об этом рассказать. Яков задумался – на мгновение, не дольше. Он давным-давно привык не тянуть с принятием решений. Времени на это обычно не бывало. Уверенно: - Как раз не проблема. Я всего лишь позвоню Трегубову и всё передам. Скажу, что услышал от раненого. Анна удивилась так, что все призраки тут же показались ерундой: - Ты мне поверил? Сразу же? - Анна, - спокойно и чуть устало объяснил тот. – Я не поверил. Ты считаешь, что обязана сообщить и всё равно будешь искать способ. У меня есть возможность. Делаем, потом разберёмся. Анна недоуменно покачала головой. Сейчас, когда всё решалось так просто, она никак не могла поверить: - А вдруг это всё неправда? Тот улыбнулся. Она как ребенок, сначала выпросивший конфету, а теперь вдруг засомневавшийся: - Как раз в данной ситуации не имеет значения. Умирающий мог сказать всё, что угодно. Хоть важную информацию озвучить, хоть предсмертный бред. Разбираться уже дело полиции. Анна кивнула и вдруг попросила жалобно-жалобно: - Ты позвони им, пожалуйста. Так жалобно, что вдруг захотелось схватить в охапку и зацеловать. Но пришлось звонить. - Николай Васильевич, я всё по тому же делу. У меня информация есть, не знал сегодня, кому из ваших сообщить можно. - Хорошо, приезжайте, жду. - Да, - решил добавить Яков. – Личность не установили? Он сказал, что он – Карим из второй сотни. Из трубки резко: - Откуда? Ждите на месте, я сейчас буду. Анну устроили в сестринской, медсестра, кругленькая женщина средних лет, угощала чаем с коржиками и вареньем. Анна задумчиво пила чай маленькими глоточками. Судя по времени, Штольман с Трегубовым обсуждали всё то же самое раз пятнадцатый. В конце концов заглянула еще одна медсестра, молодая и быстроглазая, и заговорщицким шепотом сообщила: «Уехал». Вернулся провожавший Трегубова Яков, вновь прошли в его кабинет. Тот был серьезен, очень: - Анна, пока ничего неизвестно, но мне приказали, категорически – не упоминать нигде и ничего. Я прошу и тебя, пожалуйста, и будь осторожнее. Та кивнула быстро: - Хорошо, я поняла. И решилась. Вспомнила вдруг женщину под обвалом: - Яков, а как же так? Ведь получается, что всё на самом деле. Знаешь, я всегда говорила лишь со знакомыми, соседями, да, с уже ушедшими, но я не боялась. Я никогда не принимала всерьез. Но ведь ты… ты мне веришь? Тот смотрел с той улыбкой, от которой что-то теплело и растворялось в груди: - Аня, я материалист. До такой степени, что не поверю ни во что, и в тоже время готов свободно принять, что угодно. Знаешь, когда-то в детстве я увлекался восточной философией. Путь Шаолиня и подобная романтическая муть. А потом отрезало. Я врач и материалист. Всё, что происходит, всегда можно объяснить с точки зрения разума. Или не объяснить – знала бы ты, сколько случаев, необъяснимых с точки зрения официальной науки, тебе расскажет любой врач. Возможности человеческого организма безграничны, даже если пока и недоступны. Он взял её руку и притянул к губам: - Как-то так. Он перебирал её пальчики, не собираясь отпускать. Анна смутилась: - Мне пора, наверное. И в ответ на его почти жалобный взгляд: - У меня поход завтра, в полвосьмого выходим. - Не ходи, - улыбнулся Штольман. - Я не могу, правда. Я в списках, и уже написала, где я и что буду завтра вовремя. Там пеший поход, на меня общий груз уже разделен. Да и ты тоже на работе. Штольман кивнул. После произошедшего, в больнице необходимо было присутствовать. Хотя бы эти же пару дней. Поднялся: - Сейчас переоденусь и отвезу. Еще мелькнула здравая мысль – взять шофера. Потом и его самого до дома подкинет. Самому садиться за руль сейчас явно не стоило. Анна ждала в коридоре. Пять минут, еще пять. Штольман отчего-то задерживался. Решилась, и чуть-чуть постучав, заглянула в дежурку. Он спал на кушетке, как был, в зеленом больничном костюме. Повернувшись на бок, и подложив руку под голову вместо подушки. Анна оглянулась, увидела на полочке подушку и покрывало. Осторожно подсунула подушку поближе, накрыла покрывалом. Он даже не шевельнулся. Присела рядом на стул. Можно было сидеть и смотреть сколько угодно, любуясь безнаказанно. Тянуло обвести пальчиками линию скул, коснуться губ, четких, чеканных, твердых. Ощутить, какие они. Всё-таки не удержалась, провела, в воздухе, не касаясь – боялась потревожить. Какой он был красивый. Неудивительно, что она не устояла – никто бы не смог. Как странно – она была когда-то влюблена, беззаветно, безумно. Но всё как-то сливалось в единый романтический образ. Первый раз увидела, ощутила, как он красив, той, невыдуманной, жесткой мужской красотой лишь на пляже, рядом с раненым Лехой. Когда вышла из дежурки, наткнулась на медсестру в коридоре. Хотела было сказать: «Сейчас такси вызову», а получилось: «Я подожду. Вот он проснется скоро и отвезет». Мельком глянувшая в комнату медсестра поняла сразу – не проснется. Вновь сидели в сестринской. На смену чаю с коржиками пришла картошка с огурцами. Вкусная такая, запеченная. Вроде и неудобно было, но медсестра всё подкладывала: «Кушай, девочка», и заодно расспрашивала обо всём - откуда приехала, где училась, а вторая, кареглазая, только хихикала и таскала одни бутерброды. А потом Анна выслушала в подробностях, как раненого привезли, и как, и кто что делал, и как Васильев сказал, что тот умрет, а Штольман сказал: «Нет», и назначил Ахмеда, а Ахмед может всё. Но, конечно, не как Яков Платонович. Но тот чужак всё равно умер – и девушка всхлипнула. Ей всех вдруг стало жалко. А потом вдруг зажала рот рукой, сделала круглые глаза и сказала: - Ой! И на немой вопрос: - Я вчера в реанимацию заходила, палату готовила, старшей помогала. Окно точно закрыто было. А потом, когда пациент уже лежал, а опера того молоденького еще не было, капельницы приносила. И окно какое-то не такое было. Жалюзи как-то неровно. Наверное, оно уже открыто было. И сама испугалась: - Это что же значит? Это кто-то из наших? Анна серьезно сказала: - Никому не говорите. Вообще никому. Яков Платонович проснется – только ему. И поднялась. Молодая головой закивала. А старшая сказала: - Ну куда ты поедешь. Стемнело уже. И ей нашли какую-то, даже не кушетку, а самую настоящую кровать, где-то в крошечной комнатке, которая вроде бы числилась за сестрой хозяйкой. - Мало ли что у нас бывает. И Анна думала, что не заснет – а сама провалилась в сон мгновенно. А когда проснулась – перед нею стоял Яков. И сколько он так стоял и смотрел на неё, понять было невозможно. Анна села, и тут же смутилась и подтянула повыше покрывало – она спала в футболке. Тот улыбнулся, смущенно и чуть виновато: - Шесть часов уже. Сам он проснулся без проблем – он никогда еще позже шести не вставал. Обычно гораздо раньше. И тогда уже Анна сказала: - Ой! А Яков ждал за дверью. Она вышла через пару минут, глянула, немного растерянно, и вдруг с каким-то отчаянием прижалась к груди. Яков обнимал за плечи, гладил спутанные после сна волосы, и думал о том, какой он дурак.