Неизмеримые

My monsters running wild inside of me

Круглая хрустальная луна, поднявшись высоко-высоко в тёмном небе, пробивалась сквозь густые заросли. Черные голые ветви, словно хищные лапы, закрывали собой ночное светило. Веяло прохладой. Опасность ощущалась каждой клеточкой тела, казалось, стоит сделать шаг, шевельнуться, нарушив угрожающее застывшее молчание — и, словно буря после абсолютной тишины, нечто ужасающее захлестнет с головой. Мокрая трава, холодная земля… Натали поднялась, покрепче запахнув полы неизвестно откуда взявшегося плаща. Несмотря на полную луну, здесь, у земли, в самой чаще ветвей, туман лежал плотным облаком, густой настолько, что нельзя было увидеть находящееся на расстоянии вытянутой руки. Он заполонял собой всю низину оврага — только можно было различить силуэты деревьев, серые, из-за плотной завесы. Мир разделился на черное и белое. Сделав шаг, девушка услышала характерный хруст, давший знать сразу о двух вещах: во-первых, очки сами себя нашли. Во-вторых, теперь придется покупать новые. Смешно, раньше она видела подобное только в комедийных фильмах, с ней самой таких нелепых случайностей не происходило… Внезапная мысль заставила все внутри похолодеть. А кто сказал, что происходящее сейчас — реально? Что за жуткое непонятное место… её внезапное появление здесь не может быть ничем другим кроме сна… Как Натали не старалась, вспомнить хоть что-то, что было бы связано с ее перемещением в… жуткий, холодный, туманный лес не удалось. Значит это просто сон. Для того, чтоб кошмар закончился, ей всего-то нужно проснуться. Как бы девушка ни пыталась самой себе объяснить ситуацию, слишком многое не давало учащенному от волнения сердцебиению наконец успокоиться. Например, обострение всех органов чувств — отчётливо ощущался холод, мокрая ткань одежды, а ещё мелкие противные мурашки, пляшущие свой хоровод при одной мысли о реальности нереального вокруг. Всё же лучше сделать хоть что-то, чем просто стоять и проживать замкнутый круг «неизвестность от страха — страх от неизвесности». С такими мыслями девушка решительно сделала шаг вперед, а за ним еще шаг, а потом полезла наверх, сдирая одежду на коленях и локтях, отчаянно цепляясь за траву, редкие стволы тонких деревьев, растущие в наклонном состоянии кустарники, и опомнилась уже у верхнего края оврага. Стоя над обрывом, который сверху казался в десятки раз более глубоким — возможно, из-за густого тумана — Натали пыталась привести дыхание в порядок, оглядываясь вокруг. Разглядеть многое не получилось, ведь без очков, которые сейчас лежали в кармане пальто, расколотые на две неравных половинки, зрения хватало не больше чем на три шага. Несмотря на это, не заметить торчащие из земли тут и там прямоугольные плитки, не представлялось возможным. Нервный смешок. Теперь она… на кладбище? Что не так с этим местом? Она отчетливо понимает, несмотря на все попытки успокоить себя обманом, что происходящее абсолютно, несомненно реально. Нет смысла отрицать что это так, но… Мозг, получивший информацию, поспешно начал анализировать имеющийся материал, и теперь требовал объяснений. А что могла дать ему Натали, точно помнившая только то, что засыпала в палате больницы? Здесь, наверху, вопреки ожиданиям, дышалось тяжелее, и каждый шаг преодолевался с ощутимым напряжением. В какой-то момент девушка обессиленно опустилась на колени у одной из могильных плит. Ей надоело бесцельно идти вперед, и в то же время, просто стоять на месте она не могла. Ища хоть какого-то знака, который подсказал бы ей, что делать дальше, Натали зацепилась взглядом за надпись на стоящей рядом плите.

«Here lies

NATHALIE SANCOEUR

(1986-2021)

Beloved daughter and sister»

Вопреки вполне естественному желанию отшатнуться, вскочить, закричать, убежать подальше и постараться забыть увиденное, девушка, повинуясь непонятному, нелепому импульсу, потянулась рукой к своему имени. Не успев даже прикоснуться к нему, почувствовала внезапную боль — холодная рука перехватила ее запястье и с силой сжала. В следующий момент Натали уже ничего не могла разглядеть, если бы и хотела — на девушку упало что-то вроде сети, только из цельной, непрозрачной ткани. Она ощутила себя проваливающейся в вязкую глубину собственного сознания… …лишь чтобы секундой спустя, приняв сидячее положение, судорожно выпутаться из одеяла и увидеть знакомые стены… Стены палаты №27 Центральной больницы Парижа. Она была в шаге от того, чтоб просто залиться истерическим хохотом. Это снова случается с ней. Еще один якобы сон, полный реальности, который заканчивается так же внезапно, как и начинается, и после которого она действительно просыпается в своей кровати. Если бы это все происходило не с ней, она бы посоветовала рассказавшему всерьёз задуматься о своем ментальном здоровье. Происходящее заставляло чувствовать себя ненормальной — не способной отличить явь от простого сна. Да, все выглядит так, как будто у нее не на шутку разыгралась фантазия, никто и не представит, что с ней что-то не так, но она-то знает, она была там. Она была в лесном овраге, вылезла из него, попав на кладбище, а потом разглядела свое имя на надгробии — и Натали готова была поклясться, что видела все это наяву. Не найдя на привычном месте — на тумбочке — очков, девушка пошарила рукой по постели, натыкаясь на… кусок стекла, мгновенно вспоровший бледную кожу ладони. Игнорируя боль, она поднесла к глазам чтоб рассмотреть обломок очков. — Действительно, Санкёр, чего ты ожидала? Минуту назад ведь была уверена в том, что тебе все это не привиделось, — вслух успокоила она себя, протягивая руку, чтоб достать из тумбочки запасную пару очков — кроме того, ты спокойно могла просто заснуть в них, и случайно надавить на локтем… Девушка умолкла, обратив внимание на то, что не удалось разглядеть без очков. Явный след от чужой руки с тонкими пальцами, потемневший синяк, оставленный там, на кладбище… Натали еще раз рассмотрела очки, но если их поломка ни о чем не говорила, ведь в предполагаемой горячке можно было спокойно стать на них локтем, след на запястье оказался неоспоримым доводом. ЕЙ ТОЧНО НЕ ПРИВИДЕЛОСЬ Силы оставили ее, и так как она до этого все еще сидела на краю кровати, сейчас, пытаясь удержаться за тумбочку, свою последнюю опору, упала, опрокидывая ее и все на ней стоящее на холодный пол, потеряв равновесие, а вместе с ним — и последние силы и возможность встать. Где-то на задворках пропадающего сознания мелькнула мысль о том, что ей всегда становится плохо после возвращения из этих странных видений… …

Вдох

…

Выдох

…

Вдох

…

Выдох

…

… — Мадмуазель Санкёр, вы в поряд…? — дежурная медсестра, услышав шум, заглянула из коридора, и, увидев Натали, растрепанную, без сознания лежащую на полу, неспроможную глотнуть воздуха, вбежала в палату.

***

Габриэль сидел у ее кровати уже не первый час. Спасибо докторам, которых удалось чудом уговорить впустить его в ночное время — у Натали был сильный жар, и он приехал, как только позвонил врач. Увидев ее, то лихорадочно мечущуюся по кровати, то вновь проваливающуюся в беспамятство, он внезапно для себя понял, что не сможет уйти, пока не убедится что ей стало лучше. Непрошеное чувство вины, которое Габриэль старался заглушить, дало о себе знать. Она отдает ему свою жизнь по крупицам, он же просто использует ее, тратя их понапрасну. Сейчас она металась по кровати, отчего ёе волосы растрепались, выделяясь черным пятном на белой подушке. Беззащитная, ослабевшая… захотелось обнять ее, согреть, запретить рисковать собой… Он сжал ее пальцы в своих, и в ответ на этот жест Натали, едва придя в себя, мгновенно утихла, и, не открывая глаз, накрыла их соединённые руки своей второй — так спокойно, безмятежно и привычно, словно делала подобное каждый день. Так, словно завтра, если вдруг найдет в себе силы подумать о произошедшем, не устыдится внезапного порыва. Он знал о чувствах Натали и ничего не мог поделать. Он понимал, что до тех пор, пока она рядом с ним, она продолжит подвергать себя и свое здоровье опасности каждый день, но также понимал, что она никогда не отступит на полпути. Иногда ему хотелось просто заставить ее подписать заявление об увольнении, понимая, что так Натали хотя бы будет в безопасности, но… Он видел еще и то, чего его верная секретарша никогда не говорила вслух — Агрест-мэнор давно стал ей домом. Она проводила на «работе» все выходные, мало общаясь с посторонними людьми. Есть ли у нее друзья? Когда она в последний раз виделась с родителями, которые, как ему известно, живут в Англии? Ответов на эти вопросы у него, увы не было, был тот факт, что Натали относится к Адриану как к собственному сыну, а к Габриэлю… Она растворилась в Агрест-мэноре, давно потеряла себя. Он запутался в сетях собственных сомнений, не будучи до конца уверенным в том, что для Натали будет хуже — прекратить жить привычной, но приносящей боль жизнью, или продолжать делать то, что она делает сейчас — отдавать всю себя, не только не получая ровно ничего взамен, ни на что даже не надеясь. Нельзя налить из пустого кувшина. Нельзя позволять её огню продолжать гореть, потому что чем меньше у нее останется сил, тем раньше этот огонь превратится в пепел. Если где-то глубоко в душе Габриэля ядовитой змейкой и заворочалась мысль о том, что итак безуспешные планы по захвату камней чудес станут без Натали и вовсе безнадежными, он тотчас отмел ее. Принимая жертвы Натали как нечто, достойное уважения. Подсознательно ставя ее безопасность выше жизни Эмили. Небо за окном посерело, давая знать о приближении рассвета.

***

Натали Санкёр не была романтиком… Хотела бы не быть им. До пятнадцати Натали никогда не задумывалась о любви. В пятнадцать — увлеклась чтением любовных романов. Нет, она, как и всегда, усердно училась, работала над собой, готовилась к поступлению в Сорбонну, ни на секунду не допуская возможности опустить руки, вот только… Сердце трепетало, когда девушка, затаив дыхание, читала о том, как всемогущий император, жестокий и наводящий ужас на врагов, с бесконечной нежностью произносит имя возлюбленной, чья любовь для него необходимо как воздух. В восемнадцать, наблюдая за тем, как отличаются реалии жизни от прекрасных чувств, воспеваемых в любимых ею книгах, девушка напрочь запретила себе влюбляться. Боялась, что нечто светлое, возвышенное, превратится в скучную рутину семейной жизни. Хотелось ли ей приключений? Риторический вопрос. Где-то в двадцать поняла, что бульварная литература — лишь пустая трата драгоценного времени, и стала трудиться ещё усерднее. Второй ее победой, после поступления в желаемый университет, была работа мечты — Натали чувствовала себя на седьмом небе, став частью компании Агрест. Это оказалось ее главной ошибкой. Она умерла очень давно — намного раньше, чем связалась с заклятым камнем Павлина. Она перешагнула через все обещания, предала себя, сломалась, пав к ногам того, кто был готов уничтожить весь мир ради возлюбленной. Не ее, другой женщины, полумертвой, не имеющей почти ни шанса выжить… Что только возвышало его старания. Что есть любовь? Сумма уважения, доверия и привязанности, возведенная в абсолют. То, что она испытывала к Габриэлю едва ли можно было назвать любовью, это скорее одержимость, но чувство, которое неумолимо вело ее к смерти, не было сравнимо ни с одним другим знаным ею ранее — и, возможно, в этом и была причина её болезненной привязанности.

***

Когда она действительно пришла в себя, то, к своему удивлению, увидела сидящей на стуле рядом со своей кроватью Эмили Агрест… мозгу, пережившему ночной приступ понадобилось некоторое время, чтоб понять что это её сестра-близнец. — Мадам? Какая неожиданность. Чем обязана? — Натали сделала жалкую попытку встать, но Амели остановила ее жестом. — Не утруждай себя, Натали, дорогая. Ох… или, возможно, обращение «Маюра» будет для тебя более привычным? — притворно спохватилась она. Натали почувствовала, как внутри похолодело. Как она узнала? Она друг или враг им? Что, если секрет Габриэля теперь под угрозой? — Я и забыла, что то, что я тоже знаю, станет для тебя новостью, прости, крошка. Ничего не бойся, мне известен этот маленький секретик еще с тех пор, как моей сестре пришло начало конца — я ведь никому не сказала, понимаешь? Девушку передернуло от ее наигранности. Безумно захотелось стереть с лица Амели самодовольную ухмылку. — Полагаю, вы пришли с какой-то целью? — холодно поинтересовалась Натали. — Не переживай, я надолго не задержусь… Я просто подумала, ты «болеешь» уже не первый месяц, возможно, тебе станет интересно, в чем причина? — Я все же не уверена, что… — Надеюсь, ты уже знаешь, что это последствия действия талисмана, не так ли? Нет? — она усмехнулась, глядя на то, как на лице Натали отобразились сначала испуг а потом понимание — Тогда я сочувствую тебе, малышка, возврата нет и не будет. Ну, разве что Габриэль каким-то чудом сумеет достать камни Разрушения и Созидания, в чем я очень сомневаюсь. — Но… — Ты уже повстречала Смерть на своем пути — она не отпустит тебя так просто. Тебе не стоило играть в опасные игры, дитя. — А вам не стоит называть меня так! Я вообще-то старше вас на год… — Ты старше, но намного глупее, раз даже не осознаешь во что ввязалась. Поверь, моё явное превосходство позволяет называть тебя так, как мне угодно, без упреков совести… Цветочек. — Если вы пришли сюда только для того, чтоб заявить о своем превосходстве, вы можете идти. — спокойно сказала Натали, вернув самообладание. — Поверьте, ничего нового и невероятного я от вас не услышала. Копия жены месье Агреста откинулась на спинку стула и расхохоталась, ничуть не стесняясь своего странного поведения. — Хорошо, если ты просишь — я, разумеется уйду, — с неприкрытой издёвкой протянула Амели — но если ты все же хочешь найти ответы на свои вопросы, попытайся поискать в книге о талисманах, той, которую переводил Хранитель. Вдруг тебе все же удастся. — и добавила: — Я оставлю тебе свою визитку, позвони, если приблизишься к истине. Уже из-за закрытой двери прозвучал ее голос, впервые за вечер настоящий, без наигранности печальный: — Сестре не удалось.