Новая школа

*Накануне ночью* Чонин переворачивается на другой бок и вздыхает. Сон словно испарился, глаза не закрываются вообще. Одеяло мягкое, подушка лежит удобно, тепло, уютно, но все равно не спится. В соседней комнате отец Чонина, спит крепким сном под алкоголем, поэтому Ян осторожно выходит на улицу. Хотелось пить, но шум воды мог разбудить отца, а его в пьяном состоянии лучше не трогать. Его мама умерла, когда ему было 10 лет, и это плохо, потому что Ян помнит ее. Очень хорошо помнит. Как она улыбалась, как укладывала его, как целовала на ночь и читала сказки. Детство Чонина начиналось лучше не бывает, любимый и желанный ребенок, безумно любящие друг друга родители. Они никогда не желали никому зла, чему учили и Чонина. Маленький Ян рос активным и любознательным, всегда собирал миллионы улыбок прохожих, стоит им увидеть маленькое солнышко. Вот только со временем, когда Чонин уже начал ходить в школу, мама начала часто кашлять и перестала контактировать с сыном вообще. Еще через месяц ее увезли в больницу, и до самой смерти Чонин видел ее только через окно раза три-четыре. Отец стал закрытым и злым, часто срывался на сыне, хоть потом и извинялся. Бабушка говорила, что ему сейчас очень тяжело переносить болезнь матери, и Чонин понимал, не обижался, терпел. А потом самое ужасное время, когда мамы не стало, а отец начал воевать с бабушкой, чтобы оставить сына с собой. Ребенок и сам этого хотел, хотя бабушка всячески показывала, что с ней ему будет лучше. И едва ли не насильно уводила его из дома. Суды, ссоры, крики, вечные обследования в больнице. Чонин потерял желание радоваться жизни и учиться. Отец заметно расстраивался, пока в соседней комнате плакал Чонин. Бесшумно и осторожно. А потом им пришлось переехать. Чонин получил свою комнату, отец спал в гостиной. Часто стал пить и становиться таким же злым, особенно с того момента, когда он признался отцу, что ему нравится мальчик. Мужчина, конечно, не пытался отправить его бабушке, запрещать что-либо или избивать, просто показывал, что ему это неприятно. И Чонин не лез больше, в тайне начал курить и иногда даже прибивался к старшим ребятам, которые угощали алкоголем. Он не стал зависимым от этого, пил вообще редко, но вот сигареты приелись. Минхо, которому тоже пришлось переехать, но чуть позже, из-за развода родителей, как старый друг пытался помочь ему бросить, но потом просто смирился. Отбирал сигареты, но знал, что Чонин достанет новые. А потом чувства к Минхо утихли, Яну пришлось их отпустить. Все-таки он просто товарищ и хороший друг, не стоит надеяться, что его доброта означает ответные чувства. И это немного помогло. Феликса он видел солнышком. Самым настоящим, как он в детстве, только обиженным чем-то. Может это из-за переезда, Чонин понимает, что ему тяжело. Джисон оказался не таким уж и ужасным, если пообщаться. Чонин идет по пустой улице, понимая, что благодаря Феликсу ему есть с кем поговорить. Джисон знает про Сынмина и выглядит грозно, когда он рядом с ними. Он может защитить, как староста, но вот как парень вряд ли. Все же, дружки Сынмина старше и сильнее, и даже если они встанут втроем, то шанс все равно ниже 50%. Иногда Чонин задумывался, что движет Сынмином. Он совершенно не знает его, не понимает, почему тот поступает так. Сам Чонин скатился из-за смерти матери и проблем в семье, может, у Сынмина то же? Хотя его семья известна как благополучная, целая. Ни мачехи, ни отчима, все как у всех. И даже вроде младший брат был, но в средней школе его нет. Может, просто Сынмин ревнует и это выплескивается так? Но даже если сравнить его с Хенджином, то это два абсолютно разных человека. Хенджин заботится о Феликсе, шутит, ревностью тут даже не пахнет. Или ревность именно так и выражается? Чонину страшно дальше копаться в этом. Как и идти. Он видит приближающегося Сынмина, и все мысли вылетают из головы, заполняя пустующее пространство страхом и тревогой. Стук сердца отдает в висках, пока парень молится всем известным богам, чтобы ему все это показалось, и Ким сейчас идет не на него, а мимо. Но тот подходит аккурат к нему, ровняясь в походке. Идет и молчит, да и Ян сказать ничего не может из-за кома в горле. Даже дышать трудно, хотя странно все это. От Сынмина так же пахнет сигаретами, Чонин не думал, что он тоже курит. Ким протягивает ему сигарету так же молча, Ян берет скорее от страха. Пока никотин наполняет легкие, Сынмин подходит еще ближе, подталкивая Яна к лавочке. Они не далеко от дома, если Чонин побежит, то точно успеет залететь в здание, вот только даже если Сынмин будет его насиловать – дома отец. Выпивший. – Как ты бесишь меня, Ян Чонин. – По какой причине, Сынмин? Чонин сам же в шоке от своей наглости. Он всегда боялся Кима, даже когда тот проходил один. Всегда боялся сказать ему слово против, а сейчас будто расслабился и дал отпуск инстинкту самосохранения. Или это просто сигареты так действуют? Чонин никогда еще не курил то, что не покупал сам. – Твоя внешность, твой голос, твои мысли. Ты постоянно сидишь как грустное чмо из дорам. – Сынмин делает затяжку, а Ян решает воспользоваться появившейся тишиной. – Ты следишь за мной? Пощечина. Громкий хлопок разрезает тишину ночи, обжигая нежную и бледную кожу Яна. Удара он не ожидал, но в ответ лишь скривился немного, хотя взгляд на парня не поднимал. – Меня тошнит от тебя. Серьезно. Не хочешь свалить куда-нибудь, желательно из страны? – Иди нахуй, Ким Сынмин. Еще бы я тебя слушал, что мне делать. Чонин делает затяжку и бросает сигарету на асфальт в объятия прохлады ночи. – Что, дружками обзавелся и такой дерзкий стал? – Не думал просто, что ты гомофоб. – Я не гомофоб, тупое создание. Меня бесишь конкретно ты и те, кто ебал тебя. Чонин бесшумно сглатывает, пока пелена слез накрывает глаза, заставляя реальность мутнеть и плавать. Сынмин даже на минуту забывает, о чем вообще говорил, потому что не такой реакции ожидал. – Твой подлиза, Мин, кажется. Почему же с ним ты нормально общаешься, если он ебал меня? Сынмин очень громко набирает воздух в грудь, пока его лицо натурально багровеет от злости, будто вместо друга он назвал его имя. Тормоза слетают у обоих, пока Чонин, сжимая челюсть, пытается закрыться от ударов и оттолкнуть, впервые сопротивляясь, Сынмин, бросив: «какого хуя», начинает яростно его избивать. Несколько смазанных ударов по скулам, один четкий по губам. Поняв, что лицо Ян защищает лучше, Сынмин спускается ниже, на ключицы и живот, выбивая из его груди сдавленные стоны и хрипы. Ким отстраняется, смотря на согнувшееся тело, отхаркивающее кровь. Взгляд невольно падает на ягодицы – неужели он не врет, его друг действительно… – Какой же ты ублюдок, Сынмин, – кряхтит Чонин, сжимаясь, когда Ким поднимает его на ноги. – Еще раз подойдешь к моему другу, я выебу тебя лично. – С радостью, Ким Сынмин. Чонин сплевывает, делая шаг в сторону. Перед глазами реальный мир усиленно пытается прогрузиться, вытесняя темные пятна. Однако, когда его резко дергают за руку обратно, равновесие колышется и не падает он, наверное, благодаря все той же руке, удерживающей его. – Что ты имеешь в виду? Не против, чтобы я выебал тебя? – Я с радостью больше не подойду в сторону твоего дружка и буду тебе очень благодарен, если ты будешь держать его при себе, мудак. Нахуй мне не сдались твой член и ты со своим деградированным окружением. Сынмин ловит себя на мысли, что восхищен младшим. Он едва держится, но как достойно. Пытается вырвать руку, чтобы красиво уйти в рассвет, только Ким все еще здесь и все еще крепко держит его худое запястье. А оно действительно чертовски худое. Мин опускает взгляд на чуть задравшийся рукав тонкой куртки и ведет по бледной коже, пока та не прячется под одеждой. Синие и зеленые полосы вен заметно даже при свете луны, и Сынмин задается вопросом, ест ли он вообще? – Че смотришь, идиот, пусти. – Поцелуй меня и отпущу. Хватка на запястье усиливается, потому что Сынмин злится сам на себя. Но раз вылетело, надо играть до конца. Чонин стоит в ступоре, пытается понять, глюки ли после драки или Ким реально что-то сказал, а Сынмин пользуется этим. Ведет ладонь выше, хватает чуть выше локтя и идет вперед, ведя за собой младшего. Чонин еще на немного выпадает из жизни, возвращаясь только когда видит двери родного подъезда. Сынмин резко бьет его в живот, похлопывая по спине, а потом отпускает, уходя. Перед глазами все еще звездочки летают, но Ян старается не думать об этом, хватаясь за ручку двери. Феликс не должен знать о случившемся.