Gemelli

Когда едешь по хайвею на скорости, к примеру 180, а потом сбрасываешь ее до 100, кажется, что машина не едет, а стоит. А если наоборот, резкий разгон от 50 до 100 км/час — кажется, что летишь. Все дело в восприятии. Сейчас ей казалось, что она остановилась. Хотя по факту — выжимала сотку. Ей всегда было весело, когда артисты, закатив драматично глаза, вещают о трудностях гастрольного чеса. Для них это был разгон от 50 до 100. Проблем и сложностей она тут не видела — едь да выступай, выжимай свою сотку. Шоу, даже при всех сложностях с ним связанным, было о развлечениях, а не о проблемах. Сложности были там, где с каждым прокатом появлялись седые волосы — оттого как, сами прокаты и чистый спортивный принцип были только вершинкой айсберга. Спорт давно перестал быть спортом. Теперь это политика. Шоу — это было приятно. А еще тепло — должна приехать Дишечка. Когда она уезжала — пустота становилась совсем гнетущей. Но она понимала, что не уедь Диша в Америку, она бы и здесь нашла куда податься. И дочери было бы не сильно больше в маминой жизни. Дети вырастают, пуповина перерезается. Это законы нормальной природы. С ними не спорят, если желают детям добра. Завести мужчину чтобы радовал? Логично. Но мужчины уже давно не радуют. Да, так бывает. Не зажигают даже того приблизительного огня, который был раньше. И который, к примеру, зажигает работа. Это в 20 можно смотреть на мужской пол аки на божество. Это в 20 лет может казаться, что даже очень средний мужчинка герой и писька у него самая большая и достойная жертвоприношений в виде наступания на горло своим желаниям и интересам. Это в 20 лет общество будет давить, что часики тикают. У нее и в 20 не тикало. И в 20 она не смотрела на мужчин с распахнутыми глазами. Скорее это был ироничный взгляд в пристройке сверху. Она к тому времени была вакцинирована фигурнокатательными мальчиками. Это отдельная секта — концентрированный срез современного общества. Все пороки удвоены и освещены лучом прожектора. В 20 обычные девочки ждут, что встретят принца, и он их понесет на своих волосатых руках в счастливое будущее. Фигурнокатательные девочки знают, что придет волосатая принцесса и сама заберется сначала на ручки, потом на шею. И оттуда будет погонять, постоянно напоминая «что принцев мало и на всех их не хватает». И то, что при таком раскладе появилась Диана,  вообще можно считать каким-то временным коротким замыканием сознания. Наверное просто так должно было быть, чтоб этот ребенок смог родиться. Сейчас, когда жизнь, скорее всего, перевалила за экватор, она тем более понимала, что не стоит разменивать самый ценный ресурс — время, на всякую шваль. Хотя теперь были доступны, как на выставке котов, лучшие самцы в своей породе. Казалось бы вот — давай выбирай, живи, радуйся. А радости нет. Конечно, не попробуешь — не поймешь. Поэтому пробовала. Пробовала с лучшими. В своей породе. Те хорохорились, распускали хвост. А ей было смешно. И нудно. Свидания все больше напоминали собеседования. Как будто это она их принимает на работу — всех этих банкиров, юристов, продажников, медиков, политиков. Они часами могли расписывать свои профессиональные достижения. Которые никого, кроме них самих, не интересовали. Со своими, фигурнокатательными, было еще смешнее. Они не говорили. Они хотели слушать. Как внедриться, как хакнуть, как залезть на ее Олимп. Не будучи Богом — ответ никак. И всех их она видела насквозь. Все их мотивы и мотивации. За столько лет в гадюшнике — она людей научилась читать, как открытую книгу. И вся библиотека была, честно признаться, не ах. С детьми было проще. Дети были честнее. В своих и положительных и отрицательных проявлениях. На ее памяти, на откровенную густопсовую подлость был способен только один ребенок. Он ее и выкатал на свой персональный бест. Дети ей не говорили, что она лед. Дети ее любили. Она это чувствовала. Ее проблемой было то, что она искала правду. В любых отношениях. И с детьми она ее находила. С ребенком можно общаться на равных. Быть честной. Если плохо — не скрывая говорим, что плохо. Но так будет не всегда. Если хорошо — значит хорошо. Но так тоже будет не всегда. Нельзя зависать ни в успехах, ни в поражениях. Жизнь продолжается, и надо работать дальше. И ребенок воспринимает твою честность с ним, как великое счастье и великий аванс. К детям на льду она никогда не относилась, как к детям. Только как к взрослым. Может быть и в этом был и есть ее тренерский секрет. Сделать так, чтобы спортсмен сам захотел, и пошел сделал, как для себя, а не как для тренера. Если начинаешь так же открываться со взрослыми, они начинают это считать проявлением слабости. И как там дальше — добей раненого, допинай лежачего. Все отношения в формате — кто кого, кто сверху. Ей соперничества и на льду хватает. Дома хочется, как в детстве, абсолютной любви. Когда ты золото, вне зависимости того, приносишь ты золото или нет. Ее верная команда — абсолютно разделяли ее подход к ситуации. Их тоже дети обожали. Тоже чувствовали эту искренность. И Сережа с Даней предпочитали именно ее, а не цинизм взрослого мира. Она ими восхищалась. Ее рабочие мужчины умели держать баланс — между работой и жизнью вне работы. Были успешны и там и там. Сейчас в вечер, когда она сидит на своем любимом балконе и думает думы, они дома со своими половинками. А у нее нет на этом свете половинки. Так бывает. Она, видимо, изначально родилась целая. В какой момент она это поняла — она и сама не словила. Но определенно стало ясно одно — этот дом снова должен ожить. По нему снова должны бегать маленькие ножки. Эти стены снова должны напитываться радостью. Искренней, неподдельной. Той, которую сможет дать только человечек словом «мама» на устах. Ведь счастье в детях. Не в медалях. Не в них. Впереди еще половина жизни. Если не больше. И она должна успеть сделать не менее того, что она уже сделала. Если не более. Как она это будет делать — она еще не знала. Но идея была хороша — оттого, что откликалась внутри теплом и душевным комфортом. Вот проведем всех через Олимпиаду — и приступим. Она всегда хотела много детей. Чтоб была большая семья. Как у ее родителей. Но реализовать смогла это дома там — в Хрустальном. Нет такого тренера, у которого было бы столько детей, каждого из которых любили бы одинаково. Как дома, как родных. Ведь обычно как бывает — 1-2 топа, остальные — в массовке. Для нее все они были топы. Кто смог. И она смогла. ТШТ смогли. Уделять внимание каждому и каждой. С приходом нового спортсмена, как с приходом нового ребенка, ее любовь не рассеивается между увеличившимся составом. Ее становится больше. Ровно на того человека, который стал частью их семьи. Ее многодетная ледовая семья. Как в детстве. Как дома.