Моя милая L.

Пацанки
Фемслэш
Заморожен
NC-17
Моя милая L.
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Отношения, которые не несут в себе ничего хорошего, кроме мимолетных мгновений счастья. Воспоминания и ощущения душат, будто накидывая веревку на шею. Не всегда все будет так, как мы хотим. Не все имеет продолжение. Но должно ли мешать это кратковременному чувству счастья?
Примечания
Мой дорогой читатель, пронося через себя эту историю, я хочу, дабы и ты проникся ею сполна. Приятного чтения.
Содержание Вперед

Часть 9

Покуда Колизей неколебим, Великий Рим стоит неколебимо, Но рухни Колизей — и рухнет Рим, И рухнет мир, когда не станет Рима.

*** Слова. Слова. Слова. Простые словосочетания иль фразы, которые способны вызвать в человеческой душе искры. Они в одно мгновение соединятся, устроив меж собой танец. Такое, знаете, страстное танго, которое способно разжечь огонь. Он в свою очередь перерастает в пламя, которое способно затмить ваш разум, заполнить мысли, растерзать вашу милую душу на миллион крохотных кусков, а после превратить их в пепел. Вспомните ощущения, когда в горле образовывается ком. Сразу чувствуешь себя не человеком, а скульптурой, которая не имеет возможности ни вздохнуть, ни выронить и слова. Человек — существо довольно многогранное, душа которого имеет свои тайные углы, в которых хранятся все наши воспоминания. Это подобно сундуку, который в секрете держит все, что было иль есть. У одних данный сундук выглядит как с картинки: ухоженный, чистый и новый, а у других он обрастает плесенью и пылью. Как правило, вторые это не те, кто не то, что не хочет показывать свое прошлое, а те, которые даже в гордом одиночестве не притронутся к нему. Отчего и начинает гнить содержимое в нем. Человек — это мозаика, которая соткана из стекла. Потеряешь небольшой кусочек — картина пойдет насмарку. Человек — это холст, а люди в его жизни — художники, которые имеют власть над творением на бумаге. С большим желанием и трепетом хочется, дабы эти «мастера» управно владели кистью, усовершенствуя и раскрашивая холст. Всегда находятся те, которые выльют банку черной краски на белую бумагу, — и тогда, сколько бы ты сверху не накладывал белые оттенки, никогда не удастся спрятать темные пятна. Повседневная жизнь такая же: что– то оставляет в нашей памяти лишь приятные воспоминания, а что– то заполняет ее лишь сплошным черным цветом, который еще долго будет напоминать о себе. Заметное дрожание отдавалось в конечности, что скрыть было почти невозможно. Карие глаза, которые умещали в себе оттенки цвета хаки, всегда были наполнены надеждой. Теплом. Очарованием. Искрами. Самым прекрасным светом, который мог бы осветить темницу. Что– то пошло не так в этот раз… Взгляд пытался найти спасение в глазах напротив, которые лишь бегали из стороны в сторону. Как бы ей хотелось уловить этот взгляд, дабы прочитать в нем желанное. — Как? — судорожно задала вопрос Мария, который больше смахивал на риторический. — Тебе не стоит об этом переживать. Тебе надо отдохнуть, — теплая женская рука поглаживала девичью спину. Светловолосая перехватила ладонь, пытаясь ее сжать. — Нет, нет, нет, — отмахивалась девочка, понимая, что женщина уходить от диалога. — Как уволилась? Ее уволили? — Маш, я думаю, что тебе не стоит это воспринимать близко, — Татьяна положила свою руку поверх руки школьницы. Третьякова отдавала себе отчет, что Татьяна Николаевна вряд ли ей что– то скажет и поделиться последними событиями. Не в духе девочки было накидываться с вопросами, мучая собеседника. Она поступила так, как вошло уже в привычку: промолчать. Не было смысла и в том, чтобы поднимать истерику. 15– летняя Мария на свои годы владела необычайной выдержкой и уравновешенностью, что помогало ей всегда и во всем контролировать и себя, и отчасти ситуацию. Вежливо закончив разговор и мирно кивая на все услышанное, белокурая решила поступить так, как ей диктовал разум. — Да– да, войдите, — послышалось в кабинете. — Здравствуйте, я могу войти? — уголки губ школьницы слегка приподнялись. — Машенька, конечно! — воскликнула Лариса Павловна, директор их школы, стены которой изрядно натерпелись от пережитого. — А почему ты приехала? Как ты себя чувствуешь? — Благодарю Вас, Лариса Павловна, я в полном порядке, — улыбнулась Третьякова, боясь сдвинуться с места от нахлынувшего волнения. — Да что ты стоишь? Проходи, детка, садись, — женщина указала рукой на кресло, которое находилось напротив рабочего стола. — Я не займу много времени, — сейчас голос девочки звучал по– настоящему ангельски и тревожно. — Я слушаю, милая, — ответила директор, параллельно перебирая на своем столе бумаги. — Почему Вы уволили Лауру Альбертовну? Это вчера тот следователь сказал? — Маша решила не ходить вокруг да около, а задать интересующий вопрос напрямую, что вызвало в глазах женщины непонимание, отчего она застыла в воздухе, держа документы. — Оперативник не имеет никакого влияния на школу, — кратко сказала Лариса Петровна, выдержав паузу, добавила: — И почему ты решила, что я ее уволила? — После того, что она вчера рассказывала, ей бы это просто так не сошло с рук, — ответила девочка, переводя взгляд вниз. — Я неправильно говорю? — У нас был предоставленный выход из этой ситуации, удобен для всех. И даже с сохранением места работы для Лауры Альбертовны. Увольнение — это было ее решение, чему я тоже была крайне удивлена, — директор дала четкий ответ, ведь скрывать было нечего. — То есть, она сама решила уволиться? — Мария подняла глаза на женщину. — Абсолютно. Никто на нее не давил. Я предлагала ей остаться, потому что она хороший учитель, — на лице у нее виднелась улыбка, но от этого озадаченность на лице школьницы не пропала. — Лариса Петровна, она не делала того, что вчера говорила Вам и следователю. Я не знаю, зачем она это придумала, но это все неправда. Никто меня не выгонял, а я сама убежала, — выдала Третьякова. — Я знаю, — директор сложила руки на груди, улыбаясь. — Она потом рассказала правду? — с ноткой надежды в голосе спросила Маша. — Я работаю на этой должности двадцать лет, поэтому мне не нужно что– то говорить, чтобы я это увидела. Лаура Альбертовна — мудрая и рассудительная женщина, она знает, что делает, — сказала сероглазая. — У меня еще много бумажной работы. Этот пожар выбил всех из строя. — Да, конечно. Спасибо Вам, что сказали, — одарив свою собеседницу улыбкой, девочка покинула кресло и вышла из кабинета. Навязчивый звонок в дверь. Казалось, эти звуки успели уже изрядно поднадоесть. Медленным шагом женщина направилась в сторону двери, за которой кто– то интенсивно уже стучался. Открыв входную дверь, она увидела перед собой ту, которую, в принципе, и ожидала видеть. Все шло по своему канону. Только вот вместо очередных колких фраз и сцен, темноволосая почувствовала, как она оказалась в охапке, а крепкие объятия сжали тело. — Ну все– все, пусти, — отмахнулась Лукина, отойдя в сторону. — Чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь, что моя сестра не перестает меня удивлять, — ответила рыжеволосая, смотря на сестру. — Проходи уже, — Лаура направилась в сторону кухни, скрывая возникшую на лице улыбку. — Я жду объяснений, Лаура. Во–первых, зачем тебя потащило на этот клятый первый этаж в огонь? Во– вторых, что у тебя с телефоном? Я звонила тебе целый вечер, — Татьяна взволнованно размахивала руками, в которых был телефон. — Чай, кофе? — задала вопрос брюнетка, крутясь у стола. — Лаура, — серьезно прозвучала интонация в комнате. — Значит, будешь чай, — усмешливо ответила сестра, добавив: — Зеленый. Татьяна устремила свой взгляд в старшую сестру, ожидая объяснений того, что произошло днем ранее. — Ну что ты так смотришь? — с улыбкой обратилась Лаура. — На первый этаж меня потащило спасать твою дорогую Машу. Трубку вчера не брала, потому что сразу уснула после тяжелого дня. — Я знаю про Машу, — Татьяна поменялась во взгляде. — Моя бедная девочка. В ответ Лаура Альбертовна медленно покачала головой, переведя взгляд на свои руки, она крутила в них обручальное кольцо. — А как она там оказалась? Сегодня в учительской говорили, но я толком не поняла, что и к чему, — рыжеволосая взялась рукой за голову. Такая реакция была вызвана тем, что за несколько месяцев между учителем физики и ученицей установился хороший контакт и дружеские отношения, которые только их сближали. — Она с моего урока убежала, черт знает, что ее потянуло туда, — кратко ответила Лаура, после чего продолжила готовить чай, дабы занять себя чем– то. — Маша и убежать с урока? Я же просила тебя, Лаура, зачем ты на ней срываешь свою злость или что там у тебя? Так же нельзя, — Таня пристально смотрела на сестру, прожигая взглядом ей спину. — Знаешь, в чем твоя беда? — Лукина повернулась, поднимая бровь. — Нельзя учителю привязываться к своим ученикам. И им в свою очередь не стоит разрешать привязаться к тебе. Плохо кончается. — Ты так говоришь, Лаура, потому что… — хотела ответить Таня, но сестра прервала ее на полфразы. — Потому что я безразлична к такому, а ты позволяешь вот таким вот ученицам на себе виснуть, — перебила Лукина, указывая рукой. — Может, дело не в ученицах, а в одной лишь Марии? — Татьяна сложила руки на груди, не отрывая глаз от сестры. — А что с Марией не так? — переспросила она. — Я у тебя хочу спросить, — Лукина младшая подперла голову рукой. — Я ведь знаю о том, как ты к этой девочке относилась и то, что ты вчера выкинула. — Бегала и жаловалось, — утвердительно усмехнулась Лаура. — Нет. Она делилась тем, что ее беспокоило. И ты была одна из тех, кто играл на детской психике, — ответила Татьяна. — Если у твоей подруги все прекрасно получается, а тебе не хватает терпения, чтобы прийти к решению, то виноват будет, конечно, учитель, — говорила брюнетка, попутно заваривая чай. — Дело ведь не в задачах, Лаур. Ты морально давила на девочку, что она прибегала ко мне в слезах и искренне не понимала, что же она делает не так. Ни на что не смахивает? — Таня задала вопрос, который остался бы, как думалось, без конкретного ответа. — Все будет хорошо, — ответила Лукина, поворачиваясь к женщине. — Ты уникальная, Лаура Альбертовна, сначала так относиться к ней, а потом спасать от неприятностей, — вставила сестра. — Что? — мигом переспросила шатенка. — Ну, а ты думаешь, что я не знаю о твоих баснях, которые ты наговорила вчера Ларисе и тому следаку? — улыбнулась Таня, делая глоток горячего чая. — Кажется, я понимаю, откуда растут ноги, — поджала губы Лаура, догадываясь, что это обошлось не без участия мужа. — Ну, так объясни мне свою гениальную логику, гениальная женщина, — все также улыбалась учительница. — Пей чай, а то остынет, — голубоглазая закатала глаза, поджав голову рукой.
Вперед