Моя милая L.

«Что ты видишь во взоре моем, В этом бледно-мерцающем взоре?» «Я в нем вижу глубокое море С потонувшим большим кораблем».

*** Одинокая тишина могла бы продолжить свое неповторимое соло длиною в вечность, оглушая собой девочку, которая запросто тонула в собственных мыслях. Сию картину нарушил некто, кто позволил себе с резкой хваткой открыть двери с другой стороны. Мария стояла возле широкого окна, который открывал вид на школьный уютный двор. Спиной она почувствовала присутствие человека в комнате, давая себе отчет о том, кто мог прийти. Сомнения не могли даже на секунду пролезть в подсознание белокурой, ведь она прекрасно знала, кто медленно подходил сзади. – Ты чего не идешь? Уже звонок прозвенел, нам замену поставили, - тихо послышалось за спиной, узнавая в этом родном голосе звучание Лизы. – Пойдем, - Мария повернулась, пытаясь натянуть на себя улыбку и покинуть водоворот мыслей, в который ее втянул краткий диалог с учителем химии. – Она тебе что-то говорила? – попутно покидая кабинет, поинтересовалась Лиза, всматриваясь в лицо подруги, которое почему-то не выражало спокойных эмоций. – Попросила написать список класса, - коротко ответила Маша. – У нас физика сейчас, нехорошо опаздывать, - сказала Елизавета. – Физика? Так разве не третьим уроком? – сбавляя ходьбу, девочка посмотрела на подругу, искренне удивляясь ее словам. – Маша, - вскинула брови Лиззи. – Я тебе об этом сказал несколько минут назад, когда мы были в кабинете. – Прости, наверное, прослушала, - извинилась светловолосая, отводя глаза в сторону. Школьные коридоры пустели по той причине, что наступил второй урок. Мария с Лизой старались в ускоренном темпе добраться до кабинета, но время забирало расстояние между этажами - первый и третий. Девочки понимали, что опаздывать на первый урок физики – не самый лучший вариант, дабы произвести впечатление. Найдя нужный кабинет, Лиза осмелилась постучать и пройти первой, за таким же принципом последовала Маша. Переступив порог класса, взгляд пал на женщину, которая уже начала вести урок, не дожидаясь опоздавших учениц. Татьяна Николаевна сегодня была в таком же потрясающем и элегантном образе, как и прошлый раз. Платье, подаренное Лаурой, подчеркивало изгибы и линии тела женщины, которой невероятно был к лицу цвет подарка. Рыжие волосы все таким же образом спадали на плечи, завиваясь в крупные локоны. При первой встрече у Третьяковой в голове пронеслась мимолетная мысль, что до этого она не встречала людей с таким натуральным ярко-рыжим оттенком волос. Несмотря на яркость прически, сама Татьяна излучала не только внешне, но и внутренне определенное спокойствие, которое могло ощущаться на ментальном уровне. Редко ученики могли видеть ее раздраженной, злой и угнетенной, потому что она всегда пыталась глушить в себе эмоции из этого спектра. И это даже не подавление самовыражения, а таков стиль поведения. Когда ученицы 8-А переступили порог, все внимание класса переключилось на них, конечно, и Татьяна Николаевна моментально среагировала. – Девочки, десять минут прошло, где мы ходим? – задала вопрос женщина, рукой указывая на настенные часы. – Извините, мы долго искали кабинет и немного запутались, - оправдалась Лиза. – Хорошо, присаживайтесь. Открывайте учебник на первом параграфе и внимательно слушайте. То, что упустили, допишите, - спокойным тоном ответила Татьяна, пытаясь не посвящать этому много времени. – Мы сегодня с тобой показываем себя в наилучшем свете, - прошептала Лиза соседке, вызвав у нее улыбку. *** Пролетела первая школьная неделя. Вторая. В школе всегда время летит незаметно, крадя драгоценные моменты, когда все идет по плану. Рутина у всех была одинаковой: ранний подъем, учебный день, дом, дела. Что-то в этом периоде жизни все-таки имеет свою цикличность. Кто-то любит ее, видя в этом стабильность, а кого-то такая рутина засасывает, отнимая все жизненные силы. – Неделя пролетела, как и не было, - послышался голос из спальни. – Да, мам, через месяц школьные олимпиады начнутся, - с некой грустью в голосе сказала Маша. – Ты мне скажи, эти сестры ваши успокоились уже? – спросила Анна Витальевна, быстро двигаясь по кухне, что свидетельствовало об ее спешке. – Ты о чем? – уточнила дочь, сделав глоток зеленого чая. – Ну, ты рассказывала, что одна из ваших новых учителей не поняла шутку и накинулась, - ответила мама, размахивая рукой для ускорения мыслительного процесса. – Она и не накидывалась, мамуль. Все в порядке, - улыбнулась Мария, переведя взгляд на чашку, содержимое которой уже успело остыть. – Лаура или как там ее? Химию ж ведет? – машинально спросила мама, заглядывая в холодильник для поиска своего перекуса на работу. – Лаура Альбертовна, - протянула Маша, мешая ложечкой чай. – Химию. – А почему так печально, зайка? – удивилась Анна. – А как Лизе? – Лизе очень нравится химия. Она ведь будет ее сдавать. Вникает, учит, Лаура Альбертовна хвалит ее, хоть все и боимся, - Мария не переводила взгляда от чашки, продолжая мешать чай. – Так, - с серьезностью в голосе произнесла мама, после чего забрала с рук дочери ложечку. – Ничего не бойся. Ты умница. Мне уже пора, до вечера! – Анна поцеловала свою Белоснежку в макушку и поспешно покинула кухню. Понедельник третьей недели. Уроки, которые сменялись по очереди. Одни вызывали у Марии интерес, а другие и вовсе отвращение из-за того, что на них происходило. Нельзя не отметить, что уроки физики были вовсе не похожи на то, что рисовалось в представлении учеников восьмого класса в начале учебного года. Вместо ожидаемых сорока минут монотонного рассказа, прочтения учебника и параллельных записей работа на уроке происходила совершенно иначе. Татьяна подавала теорию и материал, основываясь на реальных событиях и фактах из жизни. Первые уроки оставляли приятный след в памяти у Лукиной младшей, ведь на собственном опыте она понимала, как важно научить ребенка не просто сухим фразам, а провести параллели с тем, что окружает нас в быту. Нет смысла скрывать, что буквально каждый с внимательностью и большим энтузиазмом слушал рассказы учителя физики. Так и пробегали уроки, которые запоминались и облегчали процесс запоминания домашнего материала. В этот раз урок повернул в нечто другое русло… В конце физики поднялась дискуссия в классе в сравнении гуманитарных наук и технических, что, безусловно, вызвало улыбку на лице у Татьяны Николаевны. Она еще минут пять просидела в классе, вслушиваясь в диалоги. – Если человеку не дано, то он не будет понимать точные науки. Я не понимаю математику, например, я гуманитарий! – послышалось со среднего ряда. – Не знаю… Мне все дается с трудом, - ответила одноклассница. – А мне кажется, что каждый может минимально освоить базу из любого предмета: будь то литература или физика, - вставила свою реплику Мария, привлекая внимание класса. – Куда уж до тебя, Третьякова. Ты все предметы у нас осваиваешь, - раздался смешок с последних парт. – Да ну это бред… Невозможно все понимать, - встряла в разговор другая девочка. Татьяна сидела за столом, наблюдая за тем, как дети включены в данный разговор. С ее лица не сходила улыбка, ведь было сложно скрыть свое удовлетворение от заинтересованности учеников. Не отвлекая их от диалога, она тихо встала и покинула класс, ведь звонок на перемену прозвенел несколько минут ранее. Покинув стены класса, глазами она увидела спину Лукиной старшей, которая стояла на коридоре, отвернувшись к окну. Татьяна подошла к ней, наблюдая за сестрой, которая вела с кем-то активный разговор по телефону. Ощущение того, как она скучала, охватило ее с головой. За эти две учебные недели сестры общались только по работе, исходя из загруженности. – Я тебе еще раз повторяю: свяжитесь с Александром, я не смогу сегодня приехать. Я на уроках! – раздраженно отвечала Лукина собеседнику. Татьяна положила книги на подоконник, молча уставившись в брюнетку. Лукиной-младшей нравилось наблюдать за сестрой, причиной этому была простая привычка. Будучи еще школьницами, их разница в пять лет давала о себе знать. 10-летняя Таня всегда с восхищением наблюдала за тем, как 15-летняя Лаура сидела, обложенная книгами, дабы «слепить» достойное сочинение в школу. Через пять лет младшая ощущала непреодолимое скучание за старшей, ведь та уже училась в университете. Каждый год создавал свои трудности, через которые сестрам нужно было пройти. Всегда это было по-разному… Определенный период вместе, рука об руку, а в другие времена старшая сестра просто закрывалась и блокировала все попытки помощи, как от сестры, так и от родителей. С годами ситуация только усугублялась, но на данном этапе взаимоотношения Лукиных стали подобно фениксу – возрождались из остатков пепла, который до последнего дарил надежду на лучшее. – Все, Алиса, я все сказала! – отчеканила в своем стиле Лаура, заканчивая диалог. – Дай-ка угадаю, тебе звонили из ресторана? – загадочно задала вопрос Татьяна, зная наперед ответ. – Просто представь себе: они не могут самостоятельно принять поставку вин, а ведь перед этим я им показывала все, оставляла все нужные бумажки, - нервно ответила Лаура Альбертовна. – Так сама после уроков поезжай, чего ты переживаешь? – заглянула в глаза рыжеволосая. – После уроков у меня встреча с новым партнером по поставке сыров. Если все удастся – будет хорошая сделка, - сказала Лукина. – Партнер симпатичный хоть? – засмеялась Татьяна, что символизировало о чудесном расположении духа, но шутку сестра явно не одобрила, закатывая глаза. Их непосредственный диалог из разряда «обо всем» прервали ученицы, которые стояли напротив. – Ой, Машка, а я рада, что Татьяна Николаевна именно у нас ведет. Видно же, что понимающая и современная, – в восхищении говорила Лиза, попутно покидая класс. – А вот и она! – Они, – ответила Третьякова в момент, когда подруга увидела напротив кабинета двух женщин, которые о чем-то вели беседу. – Она так быстро ушла, мы даже не поблагодарили за урок, пойде-ем, – сказала Лиза, потянув за руку светловолосую в сторону учительниц. В голове Марии табуном пронеслись мысли о том, какие невероятно разные сестры Лукины… Вода и огонь. Рыжеволосая, чьи пряди переливались на солнце, и уложенное каре цвета каштана. Две сестры, будто согревающий латте и черный фильтр. Будто молочный шоколад и горькая крошка. Будто дождь в июле и ливень в ноябре. Будто ласковый мартовский котенок и шипящая грациозная кошка. Будто весенний тюльпан лилового оттенка и бордовая роза с шипами. Будто принять теплую ванну после тяжелого дня и облиться ледяной водой. Татьяна смотрит на сестру глазами восторга и гордости, которые буквально согревали, даря надежду в лучшее. Лаура стоит рядом, но одновременно так далеко. Она слушает, кивает головой, но ее мысли летают где-то за пределами обсуждаемой темы. За пределами коридора, этажа, здания. И никто не посмеет предпринять попытку вытащить ее из своего мира, если бы не приход девочек и эта чертова книга, которая бросилась в глаза, как тогда, две недели назад. – Татьяна Николаевна! Вы так быстро убежали, что мы не успе… – с детским восторгом обращалась Лиза к рыжеволосой так, будто она стояла возле окна одна. Взгляд небесно-голубых глаз молниеносно устремился в то, что держала Мария в руках. Вновь глаза задерживаются на нем… Бордовая обложка, на которой большими буквами было написано имя того автора, которого четырнадцать недель ранее Лаура характеризовала как: «Не переношу». В этот раз Третьякова уловила взгляд женщины, молча заглядывая в радужки оттенков морской волны. Лиза активно выражала свои мысли и впечатления после урока Лукиной младшей, пока Мария пыталась не упустить длительный взгляд женщины напротив. Казалось бы, если она отведет сейчас свои глаза – проиграет. И она проиграла. Как и две недели назад. За это время они не контактировали от слова «совсем», лишь изредка на уроках. После пятнадцати секунд зрительного контакта, который образовался между ними, Мария отвела взгляд. – Вы уже не теряетесь в этажах? – задала вопрос Татьяна, с улыбкой обращаясь к белокурой девчонке, что хорошенько встряхнуло ее. – Что? – с неким смятением переспросила Третьякова с искренним непониманием во взгляде. В ответ на такую реакцию Лукина приподняла краешки губ, понимая, что именно из-за нее девочка прослушала диалог. – Самый первый раз вы опоздали на мой урок с Елизаветой, припоминаете? – повторила учительница, все также одаривая присутствующих улыбкой. – Вы опаздываете на уроки, Мария? – прилетел второй вопрос, но уже от Лауры Альбертовны, улыбка которой сменилась прежней строгостью в тоне и взгляде. – Да, мы потерялись тогда на этажах, Татьяна Николаевна, – на одном дыхании ответила Маша, уткнувшись глазами в книги, которые держала в руках, не находя в себе возможности взглянуть на Лукину старшую. – Можно? – рыжеволосая обратила внимание на то, во что крепко были ухвачены ладони девочки. – Конечно, – Мария улыбнулась, протянув женщине сборник поэзий. – Боже, солнце, это Бродский, – восторженно пискнула учительница физики, начиная листать страницы. – Наша творческая душа и дня не может обойтись без поэзии, – ласково приметила Елизавета, положив свою руку на плечо подруги. – Вы только послушайте:

«Поздравляю себя с этой ранней находкой, с тобою, поздравляю себя с удивительно горькой судьбою, с этой вечной рекой, с этим небом в прекрасных осинах, с описаньем утрат за безмолвной толпой магазинов»,

- с необычайной выразительностью и интонацией зачитала строки Татьяна Николаевна. – Это мой любимый, – ответив, можно было отчетливо заметить, как засияли девичьи глаза от приятной неожиданности и понимание смысла стихов. – Это прекрасно! Лаура Альбертовна, а как Вам? Вы оценили высоту искусства? – задавая вопрос, сестра кинула хитрую улыбку, протягивая Лауре сборник. Рука застыла на пути к книге, а память прокручивала воспоминания о диалоге, который у них состоялся с Марией на эту же тему две недели назад. Напуганные глаза девочки, руки, которые жадно обхватили сборник. Чертов сборник… Почему-то у Лауры Альбертовны он вызывал безумно смешанные эмоции. Она взяла его в руки, открывая на той странице, которую указала Татьяна, но момент чтения прервал телефонный звонок. Подав сигнал присутствующим в виде указательного пальца, брюнетка отошла от них на несколько метров. – Ну, вот не верится, что Лаура Альбертовна может таким увлекаться, – сказала Елизавета, с ухмылкой глядя на Татьяну Николаевну. – Почему же? – задала вопрос учительница, в то время, когда Мария молча смотрела в сторону Лукиной старшей, которая при разговоре активно использовала жестикуляцию рук. – Я не знаю… Наверное, потому что она человек точных наук, – с сомнением в голосе ответила Лиза. – О-ох! – засмеялась Татьяна. – Разве нужен немому рот, чтобы увидеть прекрасное? – Ладно, я приеду, все! – слышались урывками громкие слова Лауры Альбертовны, по интонации которой было и так понятно, что хорошее настроение давно улетучилось. Приятную беседу прервал громкий звонок на уроки, что моментально повлияло на школьников, которые со всех ног бежали на следующий урок. – Ладно, девчоночки, у меня сейчас контрольная в десятом классе. Вы знаете, где меня найти, если будет желание пообщаться, – ответила Татьяна, удаляясь на урок. На этаже уже царила долгожданная тишина, кроме одиночных звуков с двух концов коридора, которые ее разбавляли. На одном конце возле окна все также стояли Мария с Лизой, а на другом Лаура Альбертовна продолжала вести, как можно было понять, довольно нервный и неудовлетворительный диалог. – Пойдем? – спросила Лиза, смотря на подругу, которая уткнулась в окно. – Иди, не опаздывай, мне книгу надо забрать, – тихим тоном дала ответ Третьякова, указывая глазами на брюнетку. – Нервная она какая-то. Аккуратнее, – край губ растянулся в улыбке, и Елизавета поспешила на урок, дабы не опаздывать. Девочка, чья книга находилась в руках Лукиной, оперлась о стену, пытаясь вслушаться во фрагменты фраз, которые звучали эхом с другого конца. Мысль о том, что придется опоздать на следующий урок, когда он уже начался, напомнила Маше, что пора бы поспешить. Она ведь не будет ждать, пока шатенка закончит свои телефонные разговоры. Школьница пошла в другой конец коридора, надеясь на то, что сможет молча забрать свою книгу, боясь заговорить с ней вновь не отвлекая женщину от беседы. К тому времени Лаура закончила диалог, как можно догадаться, на не самой приятной ноте. Она стояла бездвижно, держа в руке тот самый сборник. – Извините, я знаю, что Вы заняты, я хотела забрать… – прозвучал голос в столь медленном темпе, когда Маша подошла к педагогу. – Мария, а к чему склоняетесь лично Вы: смотреть на жизнь через призму оптимизма или жить с вечной тоской и страданиями за прошлым? – неожиданно спросила Лукина, устремляя свой взор в глаза девочки, что смогло ее выбить с колеи. – Первое, – кратко дала ответ белокурая, уже по шаблону ответ был короткий и ясный для того, чтобы не злить учителя химии тем, что ей не нравилось. – Вот поэтому я и не люблю Бродского, – Лаура протянула книгу Марии, которая рукой потянулась за ней с другой стороны, но почему-то сборник застыл в воздухе. – Я считаю, что это поверхностно: читать и видеть лишь то, что хочешь видеть. Он пишет и о хорошем, настоящем, но между строк, – сказала светловолосая, большим пальцем поглаживая бархатную обложку. – Вашу наивную веру не убьешь, Мария, – закатила глаза Лаура, не отпуская со своей стороны книгу. – Зачем уничтожать, как Вы говорите, «убивать» то, что несет в себе позитив? – удивленно, но с осторожностью спросила Мария. – Не опаздывайте, – сухо ответив, Лаура отпустила руку и направилась прямо по лестнице, издавая все те же тошнотворные, громкие, режущие слух, звуки каблуков, которые резали не только слух, но и, казалось, что-то большее.