Ugliest

Похоронная церемония, речь священника, гроб, могила глубиной в шесть футов, деревянный крест, родственники в чёрных одеждах — всё это Эндрю было пустым звуком. Ни мурашек, ни лишних мыслей — смерть, просто смерть. Какой-то будто мистический конец всему этому, до которого будто не добраться. Гонишься, гонишься, не понимаешь — искренне ли бежишь, но так и не можешь наступить на чёрный саван костяной женщины — даже ухватиться не получается, но, кажется, словно явственно чувствуешь её запах, дыхание, взгляд на себе. Да и кладбища ничего не значили. Ну, здесь гниют люди, хорошо, это их проблемы, отмечал про себя Миньярд, снуясь туда-сюда между могилами. Погода была на удивление дрянная, вот это — да, неприятно, а факт того, что кругом закопаны тела, никак не коробил. Перекрученная от свежевскопанных могил земля липла к чёрной обуви, а ветер на пустыре пробирал до костей — сомнительные радости. Всё равно, значения не имеет, вратарь искал конкретную надпись на могильном кресте, а не погулять сюда пришёл. Пробираясь почти к краю западной стороны, юноша, наконец, остановился. «Кассандра М. Спир» — вот и добрался. Эндрю провел рукой по верхней части креста, сметая накопившуюся грязь резко, без церемоний. И не волнует вовсе, ну да, вот так всё кончилось, все мы так закончим, твердил он себе, надеясь, что не вслух. Касс была хорошей. Честное слово, хорошей. Она и выглядела всегда хорошо — не иначе. Нравилось ей почему-то делать какие-то маски для лица из глины, заплетать причудливые косы на своих длинных тёмных волосах, обязательным атрибутом всегда была золотая цепочка с кулоном в форме ключика на шее — в противном случае она просто никогда не выходила из дома. Она громко смеялась, ярко улыбалась, но вместе с тем — никого не подпускала слишком близко. Родом как раз-таки из Чарльстона, она уехала учиться в Калифорнию, по идеальному сюжету вышла замуж за Ричарда и была счастлива. Держалась вида примерной домохозяйки, и ей как будто нравилось заниматься фитнесом ранним утром, включив телепередачу; её будто устраивала ежедневная уборка пыли разноцветной щеточкой; она всегда была рада приготовить новое блюдо, вычитав рецепт в журнале. Как будто вся её жизнь была до того идеальной, что жаловаться и не приходилось. Может быть, она врала слишком много, но людям и не нужна была её правда. Ведь самое важное — быть удобной и приятной для всех вокруг, не так ли? И она, несомненно, всегда хвалила Эндрю за неплохие оценки в школе, за то, что он помогал ей с уборкой и вообще «держался молодцом». Она часто ворошила его светлые волосы, поглаживая, но в доме Спир так любила делать не только Касс… Вздрогнув от очередного порыва ветра, Миньярд принялся растирать свои руки, пытаясь согреться. Он ушёл до того далеко от входа, что обратный путь казался просто бесконечным, особенно когда с сумеречного неба принялся капать дождь. Глазея не то себе под ноги, не то по сторонам, пытаясь понять, как далеко забрёл, вратарь оглянулся вокруг. Чуть поодаль виднелась смутно знакомая фигура: чёрное длинное пальто, рыжеватые, прижатые слякотной погодой волосы и уверенная походка. Натаниэль. Вот его в этой всей канители ещё не хватало для полного полета сознания. Капитан удалялся от могилы, вокруг которой явно создался полный ажиотаж: нагромождение венков, цветов, лент и… стоящая рядом клюшка для экси? Не отдавая себе отчёт в действиях, Миньярд, чуть согнувшись, встал позади одного из белых католических крестов, наблюдая, как спина нападающего медленно скрывается из виду. Убедившись, что тот ушёл достаточно далеко, Эндрю двинулся к могиле, около которой стоял Веснински. «Рико Морияма» — ну конечно, а кто ещё? Внезапная смерть бывшего капитана команды Воронов в прошлом году потрясла СМИ настолько, что от этих псевдо-расследований невозможно было скрыться. Кажется, там было что-то про резкую остановку сердца, и, усмехнувшись собственным мыслям, с такими тренировками первый команды экси в США, вратарь прекрасно понимал несчастное сердце Мориямы. Другой вопрос, что произошло всё до того быстро, что среди игроков то и дело ходили нелицеприятные слухи: мол Рико чувствовал себя отлично даже на утренней тренировке в последний день, раздал указания и план вечерней, но в шесть часов так и не явился на поле вновь; по странному стечению обстоятельств, должность капитана занял далеко не Кевин, а Натаниэль, номер которого раньше был лишь четвёртый, к тому же, в отличие от Дэя, рыжеволосый никогда не был любимчиком толпы, поэтому такое решение Тэцудзи казалось, мягко говоря, странным. Складывалось четкое впечатление, что в команде происходит что-то, о чём чем нельзя заявить в голос.

***

Промокнув до нитки, Миньярд, наконец, открыл дверь комнаты, наощупь пытаясь пробраться к ванной. Время позднее и в помещении хоть глаз выколи. — Сколько ещё раз ты попытаешься меня подставить? — Щелчок лампы, и за спиной показался слабый свет. Кевин сидел на кровати, спустив ноги вниз. Вид у него был заспанный, но зелёные глаза, видимо, впрямь хотели просверлить в Эндрю дыру. — Не обижайся, принц, спи спокойно, не ругайся, — отмахнулся Миньярд, улыбнувшись самой язвительной улыбкой из всех возможных. — Ты же понимаешь, что мы оба будем расплачиваться за то, что ты плюешь на правила: куришь, всё время шляешься один, филонишь на тренировках? Когда у Натаниэля кончится терпение, то тебе будет очень жаль… — Давай на чистоту: мне диаметрально всё равно на твоего рыжика, которого ты приравниваешь к Богу, отражаешь? Давай, бывай. — Эндрю отсалютовал Дэю двумя пальцами, после чего таки удалился в ванную комнату, услышав в спину: — Ты виноват в том, что сделают с нами обоими. «Жалость и вина» — слова-то какие мудрёные, думалось Миньярду. Что-то на языке неудачников. Вина — это ответственность за нереализованное действие, а какое, чёрт подери, право ты имеешь называться человеком, если не можешь выполнить собственное обещание? Жалость? К чему? К кому? Зачем? Как будто бы от жалости становилось кому-то легче. Неудобно, разве что, что такие истины приходят в голову лишь с опозданием, после определённых событий.

***

Год назад. Сжав губы в тонкую полоску, светловолосый наблюдал за тем, как нервно и дёргано Ники собирается в дорогу. Он натягивал улыбку каждый раз, как ему приходилось пересекаться с тяжёлым взглядом кузена, как бы пытаясь подбодрить и показать свою причастность. — Окей, — выдохнул Хеммик, упираясь руками в маленький деревянный стол на кухоньке. — Пожалуйста, скажи мне ещё раз, что ты уверен, что всё пройдет нормально, и в случае чего ты вызовешь скорую? — В ответ Эндрю лишь промолчал, уставившись на нагромождение консервных банок на столе. Ники покачал головой, медленно моргнув. — Ладно, тогда я лучше снова схожу посмотрю, убрал ли ты все колющие и режущие из ванной. — Ты прекрасно знаешь, что, в случае чего, он просто разобьёт плитку, мозгов хватит, уж поверь на слово, — на одном дыхании оттараторил Миньярд, хрустнув суставом в пальцах. Хеммик вновь промолчал, взяв со стола свой портфель, выдвигаясь к коридору. Эндрю поплёлся за ним, решив проводить кузена. — Ну, это же благое дело, да? Всё должно стать лучше, мы поможем ему, — стоя почти в дверях, снова заговорил Ники, покусывая губы. — Я помогу, а ты уберись уже отсюда, — прорычал Эндрю, хлопнув дверью за Николасом. Тишина давила на виски. Парень был готов. А может и не был. В любом случае, так и хочется сказать «сейчас или никогда». Захватив со стола консервы, Миньярд, придерживая банки подбородком, зашагал в ванную комнату на втором этаже, ещё раз оглядев сложившуюся картину: свёрнутое одеяло лежало на закрытой корзине с бельем (его будет морозить, конечно), еда покоилась под раковиной (голод напаст страшный, без сомнения), воды в кране хоть отбавляй (сушить будет жёстко уже завтра, само собой), лезвия из бритв вытащены и запрятаны в комнате Хеммика. А время шло. Эндрю, кажется, доходчиво объяснил его дружкам, что если Аарон не окажется дома сегодня вечером в промежутке от десяти до одиннадцати часов ночи, то им явно не поздоровится, и они могут оставлять завещание. Тот мудак, прижатый к стене, задыхаясь, с выступившей испариной на лбу, кажется, всё понял, а, значит, подвести не должен. Дверь распахнулась до того резко, что Эндрю бы, наверное, перепугался, если бы не буравил взглядом кусок дерева уже добрую половину часа. Первое, что бросилось в органы чувств — запах. Сигареты, перемешанные с травой и дешёвым алкоголем — не самая приятная смесь. Миньярд смерил взглядом зашедших: тот самый придурок, кажется, так и не трезвел, пусть и задачу свою понял — поддерживал под плечо отключившегося Аарона, ноги которого вольно волочились по полу. — Принимай заказ! Он не сильно хотел переться домой, но, как видишь. — Незнакомец сжал лицо светловолосого в руках, помотав из стороны в сторону. — Эй, Аари, доброе утро, сука. — Реакции не последовало, тогда парень кинул тело в сторону близнеца, что Эндрю едва ли успел подхватить брата за грудки, чтобы тот не нырнул лицом в пол. — Он живой, клянусь, я проверял. — Гандон, если у него передоз, то ты будешь отвечать по всей строгости моих законов, понял? — выплюнул Миньярд, извернувшись, чтобы одной рукой показать средний палец. — Сваливай, благодарности не будет. Только нерадивый друг скрылся за дверью, как Эндрю тут же посадил близнеца на заранее подготовленный стул в коридоре. Проверил дыхание — дышит, поверхностно, но дышит. Коснулся запястья — пульс есть, может, ударов 40 в минуту, но есть. Пощёлкал пальцами у лица — никакой реакции. Не собираясь проводить манипуляции слишком долго, парень потянулся к стакану с водой, поставленному рядом с обувью, тут же выливая ледяную жидкость на лицо брата. — Эй, ублюдки, блять, — прохрипел Аарон, приоткрыв один глаз. — Один ублюдок, к твоему счастью, — выплюнул Эндрю, смеряя взглядом близнеца. Хотел бы он сказать, что видали и похуже, да тут ситуация не та. Синяк под левым глазом брата начал желтеть, а вот на скуле всё ещё был ярко лиловый, кожа его была до того сухая, бледная и потрескавшаяся, что едва ли походила на человеческую, а светлые волосы грязными нитями прилипли ко лбу. Как только юноша начал терять сознание вновь, старший тут же влепил ему пощёчину, с хлопком попадая по явно болящему синяку: — А ну-ка стоять! — Эндрю упёрся руками в плечи Аарона, плотно прижимая его к стене, тот несколько раз попытался дёрнутся, но тут же быстро обмяк. — Слушай сюда: ты сейчас собираешь остатки сил и идёшь наверх, я понятно объясняю? Давай, спортсмен, раз-два, раз-два. — Так, ну, в первую очередь, пошел нахуй. — Второй близнец по началу попытался сложить какой-то жест из пальцев, но, запутавшись в строении собственной руки, недовольно поморщился. Не желая продолжать церемонию, Эндрю резко дёрнул тело вверх, но от скорого принятия вертикального положения Аарон моментально позеленел, явно сдерживая рвотные позывы: — Хуй там, вот дойдём до ванной — тогда хоть умри, — закинув руку брата на себя, сказал старший, начиная пусть и близкий, но явно не лёгкий путь на второй этаж. — Знаешь, что напоминает? Когда я так маму нашу таскал, так смешно, цикл повторяется, — хихикнул Аарон, нисколько не помогая в пути, повиснув на близнеце. Преодолев расстояние до ванной комнаты, Эндрю грубо толкнул брата туда, тут же закрывая дверь на ключ. Впереди их ждали длинные и тяжёлые дни. До полудня следующего дня всё было закономерно спокойно. Устровшись под дверью, прижавшись к ней спиной, Эндрю большую часть времени либо спал, либо нервно втыкал в стену. Пару раз открыв дверь, он заходил лишь проверить, дышит ли близнец, но тот мирно спал, кажется, полностью вырубившись. Около шести часов вечера первый раз дёрнулась дверная ручка. Эндрю напрягся всем телом. — Что за…? — раздалось с той стороны комнаты. Ещё несколько раз зафиксированный механизм лишь немного изменил положение. — Эй! Ники, Эндрю, это не смешно! Какой придурок закрыл дверь? — В коридоре старший близнец сложил руки на груди. — Так, окей, раз играем — так играем, я сейчас дверь выбью. — Эндрю упёрся ногами в противоположную стену на всякий случай, но деревянная дверь держалась молодцом. — Говно у вас шутки, парни, выпустите меня! — крикнул Аарон уже громче. — Нет, — тихо ответил Эндрю. — Это ты что ли, мудила? Открой дверь, Эндрю! — Раздался ещё один удар. — Так «Эндрю» или «мудила», ты определись, — равнодушно прошептал старший, запуская ногти в кожу на ногах. — Мёртвый номер, я сразу говорю, что не выпущу тебя, пока ты не прочистишься. На секунду в ванной наступила тишина, давление на дверь стало меньше, кажется, Аарон отпрянул: — Нет… Нет… Нет. Нет! — всё громче и громче повторял тот. — Эндрю, блять, слышишь меня? Я говорю нет! Выпусти меня! — В этот раз толчок был сильнее всех предыдущих. — Я же сдохну здесь, ты понимаешь! Я же… Я не могу, я не хочу быть трезвым, ты же знаешь! — Снова тишина, а потом, дверь, кажется, все-таки покосилась от мощного удара, после чего старший тут же метнул взгляд на петли, которые чудом сдержали натиск. — Ты здесь, приблюдок?! Скажи мне, что слышишь меня, ёбаный в рот! Я же выбью эту сраную дверь, ты знаешь, что выбью, а потом и из тебя всё говно выбью! — От своего избавься, — кратко кинул Эндрю. Аарон явно хотел ответить что-то, но его фраза тут же прервалась звуками рвоты. Эндрю про себя отметил, что питьевой воды он принес достаточно, пытаясь абстрагироваться от, судя по всему, попыток младшего выблевать весь свой пищевод. Опять наступило молчание. Эндрю больше походил на натянутую струну, не способную расслабиться ни на секунду. Он никогда не признается себе, что боится, но внутри все сжималось от готовности к чему угодно в любой момент. Секунды сменялись минутами, минуты перетекали в часы и текли урывками, странными эпизодами. Позади были первые сутки, время неумолимо приближалось к пику. Вновь ощутив уже более слабое давление с другой стороны, старший вновь вжался ногами в стену коридора, но дверь лишь еле заметно подрагивала, пока с той стороны не начались с трудом различимые всхлипы. Эндрю усмехнулся. — Смешно тебе, мразь? — с желчью спросил Аарон. — А у меня из-за твоих придурей кости выворачивает. — Я не знал, что ты такая рёва-корова, извиняй, — слабо улыбнулся Эндрю, тут же положив подбородок на собственные колени. — Это…это хорошо — очищение. Очередной толчок раздался низко, прямо рядом с местом, где сидел старший, что тот рефлекторно отодвинулся, тут же возвращаясь назад. — Я понял, что ты сделать пытаешься, — явно на улыбке произнес младший. — Просвяти меня. — Ты хочешь избавиться от меня так же, как от мамы, так ведь? Ну же, признай. Ты, видимо, настолько отмороженный, что тебе просто нравится убивать. Эндрю замахнулся и ударил локтем по двери: — Заткнись к чёрту. — Я задел тебя, отлично. — Аарон усмехнулся. — Смешно получается, что у меня правда есть злобный брат-близнец, была мать-наркоманка, а сейчас я здесь — один из близнецов и наркоман, корчусь на полу в ванной, вероятно, сдохну от остановки сердца либо сейчас — ой, кстати, слышал бы ты, как оно стучит, но, прости, в этом и есть твой коварный план, я забыл, — либо потом, когда выйду отсюда, когда я, само собой, первым делом обдолбаюсь, чтобы ты мог считать свою работу всё-таки выполненной, но не загремел в тюрягу. Блин, во всём-то я тебе помогаю, как-то слишком великодушно получается… Так вот, на чём я закончил? Ах да, я пока не придумал, буду ли я жить назло тебе или наоборот сдохну побыстрее. Как считаешь? Миньярд старший промолчал, принявшись мерно отбивать по полу какой-то странный и неровный ритм сначала слабо, а потом сильнее и сильнее, параллельно впиваясь ногтями левой руки в предплечье правой. Не успокаивает. Аарон отошел, вновь преклонясь перед унитазом, после чего вернулся под дверь, видимо, ложась лицом к выходу: — Не заебался тут торчать? Какой миленький. Прямо таки Робин Гуд, не меньше. Поговоришь со мной, ублюдок? Ну же, давай пообщаемся, братишка. — младший попытался просунуть тонкие пальцы в пространство под дверью, но не получилось — Эндрю лишь отметил силу тремора рук младшего. — Скажи-ка мне на милость, тебя правда не коробит вина, что ты убил мою маму? Самого, сука, близкого человека, что у меня был. Лишил меня её, представляешь? Ты спокойно спишь по этому поводу? — Она била тебя, я поступил так, как должен был, — прошипел Эндрю, почувствовав, как под ногтями, наконец, выступила кровь. — Чёрта с два! Нихрена подобного! Она любила меня! А тебя вот никто и никогда не полюбит, потому что ты — блядский монстр, которому не нужны наркотики, чтобы почувствовать кайф, достаточно просто причинить кому-нибудь боль. Ты — конченный, ты никому не нужен и уж тем более мне. — С каждым словом Аарон оставлял один порез на теле брата, с каждым словом он бил сильнее, бередил жёстче. Эндрю встал на ноги, отходя от двери. Он потерял счёт, но, кажется, немного посмотрел на белую дверь, из стыков которой виднелся свет. За дверью — семья, брат, близнец, родная кровь. Вместе с тем — там пустота, там никого нет. Вставив ключ в замок, Миньярд сделал два оборота. Резкие повороты, словно забивал гвозди в крышку гроба самого-самого близкого человека. Потянувшись к ручке, он открыл дверь нараспашку. Никогда ещё звук будильника в пять часов утра не казался Эндрю таким спасительным, как сегодня. Резко вставая с кровати на втором ярусе, юноша вздрогнул, оглянувшись по сторонам: чёрно-красные цвета, слышится шум воды в душе, за окном — восход солнца. Дважды наспех выдохнув, блондин поднялся с кровати. Мысль о том, что впереди шестичасовая утренняя тренировка, радовала мало. Меньше всего на свете Миньярду хотелось вновь явиться в Замок Эвермор.

***

Натаниэль мерил шагами комнату, оглядывая выстроившихся по номерам Воронов. Команда из двадцати пяти человек была больше похожа на запуганных котят: виновато бегая по комнате, спортсмены были готовы к чему угодно, отчаянно стараясь не упираться взглядом в капитана, вместе с тем не смея опустить голову. — Я вас понял, мне не нужно повторять дважды. — Веснински остановился, заострив взгляд на каждом. — Раз уж в вас нет никакой ответственности, чтобы явиться на поле на двадцать минут раньше начала тренировки и даже поиметь наглость опоздать, то я ввожу новое правило: теперь утренние тренировки будут начинаться в пять часов утра. — В комнате не раздалось ни звука, лишь некоторые игроки устало закатили глаза. — Кого-то что-то не устраивает? — спросил капитан, но тут же отмахнулся. — Тогда идите пожалуйтесь кому-то, кому не всё равно. Мы работаем на результат. Вороны — это профессиональная команда, а не шайка детей. А сейчас все марш на поле, сегодня вы должны быть готовы к худшему. Как только строй начал расходиться, Эндрю вновь посеменил в раздевалку. В конце концов, тот факт, что команда опаздывает в шесть часов утра после того, как вечерние тренировки заканчиваются в девять, когда уже далеко затемно, был вполне закономерен. Как минимум, за себя Миньярд точно знал, что вовремя ему тут делать нечего. Надевая шлем, с трудом совладав с дрожавшими от злости руками, чтобы застегнуть крепления, вратарь представил в голове, как смачно рука капитана затряслась во время индивидуальной тренировки, от чего его губ невольно коснулась улыбка. Слабак, всего лишь наглая морда.

***

Эндрю определенно был готов к смерти. Даже заколоченные в деревянную крышку гроба гвозди выглядели перспективой получше, чем очередное ускорение от одной штрафной линии до другой за каждый промах игроков мимо ворот. В голове сидел вопрос: «На который, вообще, чёрт бегаю я — вратарь — если это они кривоногие?», а затем сразу появлялся ответ «Потому что Веснински полный придурок», и это, в принципе, было довольно исчерпывающе. Уже на третьем часе тренировки Миньярд видел, как даже бывалые игроки задыхались, не в силах набрать в лёгкие достаточно воздуха, чтобы продолжать. Оставшиеся три часа не выглядели особенно радужными, как только Натаниэль объявил следующее упражнение: — Бергер, Макклейн, Тейт и Миньярд — на ворота. Нападающие — на линию штрафного удара. Нападающие пробивают, вы отражаете удары по очереди. Если мяч попал в ворота — серия силовых у вратарей, если не попал — у страйкеров. Не задерживаемся и действуем быстро. — Веснински хлопнул в ладоши, после чего так же выстроился в строй, оказавшись третьим. — Бог милостивый, мне никогда не вытащить удар Ната. — Вратарь под номером 22, стоявший прямо перед Эндрю, повернулся к нему, жалобно выдохнув. — Тоже мне, нашёл, кого ссать, — хмыкнул Миньярд в ответ. Как только упражнение началось, четвёртый номер в первую очередь обратил внимание на динамику выполнения: один за другим — удар, силовые, следующий, удар, силовые, следующий. На позицию вышел Тейт и, стоя напротив него, Натаниэль мощной подачей отправил мяч в верхний правый угол ворот, тут же отправляясь в конец строя. Двадцать второй номер откинул голову назад, тут же принявшись выполнять выпады, отходя от ворот. Эндрю занял свою позицию: против него была девчонка под шестым номером. Замахнувшись клюшкой, словно в бейсболе, она задала вполне предсказуемое направление, что мяч тут же оказался в руках вратаря. Самодовольно оскалившись, Миньярд направился назад с линии, с удовлетворением наблюдая, как нападающая приступает к отжиманиям в тяжёлой защите экси. Дальнейшие ходы проходили с переменным успехом. Блондин чувствовал, как время выполнения длится вечно, вместе с тем между очередным раундом словно проходят секунды, что Эндрю не мог даже восстановить дыхание. Силы были на исходе, и парень был точно уверен, что уже через пару часов он станет лучшим другом судорог и всевозможных болей в мышцах, если вообще найдёт в себе силы уползти с поля. Если после всего этого насилия четвёртый номер всё ещё вёл правильный подсчёт, то из 20 раундов он пропустил 13 мячей. Ну и хуй с ним, не очень-то и хотелось, думал Миньярд. Вновь выходя на своё место, вратарь заметил, что очередь нападающих в очередной раз перемешалась, пытаясь решить, кто и за кем встаёт на этот раз. И он вновь оказался лицом к лицу с Веснински. Создавалось чёткое ощущение, что либо а) вселенной просто нравится издеваться над самолюбием Миньярда, либо б) этот рыжий-рыжий конопатый на серьёзных щах старается отыграться за ситуацию на индивидуальной тренировке. Первый номер Воронов пустил очередной унизительный для вратаря мяч — снаряд пролетел на пару сантиметров выше макушки Миньярда. За спиной снова загорелись красные лампочки. Эндрю с силой сжал челюсть — 14/21. Издевательство в чистом виде. Приоткрыв шлем, четвёртый харкнул на поле, мысленно будто бы проклиная самого себя за годы курения, затем сразу же переключаясь на ненависть к ублюдским тренировкам в университете Эдгара Аллана. Только опускаясь на поле, готовясь снова отжиматься и почувствовав, как в руках тут же невыносимо загорелись дельтовидные мышцы, парень вернулся в вертикальное положение. Лишь одного взгляда на продолжение выполнения этой крайне донной затеи всеми остальными хватило, чтобы, наконец-то, принять единственное верное решение, по мнению парня, звучавшее как «Спасибо, до свидания». На ходу расстёгивая перчатки, парень покинул пределы поля. К чёртовой матери Воронов, к чёртовой матери их капитана, к чёртовой матери экси, вот честно. Если раньше играть в экси было чуть веселее, чем жить, то сейчас вся эта игра раздражала куда сильнее, чем эта самая нихрена не многоуважаемая жизнь. Прислонившись к стене, Эндрю едва ли смог восстановить дыхание так, чтобы лёгкие перестали гореть адским пламенем, как тут же услышал приближающиеся тяжёлые шаги. — На поле! — Миньярд готов был поспорить, что этот голос должен звучать в аду. — Расстроился от унизительного поражения? — Веснински уверенно шагал в сторону вратаря, лицо его было до того холодным, что ледяные глаза будто бы исследовали внутренности четвёртого. — А что там интересного? Дай-ка подумать над ответом. — Эндрю приложил руку к подбородку, не спуская глаз с Натаниэля. — Тебя устроит ответ «нет»? Или, может быть, лучше «не хочу»? Могу ещё предложить «нахуй надо», если так понятнее будет. — Довольно. Заканчивай с самодурством. Слушай сюда, — первый номер навис над новичком, одной рукой уперевшись в стену, а другой за ворот джерси под номером 4, — здесь не детский сад и правила устанавливать не получится, придётся только смириться с тем, что ты неудачник, и работать в таком темпе, в каком прикажу я. Стараясь сдержать смех, Эндрю с хлопком положил свою руку на предплечье капитана, широко улыбаясь. От неожиданного удара лицо того на секунду потеряло свою ледяную злобу, нервно метнув взгляд на пальцы Миньярда: — Я всё как-то спросить не решался, а вот у тебя кинк какой-то, чтобы всё время за футболку цепляться? Ты скажи, я тебя одну подарю, сможешь просто с собой носить, ну, знаешь, как анти стресс. Кстати, поделишься советом: как выглядеть таким страшно важным, когда на лицо тебе лет пятнадцать? — Ты просто жалкий недоносок, которому в детстве, видимо, не объяснили, что значит уважать тех, кто выше тебя по званию, — прошипел Натаниэль. Нырнув вниз и тут же выпрямившись обратно, Эндрю продолжил свой путь по коридору, с улыбкой помахав капитану: — Ну, не плачь по этому поводу. Давай, иди покричи на своих прихвостней, а если я тебя совсем сильно раздражать начну, то можешь меня кокнуть так же, как и Рико. Ой, блин, расскажешь потом, а татуировка Мориямы у тебя забальзамирована или засушена? Ладно, я погуляю, не злись слишком сильно. Лицо Веснински на пару секунд превратилось в настоящий оскал. Миньярд готов был поспорить, что рыжеволосый едва ли сдерживал себя, чтобы не броситься на него. Плечи его мерно поднялись и опустились, а в глазах промелькнуло пламя, которое Эндрю мог узнать из тысячи — месть, это была готовность мстить. Натаниэль невозмутимо надел шлем и, развернувшись, вернулся на поле. Только оказавшись в раздевалке, избавившись от большинства защитных элементов экипировки, вратарь достал из сумки сигареты, прикурив одну. Из головы всё никак не выходило выражение лица капитана. Не то чтобы фраза, брошенная Миньярдом, была слишком обдуманной — скорее, неосознанная попытка нащупать ещё одно больное место, но попадание довольно сильно удивило блондина. Запустив пятерню в волосы, Эндрю только сейчас заметил, как сильно гудят ноги. Настолько, что будто бы не находилось сил, чтобы просто переодеться. К тому же, у него наконец-то выпало время, чтобы насладиться тишиной… Дверь открылась не резко, а аккуратно, почти испуганно. Миньярд лениво взглянул на зашедшего, мысленно похоронив свои попытки отдохнуть, отмечая, что всё-таки стоило смыться чуть раньше. Жан медленно приземлился на другой конец скамейки, порядка в метре от вратаря. Он выглядел таким же вымотанным, а с концов прядей его чёрных кудрявых волос капал пот. Каждый удар капель об пол казался четвёртому в мертвенной тишине до того громким, что будто бы мог расколоть его мозг. К тому же, до конца занятия ещё несколько часов, а Жану мальчику-на-побегушках Моро вряд ли бы хватило яиц покинуть тренировку самостоятельно. — Ну, как оно? — спросил Эндрю, словив на себе непонимающий взгляд серых глаз. — Молчание. Нравится? — Я должен предупредить тебя. — В отсутствие Натаниэля весь напор и наглость в голосе третьего номера сводилась на «нет». Он будто бы в секунду сжался, зациклив взгляд куда-то поверх голкипера. Миньярд развернулся, пытаясь найти, на что конкретно пялится защитник, а потом раздраженно вернулся: — Куда бы ты там не зырил, там нет ничего, поэтому выкладывай всё. Насколько мне пиздец, расскажи-ка? — Четвёртый закинул ноги на скамейку, тут же отмечая, что сделал это всё-таки зря, потому что колени предательски заскрипели. — Я не уверен, что ты достаточно осведомлен об истории того, насколько для Воронов важна дисциплина. Системное выполнение помогает нам добиваться высот и это чертовски важно. Но ты не первый, кто не был готов к такому роду нагрузок. — Жан выдохнул, на секунду будто бы затерявшись в себе. — Ага, да, прелюдия понятна: либо целуешь чужую задницу, либо гниешь в земле, — отмахнулся Эндрю, закатив глаза. — Мы слишком важны как игроки. Но правда в том, что могут быть…наказания, понимаешь, о чём я? Сегодня после вечерней тренировки задержись, когда все уйдут, и лучше тебе остаться, а не пытаться убежать.