Рыжий

Поначалу кажется — да нет никакой проблемы. Это так — просто случайность. Просто странный пацан со своими странными поступками — Олег себя словно вычеркивает из происходящего, оправдываясь: я — ничего, он — все. Скоро оказывается — расколотое надвое быстро собирается в «мы», это теперь не я и он — это теперь наша проблема. И она есть — Сережа лезет целоваться прямо в гараже — Олег задвигает засов и чувствует, как чужая рука забирается в волосы. У рыжего вкус тоже рыжий — какой-то цитрус, жвачка или что, и целуется он по-новому — мокро, у Олега от касания языка мгновенно разгорается в груди — это же невозможно так. Он чуть отстраняется, и Сережа тоже отходит, смотрит весело. Идет к столу, трогает бесцельно, рассматривает все эти странные штуки — берет в руки ключ — тяжелый. А потом: — Воняешь ужасно, что это? — Масло. Это, конечно, пиздеж. Сереже охуенно вкусно — словно мир наконец-то раскрасили. Олег большой, странный, весь какой-то неровный — шиворот-навыворот мальчик. И Сережу тянет глупо и так бессовестно — давай, полечи меня, волчонок, приложу тебя как грелку ко всем ранкам. Когда через несколько дней нащупывает под футболкой в ямке ключиц волчий клык, смеется немного пьяно, но Олег подвеску быстро из пальцев вытягивает. Ебнули пивка для научного рывка — Волков приносит жигулевское, Сережа закатывает глаза типа — я такое не пью. Олега такими претензиями разъебывает с порога — а какое пить изволите, ваше выебейшество? Олег стоит на кассе с брусничным Гаражом — и все. Это точно уже по-пидорски. Совсем не по-людски. В своем гараже до всего этого пивного пидорства неловкая тишина после спонтанного поцелуя обволакивает все вокруг, и вдруг — в дверь колотят с невообразимым усердием. Серый оборачивается с предвкушающей улыбкой. Долбаеб. — К тебе очередь что ли? Вадик, сука, ломится. Олег приоткрывает дверь, пропуская залетающий снег. — Че тебе? От таких вопросов Вадим тормозит. — В смысле че? Дай зайду. Но Олег держит дверь крепко, подпирает ногой на всякий: — Говори, че надо, и пиздуй, у меня нет времени. Тот хмурится, даже зубочистка перестает кататься меж губ. — Че с тобой? — Вадик заглядывает, осматривает быстро открывшийся вид — стол, старое кресло торчит, все как будто как всегда. — Че-то случилось? Блять, че только не случилось, Вадик, ты бы знал. Как только Вадик кончает свои доебы, недовольно и подозрительно хмурясь, типа — ну, приходи тогда на сташку через час — Олег закрывает дверь снова. Серый приближается, чуть тянется вперед, вот-вот цапнет языком по губам, спрашивает: — А че не впустил его? Взгляд у Олега злой: — Серьезно? — Да. Боишься? Олег подходит вплотную — Серый втягивает жадно аромат — все-таки это его масло пахнет вкуснее, чем ебучий одеколон. Олег тогда не отвечает. Через несколько дней Серый встречает в дверях в ебучих красных шортах, и Олег от внезапно накатившего смущения поначалу не знает, как с ним теперь говорить — не соскальзывая постоянно вниз — к этим гладким как у девчонки и крепким как…ну, как у пацана…ногам. Сидят на кухне недолго — Серый рассказывает последние новости — в элке спиздили телефон, пришлось все пароли менять, блочить симку. Хуевый, конечно, бедняге сяоми три года было, но все лучше, чем нихуя — без времени опоздал на пару, потому что курил в пролете, оказывается, полчаса. Олег слушает — смотрит, как тот качает ногой, закинув одну на другую — это же так тупо — просто нога в тупых разноцветных носках — но такая какая-то…особенная. — Нравится? — Сережа следит за непонимающим взглядом. — Старался. Вот же сука — Олег ухмыляется. Как же странно, когда вот — читают насквозь. Или на нем правда все написано? — Че морозишься? Комплименты делать не учили? — Че? — Хуй через плечо. Не учили, блять — зло думает Олег потом. Нахера вообще нужны были эти комплименты — он просто нравился кому-то иногда и они там, ну, как-то сами все это делали — тут улыбнутся, там сядут поближе, потом как-то раз — пососались, проводил по инерции, у подъезда вот это все типа — ну так, там, тут, как-нибудь. А потом лениво как-то и по итогу непонятно зачем — слушать ее стоны. И снова выгуливать — приятно лишь, что неинтересно становится обоюдно, раз на третий и после того, как всех знакомых уже обсудили. А этому вон — комплименты. Серый дразнит собой весь, сам думая — это все зря, тебя ебнет, как никогда еще, ты потом будешь умирать. По этому Олегу видно сразу — он пока что на интересе и ахуе от самого себя, потом получит все, чего не хватило за скудную гетерасную жизнь, и съебется в туман. Не новый сценарий. Серый смотрит на себя в зеркало — я тебе запрещаю, не надо тебе так. Но на узком балконе квартиры вечером Олег выходит за Серым вслед — и — у Сережи рука вздрагивает так, что окурок чуть не обжигает пальцы — и касается вдруг волос. Серый смотрит на чернеющие среди снега полосы гаражей, на свет дальней станции, слышно проезжающую электричку, смотрит и, кажется, дышать перестает — Олег убирает с шеи осторожно длинные и рыжие, перекладывает на правое плечо и все — замирают в январской ночи. Колени дрожат. От холода — решает быстро Серый — шорты для выебывания не подходят балконному курильщику. От неожиданной нежности Сережа замолкает на несколько долгих минут, в комнате ставит фильм в тишине. Олег наблюдает внимательно, в сережиной маленькой однушке странно — темно, по-старому, так не подходит этому самому Сереже — кроме разве что бесконечно расставленных картин, все недоделанные, и все — такие красивые. Талант. Чехословацкая стенка с квадратным теликом словно смотрит осуждающе на неловкие поцелуи на собранном диване, пока по экрану ноута ползут титры. Олег слабо улавливает — зачем он его вообще целует, но хочется — и другого ответа нет. Через минут двадцать: — Тебе нравится? Мне нравится — думает Олег, рассматривает в отсветах экрана острый профиль — блять, мне так нравится! У него шрам от оспинки у виска, еще один — длинный, явно шили, белеет прямо по линии челюсти. Олег уходит ночью по традиции — мы не спим вместе — мы вообще ничего вместе— мы просто смотрим кино. И целуемся иногда. Какой же пиздеж — думает Олег, подрезая у какого-то челика ночью в переходе станции телефончик — че ж ты, дурак, бродишь в такой час? Жаль не айфон, но этот вроде ниче — белый. Волков вертит в руке — нормальный вроде комплимент. — Чел, сори, — Олег хлопает неловко по плечу пацана, надеясь, что там не перелом — кровь льется на грязный бетон перехода, чернея в тусклом свете. По пути к дому набирает быстро замерзающими пальцами: 01:10 че решил в телефоном Серый теперь за ноутом все время, кроме того, что катается в элке и торчит на работе, и, делая погромче «Самогон», отвечает. 01:11 Хз Пиздит, естественно. План надежный как швейцарские часы — с ноута баду выглядит, конечно, хуево, но что есть — ставит 35-45, лайкает почти всех, но с осторожностью — чтоб не блочили за повышенную активность, как бывало иногда. За недельку на всей этой хуйне в тг с — покажи/оближи — наберется немного. Потом зп, так что — Серый вдыхает поглубже, кидая языки и персики этому стремному Антону 3 км от вас — так что все нормально. Нормально. 01:12 ты шаришь как на смартфонах пароль взломать? Серый улыбается. Бля, ну — добытчик. И пишет: 01:12 Я бы тебе и так дал Вот же сука — Олегу вдруг становится так обидно, словно вот — ты типа просто так, бегаешь как лох, выпрашиваешь, и до тебя может быть снизойдут — дадут, блять. Вот гнида неблагодарная. До квартиры Олег доходит уже злым, накручивая себя всю дорогу — снег месит озлобленно, почти падает на скользких ступенях к подъезду. Он к нему по-человечески — не выслуживаться за какую-то еблю, а вообще…помочь хотел. Сережа открывает снова в этих шортах ебучих — готовился, наверно, дразнить, думает, ноги ему облизывать будут. — На, — Олег пихает быстро телефон к груди. У него снова уебанская кофта — я лгбт-секс инструктор из нато, но как-то уже не смешит. Сережа берет телефон и как-то странно улыбается. — Ты че, реально отжал у кого-то телефон? Че стоишь? Заходи, — он отходит, пропуская, но Олег вдруг чувствует в себе вскипающее раздражение — вообще на все. Доверился этому всему, правда вдруг почувствовал что-то, а не надо было. — Я домой, вставать в шесть. И уходит прямо по ползущей по полу лестничной площадки полоске света из открытой двери. Сережа смотрит пару секунд и как-то вдруг неприятно сжимается в сердце — как будто он что-то важное не договорил. 1:42 Спасибо не сказал 1:45 забей спок нок Сережа сидит всю ночь за ноутом — ищет как разблокировать эту срань, на заставке девушка улыбается, у нее очень стремные брови, и ее лицо уже так надоело, что хочется найти владельца и отдать обратно. Но. Бля — это же вроде как подарок. Выходит странно — Олег не пишет больше, и Сережа не пишет тоже, но понять гнетущее изо дня в день ожидание не может, потому что знает, всего один раз стоит ощутить это по-настоящему — и все. Леха из двора берет реванш при первом удобном случае — Сережа с подарком уже прощается, когда встречает уебка в арке соседнего двора. — Встретились два одиночества, кис. И че? Съебаться прям щас или все-таки дать ему насладиться собственной убогостью подольше? От кис хочется вырвать ему язык, зажарить и скормить — но он смотрит как-то омерзительно-опасно и пробегается этим мерзким языком по узким губам, облизываясь перед предвкушаемой кровью — Серый чувствует, как в желудке все начинает бродить — щас блеванет то ли от этой мерзкой рожи, то ли от пытающегося пробиться страха. Отворачивается всего на мгновение. — Че ты там — не Олежика ли ищешь? Серый молчит, чувствуя, что, сказав хоть что-то, может оказаться не только без телефона, но и с отбитой башкой. — Ну, селяви, — Леха разводит руками, у него шапка съехала, и лицо теперь такое убого-комичное, что Серый давит наступающий истерический смешок, — сосал хуево походу. Мож подсобить? Зубки подровнять для удобства. Голоса раздаются за поворотом дома, и Леха оборачивается на мгновенье — парочка появляется в свете тусклого фонаря, и голоса разлетаются в арке эхом. Сейчас или никогда — Леха в своем преследовании отрывается только в середине двора, когда машина проезжает прямо там, где не должна — спасибо тебе, чел, которому похуй абсолютно, что парковаться на детской недоплощадке нельзя. Сраная подъездная намагниченная дверь еле-еле тянется, и когда Серый чувствует, как с того конца за нее все-таки ухватились — сердце наконец-то падает вниз. Вот здесь его и забьют — на полу зассаного падика. Борьба идет на миллиметр и — схлопывается все-таки! Пролетая пять этажей меньше чем за минуту, Сережа чувствует, как тошнит и вдруг — как мокро на губах. В коридоре из узкого зеркала смотрит уродец — снова кровь носом. Надо кончать с кофе на энергосах и недосыпом. Подарочек вибрирует, брошенный на низкую тумбу, Серый хватается за телефон, словно еще ждет вот этого — спасения кем-то из ниоткуда. Но это Андрей мазда низ: 00:24 Кис Как ты там? Совсем пропал Соскучился) Сережа чувствует, как руки трясутся, пока набирает: 00:25 Привет Хочешь фоточку? : 3 00:25 Вау) Всегда Фоткается на фронталку, поднимает голову поближе к свету, так, чтобы получше было видно запекшуюся под носом кровь. Андрей молчит, Серый жалеет, что это недостаточно омерзительно — надо было кровавой слюны в видос напустить. И кидает в чс с удовольствием. Умывается, зачесывает волосы в тугой хвост — больно у корней, надевает спортивки и кофту потеплее — время доделывать долги по графике. Вадик ебет мозги на сходке на сташке который час — повестка вечера — как взъебать Муху с Рабочего? В качестве повода к наступлению — на стрелке неделю назад тот пиздит у Лехи цепь. Олег слушает, рассматривая лица присутствующих, и в груди разгорается такая злоба — блять, на что он тратит эту жизнь. Бурное обсуждение — по справедливости ли Муха упиздил эту цепь или все-таки в крысу — переходит в спор, Вадик, стравив всех для большего запала перед походом на Рабочий, обращает на Олега пристальное внимание — так и смотрит типа — ну давай, выкладывай, братан. — Че? — Олег кивает, тянется за сигаретами. Вадик усмехается. — Твой козленок вчера от Лехи снова съебался, слыхал? От упоминания чуть-чуть колет в пальцах, но Олег на такую хуйню не разведется — пошел-ка ты нахуй, Вадик, я твои злоебучие «Искусство манипуляции» на полках бабкиной спальни видал. — Слыхал. И тот, словно чувствуя, ослабляет, будто уже невзначай: — Он в твоем падике живет. Че, не пересекались? — Пересекались, — Олег курит, слышит, как Макс орет че-то про то, что у Мухи свои на рынке у станции, и всем потом пиздец. Морозит нос, трубы тоже как будто уже не те, что раньше — и торчать на них уже не в прикол. — Ммм, — Вадик закуривает — Олег чуть глаза не закатывает, это не прокатит тоже, сучонок — щупает на доверие синхронным действием. — В застрявшем лифте, наверно? — Наверно, — Олег поворачивается и смотрит в глаза. — А че? Тоже хочешь? — Ууу, — Вадик скалится, смеется, — а че там, есть запись к твоей давалке? Глянь свободный часок? Сука. Олег чувствует, как не может и челюсти разжать от охватившей ярости — все было нормально, блять, все с ним было нормально! Нахуя ты лезешь сейчас?! Волков глухо выдыхает — и вот-вот — вот-вот — не сдержится и въебет ему, выровняет нос обратно, исправит поломанный случайно и по пьяни теперь — специально и в трезвую. Но Вадик кидает окурок, поднимаясь: — Я тебе друг. Но это хуево закончится, Олеж. Серый смотрит на какое-то совсем отчаянное: 00:12 леха вчера доебался? че не сказал Охуенно вот так, наверно, без привета спустя неделю писать свои волчьи выебоны — ты тока скажи да я за тя да ты у мя. Ой, блять. Долбаеб. 00:20 Все норм А потом не выдерживает все-таки: 00:22 А тебе не похуй? Мне показалось у тебя там все Щелкнуло снова в обратный режим 00:22 тебе показалось приходи? Сережа приходит — и как-то все немного по-тупому. Олег не знает, что надо сказать, Серый стоит в коридоре, медленно стягивает кроссы. У него волосы мокрые и…ну… его можно целовать? — И че стоим? — Сережа смотрит прямо, соскальзывает на мгновение на губы, вверх — на темные глаза — бля… нельзя было. Нельзя, но не вышло — запал этот Олег и все. От всего мерзко — от андреев, максимов, данил, от бесконечного ощущения, что никто в мире не спрашивает, как у тебя дела, не имея в виду «жена не писала? сори за карину» и никто в мире не отжимает для тебя телефоны, не тупит вот так, блять, неловко и ожидающе. Никто не целует просто, чтобы целовать, никто не спрашивает — ты пьешь кефир? тогда я выпиваю все. Никто не убирает волосы с плеча, едва касаясь. Только он — вот этот заросший щетиной, снова воняющий маслом и бензином, не умеющий складывать слова в нормальные предложения — Олег Волков. Сережа чувствует, что вот-вот глаза заслезятся абсолютно ни с чего — блять, только этого не хватало. Он кусает щеку, замирая, даже не делая вдоха. — Ты че? — Олег замечает перемену, и от этого еще хуже. — Ничего, — быстро выдыхает Серый, наклоняясь к собственным кроссовкам — срочно надо поставить ровнее. Олег вдруг вздергивает за рукав разношенного худи. — Че с тобой? Я просто… я не знаю, я просто так тебя позвал. Просто… хочешь там… Еще Джармуша посмотрим? Сережа выбирает сам — мы посмотрим «Я убил свою маму». Олег молчит о своем удивлении. И это, кажется, первый раз, когда Олег смотрит на целующихся мужчин в кино, и пробирает от первого до последнего позвонка, словно сам чувствует, как мажет эта густая краска по лицу. Лежать — совсем не то, что сидеть, не то, что «валяться» — лежать — это словно оказаться на одной волне — когда чувство передается одной лишь вибрацией. Сережа тянет руку — ощупывает сбившееся покрывало, ищет на ощупь пальцы. И Олег вдруг — гладит осторожно, грубая кожа ощущается странно — тянет за запястье и — Серый замирает и не поворачивается, смотря в экран, лишь чувствует — как нежно губы касаются самого края ладони, и сердце бьется громко. Горячее дыхание обжигает кожу. — У тебя красивые ноги. Серый поворачивается мгновенно и удивленно, и от простоты взгляда Олега накатывает неуместный смех — боже, он такой дурак. — Что? Ноги? — Сережа смеется все-таки. — Ага, — Олег касается запястья губами еще раз, подняв темный взгляд — так странно чувствовать эту разбивающую нежность, так не хочется помнить все, что было до. Сережа придвигается — скрипит продавленный диван. Олег неожиданно продолжает: — Извини, что тогда свалил и не писал ниче… Не знаю. Че-то накрыло. Целуются хищно — еще влажные волосы падают Олегу на лицо, попадают в рот, и он сгребает их раз за разом, убирая назад, Сережа сверху почти лежит — водит руками под футболкой по горячему телу — так чувственно от простых касаний, что пальцы ног поджимаются в предвкушении. Олег не знает, чего именно ждет — целует и гладит наугад — притягивает за шею еще и еще — опускайся полностью — ложись. Сережа трется о чужие ладони у лица как пес — да, погладь меня еще, погладь меня еще. Олег рычит в поцелуе, и возбуждение простреливает неожиданно и так, что все — накрывает волной. Сережа стаскивает быстро кофту, остается в одной футболке — жарко, так хочется еще ближе — чтобы Олег трогал везде — и тот запускает руку по спине, водит по выступающим позвонками, спускается к ребрам, поднимается, снова к шее, хватает, чуть сдавливая у самого горла, спускается вдоль крепких плеч по рукам — ощупывает — как вдруг — прямо под пальцами грубая вязь — словно сетка швов. Олег чуть отстраняется и спрашивает больше на автомате: — Что это… — водит пальцами по рельефу, словно ожог. Но Серый вдруг отрывается, поднимаясь, сидит на бедрах в опасной близости от разгорающегося возбуждения. — Умеешь испортить момент. Олег смотрит в отсветах экрана на тени полос на чужих предплечьях — исчерченный лист — тянется прикоснуться, но Сережа уходит из-под его руки, слезает, отсаживаясь обратно, к стене. Олег садится тоже. — Ты че, резался? — Блять, а ты в курсе, что это антивозбуждающий вопрос? Олег потом думает — ну да, ты, чел, идиот. И ничего больше не спрашивает. Фильм досматривают в странно раскаленном воздухе и ощущении тающего желания. Олег не находит вопроса лучше, чем — хочешь есть? Сережа кивает, больше из чувства вины — пусть Олег идет за этой своей едой, даст хотя бы минуту переварить — обычно никто не спрашивал, словно ничего и нет, а теперь вдруг одолевал такой ужасный стыд — этот Олег, наверно, уже жалеет, что с ним связался. Утром в электричке Сережа дочитывает заданную статью по истории искусств, немного болит голова и еще немного — совсем чуть-чуть — хочется закрыть нахер все эти документы, открыть телегу и что-нибудь такое… что-то такое особенное написать. Серый дает себе еще пять минут, и вдруг 9:18 доброе утро ты на коньках умеешь кататься? Олег немного сомневается — это типа… ну это странное наверно предложение? Но это просится само — если не позвать Сережу сейчас хоть куда-нибудь, то все схлопнется, как замолчавшая музыкальная шкатулка — этот круглый мир района портил все — вот на северном стадионе уже давно каток залили — и даже панельки вокруг другого цвета. Сережа читает тут же. И молчит. Олег добавляет для верности: 9:20 и руки у тебя красивые как ноги ну короче ты понял)))))) Улыбаются вместе — словно зеркалят через экраны.