Рыжий

как бы хотелось все спалить и ночевать с тобой на выжженной земле и утром встать, расправив крылья отрубить ненужные конечности мои, твои висящие плетьми чтоб никогда нам не пришлось больше ходить только лететь

— У меня для тебя есть кое-что, — Серый говорит излишне ровно, как будто бы вот — мне эти слова ничего не стоят, всего лишь проходной момент. На самом же деле — волнительно схватывает в сердце от ощущения, что сейчас, кажется, все перед Олегом раскроется в одно мгновение. Растает все не-сережино в сережином навсегда. Так и происходит: — Оо, — Олег выдыхает удивленно и еще — до невыносимого влюбленно, и Серый тут же отворачивается, чувствуя, как алеют щеки — как будто важно именно сейчас посмотреть все уведомления… — Это. — в руках у Олега он сам — спящий и несуществующе красивый, вот — Сережа даже сбившуюся на шее подвеску прорисовал, — это очень красиво. — Считай, подарок, — Серый, кажется, хочет встать, но Олег хватает за острый локоть — сегодня Сережа просто открывает дверь в футболке, не в кофте, не в толстовке, просто в футболке — и неловко скрещивает руки у себя на груди, словно баюкает. Это тоже часть признания — смотри на меня, вот такого — с сеткой шрамов. — Че ты убегаешь? Серый хочет что-то едкое ответить, но уже не может. Олег тянет обратно — рядом с собой. — Очень красиво, — повторяет Олег, пробивая взглядом — у него ресницы такие яркие, словно у нарисованных собак из диснеевских мультиков. Темные глаза смотрят цепко, почти преданно. Это почти Серого скребет по сердцу, бьет по щекам в самые заветные мгновения, как ебучая бабка снизу бьет по батареям позавчера. — Сука…старая…— Серый срывается на новый стон, чувствует, как челюсть дрожит. У Олега сводит скулы от напряжения, пересохло в рту. Сережа скользит в руках — такой он горячий, быстрый, яркий, хватается за олегову спину короткими ногтями — на чернеющем волке следов не разглядеть, холодные пятки бьют по пояснице. С каждым выдохом все сложнее держаться, все ближе разрывающий оргазм — блять, хоть об этой старухе снизу думай, только бы не о-, — ааах, — Серый прижимает к себе еще ближе, еще сильнее, стонет в самое ухо, опаляя жаром, касается сухими губами шеи — быстрее. Только не о нем. Он — это пиздец. У него легкая россыпь веснушек на плечах — совсем светлые, словно акварельные капли, как на его рисунках. Это Олег замечает впервые в ванной — Сережа сушит утром мокрые волосы. Это утро многим примечательно — во-первых Олег впервые за год, а, может, и больше, просыпается с тем, с кем спал. А во-вторых — Олег впервые в жизни готовит завтрак на двоих. Не считая лехиной дачи — но там другое, и не на двоих. Жарить чебупели не то же самое, что пытаться удивить на чужой кухне. Все остывает, кофе уже холодный, когда его наконец пьют — Серый ластится как кот — со спины, трется, утыкаясь носом куда-то в шею, и Олег не может сосредоточится ни на чем — сейчас омлет сгорит. Чужие прохладные ладони скользят под резинку разношенных спортивок — это так ново, и… страшно — особенно… ну, особенно первый раз. И Серый чувствует это тонко, по-своему издевательски. — Вот и все, — стягивает полный презик, — а ты боялась, — откидывается к стене, — даже юбка не помялась. Нагота Олега смущает пиздецки — сережино мужское тело совсем не то же, что свое собственное, не то же, что мелькало полжизни в общих душевых, во второсортной порнухе. Оно совсем другое — похожее на него самого, и это еще больше пугает — получается, и удовольствие у них одинаковое. Олег не отвечает, пытаясь нащупать на полу собственное белье — Серый же сидит в свете окна — голый, бесстыдный, неморгающий как будто — смотрит на него. — Че? — Олег не знает, как теперь — типа…блять…как теперь вообще все. Типа — ему реально сосал парень. Не просто парень — тот самый парень. Тот, которого Олег до сведенной челюсти отпиздить хотел за то, за что сейчас так хочется залюбить — за эти бесстыдные глаза, и за ухмылку, которая вот-вот — ну что, как теперь себя чувствуешь? Теперь — как будто игра пройдена, уровень схлопнулся — обратно не вернуться и уже не хочется — хочется остаться здесь — в темноте смущающего силуэта чужого тела. — Ниче, — Серый жмет плечами, от былой робости и неуверенности в нем больше ни следа, как будто и не он смотрел этими блестящими глазами, ожидающими обещания, — просто думаю, каково тебе это чувство. Мерзко? Олег от такого возмущенно вдыхает, но что ответить — все еще не знает, кроме как честное: — Не неси херню. Не мерзко. И ваще, — Олег не знает, что именно ваще, но интуитивно подбирается к самому сокровенному, — хватит делать вид, что тебе это все как нехуй делать. Серый молчит и все еще смотрит, и Волков заканчивает более воодушевленно: — Ты же сам все знаешь. — Знаю. Серый и правда говорил так, словно не произошло ничего важного — я обесценю это быстрее, чем ты! — но ребра свело еще, когда Олег опустил руку в растрепанные волосы — тяжелую, горячую, сгреб, накручивая на кулак — стали совсем длинные. Серый стонал от ощущения — блять, как ему нравится! У Олега большой и толстый, в горло не получается сразу пропустить, но за щеку Серый берет почти профессионально — звучит стремно, но факт. Олег дышит тяжело и медленно, наверно, кончил бы через пару минут без такого самоконтроля. Гандоны уебанские — с ароматизатором и привкусом пластика, но глубокий мускусный запах не перебить — Олег пахнет вкусно, возбуждающе и так живо — вот он весь — я тоже тебя хочу. Он тянет за волосы резко, когда головка скользит все-таки в горло, и роняет хрипло, тут же ослабляя хватку: — Прости… Серый выпускает с теми самыми пошлыми порнушными звуками — Олег видит очертания чужого рта, блестящую слюну. — Мне нравится так. Не извиняйся. Интересно, ему правда нравится? Ему правда нравится — Сережа встает первый раз в коленно-локтевую, прогибается в пояснице, становится такой тонкий, словно сломанная фигурка на картинах, недавно скидывал в тг — посмотри как потрясающе!. Как там его? Шиле. Оборачивается: — Не нервничай, — скалится, — представляй, что я девчонка. Олег не успевает осмыслить, отвечая: — Не хочу. Только потом думает — блять, реально не хочу. Не хочу представлять девчонку, хочу тебя. Сережа скользит как кошка — растягивается по сбившейся простыне. Олег сверху горячий и тяжелый, выполняет все — быстрее, медленнее, жестче, на — ударьменя — тормозит. — Что? — это так сбивает, что подступающий оргазм, бьющий по вискам, откатывается по позвоночнику, скапливается где-то внизу, плещется в животе, давит в пояснице. — Ударь, — шепчет Сережа, пытается насадиться сам, и Олег видит, как сжимаются вокруг него растянутые блестящие мышцы. Это странно — Олег бьет по белеющим ягодицам, слышит, как жалобный скулеж смешивается с хриплыми — ещеещеахблять. Серый цепляется зубами за края наволочки, мокрой от слюны. В голове так пусто, так хорошо — ни с кем вот так, только с ним — наконец-то не тебя, а ты, а — с тобой. Как приятно говорить — я хочу вот так, как приятно говорить — мне нравится это, как приятно смотреть на его смущенное лицо, на краснеющие скулы, когда — кончи мне в рот. Сперма у него — горчит на корне языка, густая, вязкая как хурма, и еще — словно пососал монетку. Серый открывает рот, и Олег чувствует, как дрожь пробегает по бедрам от этого зрелища — сводит мышцы. Никакая подружка не давала спускать в рот, да и не особо хотелось, казалось — это какие-то порнушные приколы, а тут… Серый думает, глотая, — это, может, тупая идея — надо было как и всегда с резинкой, но Олега хочется удивить. Олег и теперь удивляется — акварельный портрет в руках его и не его одновременно, он, конечно, вряд ли такой — красивый. Серый смотрит тоже в этот лист — так хотелось подарить, показать — вижу тебя таким. — Спасибо. Олег вдруг клюет носом в щеку, и Серый задерживает дыхание на мгновение — это кажется откровением больше, чем слияние тел, чем предоргазменный стон, чем пьяные поцелуи. Так хочется этой ласки — и Олег чувствует, притягивая ближе. — Почему ты так…реагируешь? Мне же правда нравится. Серый отвечает сразу же, будто всю жизнь ждал этого вопроса: — Чувствую себя небезопасно. От такого ответа Олег подвисает — ну типа… а трахаться безопаснее, чем рисунки показывать? или там — на стаю пацанов выебываться? Но вслух ничего не говорит, только клюет еще раз острым носом — видит, как скользит чужая улыбка. — Сфоткал, пока ты спал. Признание неловкое, потому что не совсем правда — уже несколько раз сфоткал, пока ты-. Готовил, спал, переодевался спиной, и еще, самое любимое — курил, закинув руку в форточку — камера в темноте не тянет, видно только силуэт. Серый себе не задает вопрос зачем, потому что знает точно — чтобы если что. Поначалу казалось, если что — вполне нормальное условие. Мало ли случается в жизни хуйни. После утренних поцелуев в плечо в ванной приходит понимание — больное и нежеланное — если что, то я уже не вывезу. Тревога накатывает мгновениями, сменяясь фатальным — да мне похуй, я свое отбоялся. После встречи с Лехой в переходе адреналин слетает вместе с последней дрожью оргазма, кончил, когда Олег ухватил за шею крепко, вбиваясь — у него судорога в мышцах, Серый водит по чужому бедру и собственному члену руками синхронно. — Слушай, — сидит у стены после всех поддразниваний, все еще голый, Олег натягивает трусы, — а че теперь, после этого Лехи? Олег помолчал, потягиваясь — так приятно и легко после напряжения. — Посмотрим. Это ответ на отъебись — Олег знает, что если посмотреть — то впереди только мрак. И Олег прав. Весь следующий день ощущение поджидающего пиздеца не отпускает, на смене все чуть ли из рук не валится, и Олег в какой-то момент понимает остро — он боится, просто ебнуться как. А чего именно — теперь уже не объяснить. Затишье недолгое, и Вадика можно узнать по одной только манере стучать — словно ломится стая омона, дверь дрожит, металл трещит эхом. — Че скидываешь? — он весело поднимает брови, отряхиваясь от снега как собака, стоит приоткрыть тяжелую дверь гаража. — Я работаю. — А че один? — Вадик улыбается все еще, стягивая шапку, и Олег криво отвечает, зеркаля изгиб губ. — Тебя ждал. Теперь не один. — Ууу, — хлопает по плечу со всего своего звериного размаха, и понять эту интонацию трудно. Олег курсирует по пространству на шаг впереди и не спиной — это глупо пиздец, и Вадику как будто по-прежнему можно доверять на какую-то часть, но чутье не дает расслабиться — и локоть сводит. Этот, конечно, замечает: — Че такой напряжный? Козленочек поутру не дал? Олег упирается в стол, не сводя глаз, садиться не хочется. — А тебя это ебать не должно. — Да я ж по-дружески, — Вадик располагающе развел руками — ну что, мол, взъелся, волчок — и упал в расшатанное кресло в углу. — Я по делу, Олеж. Олег выжидающе промолчал. — Ты все-таки расслабься. И слушай, — Вадик закинул ногу на ногу, — тема простая — ты, Олежа, охуел в край. У пацанов вопросы. И к тебе, и к дырке твоей. Но там, конечно, — он ухмыльнулся, и подлокотник жалобно скрипнул от того, как Вадик сжал шаткое дерево, — уже другого характера. Сечешь? От мелькнувшей ухмылки у Олега аж желваки заходили. Сука. — Че делать будем? — Вадик достал из внутреннего кармана узкую баночку, быстро прихватывая острую зубочистку. Олег чувствовал, как мышцы сводит — въебать бы ему прямо сейчас. От этого действия он был в одном шаге — но Вадик пиздиться не собирался, потому что, что очевидно — пиздить Олега собираются толпой. Олег быстро подтащил стул от стола к креслу — сел напротив, так, чтобы, наклонившись вперед, едва ли носами не сталкиваться. — Тема простая, Вадюш. Ты нахуй сейчас идешь, вместе со своими пацанами. Вадик неожиданно помолчал, а затем проговорил совсем новым голосом: — Я тебе говорил, это хуево кончится, — все ехидство из него ушло. И Олег на мгновение почувствовал что-то давно забытое, когда вдвоем было весело, было просто, и когда Вадику еще можно было доверять. Повисла тишина. Каждый погрузился во что-то давнее. — Я знаю, — Волков услышал собственный севший голос. — Ну и нахера? Ты че, реально хочешь замес? Даже если собираешься съебаться — тебе за навар с рынка отрабатывать — пиздец сколько. — Вадик не сводил своего мертвого серого взгляда, словно не моргая. — Сливай свою рыжую и возвращайся в нормальную тему. Олег вдруг не сдержал нервного смеха. — Это нихера не нормальная тема, Вадим. Вадик отклонился, поднимаясь. — Это не отменяет того, что я сказал. Хотелось ебнуть ему, теперь уже от накатившего бессилия — блять, какое дерьмо. Почему нельзя схватить его за эту сраную куртку, посмотреть в глаза долго, так долго, чтобы хотя бы часть себя передать — неужели ты совсем не чувствуешь, блять, какая бывает жизнь? Разная, сука. Мысль вдруг соскочила — и Олег ощутил, будто смотрится в зеркало на себя всего лишь то из минувшей осени. И от этого стало совсем тошно. Вадим завис у двери, как будто что-то хотел добавить, на душе было странно — словно харча растекалась, холодная и вязкая — он представлял себе этот диалог по-другому. И, оглянувшись, неопределенно улыбнулся, с каким-то странным оттенком сожаления. Когда дверь хлопнула, Олег ощутил накатывающее отчаянье. Что было хуже — перспектива быть в лучшем случае отпизженным или знание, что таким в лучшем случае станет Сережа — ясно из самого вопроса. Но что делать дальше — Олег просто не ебал. 20:32 ты где? 20:38 В элке Тудино Олег смотрел в кирпичи стены. 20:38 я тебя встречу Серый улыбнулся, припадая к окну — это приятно. Дни тянулись странно и тревожно — Олег поймал себя на том, что просыпался каждый раз с предчувствием — особенно в те разы, когда просыпался с Серым. Изменилось сразу и все — во-первых Волков в полной мере ощутил на себе социальную изолированность, ни на одну сходку его больше никто не звал, и даже Вадик не писал ничего и не звонил — уже несколько дней. А во-вторых — как сказать и что именно Сереже, Олег не знал. Я в дерьме и ты тоже и я не знаю что с этим сделать? Порой, забываясь, особенно ночью, Олег думал — может, всем просто стало похуй? Пройдет неделя, потом две, а потом месяц. А потом они…ну… может, потом они вообще уедут? Куда, блять, ты уедешь, сука. Макс не здоровается у стадиона, и Олег поначалу даже тормозит, но тот проскальзывает мимо молча. Когда Сережа вдруг пишет, 00:05 Хочешь со мной к Марго ? У нее др Олег так удивлен, что совсем не знает, что ответить. Про Марго он слышал только ее имя. И то — раза два. 00:08 я ж ее не знаю и она меня 00:08 Не ссы Она знает все что нужно Хе😈 Серый собирает с пристрастием — наряжает как куклу, пытается на Олега натянуть свою толстовку, оверсайз на широкой фигуре почти в облипку. У Волкова ощущение сбора на смотрины, и это одновременно веселит и волнует — он с новыми людьми не знакомился с момента брошенного универа. Новые люди — словно инопланетяне. Марго исполняется двадцать четыре, а выглядит она словно восемнадцать — вся блестит, и рядом не встанет с той же Катькой. Олег от чужой смущающей красоты себя чувствует Квазимодо. Серый целует подругу в губы, и от этого Олег тоже зависает. — Много о тебе слышала, — Марго тянется обниматься. Олег неловко отдает ей подарок — Серый выбирал и упаковывал тоже — все сияет подстать имениннице. — Даже спрашивать не буду, — улыбается Олег. — Это верно, а то узнаешь, какой ты мудак бывал, — и бьет вдруг куда-то в живот, так, что Волков и опомниться не успевает, — шучу! — И исчезает, улыбаясь, в глубине квартиры. Здесь все странно и все ново — музыка играет тоже странная, но больше всего нового в Сереже — он смеется громко и шутит смешно, и вся его закрытость словно слетает — пьет шампанское, говорит тосты, на — за нас красивых и неверных, за нас, блядей, но охуенных — Олег чуть не давится, парень напротив смеется беззвучно, глядя ему в глаза. Их знакомили, но Волков в таком количестве уже всех забыл. На балконе вспоминает — это Валентин. Ну и имя, блять — Валик. Но Валик чуть ли не выше Олега, смотрит весело и как-то незнакомо, словно никто так еще на Олега не смотрел — проницательно. От накрашенных глаз и легкой бороды Волков чувствует дискомфорт, как будто что-то неестественное видит, совсем не сочетающееся. Но внимательный взгляд этого Валентина не пугает, он тянет открытый портсигар, словно приглашает в диалог. Олег с первой затяжки чувствует давний знакомый привкус, Валик и тут опережает вопрос: — Да коктейль, — кивает на косяк в зубах, высовываясь из окна почти на половину, — просто расслабишься. — Классные тату, — это искренне, Олег бы тоже хотел так забиться, ему бы пошло. — Брутальненько, да? — он улыбается, и Олег чувствует себя так тупо, словно лох на новом районе, невыкупающий местных приколов, и молчит. Сережа тянет его танцевать — Олег не умеет, но с ним хочется все, особенно сейчас, когда немного разморило, и тактильность повысилась — чужие руки на плечах приятные. В странном жужжащем, бьющем звуке Олег вдруг подается вперед, целуя, и у Серого сердце пропускает удар. Таким любимым он себя еще не чувствовал, наверно, никогда. Олега хочется прижать к себе целиком, хочется нацеловаться вдоволь в этой переливающейся музыкой и светом комнате, где на них смотрит куча людей, он слышит чей-то веселый свист — ну да, Олег Волков вообще-то первый из-, кто добрался до этой квирной штаб-квартиры. И чувствует себя здесь лучше, чем где-либо. Олег с трудом заканчивает поцелуй, в голове — легко, пусто, влюбленно. — Это считается за каминг-аут? — Серый улыбается так просто и искренне, у него все лицо переливается блестками — наобнимался с Марго. Волков только кивает: — Считается, — и, словно мир сузился до него — сияющего лисенка, смотрит, не отрывая взгляда.