Любовью лечат души.

Брайта, как гвоздями прибило к полу удивлением, он открыл рот и не знал, что сказать в ответ, а когда закрыл глаза на секунду, то почувствовал своими губами тепло. Резко распахнув их, увидел, как Вин целует его. Сначала боксёр ответил на поцелуй, но уже секунд через десять мягко отстранил пианиста, держа за плечи обеими руками, посмотрел тому в глаза. — Во что ты играешь, Вин Метавин? Во взгляде музыканта мелькнуло что-то знакомое для Брайта, какой-то огонёк былого. Боксёр даже моргнул, словно убирая с глаз пелену. — Я просто хочу тебя, Брайт Вачиравит. «Не называй меня Брайтом, я Лу!..» — прежде, чем Вин снова его поцеловал после своих слов, в голове Брайта возник детский голосок с этой фразой, но губы музыканта были на столько тёплыми и топящими в себе, что все мысли попросту испарились, сменив себя тихим, ноющим в подкорке головного мозга желанием. Дав себя прижать ко входной двери, боксёр позволил Вину быть ведущим — он просто отвечал на все его ласки и поцелуи и нежился в этом. Он знал, что как только дело дойдёт до близости, то Вин снова превратится в холодный кусок гранита, который не знает, как стонать, как тогда в туалете клуба. Вин обвёл языком самые нижние кубики смуглого пресса Брайта и полностью опустился на колени. Его проворные, длинные и тонкие пальчики хорошо ладили не только с пианино, но и с замками брюк. Немного приспустив их, он дотронулся до вставшего члена боксера через тонкую ткань нижнего белья, на что услышал задушенный вздох и поднял свои глаза вверх. Брайт тоже смотрел на него. Вин впервые в своей жизни увидел такой взгляд — несравнимый ни с одним другим. Несмотря на всю пошлость ситуации, глаза Брайта смотрели на Вина с любовью и заботой. Пианиста это испугало. Он захотел отвернуться, но тёплая ладонь, обхватившая его подбородок, не дала ему сделать этого. — Маленький… По шее Вина пробежала волна мурашек, перейдя на спину. Большой палец боксера гладил его по щеке. — Если не хочешь, то можешь не делать этого, Вин. Секундное замешательство — Вин глотает накопившуюся слюну и буквально набрасывается на член Брайта, который с тихим стоном зарывается той же рукой в его волосы. Этот взгляд и забота со стороны боксера взметнули в музыканте порыв нежности и он реально захотел сделать ему приятно. Обхватив розоватую, влажную головку губами, Вин ласково обвёл ее у себя во рту языком по кругу сначала в одну сторону, а потом в другую. Ноги Брайта тут же подкосились, ему так сильно захотелось надавить на затылок пианиста, чтобы тот взял его глубже, чтобы почувствовать его горло и слабые спазмы горлового минета, но то, что делал Вин было на столько сладким и нежным — такого Брайту не давал никто. Пианист ласкал его член с какой-то осторожной боязливостью и это сводило с ума. Сам не замечая того, Метавин начал тихо постанывать, а потом вбирать член боксёра глубже и глубже, но не быстро и хаотично, а медленно и чувственно. Он так увлёкся этим, что не сразу расслышал слабый голос боксера. — Маленький… остановись, прошу. Не добившись желаемого, Брайт повторил ещё раз, а на третий ему пришлось взять Вина обеими руками за голову и мягко отстранить. Выпустив с коротким стоном член изо рта, Вин непонимающе посмотрел на Брайта и снова наткнулся на тот взгляд. Он его отрезвил. — Я уже не в силах сдерживаться, малыш. Резко поднявшись, от чего у пианиста немного закружилась голова, он прижался к боксеру и, найдя его руки, положил себе на грудь, давая понять, что его тоже бы уже надо раздеть. Мешая поцелуи с укусами и посасываниями губ и слегка соленой кожи, Вин прижимался все теснее и теснее. — Я тебя прошу, в этот раз будь грубым до конца… пожалуйста. — Почему? — Не спрашивай, Брайт. Достав из кармана брюк презерватив и маленький тюбик смазки, Вин протянул все это Брайту и скинул брюки с упругой попы. — Я не знаю, что у тебя за игры, Вин, но за такой сладкий минет я выполню твою просьбу. Быстро надев презерватив и смазав его лубрикантом, Брайт связал его руки своим галстуком, развернул к себе спиной и задрал их над его головой. — Держи их так. Вин молча продолжил стоять, но почти сразу же почувствовал обжигающий шлёпок правой ягодицей. — Ты понял меня? С губ пианиста сорвалось еле слышное «да», а внутри все задрожало от возбуждения. Брайт начал входить сразу без подготовки. Ему это было не по душе, он не хотел причинить Вину боль, но выполнить его просьбу хотелось не меньше. Он почему-то подумал, что это поможет им сблизиться. С каждым новым миллиметром вход музыканта отчаянно пульсировал, пытаясь привыкнуть к резкому вторжению, а сам Вин снова сильно зажмурился и сжал зубы. «Боже, ему же так больно, почему он хочет продолжить?!» — эту мысль Брайта прервал тихий, болезненный стон Метавина. Он сжал его член в себе и резко вскрикнул. — Подожди… пожалуйста. Брайт уже почти до конца вошёл в него. Он не остановился совсем, а слабо продолжил толкаться. — Ты же сказал мне быть грубым до конца? Боксёр прижался к горячей спине Вина и прошептал все это ему на ухо. Музыкант снова сжал зубы, ещё сильнее зажмурил глаза и через секунду сам толкнулся попой назад, насаживаясь с громким вскриком. Брайт испугался. Он чувствовал своим членом сильную пульсацию входа пианиста и она точно была не от оргазменных ощущений. — Прости, маленький. Я так не могу. Прости. Вин протестующе замычал, но Брайт шикнул на него и стал аккуратно выходить из узкого нутра. — Нет! Брайт! Я же просил… Бесцеремонно вывернув голову в бок, Брайт поцеловал его, слабо кусаясь. — Не дёргайся. Я умею быть грубым и даже очень, но не с тобой. Тихо заскулив, Вин почувствовал между ягодиц влажные пальцы и подался им навстречу. Он хотел и грубости и нежности одновременно. Сам не понимая своих желаний, он снова потерся входом о пальцы Брайта. — Ты же хочешь, чтобы я был нежнее, пианист. Громкий шёпот лёг на кожу Вина вдоль позвоночника мурашками и он еле сдержал себя от стона. — Просто трахни меня уже! — Ты не представляешь, как долго я могу тебя растягивать и терпеть, чтобы не войти. Я хочу слышать твои стоны, пианист. Игра на выживание началась. Брайт не соврал, он и правда был очень вынослив. Его член был возбуждён до предела, но он умело себя сдерживал и бережно и тщательно растягивал почти что девственный вход Метавина. После восьми минут Вин сдался и застонал так громко и сладко, как никогда. — Да! Да, маленький, вот так! Простони мое имя. — Брайт! Пожалуйста, возьми меня. Умолять и подчиняться, чувствовать себя впервые в жизни слабым, но не беззащитным и просящим ласки и разрядки Вину понравилось куда больше, чем терпеть боль от долбежки. — Ты проиграл, Вин. — Да! Я хочу всегда тебе проигрывать… Эти слова были решающими — член заскользил во входе музыканта теперь принося только удовольствие и Брайту и Вину. Гримерка наполнилась густым, осязаемым возбуждением — Вин так сладко стонал, а Брайт слушал желанные звуки и сходил с ума. — Боже, неужели ты можешь издавать такие приятные звуки, мой маленький пианист? Это музыка. — Быстрее, пожалуйста, Брайт! Быстрее… Вин немного присел и выгнулся в пояснице, его ноги уже дрожали так, что он еле на них держался — пришлось опереться руками о свои колени, чтобы хоть как-то удержать равновесие. — Иди ко мне, малыш. Боксёр поднял Вина и прижал к себе. Его дрожащее тело было тёплым и таким податливым. Брайту хотелось сминать его бока и терзать пальцами грудь и соски, но он боялся оставить синяки или причинить ему боль. Руки боксера чутко обнимали пианиста и скользили по рёбрам и животу. Метавин захлебывался собственными стонами и не мог перестать просить большего. Просить продолжения, чтобы Брайт не переставал двигаться, не переставал целовать его шею и лопатки, не переставал прикусывать и оставлять багровые отметки на его бледной коже. Потянувшись дрожащей рукой к своему члену, он вскрикнул от особенно глубокого проникновения боксера и так и замер. Он почувствовал, словно внутри него что-то разлилось — теплое и приятное ощущение. Брайт достал до комочка нервов. — Пожалуйста, Брайт возьми его… Мой член… Хочу кончить от твоей руки. — Мой малыш… Брайт просто наслаждался таким Вином. Он взял его член в руку, провёл по нему пару раз и почувствовал струйки спермы, и сжимающийся вход на своём члене. Понадобилась вся сила воли, чтобы не кончить внутрь пианиста и дождаться пока он сам кончит до конца, запрокинув голову боксеру на плечо и пытаясь глубоко дышать. Вынув свой член, он прижал его к ложбинке между ягодиц музыканта и несколько раз провёл им по этому месту — яркий всплеск, помутнение разума и он сам кончил Метавину на спину. Несколько минут в полной тишине, нарушаемой только глубоким дыханием парней. Вин на негнущихся ногах попробовал отойти от Брайта, ему удалось это, но с большим трудом. — Я в душ. Он бросил это не глядя на боксера и ушёл. Услышав через минуты две шум воды, Брайт последовал за ним и увидел его просто стоящим под душем и закрывши руками лицо. — Что с тобой, Вин? Пианист молчал и не двигался. Брайт подошёл и тронул его плечо. — Что-то болит? Я сделал тебе больно? Метавин незаметно вздрогнул, отнял руки от лица и оперся ими о стену. Брайт не видел его лица, но со спины он показался ему подавленным, словно несколько минут назад с ним произошло что-то грустное или плохое. Вин повернул голову в сторону Брайта и посмотрел на него затравленными глазами. — Не думай, что все это что-то значит для меня, Брайт. Боксёр отдёрнул свою руку, как от огня. Ему вдруг показалось все это таким нелепым. После того, что между ними сейчас произошло такой реакции он никак не ожидал. Но вот, он стоит в одних трусах в душевой, а напротив него совершенно голый и подавленный Вин — несуразная ситуация. — Серьезно? Его голос подвёл — осип и звучал жалобно. Прочистив горло, он повторил вопрос. — Серьезно, блять? Вин? — Не устраивай сцен. Просто уйди. Недоумевая, Брайт открыл было рот для нового вопроса, но музыкант уже отвернулся. Сжав ладонь в кулак, Брайт прижал его к губам. «Что это за херня?! Черт…» Надо было что-то сделать либо уйти. Просто уйти и не оставить за собой последнего слова Брайт не мог и не хотел. — Знаешь что… ты не можешь… Он быстро сократил между ними расстояние и развернул пианиста к себе лицом. Теперь они оба были под струями воды. Боксёр толкнул Вина к стене и подошёл в плотную. — Нет. Я не позволю тебе так себя вести со мной, Вин. Пианист схватил его за бока и прижал к себе. — Да? Тогда давай, трахни меня ещё раз. У тебя же такая цель — поразвлечься? Метавин не дал время на раздумья и впился в шею Брайта укусом. — Что ты делаешь?! Резко отстранившись, Брайт выставил перед собой руку, как бы держа парня на расстоянии. Вин хищно облизнулся. — А ты вкусный. Другой рукой боксёр схватился за место укуса и отошёл от музыканта. — Ты… Может для тебя это ничего и не значит, но для меня все, что произошло имеет смысл, Вин. И я тебе это докажу. Тишина нарушалась только шумом воды, но через несколько секунд Вин засмеялся немного странно и отрешенно. — Давай, мне даже интересно, что ты будешь делать. Брайт разозлился. Уходя, он хлопнул дверью душевой, а через минуту и входной. Пианист выключил душ и сполз спиной по стене, а потом задрожал всем телом и заплакал. Истерика — аффективно заряженное состояние, сопровождающееся мощным эмоциональным «выплеском», криками, слезами. Метавин испытывал сейчас именно это.