Психо

      Самое страшное, что может сделать с нами мозг — это позволить страху и не распутанному сгустку эмоций заполнить наше мышление. С этими условиями мы становимся беспомощными существами, что при любом раскладе не в силе разумно отреагировать на произошедший случай. Мы начинаем кричать в полный голос, или, наоборот, открывать рот в немом шоке, неосознанно бросаясь в бег или же просто-напросто отключаясь, с надеждой очнуться уже в другом месте. Точно с такими же мыслями в обморок падал и Чимин, мозг которого сыграл с ним в ужасную и мучительную игру, — игру, что чуть ли не убила в нём самого себя. Парень был на сто процентов уверен, что впав в омут сна, он больше никогда не сможет вернуться к жизни в реальном мире. Однако сейчас, когда голова с болезненным взрывом тянулась к чему-нибудь прислониться, а глаза с новым грузом на веках отказывались открываться — младший отказался от своих поспешных выводов, с облегчением вдыхая дурманящий аромат.       Плавающий вокруг Пака запах не только казался очень знакомым — он ещё и обладал исцеляющими свойствами, что закручиваясь в висках, выманивали оттуда боль. После всех манипуляций оставался приятный осадок, который заставлял парнишку верить в свои силы, и без усталости пытаться победить тяжесть в закрытых глазах. Единственное, что по-прежнему мешало расслабиться, это похожий на рычание мотора звук, — звук, что вносил в разум юноши отрицательные воспоминания. Только вот обволакивающий феромон с нотками пыли, лекарств и чего-то машинного, настырно игнорирует всплывающие в памяти кадры погони, продолжая толкать Мини на действия.       Следует множество попыток, после которых Чимину всё-таки удаётся немного приоткрыть глаза и врезаться ими в расплывающийся образ, что скорее всего сидит за рулём. Этот образ, аромат и ощущение высокого автомобиля под собой — напоминают Мини сладкий бред, от которого невозможно отказаться. Мозг автоматически начинает видеть в мутном силуэте яркие очертания Юна и узнавать в резких и в это же время плавных движениях чужих рук, схожесть с дерзким молчаливым поведением Психо.       — Хочу к хёну… — проносится заветная мечта внутри младшего, от чего его голова падает набок.       Всё ещё приоткрытые глаза тотчас упираются в затонированное окно, — окно, в котором мелькают знакомые виды леса, разбитых дорог и самое главное, вид бетонного забора. От пугающей радости зрачки открываются в полную силу и неосознанно отталкиваются в противоположную сторону, где на соседнем сидении тревожно спит Хосок. Теперь бредовые видения принимают совершенно иной смысл, позволяя Чимину надеяться на их реальность. Однако, даже с предположением о чуде, Пак не решается завопить от радости или броситься на мутный образ Юнги с крепкими объятиями — он боится, что всего одно неловкое движение, и вся эта картинка исчезнет. Дыхание замирает, ведь сердце, пропустив через себя мощный всплеск самых ярких эмоций, забилось так сильно, что лёгкие забыли как работать. Вернуться к привычному круговороту организма помогает хорошо ощутимая остановка колёс, после которых замолкает и рычание мотора.       Моментально раздаётся отчётливый звук открывающихся впереди дверей, и знакомый силуэт вместе с успокаивающим запахом пропадает из виду. В измученный разум ударяет предупреждение, что сообщает о пропаже иллюзии «мечты».       — Нет, — зажмурив глаза, взвыл Чимин, полностью уверенный в том, что сейчас вновь провалится в омут сна. — Я не хочу…       Слышится щелчок, кажущийся рычагом выключения разума, но вместо сна почему-то приходят ледяные прикосновения, — прикосновения, что с особой осторожностью обвили Пака со всех сторон. В теле резко появляется ощущение невесомости, от которого ты будто бы взлетаешь над землёй и паришь где-то очень высоко. Всё происходящее сейчас и вправду сводится больше ко сну, но только не к ожидаемому кошмару, а скорее, к блаженству, от чего ресницы решаются приподняться наверх.       — Что с ними? — врезается крик напоминающий голос Джина, что ускоряет раскрытие взгляда.       Не успевают карие бусинки привыкнуть к вспышке дневного света, как нахлынувшие чувства заполняют их слезами, — слезами необъяснимого восторга. Сейчас они видят то, о чём не фантазировал даже переломанный вымысел — огромные чёрные пятнышки зрачков были устремлены ровно на расцарапанное и до боли родное лицо Юна.       — Хён? — хрипит не проснувшийся голос, что заставил старшего замереть у входа в гараж. — Хён… — всё ещё не веря повторяет Мини, обхватывая чужие щёки ладошками. — Ты настоящий или снова лишь сказочный?       Подтвердить свою реальность Психо не успевает — Чимин, опять боясь потерять любимый образ, выдумал способ, как наверняка ответить на мучительную загадку своего воображения. Его пальцы сильнее сжав прохладную кожу постороннего лица, поддали организму толчок смелости, после которого горячие губы с жадностью впились в неподвижные губы напротив.       Для толпы снаружи слышится глухой удар железной двери, что в последний момент успела отделить влюблённый жест от напряжения и волнения.       — Да что вообще в башке этого психопата? — вздымая руки к небу, с недовольством вскрикивает Джин, описывая реакцию всех смотрящих на это со стороны.       Только вот за тонкими стенами расписанного ангара его никто не слышит — в мыслях Мини всё это кажется сном, а потому, парнишка пропустив громкий удар мимо ушей, с большим напором начал завлекать в поцелуй шершавые губы с привкусом крови.       — Ты сумасшедший… — улыбаясь в поцелуй, бросает Психо, прижимая младшего к холодному железу.       Уши Чимина, словно уловив принцип приближения к «счастью», в какой раз проигнорировали своеобразный комплимент, позволяя действовать рукам, что бесстыдно зарылись в чужих волосах.       — Я бы отдал всё на свете, чтобы ты навсегда стал моим… — разрывая контакт губ, тянет Чимин, всматриваясь в реалистичные зрачки «Зверя».       — Даже с условием, если я никогда не смогу измениться и стать нормальным? — хрипит тот, хищно улыбаясь.       — Для меня ты настоящий и есть нормальный, — признаётся Мини, с мёртвой хваткой обнимая старшего.       В груди тотчас пробегает импульс испуга, ведь и тепло мокрых губ, и крепкая хватка чужих рук, и холод у спины — подталкивают парня на верный путь. Он ещё несколько секунд держит Психо за одежду, а после, медленно отцепляясь, замирает на противоположном хитром лисьем взгляде, что может без труда затянуть в свою бездну красоты.       — Юни, я так это… — задыхаясь, мямлит Чимин, пытаясь привести мысли в порядок, но сейчас это практически невозможно.       Слишком долгожданное лицо перед ним не позволяет думать о чём-то ещё, кроме как о нём и Пак подчиняется, неотрывно всматриваясь в пульсирующие зрачки напротив. После последней встречи Юнги изменился до неузнаваемости — кричит бешеное сердце, и младший молча с этим соглашается. Из новых глубоких ушибов и ран, ему не знакомо можно сказать ничего, а значит, ему неизвестна и причина синевы на самых дорогих в мире скулах.       — Хён, мне было ужасно плохо без тебя, — касаясь мягкими подушечками пальцев отёка, произносит Мини.       — Мне тоже пришлось не легко, — ударяя демонов цепью, выдавливает Психо. — Очень не легко.       — Знаешь, я думал, что ты и вправду сбежал. Сбежал и даже не попрощался, — позволяя глазам заполниться солёными каплями, заверяет Пак.       — Прости, прости, что заставил тебя думать о подобном, — слышится хриплый голос старшего, от которого по телу собеседника проходит дрожь.       Чимин готов закричать от услышанного, ну, или разрыдаться ещё сильнее, ведь в памяти на повторе воспроизводится фраза «Зверя»: «— Запомни, слово прости можно использовать только когда ты действительно безнадёжен».       — Не смей извиняться передо мной, слышишь? — на ощупь хватая руки психа, просит юноша. — Это лично мои проблемы, что я зависим от тебя.       — Но что, если и я зависим от тебя? Что, если я не замечаю никого, когда ты в моём поле зрения? Что, если я даже готов покончить со своими демонами, только бы не причинять тебе боль? Я тоже должен спихнуть это на свои проблемы, да? — со злостью бросает Психо, тотчас чувствуя тепло чужих губ, что с нежностью упали на его нос.       — Я люблю тебя, Хён, — наконец-то произносит Чимин, ловя еле заметную искреннюю улыбку. — И я не жду от тебя этих же слов сейчас, ведь ты выразил чувства по другому.       — Повремени с высказываниями… — тянет Юнги, заполняя глаза другими эмоциями.       Животные души, успев найти лазейку, в одно мгновение разорвали цепи контроля и по-новой заполнили пустой разум, что резко восстановил в голове прежние понятия и повадки. Отныне на младшего смотрела другая личность, — личность, что ни за что в жизни не сможет повторить все те слова, что выскочили из того же рта несколько секунд назад. Эту личность не хочется позвать Юни, — нет, — к ней подходит холодное и опасное имя Психо, но Чимин и не против этого. Он уже привык к этой стороне хёна, привык к этим бегающим неугомонным глазам, привык к постоянным ушибам и царапинам на его лице, привык к резкому и слегка грубоватому тембру речи — и всё это ему нравится.       — Сможешь удержать такого монстра на поводке? — поменяв режимы, ещё раз переспросил Юнги.       — Я его ещё и приучить попробую, — шутливо подтверждает Мини, на повторе гоняя в сердце короткое слово «люблю».       Поймав согласие, «Зверь» с открытым интересом прошёлся пёстрыми глазами по пухлым губам младшего и легонько ухмыльнулся. Однако продолжать развивать свои больные фантазии он не осмелился — демоны внутри него всё ещё мстили за неудобства, принося хозяину сильную внутреннюю боль. Можно было ли прочесть эту боль снаружи, — нет, — ведь Юн мастерски прятал любые посылы, наводящие на подобную информацию, играя мимикой безразличие и агрессию.       — Пойдём покажемся Наму и Джину, а то последний меня потом живьём сожрёт, — неожиданно предлагает Психо, выходя на улицу.       — Ага, сожрёт он, да я его сам сожру, — выбегая следом, бросает довольный Чимин.

***

      Уткнувшись лицом в мягкую подушку, пропитанную запахом табака, бензина и дешёвого порошка, Хосок впервые за очень долгое время смог выспаться. Его уставший и встревоженный мозг, как и всё тело целиком, за неопределенное количество времени, умудрилось избавиться от удушающего плена напряжения. Казалось, что он умер и попал в рай, — в рай, где до дрожи приятно пахло, где не хотелось думать о прошлом и не требовалось бежать, скрываясь от миллиона проблем. Особую атмосферу в выдуманный рай Хо добавляло прерывистое чужое дыхание, что залетая в уши, заставляло проваливаться и проваливаться в пелену беспросветного облака.       — Хося… — слышится ласковый голос где-то совсем рядом, но парнишка утопая в полудрёме никак не может ответить на собственное имя. — Лучик, очнись, всё уже позади, — вновь раздаётся чья-то попытка пробудить Хосока, которая на этот раз показывает положительный результат.       Юноша, удержав в непостоянной голове два обжигающих сердце слова «Хося» и «Лучик», неосознанно начал вытягивать себя из сна, ведь до чёрта сильно хотелось увидеть человека, что так необычно добивается его внимания.       — Хось, хочешь, я тебе даже сейчас твою «Ауди» отремонтирую, только открой глаза на мгновение, — искренне просит охрипший голос, после которого Хо чувствует огненное прикосновение на своей щеке.       Во всём скелете проносится мощный импульс тепла — импульс, что забирается во все укромные и спрятанные места души, согревая их, от чего привязанные к разуму глаза наконец-то раскрываются, утыкаясь в белый потолок. Вспыхивает вопрос: «Где я вообще», и зрачки, управляя головой, в бешеном ритме начинают поиски знакомых предметов. Однако вместо письменного столика или тумбочки, Хосок замирает на знакомом худом силуэте, что сейчас стоял к нему спиной и видимо что-то переливал из одного сосуда в другой.       — Раян? — сев на кровать, проверяет проснувшийся парень реальность всего происходящего, тотчас ловя на себе взволнованный взгляд.       — Проснулся, — с облегчением заключает Раян, подбегая со стаканом розовой жидкости. — Как себя чувствуешь? Может что болит или беспокоит?       — Да всё хорошо, просто голова слегка кружится, — вслушиваясь в быстрые вопросы, признаётся Хорс.       — Голова… — тянет тот, протягивая в ватные руки собеседника напиток. — Держи, выпей этот чай и тебе тут же полегчает.       — Что за чай? — недоверчиво спрашивает Хо, привыкший к самостоятельной жизни, но ни как не к такой слишком прекрасной.       — Не волнуйся, я тебя не собираюсь травить. Это просто заваренные лепестки красной розы, мама говорит, что они помогают при недомогании и лёгких болях.       — Лепестки роз, — подобно ребёнку тянет Хорс. — И что, они помогут?       — Ну, просто розы с тёплой водой навряд ли, а вот розы заваренные под желанием о скорейшем выздоровлении человека, что сейчас держит в руках мой стакан — да.       — Слишком слащаво, — тянет Хосок, пряча смущение и улыбку.       — Ты улыбнулся, а значит, оно того стоило, — произносит Раян, в конец вгоняя собеседника в бордовые оттенки. — Пей давай.       Чувствуя, как непривычные обжигающие чувства заполняют его изнутри и не дают даже дышать, Хосок прислонился губами к ободку стакана и сделал большой глоток жидкости, с целью избавиться от дурмана. Кисленькая розовая водичка быстро пробежав по горлу, словно обвила всё тело защитным куполом, выбрасывая лёгкую головную боль за пределы этого барьера. Больше парнишку ничего не беспокоило — пропала не только боль головы, но ещё и усталость в ногах, и остаток сна на зрачках.       Убрав мутность и тягу к подушке, рыжеволосому открылся невероятно чёткий вид на спокойное лицо Раяна. В беспокойной голове тут же всплывает предупреждение: «У него пиромания», но Хосок этого не слышит и не хочет слышать. Зелёные глаза, что смотрят на него с добротой, по мнению Хо просто не могут резко взять стать злыми и безжизненными, как у Психо — а значит, Юнги просто нагло соврал. Ведь эти горячие руки не могут схватить и сжать в себе пламя, точно так же, как и не могут частые нежные слова стать грубыми и агрессивными — не может же «ангел» прятать в себе психопата.       — Или может? — проносится в взволнованных мыслях Хорса, когда в глазах напротив неожиданно мелькает яркая искра оранжевого цвета.