Любовью лечат души.

Итак, теперь Брайт знал, где и во сколько Вин точно появляется четыре раза в неделю. Почему он все ещё не подошёл к нему и не поговорил, боксёр и сам не знал. Может потому, что хотел сделать это как-то по-особенному или не знал, что сказать, а может и вообще боялся. На разбирательства в себе у него ушло полтора месяца. Все это время он не пропускал почти ни одной репетиции пианиста. А ещё узнал, что пианино и рояль — это не одно и то же и звучат по-разному. Вин репетировал всегда в одном месте — в небольшой школе искусств, которую в своё время он и закончил с отличием, а потом уехал совершенствоваться за границу. В этой школе был актовый зал на подобии амфитеатра с маленькими, но глубокими балкончиками, в которых и прятался Брайт. Нан же, когда приходила послушать Вина, сидела в зале. Пианист, кстати говоря, постоянно ощущал взгляд Брайта на себе, либо чувствовал его присутствие. Поначалу ему было немного не по себе, но в дальнейшем он привык к этому чувству и валил все на волнение перед важным мероприятием. Наконец, настал день, к которому Метавин так упорно готовился. Он должен был показательно выступить в художественно-выставочном центре. Молодым музыкантам давали грант на обучение в Париже по итогу этого мероприятия. Приедут известные пианисты и другие музыканты. Будет много богатых дядек и тёток, которые хотят вложиться в подрастающее поколение. Вину не нужен был грант, он уже отучился (кстати, по такому же гранту, который получил ещё шесть лет назад), но обещали приехать его учителя из Парижа. Так что он не мог ударить в грязь лицом. Замахнулся Метавин на произведение Кайхосру Сорабджи — Opus Сlavicembalisticum. Естественно, на отрывок, который в конце — пианисту он нравился сильнее всего. Целиком оно длится четыре часа. Довольно сложное произведение и для понимания и для исполнения, но и люди соберутся непростые. Сам Метавин был неотразим — классические брюки цвета слоновой кости, серо-зелёная рубашка и такого же цвета туфли. Он решил не обременять свой образ галстуком или бабочкой. Волосы поднял и немного небрежно уложил. Брайт же решил больше не прятаться, а открыто прийти на это мероприятие. Стиль он любил спортивный, но уж в такой день решил приодеться. Если не спорт, то строгая классика в неизменных черно-белых тонах. И думать не надо, а будет ли сочетаться это с тем, никогда не выйдет из моды и вообще просто и со вкусом. Началась торжественная часть, после должен был выступить Метавин. Организаторы постарались на славу — все было красиво, но не напыщенно. Белый рояль выплыл из-под пола весь окутанный сизой дымкой в свете прожектора — вся остальная сцена была затемнена. Вин появился тоже словно из-под пола. — Дамы и господа! От лица Общества пианистов Паттайи, я сыграю для вас самое эпичное на мой взгляд произведение. А начну с любимой цитаты: «Последние 4 страницы так же катастрофичны, как и все, что я когда-либо делал — гармония жалит, как азотная кислота, а контрапункт размалывает, словно мельницы Бога». К Вашему вниманию — Кайхосру Сорабджи, Opus Сlavicembalisticum. В полной тишине было слышно, как в самом дальнем конце зала какая-то женщина слабо ахнула — Метавин прошёл к роялю и сел. У него в привычку перед выступлением вошёл контрольный взгляд в зал, который длился несколько секунд. И вот как раз в эти три секунды он и заметил наконец Брайта. Его занесённые руки дрогнули над клавишами, а сам он нервно сглотнул. Их глаза встретились и на мгновение обоим показалось, что кроме них в зале больше никого нет. Сморгнув наваждение, Вин отвернулся от субъекта своих мокрых снов, которые не давали ему нормально выспаться последние два с половиной месяца и, размяв пальцы, стал играть. И снова Брайтом овладело блаженное оцепенение — растворяя себя в данной мелодии, он на время отключился от реальности и расслабился. «Играет он так же хорошо, как и отдаётся» Встрепенувшись от этой мысли, боксёр поглядел на сцену — там в клубах сизого тумана и слабой подсветке, полностью посвящая себя музыке, играл Вин. Он был неотразим и прекрасен в своём очаровательно-легком безумии. «Интересно, а если мне сейчас подойти к нему сзади и поцеловать, он отвлечется от игры?.. Навряд ли» Услышав шёпот соседа по сиденьям, что сейчас идёт последняя минута игры и она самая кульминационная, Брайт встал и направился к выходу. У него был план и он был намерен его осуществить. К тому моменту, когда Вин закончил своё выступление, Брайта уже не было в зале. А музыкант, между прочим, искал его взглядом, почему-то. На сцену первой поднялась Наннан и вручила своему другу букет гипсофил — любимых цветов Метавина. Он отвлёкся от высматривания из толпы «клубного парня» и стал кланяться, а Нан озорно подбежала к микрофону. — Для вас, дамы и господа! Вин Метавин! Лучший друг и лучший музыкант! Зал зааплодировал ещё сильнее и на сцену повалили восхищенные зрители с разными букетами. Вин еле утащил все подаренные цветы за кулисы. Ему помогла Нан. — Нан, я заберу только твой букет, хочешь забрать остальные себе? — Конечно! Я обожаю твои выступления! Чмокнув друга в щеку, Нан радостно стала набирать номер их личного семейного водителя, чтобы тот приехал и помог ей все это аккуратно увезти домой. Метавина отвлекли подошедшие парижские преподаватели. Он болтал с ними около двадцати минут. Водитель девушки как раз подъехал — она уже все погрузила в машину и вернулась к Вину. — Что будешь делать, ВинВин? — Пойду в свою комнату, надо немного отдохнуть и переодеться, преподаватели позвали меня с ними выпить. — Ты снял здесь номер? — Нуу, тут же гостиница твоей мамы, значит я живу бесплатно… — Да, такого она даже мне не позволяет… Любимчик Вин. Вин состроил невинную мордаху и наивно закрутился из стороны в сторону. — Поцелуй ее от меня за это. Наигранно обидевшись, Нан тихонько ткнула его кулачком в плечо. — Ещё чего! Ты живешь бесплатно, вот сам и целуй. Я уехала, пока. Показав на прощание язык, Наннан развернулась и пошла к выходу, у двери остановилась и обернулась. — Вин, ты лучший! Сыграл на уровне! Воздушный поцелуй и девушка исчезла за дверью. Довольный Метавин посмотрел на часы и решил подняться в номер. Там он поставил букет в вазу и захотел переодеться, но замер, чувствуя за своей спиной чье-то присутствие. Он не испугался, он уже знал, кто это. — Как ты сюда зашёл? — Да какая уже тебе разница? Слева, совсем близко прозвучал тот самый бархатистый голос. — Зачем ты сюда пришёл? — Ты мне кое-что пообещал тогда в клубе, но так и не выполнил. Метавин резко повернулся — Брайт стоял в шаге от него. «Какой… горячий…» — Сдалось тебе мое имя. Ты и так его уже знаешь. — Вин Метавин. Брайт сделал шаг вперёд и оказался почти вплотную к Вину. — Так сложно было сказать мне сразу, а, пианист? Его шёпот отдался в низу живота Метавина желанной тяжестью, но музыкант лишь хмыкнул в ответ и сделал ручкой «кыш-кыш». — Гуляй, парень. Мне не до тебя. Отойдя назад, Вин отвернулся от него и стал расстёгивать рубашку. Брайт оказался рядом так быстро, что пианист даже немного испугался. Боксёр схватил его за руки и завел их ему за спину, а потом прижался. — Не дергайся, пианист. Крепко держа одной рукой обе руки Вина, другой взялся за его подбородок. — Засунь себе в зад это палец. Вин вырывался. Руки освободить он никак не мог, а вот голову выворачивал и клацал зубами, пытаясь укусить Брайта. — Да ты грубиян, а с виду и не скаж…. Ай! Пианисту все-таки удалось поймать зубами руку Брайта, но не надолго. Второй вырвал ее и схватил Вина за шею, довольно грубо прижимая к себе теснее. — С недавнего времени я не люблю грубый секс, пианист, но если не успокоишься — я тебе его устрою. Вин тяжело дышал. Он почувствовал, как парень сжимает его кисти в своей руке — не больно, но на грани и перестал вырываться, руки — это его деньги и работа. — Кто сказал тебе, что я и сегодня тебя хочу? — Никто. Я сам так решил. — Да ты аху…. Оскорбление не успело вылететь до конца изо рта Вина, потому что Брайт зажал его. — Ааа–хахах! Нет-нет-нет, таким словам нельзя звучать из твоих невинных уст, Вин. Смех и голос Брайта были тихими, пробирающими до мурашек, тембр голоса вздымал нервные окончания во всем теле пианиста. Он не ожидал от себя такой реакции. Хотяяя… В глубине души знал, что с того раза в клубе он хочет этого парня снова и снова. «Напряжение надо снимать, Вин. Ещё один раз, а потом точно все!» Приняв такое решение, Вин расслабился в руках боксера, толкнулся в его ладонь, зажимающую рот, губами и тихо «мыкнул». Брайт не понял, что парень сдался. Метавину пришлось потереться попой о его пах и издать тихий полустон, чтобы рот наконец освободили. — Ты пришёл меня трахнуть? Так ведь? — Вообще-то я пришёл поговорить… — Трахать у тебя получается лучше, чем разговоры вести. — Блять, Вин, я серьезно. Рука Брайта сползла на шею музыканта и очень слабо ее сжала. Боксёр чувствовал учащенный пульс и то, как ходит вверх и вниз кадык Метавина — это заставило его не убирать руку с тонкой шеи и немного заводило. Вин, вдруг, вцепился пальцами в рубашку Брайта и прильнул к нему ближе, запрокидывая голову ему на плечо. Сглотнув накопившуюся слюну, он приоткрыл рот и тихо застонал. — Пожалуйста… Подавшись назад, уткнулся попой в его бёдра и пах. — Я тебя хочу… — Ты даже имени моего не знаешь… — Скажи мне его. Резко развернув его лицом к себе, боксёр посмотрел в карие глаза, а потом на пухлые губы. Нижнюю Вин прикусил для пущего эффекта. — Ты ведь тоже хочешь… Молча толкнув пианиста к столу, Брайт легко подхватил его и усадил на него. — Ну так что, скажешь мне своё имя? Боксёр аккуратно поцеловал его нижнюю губу, чуть посасывая. Услышав тихий стон, повторил все это с верхней. Длинные пальчики впились в бока Брайта и вытянули рубашку из брюк, а потом проворно забрались под неё. — Какой ты напряженный… Брайт и в самом деле был напряжен, он сдерживал себя, не хотел сорваться и наброситься на наглого пианиста, хотел его проучить. Вин притянул горячее тело ближе и нежно коснулся губ боксера своими. Вынув руки из-под рубашки, положил их ему на шею. Все это время Брайт стоял с прикрытыми глазами и лишь глубоко дышал. Отстранившись, пианист посмотрел на парня — он ему показался таким родным и желанным. «Такой красивый…» Не успел Метавин такое подумать — Брайт открыл глаза и посмотрел ими прямо в глаза пианиста. С губ Вина сорвался короткий стон. Брайт рывком прижался к нему и вовлёк в чуткий поцелуй. Не сдерживая себя, боксёр застонал — тихо и просяще. Сердца парней забились в унисон, отбивая дикий ритм. Головы закружились, как от крепкого алкоголя. Буквально минуту длился этот поцелуй, после которого Брайт отстраняется. — Закрой глаза, Вин. Недовольный разрывом поцелуя пианист снова прикрыл глаза. Почувствовав легкий и, как оказалось прощальный чмок, он услышал через несколько секунд хлопок входной двери. Открыв глаза, музыкант увидел на столе записку: «Это тебе за клуб, пианист» Смяв ее, швырнул в сторону двери и засмеялся. — Я не буду тебя искать. Обойдёшься. Фирменное «кыш-кыш» ручкой, но напряженный член в брюках напомнил о себе и Вин, выругавшись, пошёл в ванную. Брайт, услышав последние слова Вина (он стоял за дверью, а второй громко говорил), удовлетворенно хмыкнул и ушёл. — Будешь, пианист, будешь.