Лунный Пьеро

Как багряные соцветья, Рдеют раны в бледном теле. Святы, как распятья, строки. Кровь, впитавшие поэта.

             Это был бесконечно долгий день. Но Римусу не хотелось, чтобы он заканчивался. Они шли пешком до его дома, обсуждая вечер.              – Как я смогу получить запись?              – Запись? – переспросил Сириус, глядя себе под ноги.              – Твоей песни.              – Ты серьезно? – он поднял голову, взглянув на него из–под тени густых бровей.              – Она мне очень понравилась.              Они остановились. Дом Римуса уже виднелся вдоль слабо освещенной улицы.              – Я не подумал… – Сириус положил ладонь на затылок, оглянувшись на дорогу. – Могу записать тебе. Но, знаешь, там не хватает клавиш и немного ударных, так что…              – Нет, мне всё нравится. Она замечательная, – Римус улыбнулся, продолжая медленный шаг. Сириус поравнялся с ним, сунув руки в карманы. – Если хочешь, я вызову тебе такси, вы и так сегодня слишком потратились на меня.              Сириус отрицательно покачал головой, нахмурившись.              – Пройдусь, – бросил он, останавливаясь, когда они оказались у нужной двери.              Римус кивнул, уставившись под ноги. Пора было прощаться, но ни один из них не решался сказать это первым. В лицо дул холодный ветер и морозил кожу.              – Спасибо, – наконец сказал он, поджав губы в небрежной улыбке, – Лили оказалась права, это был хороший день рождения.              – Чертовски крутой, – поправил Сириус, приподняв брови.              Они рассмеялись, неловко потупив взгляды, и снова притихли. На губах Сириуса застыла немая фраза, которую он все никак не решался сказать. Римусу показалось, что он пытался сделать это еще в тот раз, когда они были у Джеймса. Но тогда его отвлек Питер, взорвавший шампанское, а теперь вокруг них не было никого, поэтому Римус решил дать ему эту возможность, слегка склонив голову, и вопросительно приподняв брови. Сириус взглянул на него, но все, что он мог сказать, вырвалось из него тяжёлым вздохом. Он закусил губу и отвёл взгляд. Римус не знал, почему он не мог согнать улыбку со своего лица, поэтому решил украсить ею и лицо Сириуса.              Он шагнул вперед и прикоснулся холодными пальцами к его тёплой щеке, притягивая к себе. На этот раз Римус задержался на его губах намного дольше. С осознанием того, что Сириус прижался к нему ближе, притягивая за воротник пальто, его губы машинально расплылись в улыбке, разрывая поцелуй. Теперь и на лице Сириуса сияла улыбка, затмевая собой весь мир.       

__________

             Когда это произошло, Римус находился не совсем в трезвом состоянии, будучи жутко уставшим после насыщенного длинного дня. Он плохо помнил, как они разошлись. Мороз бил по щекам, но горячее дыхание Сириуса его согревало. Казалось, он мог простоять там хоть целую вечность, но время нещадно подгоняло их обоих.              Он сидел на лекциях с ощущением невесомости, словно его тело бороздило просторы бескрайнего космоса. Что он знал о том, как быть счастливым? Был ли он вообще когда–либо счастлив? Римус ощутил это впервые, когда Сириус притянул его ближе, улыбаясь и целуя в ответ. Он забыл обо всем, что было с ним до, потому что, казалось, что этого до вообще никогда не существовало. Существовал ли Римус до их первой встречи? Да. Жил ли он, ощущая весь мир полноценно? Нет. Он словно погрузился в мир цветного кинематографа, проведя всю свою жизнь до этого в серых тонах.              Но самое прекрасное в этом осознании было то, что Сириус отвечал ему взаимностью. Это не было его очередной безответной любовью. Сириус был с ним искренен, иначе стал бы он посвящать ему песню? Она крутилась в голове Римуса целый день. По-настоящему чарующая и волшебная, словно была создана, чтобы цеплять собой душу. Она была для него. Вся и полностью. Значило ли это, что теперь они друг для друга больше, чем просто друзья?              (19:10) Пьеро: занят сегодня?       (19:10) Римус: только освободился с работы       (19:10) Пьеро: у меня тут горы пиццы, не знаю куда девать       (19:10) Пьеро: не хочешь приехать забрать?              Римус прикрыл глаза, отложив телефон, и растянулся на кровати, улыбаясь в подушку. Чертов Пьеро. Он быстро принял душ и надел чистую футболку. Конечно он хотел приехать. Он мечтал об этом весь день. Лишь бы снова увидеть его томный взгляд и почувствовать вкус его алых губ.       

___________

             Когда дверь ему открыл Джеймс, Римус испытал всю палитру чувств, кроме радости.              – Дружище! – воскликнул он, сгребая Римуса в охапку своих крепких рук. Римус застыл в изумлении, не совсем ожидая увидеть его. – Ну чего, как не родной, залетай.              Он буквально затащил его в дом, разве что не принялся его раздевать, хоть и предложил взять пальто. Римус опомнился и начал снимать его сам. Из кухни выбежал всклокоченный Сириус. Его волосы были взлохмаченные и пушистые, из–за чего он постоянно пытался их пригладить.              – Что произошло с твоими… – начал было Римус, но Джеймс так громко рассмеялся, хлопнув его по плечу, что у того сперло дыхание.              – Вали к черту, Сохатый, со своими ебанутыми пранками! – взревел Сириус, выталкивая его за дверь, попутно вручая куртку и рюкзак.              – Все–все, ухожу, – заикаясь от смеха, произнес Джеймс, помахав рукой Римусу на прощанье.              Сириус захлопнул дверь и взглянул на себя в зеркало, отчаянно простонав.              – Мои прекрасные волосы, – трагически произнес он, запустив в них пальцы. – Кому я теперь такой нужен?! Такой кошмарный.              – Зато будешь уверен, что купились не на внешность, – к Римусу наконец начал возвращать свой здравый рассудок. Он усмехнулся, но Сириуса это ничуть не взбодрило. – Так что произошло?              Сириус вздохнул с таким отчаянием, словно ему предстояло рассказать ему нечто до боли ужасное. Прозвучали два машинных гудка, которые Джеймс послал им на прощание, сообщая о своем уезде.              – Я попросил этого придурка купить мне шампунь, потому что мой закончился, а я уже пригласил тебя и должен был сиять, как Дева Мария, – Сириус выдержал театральную паузу, заполнив ее правдоподобным всхлипом. – Я даже не взглянул на этикетку, потому что я доверял ему, как брату. А нет, погоди, плохой пример. Короче, я доверял ему! И знаешь, что этот ебучий олень купил?              – Что же? – сдерживая смех, спросил Римус, умиляясь его гневу.              – Шампунь для собак! Я что, блять, псина сутулая?              Римус поджал губы, которые предательски задрожали, когда клочок волос Сириуса встал колом на его макушке, но не выдержал и согнулся от смеха. Возмущению Сириуса не было предела. Он подошел к нему, стянув шапку с его головы, и демонстративно натянул ее на себя.              – Ни разу не видел тебя в шапке, – лицо Римуса озарилось совершенно новой, ранее не свойственной ему улыбкой.              – Радуйся, пока можешь, – фыркнул Сириус, сложив руки на груди. Его тон смягчился и он оперся спиной о стену, склонив голову. Опять этот жест, который сводил Римуса с ума. – Есть хочешь?              – Умираю с голоду, – признался он и последовал за ним на кухню.              Сириус не преувеличивал, когда сказал, что у него дома целая гора коробок из–под пиццы. Несколько штук уже были вскрыты и наполовину съедены им и Джеймсом. У Римуса сложилось впечатление, что если они не знали, что выбрать, то заказывали все подряд. Издержки несметного богатства.              – Почему ты называешь его Сохатым? – решил поинтересоваться он, так как этот вопрос зародился в его голове еще с первой встречи.              – Потому что он олень, – цокнул Сириус, а затем слегка потрясенно приподнял бровь.              Римус положил друг на друга два треугольника пиццы из разных коробок начинкой внутрь. Получился огромный бутерброд, который заставил Римуса задуматься, была ли это прихоть его избалованного богачами желудка или изнуренного голодом человека. В любом случае Сириус посчитал это великолепной идеей, открыв еще несколько запечатанных коробок. Сегодня они попробуют все.              – Это все заслуга Эванс, – продолжил он, смастерив для себя целую пирамиду, которая теперь едва помещались ему в рот. – Иначе назвать его было трудно, когда у этого плотнорогого совсем снесло крышу, – на этом моменте он самодовольно фыркнул, – подумать только, из–за девушки. Он буквально пытался стать ковриком для ее ног.              – Лили бы не стала, – Римус скривил рот, но затем осекся, припомнив, что раньше Лили терпеть не могла Джеймса.              – Она и не стала, – подтвердил его слова Сириус, сворачивая треугольник пиццы в трубочку. Ему казалось это забавным, но Римуса немного раздражало такое отношение к еде. Тем не менее, он воздержался от комментариев, позволяя ему продолжать. – Кому нужен такой приставучий коврик? Думаешь, почему она в итоге купилась на его провокации?              – Джеймсу трудно отказать.              – Да, но не в случае с Эванс. И его это дико бесило.              Сириус обернулся к зеркалу и недовольно хмыкнул, глядя на свое отражение. В следующее мгновение он уже мыл руки, чтобы не испачкать шапку Римуса, когда потянулся за ней, высвобождая копну непослушных волос.              – Он привык получать все, что хотел, – продолжил парень, смочив ладони под краном и пригладив непослушные волосы. – И тогда я сказал ему: брат, ты должен показать ей, что твои рога больше ее. Но Джеймс тот еще олень, как мы уже знаем, поэтому он понял все буквально. Помню, мне пришлось остаться на ночь, чтобы менять наволочки на подушках, которые он испортил своими слезами. Он сказал, что никогда не слышал, чтобы над ним так унизительно смеялись, как делала это Эванс. Я подумал, что он тот еще извращенец, потому что я бы после такого стер человека из памяти и из жизни, а он заявлял, что ее смех похож на шелест ручья.              – Ебучий случай, – протянул Римус, скривившись. Похоже, Джеймс был безнадежным романтиком.              – Ага, – Сириус оценивающе взглянул на себя в отражении и на этот раз удовлетворительно хмыкнул, – самый прикол в том, что после того случая Лили сама ему написала. Я думал, что Сохатый взорвется от счастья.              – Хочешь сказать, они сошлись благодаря тебе?              – Естественно! – заявил он, подсев к Римусу. Казалось, что настроение Сириуса прямопропорционально внешнему виду его волос, потому что, как только они стали выглядеть более-менее сносно (на самом деле Римусу казалось, что они всегда выглядели потрясающе), то и их обладатель значительно повеселел.              Влага начала собираться на кончиках его волос. От воды они заблестели и немного закрутились, что придало ему такой вид, словно он только что вышел из душа. Римус сглотнул тугой комок, надеясь, что это пицца с трудом проходит в его горло, и уткнулся взглядом в коробку. Послышался едва различимый смех, но Римус постарался его проигнорировать. Смущение? Серьезно, Люпин? Это прозвучало в голове Римуса голосом Лили, что позволило ему немного одернуть себя.              – А что насчет тебя? Почему тебя называют Бродяга?              – О, ты действительно уверен, что хочешь услышать эту историю? – в его голосе прозвучали нотки драмы.              Римус приготовился к самому худшему, к самой умопомрачительной истории, которую он когда–либо слышал. К его удивлению, Сириуса не нужно было уговаривать слишком долго, потому что, не дожидаясь ответа, он выпалил на одном дыхании:              – Я нажрался в дерьмо и уснул во дворе Джеймса, а когда он разбудил меня, увидел, что дворовые псы устроили на мне лежбище, приняв за своего.              Чуть не поперхнувшись сухим тестом, Римус закашлялся и поднялся, чтобы налить себе стакан воды. Ему было смешно и одновременно стыдно, что воздух вырывается из его легких с не самым приятным звуком, но Сириус сам разразился звонким смехом, подбежав к нему и похлопав его по спине. Пока Римус делал осторожные вздохи и выдохи, Сириус подхватил несколько коробок, сунув себе в рот оставшийся кусочек, и жестом позвал его за собой.              – Пошли, послушаем теперь твою легендарную повесть о том, как ты стал Лунатиком.              У Римуса не было грандиозной истории, даже смешной и забавной назвать ее было нельзя. Это было первое, что пришло ему в голову, когда сайт запросил никнейм. На стол проливался свет полной луны, а его воображение решило устроить себе перерыв, оставив его один на один с банальным символизмом. Символично было и то, что когда он рассказал об этом Сириусу, тот подошёл к окну, распахнув шторы, и обратил его внимание на полную луну в туманном небе.              – Ты Лунатик по призванию, – заявил он, облокотившись на подоконник и глубоко вдохнув уличную прохладу. – Мне нравится.              Он обернулся и несколько секунд задумчиво вглядывался в его лицо, пока какая–то мысль не заставила его прыгнуть на кровать, чуть не сбив с нее Римуса.              – Знаешь, что мне еще нравится? – спросил он, усевшись напротив него. Зрачки в его глазах метались от глаз Римуса к его губам. Он покачал головой. – Твой шрам. Ты знал, что шрамы украшают мужчину?              Сириус, едва касаясь пальцами, провел ладонью по его подбородку. Шрам немного заходил на нижнюю губу, Римус чувствовал его, когда закусывал ее или облизывал.              – По нему я даже с закрытыми глазами могу определить, что это ты, – понизив голос, прошептал он и наклонился, чтобы поцеловать его в уголок губ.              Римус почувствовал, как внутри него раскаляется огненный шар где–то на уровне солнечного сплетения. Неужели его сердце так отзывалось на прикосновения Сириуса? Его ладонь очертила линию подбородка, от чего веки Римуса налились свинцом, опускаясь вниз. Взгляд зацепился за надпись, что виднелась под одной из ключиц Сириуса. Он никак не мог разобрать, что на ней было написано. Теперь его растянутая футболка позволяла рассмотреть ее целиком. Римус позволил себе отодвинуть ворот, касаясь кожи Сириуса и разглядывая не только татуировку, но и созвездия родинок, тянущихся к плечу.              – Что она означает? – спросил он. Сириус опустил взгляд, заострив его на ладони Римуса.              – Croire à son etoile. Это значит следовать зову сердца. Доверять своему внутреннему голосу.              – Звучит красиво, – он немного подумал и добавил, – на твоём французском.              – Владение языком – одно из моих лучших качеств, – промурлыкал Сириус, переводя на него взгляд.              Римус рассмеялся, не сумев удержать его взгляд, и принялся блуждать глазами по его лицу, очертаниям его губ, едва заметной щетины, бугорка и ямочки на его шее. Сириус сглотнул и адамово яблоко поднялось вверх, а затем опустилось, заставляя мышцы на его шее замереть в напряжении. Тяжелый вздох Римуса заставил его губы расплыться в улыбке. Их пальцы соприкоснулись, встретившись между складок мягкого пледа, и кисти рук машинально потянулись друг к другу. Это был не первый раз, когда в голове Римуса стоял белый шум. Последнее время с ним случалось такое все чаще, но в тот момент шум заглушал даже его собственный внутренний голос.              Все произошло так внезапно, что у Римуса потемнело в глазах. Он очнулся, когда руки Сириуса обхватили его лицо, притягивая к себе в глубоком поцелуе. Впервые он позволил ему вести этот танец. Ему нравилось быть ведомым, нравилось потакать прихотям его теплых пальцев, его мягкому языку, который проворно проталкивался сквозь плотную связку губ. Это было больше всего того, что происходило между ними до этого. Это было невероятным сном, в который им обоим было трудно поверить.              Сириус нагнулся над ним, опуская ладони на шею, поглаживая его большими пальцем и одновременно притягивая к себе, все ближе и ближе. На каждое его прикосновение тело Римуса отзывалось блаженным трепетом, заставляя поверхность кожи покрываться мурашками. Он так давно не испытывал этого, что почти забыл, насколько приятно просто отдаться блаженству объятий. Им нравилось изучать друг друга, это было до боли приятно, томительно и нежно.              Сириус был очень осторожен в своих намерениях. Он всегда смотрел в глаза Римусу, спрашивая, можно ли зайти дальше, и Римус всегда позволял ему, не раздумывая над этим. Сириус забрался руками под его свитер и футболку, перебирая пальцами ребра, и слегка отстранился, все так же вопросительно глядя на него. Римус, привыкший к более грубому отношению, таял под его доверительным взглядом. Он подался вперед и приподнялся на локтях, отвечая ему поцелуем.              Их позы сменились, отзеркалив друг друга. Теперь Римус нависал над ним, не отнимаясь от его губ. Он начал опускаться ниже, когда это оказалось в его власти, оставляя влажные отметины на его покалывающим щетиной подбородке, гладковыбритой шее и вздымающейся в безмолвном стоне груди. Он привык сам дарить, а не получать, но Сириус привык к обратному. Толкнувшись вперед, он приподнял бедра, заставляя Римуса уступить ему. Римус уперся коленом между его ног, от чего Сириус сдавленно простонал, прикрыв глаза.              Он решил одурманить его поцелуем и у него это слишком хорошо получалось. Римус машинально ослабил хватку, позволив уложить себя на лопатки. Сириус был по прежнему нежен, но ему удавалось держать все под своим контролем намного эффективнее грубости Римуса. Это поражало его и обезоруживало в одночасье. Запрокинув руки, он позволил снять с себя свитер, на мгновение замерев перед ним, когда тот окинул беглым взглядом его предплечья и живот. Римус был готов к такой реакции, поэтому напомнил ему, на чем они остановились, слегка сжав его бедро.              – Лунатик, – немного взволнованно прошептал Сириус, устроившись рядом и притянув его за бок.              Римус молча взглянул в его глаза, в которых застыл вопрос и сожаление. Он не хотел этого, но этого было не избежать.              – Я завязал, честно, – со вздохом ответил он, опуская взгляд.              Сириус коснулся побледневших шрамов на коже Римуса, аккуратно проведя по ним подушечками пальцев. Он помнил каждый свой шрам, где тот был расположен, и причину его появления. Но эфемерные прикосновения Сириуса заставили его вздрогнуть, словно он впервые осознал их наличие.              – Это больно? – тихо спросил он.              – Терпимо, – выдохнул он, наблюдая за тем, как Сириус скользит по нему изучающим взглядом. – Помогало отвлечься.              Сириус нахмурился, подняв на него взгляд.              – Я сожалею.              – Это уже в прошлом, – он опустил футболку, натягивая ее как можно ниже к ремню джинсов.              – Римус, – он резко взял его за руку, опускаясь к ладони и мягко сжимая ее, – ты не должен стесняться этого.              – Я не… – он качнул головой, приподнимаясь на кровати, но Сириус не дал ему договорить.              Он сел рядом, преподнеся к своему лицу его руку, и прикоснулся губами и щекой к его запястью. Его пальцы поглаживали тыльную сторону ладони, что вызвало у Римуса ступор, потому что он никогда и ни от кого еще не встречал подобной реакции на свои увечья. Это было трогательно и Римус впервые почувствовал жалость, а не остервенение и неприязнь к собственной коже, потому что кто–то принял их, как часть его самого. Сириус перебрался через его ноги и сел сзади, обхватив его своими руками за живот. Он прижался к нему, целуя его в шею и зарываясь своим носом в его кудрявые волосы на затылке.              – Я пережил десятки историй о разбитых сердцах, – прошептал он над самым ухом. Его голос был низким и немного осипшим, – но лишь твое сердце я бы хотел собрать воедино.              Он уткнулся своим лбом в висок Римуса, когда тот крепче сжал сомкнутые на его животе ладони Сириуса. Несколько минут они сидели в полной тишине, обнявшись и бодая друг друга носами.              – Останешься? – спросил Сириус, взглянув на стрелку часов, подбирающуюся к полуночи. Римус кивнул, понимая, что не хочет засыпать сегодня один. – Тогда я поставлю чай, ладно? Не засыпай без меня.              Улыбнувшись ему, Сириус соскользнул с кровати, выйдя из комнаты. В полутьме приглушенного света лампы Римус бросил взгляд на постель, опустив ладонь на то место, где только что был Сириус. Покрывало было теплым и по–уютному скомканным. Ему захотелось раствориться в стенах этой комнаты, чувствуя себя здесь намного комфортнее, чем в своей одинокой квартире. Впервые Римус был рад тому, что он не один.