самая идеальная одержимость

      Это был долгий день в завершении долгой недели, и когда Дин приходит домой с работы, Кас показывает ему рукой: «Одну минутку», что может означать как и правда минуту, так и три часа, поэтому Дин наливает себе виски и идёт на диван, чтобы тупо пялиться в телевизор. Гита даже не думает присоединяться к нему.       «Одну минутку» превращается в двадцать. Кас смотрит на лицо Дина, потом на телевизор, где идёт серия кулинарного шоу, которую они уже смотрели, а затем на виски в его руке и спрашивает:       — Ты в порядке?       — И тебе привет, — пытается съязвить Дин, но выходит просто устало.       — Здравствуй, — отвечает Кас, садясь рядом и сжимая его колено.       Через минуту Дин говорит:       — Я забыл о гомофобии.       Кас напрягается.       — Что?       — Я забыл, что некоторые ненавидят… ну, знаешь… таких людей, как мы.       — Что-то случилось?       — Ничего серьёзного, — говорит Дин, но спустя секунду продолжает, — помнишь того нового парня с работы?       — Да, ты сказал, что он выглядит как придурок.       — Да, что ж… Бенни упомянул тебя, и этот мудак спросил, горяча ли моя жена, что само по себе чертовски мерзко, а Джо была рядом, и, конечно же, она сказала, что «муж Дина горяч», — Дин закатывает глаза, — и этот парень такой… чёрт. Неважно, что он сказал. Это было чертовски глупо, понимаешь? И это так глупо, что я… — Дин яростно трёт глаза, затем делает глоток виски. — Просто вся ситуация была чертовски глупой.       Кас кладёт руки на плечи Дина и притягивает его в крепкие объятия.       — Мне жаль. Иногда я тоже забываю, — говорит он, — пока не захожу в твиттер.       — Ужас.       — Ага. Ты сказал Руфусу?       — Не пришлось. Я едва сумел удержать Джо, чтобы она не врезала парню. Она была просто в ярости, да и Бенни тоже. Мудак принял единственное разумное решение и сам свалил.       — Нужно было позволить ей врезать ему, — говорит Кас, и Дин чувствует, что он улыбается.       — Просто я был так удивлён, понимаешь? Возможно, мне самому стоило ему врезать.       Кас усмехается.       — Значит, он легко отделался, — поглаживая спину Дина, он говорит, — у меня есть идея.       — Детка, прости, я правда не в настроении для…       — Не это, — говорит Кас. — Или, может… ладно. Что ты хочешь на ужин? Хочешь сходить куда-нибудь?       — Кас, мне правда всё равно, — говорит Дин, садясь, чтобы взять стакан и опрокинуть остатки виски в горло. Хорошее, мягкое, с приятным послевкусием на языке.       Кас прищуривается.       — Закажем или сходим куда-нибудь?       — Закажем.       — Стейк или бургеры?       Дин тоже прищуривается, удивлённо смотря на него.       — Ты только что спросил, хочу ли я стейк?       — А ты хочешь?       — Ага.       Кас хватает телефон Дина. Дин видит, как он открывает Grubhub, но потом Кас отворачивается, делая заказ.       — Фу, — говорит Дин, — как же ты бесишь.       Кас ухмыляется и откладывает телефон в сторону, чтобы Дин не мог до него дотянуться.       — Хочешь ли ты пива?       — Предпочту другой напиток, — отвечает Дин, покачивая пустым стаканом. — Хочешь что-нибудь?       — Я принесу, — Кас встаёт и хватает стакан.       По телевизору идёт какая-то драма, но Дин смотрит вслед Касу, рассеянно думая о том, что когда-то давно сегодняшний день стал бы его худшим кошмаром. Отец бы насмехался над ним так же, как Кристиан, как будто что бы Дин не делал, он никогда не сможет искупить грех любви к Касу, как будто любить Каса — это грех, а не счастье.       Когда Кас возвращается с двумя стаканами, Дин выпивает половину своего двумя большими глотками, затем откидывает голову на спинку дивана и смотрит в потолок. Кас садится рядом, снова сжимая его колено, но ничего не говорит.       — Я знаю, что не должен позволять подобному дерьму влиять на меня, — говорит Дин, продолжая решительно смотреть вверх. Их дом — первое место, где он когда-либо жил, с хорошо заштукатуренными потолками. — Мне правда похуй, что этот мудак обо мне думает.       Кас откидывает голову, чтобы тоже уставиться в никуда, его плечо прижимается к плечу Дина.       — Иногда я думаю, что уже должен был привыкнуть к подобному, но… ты знаешь, каков интернет.       — Люди такие придурки.       — Некоторые из них, да. Но не ты.       Дин фыркает.       — Ну, по крайней мере, я не гомофобный урод.       Краем глаза Дин видит, как Кас поворачивается к нему и улыбается.       — Мне никогда не приходилось быть тем, кто задаёт этот вопрос. Хочешь ещё поговорить об этом или хочешь, чтобы я помог тебе отвлечься?       — Ты потрясающий, ты же знаешь, да? — спрашивает Дин, поворачивая голову, и они оказываются почти нос к носу. — Отвлечение за пятьсот, Алекс.       — Какое развлечение ты выберешь сегодня вечером? Игры? Плохие фильмы? Хорошие фильмы? Если хочешь, я могу дать тебе побыть одному.       — Одному, конечно, — говорит Дин, внезапно чувствуя себя разочарованным, чего никогда не было раньше. — Держу пари, тебе ещё много надо написать.       — Я бы предпочёл побыть с тобой, — отвечает Кас, что звучит почти как вопрос. — Мы можем сыграть в ту новую игру.       — Можем.       Кас одаривает Дина ослепительной улыбкой.       — Я всё устрою.              Кас побеждает два раза из трёх. Убирая посуду после ужина, пока Дин собирает игру, Кас говорит:       — Забавно, что ты достойно проигрываешь своим друзьям, но постоянно дуешься, когда проигрываешь мне.       — Ты мой друг.       — Значит, видимо, ты вообще не умеешь проигрывать.       Дин закатывает глаза и бросает пластмассовую фигурку Брюса Ли в Каса, который каким-то образом умудряется поймать её, прежде чем она врежется в его лицо, несмотря на всё выкуренное и выпитое.       — Могу я подкинуть идею для нашей следующей активности?       — Дерзай.       — Если ты в настроении, то я хотел бы выгнать кошку из спальни и отсосать тебе.       Что-то в серьёзности на лице Каса заставляет Дина засмеяться, а травка побуждает его смеяться ещё сильнее, и Кас хмурится, даже когда хватает его за руку и тащит вверх по лестнице.       Гита одаривает Дина своим самым лучшим недовольным взглядом, когда тот бесцеремонно выставляет её за пределы спальни, а потом Кас притягивает Дина к себе для долгого, нежного поцелуя. И Дин снова задаётся вопросом, как кто-то мог подумать, что любить Каса — не счастье и честь.       Кас стягивает с Дина футболку и утыкается носом в его шею, оставляя на коже горячие поцелуи.       — Ты, — бормочет Кас, — просто чертовски великолепен.       — Заткнись, — говорит Дин, подталкивая Каса к кровати.       — Ни за что, — Кас хватает Дина за бёдра и разворачивает его так резко, что Дин запинается и падает на матрас.       — Ты прекрасен, — говорит Кас, наклоняясь, чтобы оставить поцелуй на подбородке Дина, — и умён, — спускается к его шее, — у тебя отличное чувство юмора, — царапает зубами один из его сосков, заставляя резко ахнуть, — ты отлично готовишь, — кусает другой сосок, — великолепно отсасываешь, — расстёгивает джинсы Дина и стягивает их, — и ты весь мой.       Дин хочет возразить, но он правда обкурен, а Кас горяч и смотрит на него дикими глазами, и все мысли испаряются, так что всё, что приходит ему в голову:       — Весь твой. Это точно.       Кас смеётся и снова нежно целует Дина.       — А ещё у тебя прекрасный член, который я очень хочу взять в рот.       Дин отчётливо чувствует шевеление в собственных боксерах и краснеет ещё сильнее.       — Да? Возможно, с этим тебе стоит поторопиться.       Кас одаривает Дина равнодушным взглядом, который обычно означает, что у Дина проблемы, и Дин просто улыбается ему в ответ. Но вместо пощёчины — или любого другого наказания — Кас просто указывает на изголовье кровати, и Дин ёрзает, устраиваясь на подушках.       Кас забирается на кровать вслед за Дином, устраиваясь между его ног, чтобы провести кончиком языка по его соску.       — Знаешь, прошло слишком много времени с тех пор, как я делал с тобой что-то жестокое.       — Сколько, два дня? — говорит Дин и стонет, когда Кас прикусывает его сосок.       — Да. Слишком много, — улыбается Кас и продолжает целовать живот Дина. Щетина приятно царапает кожу, усиливая предвкушение, когда Кас прикусывает плоть чуть ниже пупка. — Всё ещё хотя бы немного болит?       — Нн… немного, — Дин стонет, когда Кас проводит зубами по его члену через боксеры. — Боже…       — Слишком? — спрашивает Кас, лаская его языком, влажная ткань боксеров дразнит нежную головку члена.       — Нет, определённо… Боже…       Кас ухмыляется и медленно стягивает боксеры с бёдер Дина.       — Пластинка заела?       — Мудак.       Кас пожимает плечами, и Дин просто наблюдает, как он слизывает предсемя, уже скопившееся на животе. Медленно, очень медленно он начинает брать в рот член Дина, немного глубже с каждым движением. Дин сжимает одеяло, а потом пальцы Каса, когда тот протягивает руку.       Кас отстраняется, чтобы оставить засос на бедре Дина, а потом ещё один, пока Дин не шепчет:       — Пожалуйста, детка.       На этот раз Кас принимает его сразу полностью, пока Дин не чувствует, что толкается в его горло, чувствует трепет, когда Кас сглатывает. Дин стонет и опускает свободную руку на волосы Каса, поглаживая, но не давя.       Кас разбирает Дина на части медленно и умело, точно зная, что делать со своим языком, зубами и руками, чтобы превратить Дина в стонущее месиво.       — Близко, — шепчет Дин, наполовину боясь, что Кас запретит ему кончать, наполовину надеясь, что Кас возьмёт его.       Кас так правильно прижимает язык, дразнит зубами, щиплет и выкручивает сосок Дина, пока тот не выгибает спину и, содрогаясь, не кончает в его горло.       Прикрыв глаза, Дин наблюдает, как Кас садится и вытирает рот тыльной стороной ладони, самодовольно улыбаясь.       — Срань Господня, — говорит Дин, с удивлением осознавая, что охрип.       — Надеюсь, это было удовлетворительно, — говорит Кас, заправляя член Дина обратно в боксеры, прежде чем лечь рядом с ним.       — Это было очешуенно, — отвечает Дин, а потом целует Каса, лениво и долго. — Что я могу сделать для тебя?       — Расслабься и позволь мне обнять тебя.       Дин фыркает, но с радостью устраивается под подбородком Каса, обнимая его рукой за талию.       — Я официально забыл, из-за чего, чёрт возьми, так злился.       Кас смеётся и говорит:       — Моя работа сделана.       — В натуре, — пауза. — Даже не смей говорить это.       — В гейтуре*.