星の心 (Hoshi no kokoro)

      С каждым днём жизнь Альфарда становилась всё страннее и страннее. Салли радовался жизни, шутил и вёл себя как ребёнок, хотя до произошедшего он не выглядел настолько живым. По ночам он прижимался к брату, заставляя того покрываться мурашками, а по утрам заботливо целовал его в щёку, провожая на работу. Возвращаясь домой, Вестер находил вкусный ужин и счастливого брата, радующегося его возвращению. И вся эта идиллия уже начинала пугать.       Как бы сильно молодому человеку ни хотелось верить в их взаимное счастье, он не переставал искать в нём подвох. Излишне радостный брат, диссоциация, позволяющая делать с Салли всё, что угодно, и, при том, безнаказанно, непонятное желание, вспыхнувшее в нём, когда он увидел Хоши слабым и растоптанным… Альфард терялся в догадках, но склонялся к первоначальной мысли – его маленький несчастный братик окончательно сошёл с ума.       К концу четвёртой недели с переезда брата он окончательно убедился в этом. Дождавшись выходного, Вестер купил ведро ванильного мороженого и подготовился к разговору. После лёгкого ужина он положил десерт в фарфоровую мисочку и, убедившись, что брат расположен к общению, бережно вручил ему.       – Братик, – Салли едва успел попробовать подтаивающее мороженое, – скажи, что с тобой происходит?       – А что именно тебя беспокоит?       – Ты. Выглядишь таким радостным, таким… странным? Я всерьёз за тебя беспокоюсь. Наверное, ты даже счастлив, но мне кажется, что я всё-таки повредил твою психику…       – Почему ты так думаешь?       – Выглядишь как счастливый идиот, – Альфард опустил взгляд. – Может, тебе стоит показаться врачу?       Ложечка тихо звякнула, ударяясь о паркет. Вестер поднял её, виновато глядя на Хоши. Тот молчал, глядя на него так, словно его снова избили. Наверное, даже когда Альфард расцарапал ему задний проход, тот не смотрел на него с такой обидой и непониманием.       – Я просто вёл себя как дома, – тихо произнёс Салли. – Мне жаль, я забылся. Больше не повторится.       – Прости. Наверное, это звучит обидно, но я боюсь, что тебе, где-то там внутри, больно и плохо. Я хочу, чтобы тебе помогли. Пожалуйста, поговори со своим врачом.       – Но… Как скажешь. Впредь я буду внимательнее к своему поведению рядом с тобой.       – Да при чём тут внимательность? Салли, взгляни правде в глаза, ты – жертва изнасилования. Ты по факту не можешь быть здоров. Это ужасно, это ненормально, этого больше не должно с тобой повториться… Я просто хочу, чтобы у тебя была нормальная жизнь. Может быть даже, вдали от меня.       Салли молчал долго. Непонимание в его взгляде сменилось отчаянием, а мисочка с мороженым была с грохотом отставлена в сторону.       – Значит, ты не хочешь видеть меня таким, – утвердительно произнёс он. – Мне правда жаль. Наверное, я зря подумал, что могу быть счастлив. Кажется, ты не любишь счастливых идиотов.       – Не в том дело. Просто ты ведёшь себя странно. Салли, я видел тебя в детстве, я видел тебя несколько недель назад… Ты был другим. Посмотри на это со стороны – разве такая резкая перемена после подобного… события нормальна?       – Нет.       – Видишь? Я не хотел оставлять тебе травму. Я вообще не хотел делать что-то подобное. Мне следовало принять отказ с самого начала.       – Я давал согласие.       – Нет. Ты всем видом давал понять, что растерян и боишься. Это не согласие.       – Тем не менее, я сказал "да".       – Ты и в пятнадцать сказал "да". Только я не думаю, что несчастный мальчик и запуганный парень могут давать себе отчёт в происходящем.       – Могут.       – Да что ты меня оправдываешь?! Ты что, блядь последняя, которой нравится, когда над ней измываются? – Альфарда злило, что брат отвечает так односложно. Злило и то, что тот делал вид, будто происходящее между ними нормально, а сам он – здоров и совсем не травмирован. – Виноват я, виноват, признаю! Тебе это нужно было услышать? Это ты так мстишь? Я не понимаю… Диссоциируешь, ведёшь себя странно, делаешь вид, что всё хорошо… Бесит! Лучше прямо скажи, что я мерзавец, собирай вещи и вали к своей маменьке!       – Как скажешь. Мне вызывать такси сейчас?       Альфард резко выдохнул. Его брат был несносным ребёнком, оправдывающим, кажется, каждое его движение. Несчастным и, к тому же, больным ребёнком.       – Прости. Я просто за тебя боюсь. Тебе лучше находиться в безопасном месте, вдали от травмирующих факторов.       – Если ты считаешь, что это так, значит, так будет лучше, – бесцветно ответил Салли. – Так когда мне вызывать машину?       – Сразу после звонка в полицию.       – Я не буду никуда звонить. Это уже моё право.       – Значит, придётся написать заявление на самого себя.       – Не стоит. Я не буду давать показания против тебя. Я изначально дал согласие.       – А что, если я готов был взять тебя и без него?       – Ты всё равно спросил.       От этого разговора голова шла кругом. Вестер не знал, чего хочет больше – оградить брата от себя или прямо сейчас присоединиться к его странному «не помню, значит, не было», сделать вид, что всё в порядке, и быть счастливым. Выбор в пользу последнего, правда, не позволяла сделать совесть.       – Меня одного ебёт, что над тобой надругались, причинили боль и серьёзно травмировали?.. Я просто не понимаю, тебе так плевать на себя? Или шок всё ещё не прошёл? Я боюсь за тебя, понимаешь?       – Нет, сейчас ты боишься не за меня. Ты даже не спрашиваешь, чего я хочу, что сделает меня счастливее, как я себя чувствую, когда ты так со мной разговариваешь... Ты боишься за какой-то образ в своей голове. И даже не меня, а каких-то надуманных правил и условностей.       – Правил и условностей?.. То есть, тебе нормально, когда с тобой так обращаются?       – Да, если это делаешь ты. Так я могу идти собираться?..       – Ты не понимаешь, что я волнуюсь, да?       – Как помочь тебе почувствовать себя лучше?       Молодой человек задумался. В самом деле, что убедит его в том, что Салли здоров, находится в своём уме и действительно счастлив в ситуации, когда быть счастливым просто невозможно? Верить ему на слово он не мог, наблюдения ничего не давали, а его чувства и действия не укладывались в голове.       – Объяснить, – голос дрожал, но сейчас Альфард был практически спокоен. – Чем всё это было для тебя? Что ты чувствовал, как ты сам себе это объяснял, как ты вообще живёшь с этим? Мою версию ты знаешь – мерзкое изнасилование в результате несдержанности и глупости. Но ты же явно видишь это иначе. Как?       – Это было для меня возможностью порадовать тебя, почувствовать тебя рядом. Понять, что я всё ещё важен тебе. Потом я был счастлив. Я думал, что ты любишь меня: ты заботился, вроде как радовался, когда я тебя обнимал, хвалил мою готовку… Я уже понял, что для тебя это было заботой о больном человеке. И я даже уже согласился уехать, раз тебе так будет легче. У тебя не будет проблем, не беспокойся. Теперь мне можно уйти?       – Постой. Я всё ещё не понимаю… То, что я сделал с тобой в тот вечер, когда избил и взял – как ты это воспринимаешь? Чем это для тебя являлось?       – Тогда – наверное, проявлением того, что ты тоже скучал и всё ещё любишь меня. Теперь, когда я услышал твою точку зрения, – понятия не имею, чем это на самом деле было. Пожалуйста, можно я просто пойду? Мне сложно быть здесь сейчас.       Альфард кивнул, наблюдая как брат поднимается с места и направляется к двери. Ему тоже было невыносимо находиться с самим собой сейчас.       – Это именно этим и было, – произнёс он ему вслед. Юноша замер, и молодой человек подошёл к нему, обнимая сзади за плечи. Хоши вздрогнул.       – Знаешь, – продолжил Альфард после некоторого молчания, – я не был уверен, что ты помнишь то, что с нами было, так же как я. Надеяться, что ты всё тот же, и бояться, что за десять лет мы стали совсем чужими – невыносимо. Я никогда не обошёлся бы подобным образом с кем-то чужим, и это вызвало сильный диссонанс: имею ли я вообще право распоряжаться твоей жизнью, касаться тебя, причинять боль, ломать и… любить? Да, в пятнадцать это было нормально, только вспомни, через что мы прошли из-за родителей. Два подростка, которым плохо и страшно, вряд ли найдут себе кого-то ближе, чем друг друга. Но прошло много лет. Мы оба росли в безопасности и спокойствии. У тебя появилась семья, которую ты действительно любишь. Откуда я мог быть уверен, что ты не забудешь всё, что было с нами и между нами?.. Знаю, что это безосновательно, знаю, что ты не предашь меня, но всё равно – мне было очень страшно. А сломать того, кто мне настолько дорог, – ещё страшнее.       – Ты мог задать вопрос, – отстранённо произнёс Салли. – Впрочем, мне, наверное, стоило сказать самому. Прости.       – Это ты прости меня. Мне стоило больше тебе доверять.       – Я не злюсь. Всё в порядке.       Ничего не было в порядке, и Альфард это отлично понимал. Молчание затягивалось, становясь невыносимым.       – Я могу ещё сделать твой вечер лучше? – негромко спросил он.       – Если считаешь нужным.       – Знаю, что вопрос бессмысленный, но всё же… Чего бы тебе хотелось?       – Чтобы это просто закончилось. Я больше не могу. Это хуже вскрытия без анестезии…       – Хорошо, – Альфард миролюбиво улыбнулся. – Пойдём смотреть с балкона на звёзды? Я принесу тебе чистую ложку.       После этих слов Салли сел на пол и истерично расхохотался.