Ведьм у нас сжигают, видимо, забыли тебя

Первая более-менее осознанная мысль, которая посетила ее голову после внезапного пробуждения — пить. В рот словно насыпали песка, язык, по ощущениям, разбух в несколько раз, и пошевелить им представлялось чем-то из ряда вон выходящим. А пить хотелось. И Маргарита промычала что-то невнятное, надеясь, что рядом кто-то есть, что ее поймут, потому что иначе она сейчас просто умрет… Когда в губы ткнулся холодный стакан, Маргарита чуть не застонала от удовольствия. Кто-то поил ее, заботливо придерживая голову, и девушка жадно глотала воду, как будто она была последней на планете. Постепенно возвращалось желание жить, и вот она уже даже сфокусировала взгляд на своем спасителе, чувствуя, как длинные светлые волосы щекочут ее колени, и почти иронично спросила: — А чего не чай, а, Вань? — Лучше помолчи, — попросил ее Гончаров, почему-то бледный и еще более уставший, чем обычно. Неужели не спал? С губ почти сорвалась очередная колкость на тему того, чем это он там занимался и знает ли об этом Достоевский, а потом при неудачной попытке пошевелиться заныл живот, и Маргариту прошибло страшной догадкой — с ней сидел что ли? Прямо пока она не очнулась? Глаз не смыкал? Тогда дело дрянь. Знатный, видимо, переполох она навела… Маргарита терпеть не могла быть главной причиной беспокойства для Крыс, но почему-то каждый раз именно ей и становилась. — Отдыхай. Иначе швы могут разойтись. — Ага. Швы. Значит не только живот. А куда еще? Мелькнула мысль пошевелить руками и ногами, но Маргарита не стала этого делать. Боль она не любила еще больше, чем быть всеобщей проблемой. — Господину пришлось… — Федор зашивал меня сам? — удивленно переспросила Маргарита, не дав ему договорить. Особо не стесняясь Ивана — все равно ему не интересно, она задрала рубашку, причем не свою собственную, а явно пожертвованную кем-то из мужчин, потому что большая, и… о, точно. Шовчик аккуратный, такой педантично-достоевский. Хотя у нее все равно вышло бы лучше. Вон, Гончаров с раскроенной Достоевским черепушки бинты до сих пор не снимает, хотя времени с момента операции по созданию самого счастливого человека на планете прошло уже прилично. Шрам, может, остался? Ничего, когда-нибудь Маргарита обязательно докопается до истины. — Верно, — подтвердил ее опасения Иван, одергивая ей рубашку обратно. О, черт, придется говорить «спасибо», а Достоевского благодарить… почему-то, когда дело доходило до этого, у всегда красноречивой Маргариты терялись слова. Просто стоишь, хлопаешь глазами, а в голове абсолютный вакуум. Это все потому, что у Федора аура особенная, не иначе. Это все потому, что Федор… это Федор. Вместо тысячи слов. — Мы опасались, что ты… — И тут он замолчал, почему-то всегда обходя эту тему, когда речь шла о ком-то из Крыс, как будто испытывал перед ней какой-то суеверный ужас, но Маргарита и так поняла. — Не выживу. Я поняла, — закончила она за Гончарова почти невозмутимо. Смерти Маргарита не боялась, смерть она готова была встретить как лучшую подругу. Когда твой основной круг общения — это Достоевский и Гоголь, по-другому просто не может быть. — А этот-то, паскуда, жив хоть? — поинтересовалась Булгакова, вспомнив о том, из-за кого вообще пострадала. На секунду на всегда счастливом лице Гончарова мелькнуло что-то, отдаленно напоминающее отвращение у нормальных людей. Ну да, неудивительно, что Иван не в восторге от нового члена Крыс. Хотя… положа руку на сердце, кому, кроме Федора, Гончаров вообще рад по-настоящему, а не потому, что знает, что должен радоваться? Покопаться бы в голове Ивана хоть раз… Не то чтобы Маргарита активно занималась психологией, но человек, который просто не умеет больше расстраиваться и постоянно счастлив, крайне интересный феномен даже для не специалиста в вопросе. Маргарита нахмурилась — в голове еще большая каша, чем обычно. И пойми вот, то ли это как последствие ее неудачной миссии, то ли Булгакова слишком хорошо приспособилась к жизни в составе Крыс Мертвого Дома. С Гоголем быть — потихоньку с ума сходить? Хотя нет. Маргарита была из тех, кто считал, что безумцы всех умней. А Гоголь и не псих вовсе. У Гоголя целая своя философия, и в этом плане он чертов гений. А Достоевский? У-у-у, о нем и его взглядах на мир, которые большинству покажутся классическим примером бреда сумасшедшего, можно говорить годами, и то не договоришь… Маргарита щелкнула пальцами, возвращая себя в реальность. Пора прекращать думать. На левой руке, как оказалось, она успела вырвать ноготь, и теперь на указательном пальце красовалась сомнительного вида рана. С одной стороны, это хорошо, потому что часть магии завязана на крови, а тут быстрый доступ к ней, с другой — Маргарита терпеть не могла такие мерзкие травмы, но постоянно на них нарывалась. Обнял бы сейчас кто-нибудь. Ну, вполне определенный кто-нибудь. Интересно, где он вообще сейчас? То, что у кровати, ожидая ее пробуждения, неизвестно сколько просидел Гончаров, а не объект ее воздыханий, Маргариту не удивило — не в его стиле. Но… сидеть у ее кровати не стал бы, зато примчался бы первый выяснять, кто обидел его птичку и в каком порядке их надо начать убивать. Может быть, вообще не в курсе еще? Может, был на каком-нибудь задании от Федора или и вовсе с ним связался Камуи? Надо узнать. Позже. — Господин Пушкин пребывает в добром здравии, — «обрадовал» ее Гончаров. Нет, это приятно, конечно, потому что если бы ее нашпиговали пулями зазря, было бы очень обидно. Но однозначно же на нем ни царапинки, а ей придется неизвестно сколько пролежать в кровати! Говорила же мама раньше, что целительной магией надо заниматься в первую очередь, но нет же — боевую почти в совершенстве выучила, а из полезного и способного в случае необходимости жизнь спасти — хоть одно заклинание получилось бы! — Падаль он, а не господин Пушкин, — рыкнула Маргарита воинственно. Грустно как-то, что такая мощная и полезная способность досталась именно ему. И ведь как альтернативу предложить нечего — порчи Булгакова наводить умела, но они были и в половину не такими мощными, как Каннибализм, так что придется терпеть. — Если бы не его способность, прямо сейчас бы и прирезала. Он меня кинуть вздумал!.. — Ему уже объяснили, что Крысы своих не бросают, — успокоил ее Иван, но воинственности у Маргариты от этого ничуть не убавилось. Неприятный тип Пушкин. Сам его жизненный принцип «Я должен выжить, потому что я противный трус, а все остальные умрут» убивал своей логичностью, а мысль о том, что им придется неопределенное время — пока он будет полезен Достоевскому — работать вместе, добивала. Непонятно только, почему вытаскивать Пушкина из тюрьмы по воле Федора пошла именно Маргарита. Он же ничего не делает просто потому что, без какого-то умысла. Они все — шахматные фигурки для Достоевского, общую картину видит он один, а Крысы могут лишь подчиняться. Только какая выгода может быть с сотрудничества ублюдка с сильной способностью и ведьмы? Боже, не взбрела бы в светлую голову Федора идея сделать их напарниками… А Крысы, на самом деле, своих бросают, если того требуют обстоятельства. Все-таки, хоть и название их организации вызывало не самые приятные ассоциации, они не соответствовали настоящим крысам в полной мере и были по-своему друг к другу привязаны. Хотя, конечно, если вдруг вы выведали ценную информацию, тебя условно подстрелили в ногу, а твой напарник цел, ради общей цели и в рамках естественного отбора он тебя все-таки бросит. В большинстве случаев. С Маргаритой это правило и банальный здравый смысл не работали, потому что для Крыс Мертвого Дома Булгакова стала этакой «дочерью полка». Кто же знал-то, что давняя дружба с соседским мальчишкой на семь лет старше нее в итоге обернется таким образом? — Федор зайдет сам? — уточнила Маргарита. Больше касаться темы вытащенного ей из тюрьмы Пушкина она не хотела, но надо было еще как минимум отчитаться перед Федором, и Маргарита не отказалась бы закончить с этим скорее. — Если что, я могу и сама… — Сегодня господин очень занят. Думаю, он посетит тебя завтра, а пока тебе нужно отдыхать. Неудивительно, что за ее состоянием оставили следить именно Гончарова. Кто же еще настолько серьезно отнесется к сообщению Федора о том, что Маргарите пока лучше не вставать? — Понятно, план побега провалился, — усмехнулась Маргарита, устраиваясь на кровати поудобнее. Возможно, ей действительно неплохо будет отдохнуть. В конце концов, сколько сил всегда тратится на магию… Однако Маргарита не была бы собой, если бы согласилась так легко: — Но услугами личного носильщика-то хотя бы пользоваться можно? Я не уверена, что наши с тобой отношения уже на таком уровне, что ты будешь выносить из-под меня утку. — Птичка моя! По законам жанра, клоун всегда появляется из ниоткуда, в самый неожиданный, но чертовски подходящий момент. А потом Маргарита забыла и о Пушкине, и о Гончарове, и о том, что швы могут разойтись. Гоголь всегда обнимал как в последний раз, и сейчас вот — сгреб в охапку, восторженно щебеча что-то на ухо. Крепко обняв его за спину и удобно устроив голову на костлявом плече, Маргарита думала, что, пожалуй, от отдыха в такой компании она не откажется. — Оставлю вас. — Боже, в которого никто из Крыс нормально не верит, благослови Гончарова за то, что он такой понятливый! Маргарита даже выждала, когда за Иваном закроется дверь, а потом повязка-карта полетела куда-то в сторону вместе со шляпой, и она Гоголя поцеловала. У него почему-то всегда ужасно сухие и быстро трескающиеся губы, и потому все поцелуи получаются с легкой примесью крови, но Маргарита находила это по-своему очаровательным, достаточно ненормальным для отношений двух сумасшедших, которые стали спасательными кругами друг для друга. А ведь недавно она так же целовала другие губы. Это была работа, чистая работа. Точнее сказать, в первоначальный план это не входило, но Федор одобрил, и Маргарита не могла противиться ему. Да и не очень-то хотела, признаться. Это было забавно. Так это что получается, у нее, вроде как, тяга к переломанным личностям, натягивающим маску клоуна, чтобы люди снова не сделали больно? — Пообещай, что не будешь теперь искать, кого бы попытать! — воскликнула Маргарита, как только отстранилась. Не то чтобы ей не льстило, когда человек, по вине которого с ее головы условно упал волосок, вскоре оказывался жестоко уничтожен, но… нельзя. Ее маскировка и так уже скомпрометирована — никто не поверит в то, что якобы сотрудница Вооруженного Детективного Агентства исключительно по доброте душевной решила вдруг спасти опасного преступника. Трупы, которые останутся после очередной попытки Гоголя ее порадовать, будут не самым приятным дополнением к уже имеющимся у нее проблемам. — Что я вообще пропустила? — уточнила Маргарита, честно стараясь не думать о том, насколько жестоко ее убьет Федор, когда она наконец-то встанет с кровати и придет перед ним отчитываться. — А то Ваня напоил, внезапно, не чаем, обрадовал, что паскуда Пушкин жив и свалил. Так себе из него информатор. Отвечать Гоголь не спешил. Вместо этого он фирменным движением фокусника — почему-то Маргарита так и не спросила, получилось ли у него все-таки поработать в цирке, его номера определенно производили бы фурор — потянулся к плащу, а потом, словно из ниоткуда, вытащил несколько почти воздушных подушек. И еще. И еще. И еще. Довольная Маргарита засмеялась и как бы между делом выкинула те подушки, на которых лежала изначально. Жесткие. Неудобные. Хорошо все-таки, что у них с Гоголем одна любовь на двоих — не самый здоровый сон в окружении кучи мягких подушек. — А одеяло? — капризно поинтересовалась Марго, совсем не намекающе спинывая с кровати старое. Они тут, вроде как, поддерживали Федора и активно выступали против грешников. Так вот, спать под вот этим недопледом вместо родного теплого и пушистого одеяла — это грех, соответственно надо с этим бороться. Логично? Логично. Хотя Гончаров называл это особенной, чисто гоголевской логикой. Не зря Маргарита называла его своей родственной душой. Желаемое немедленно опустилось на ее кровать, и Маргарита наконец устроилась со всеми удобствами. Настроение продолжало подниматься, даже несмотря на то, что рана на животе ныла. А хитрый лис вдруг, подняв палец в так и не снятой кроваво-красной клоунской перчатке — Марго одно время развлекалась, стаскивая ее зубами, — объявил: — Птичка всегда краснеет, когда думает о Федоре. — Предвкушаю, как он будет меня убивать, — хмыкнула Маргарита, сделав вид, что не почувствовала этот слишком тонкий для наигранного безумца укол. Справедливости ради, их отношения больше подходили под определение «свободные», что при взглядах Гоголя на мир смотрелось по-своему иронично… но желание друг друга поддеть мнимой ревностью все равно никуда не делось, как происходящее между ними ни назови. Все их отношения — это игра на грани, пляска на нервах друг друга, но Маргарита ни на что не променяла бы это. — Пушкин-то, будь он трижды неладен, у нас, жив-здоров, это хорошо, но моя маскировка в агентстве пошла коту под хвост. Это уже плохо, потому что, когда я была там, это было… удобно. — И ведь, как назло, ее никто не заподозрил, даже вездесущий Величайший Детектив Японии! Булгакова считала это верхом своего актерского мастерства. Именно поэтому облажаться из-за Пушкина было втройне обидно. — К черту. Я заслужила свою порцию объятий. Ложись тоже. Гоголь — это чистый хаос. Гончаров однажды грозился запереть его в каменной тюрьме на ближайшую вечность, потому что Гоголь умел все перевернуть верх дном за считанные секунды. Вот и сейчас — полетели во все стороны «запчасти» клоунского костюма, превращая комнату в маленькую катастрофу. А Марго и не против. Гоголь в одной рубашке, без всех этих своих фирменных кричаще-ярких штук, такой уютный-уютный. — А заплетаться сам так и не научился, — хмыкнула Маргарита, устроив голову у него на груди. Растрепанная коса маячила перед глазами, нервируя избирательно-перфекционистскую натуру девушки. — Ничего без меня не можешь, Коль. А если бы я померла? Я не исключала такой вероятности, кстати. Моя ведьмовская чуйка сразу говорила, что Пушкин не стоит затраченных на него усилий и ничем хорошим это не закончится. Можно было бы как-нибудь извлечь у него способность… У Федора, вроде, был раньше кто-то, но он уже помер. В принципе, как и большинство Фединых друзей. Гоголь смеялся. Если смотреть поверхностно, то он настоящий психопат, а психам вообще свойственно частенько заходиться в истериках. Ну, по крайней мере, все те, кого знала Маргарита — в том числе и родная бабка, не выдержавшая груз семейного проклятия или, в зависимости от точки зрения, благословления, — делали именно так. Но Николай, на самом деле, совершенно адекватный, а при желании у него можно вывести даже целую классификацию смеха. Смех с претензией на безумие, чтобы напугать очередную жертву, смех в лучших традициях фильмов ужасов, смех с желанием проверить на прочность нервную систему Федора… и где-то в конце этого длинного списка Марго, которая научилась различать все гоголевские полутона и особые интонации, поставила бы смех искренний. Смех искренний обычно звучал только в присутствии Маргариты, и она искренне гордилась этим. Маргарите вообще нравилось быть для кого-нибудь важной и нужной, пробуждающей настоящие эмоции… наверное, именно поэтому во время выполнения своего задания по внедрению в Вооруженное Детективное Агентство, она успела закрутить еще один неоднозначный роман на стороне. — Ведьмы не умирают, а перерождаются, — напомнил Гоголь, не удержавшись от нотки презрения в голосе. Он всегда находил это отвратительным, потому что, объективно говоря, это лишало человека хотя бы минимальной свободы, тогда как Марго, напротив, считала эту семейную легенду забавной, хотя и не получила ей хоть каких-нибудь убедительных подтверждений.

***

— А моя прапрапрапрапрабабка, — возможно, с «пра» она переборщила, но это неважно, — продала душу Дьяволу, — как бы между делом поделилась Маргарита, лениво ковыряясь в идеально приготовленном Гончаровым ужине. Крысы Мертвого Дома — не та организация, которая будет проводить милые совместные посиделки, но иногда, если господин Главная Крыса, как не так давно присоединившаяся к ним — официально, на деле-то она давно готова была отдать за Федора жизнь, но хотела действовать самостоятельно, без становления крысой, однако реальность полна разочарований — Марго окрестила про себя Федора, не мучился страшными мигренями или просто ненавистью ко всему своему окружению, они все-таки случались. Иван в таких случаях брал на себя обязанности дворецкого, и получалось у него, признаться, на редкость хорошо. На сегодняшнем «семейном» ужине присутствовали, собственно, Достоевский, сама Булгакова и Гончаров. Еще одно место за столом пустовало, и Марго терялась в догадках, кто же еще сегодня заглянет. Может, заявится сам господин Паустовский, недавно заявивший, что у Марго «ядовитый глаз и вредный язык»? О, она бы с удовольствием поупражнялась бы на этом любителе животных в искусстве уязвить словом побольнее! Но пока здесь были лишь непробиваемый Иван да Федор, над которым издеваться даже как-то жалко, поэтому Марго решила поделиться историей своей семьи. Федор, собственно, эту историю слышал давно, причем ото всех живых женщин семьи Булгаковых и с разными подробностями — страсть как им нравился благовоспитанный соседский мальчик, все в женихи его Марго пророчили, пока от мальчика родная семья не отказалась, потому что он одним прикосновением убивать умеет. Ведьм в черт знает каком поколении напугал одаренный, иронично даже как-то. А Иван вот не в курсе был и со всем возможным скептицизмом воззрился на нее — а Марго только этого от него и ждала. Несмотря на то, что у нее с семьей тоже произошел сильный разлад, Маргарита находила эту легенду очаровательной и обожала ее рассказывать, особенно таким же непросвященным, как Гончаров, до открытия у себя способности управлять землей и вовсе отрицавший весь сверхъестественный мир. — Я правду говорю! — Ведьме верить себе дороже, но тут она не врала. А в будущем к присказке про ведьму добавится еще и клоун… — Много лет назад моя замужняя предшественница, тоже Маргарита Николаевна, которая, кстати, в браке была весьма несчастна по всем законам жанра, но по каким-то причинам она не могла оставить своего супруга, полюбила другого. Красивая была такая история, любовь выскочила перед ними, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила сразу обоих… — Этого в оригинальной истории уже не было, это Маргарита сама придумала. В тот момент ей просто тоже хотелось именно такой любви. — Говорят, она звала его Мастером. А потом он вдруг пропал. Писателем был, что-то там критик его подставил, ну, не суть, просто пропал и все… а та Маргарита от своего счастья не отказалась. Ведьмой стала, критику тому жизнь испортила, душу, говорят, продала, и стала королевой на балу у самого Дьявола. Мы его Воландом зовем. Они там, вроде, еще кровь пили из черепушки другого писателя, которому снесло голову чуть ранее, у меня дома она до сих пор лежит. Серьезно, человеческая! Потом, несмотря ни на что, прошлая Маргарита упокоилась с миром со своим любимым, ну, им все простили в честь их великой любви, а у нас в семье стал дар ведьмовской передаваться. По женской линии. Представляете, в каком восторге от таких новостей был мой, царствие ему небесное, — как иронично это говорить в присутствии Федора — он не смог удержаться от усмешки, — папаша-священник? В принципе, тогда-то он от разрыва сердца от ужаса и помер, но мы не сильно грустили. А моя безумная бабка вообще считала, что я — это перерождение той самой Маргариты… У нас дома был ее портрет, не ручаюсь за то, что художник не решил немного приукрасить и что портрет точный, но мы правда похожи. Достаточно сильно. — Значит ведьмы не умирают? Стул рядом с ней еще секунду назад был пустым. Маргарита была ведьмой неизвестно в каком поколении, Маргарита колдовала, Маргарита во многих ритуалах участвовала и видела то, что видеть обычные люди не должны были. В конце концов, ее друг детства оказался одаренным с опасной способностью и сейчас набирал себе в подчиненные не менее интересных кадров. Но когда рядом с ней вдруг материализовался клоун, по-хозяйски закинул ей руку на плечо и пафосно скрестил ногу на ногу, задевая ее коленку носом заостренного ботинка — благо, что без бубенчика, — Маргарита только взвизгнула. Она подорвалась с места, с пальцев слетел сноп искр, который не причинил бы этому черту из табакерки серьезного вреда, но как минимум обжег бы лицо… но он легко и непринужденно улыбнулся и через мгновение уже оказался рядом с Федором. — Какого… — Аха-ха-ха-ха-ха-ха! Как-то вот так и смеются маньяки в среднестатистических ужастиках, и в обычное время Маргарита только посмеялась бы в ответ, но сейчас по спине прошлись предательские мурашки, а на губах расцвела улыбка. Марго и сама не сразу поняла, с чего это вдруг она улыбается этому белому разноглазому черту из табакерки, только потом дошло. На нее из переулка выскочил убийца с ножом и поразил в самое сердце. — По мнению моих сошедших с ума предшественниц, да, каждая из нас после смерти — возможно, пройдут тысячелетия, а возможно всего месяц или день — возвращается в другой ведьме из нашего рода. Другое дело, что я так и не получила доказательств — моя мать и бабка ни о каких прошлых жизнях не вспоминали, да и я тоже даже примерно не представляю, каково это — открывать бал Воланда, — после долгого молчания все-таки ответила Маргарита. Иван молчал, хотя своего недовольства поведением незванного гостя не скрывал — больно у него мимика выразительная. Лишь Федор вообще не выглядел удивленным — наверное, его смогла бы удивить только встреча с кем-то, по-настоящему равным ему по способностям. — А к чему вопросы, черт из табакерки? — Обращение его снова ужасно развеселило, однако Марго теперь чудилось в его смехе что-то слишком наигранное. Так и не представленный и не представившийся клоун через секунду снова оказался перед стоявшей Булгаковой. Она и моргнуть не успела… Высоченный. Федор теперь что, в крысы по росту отбирает? И глаза — один голубой, другой желтый, почти кошачий, для полноты картины только вытянутого зрачка не хватало. Марго смотрела на него, смотрела… а потом снова взмахнула рукой — Федору раньше нравилось смотреть, как она колдовала, говорил даже, что это красиво, даром что греховно даже в большей степени, чем способности одаренных, — и на одном глазу клоуна материализовалась повязка-карта. Потом, правда, Марго переместила ее с левого на правый, чтобы удовлетворить свою раз в тысячелетие просыпающуюся перфекционистскую натуру — так картинка сложилась полностью. — Не хватало для образа, — улыбнулась Марго. Что странно, кстати, потому что, смотря на черта, создавалось ощущение, что над образом он сильно заморочился. Особенно Маргарита засмотрелась на волосы — длинная белая коса была переброшена через плечо, и Булгакова точно была бы не против черта сама заплести. Гончарову, кстати, тоже предлагала, но он отказался — видимо, решил, что вредная ведьма лишит его роскошной серебристой шевелюры. — Хорошенькая пташка, — с каким-то благоговением протянул клоун. — Жаль, что несвободная… — И это тоже было наполнено каким-то сакральным смыслом. Пожалуй, Маргарита впервые по-настоящему поняла, что это такое — быть пешкой в плане Достоевского. Он же явно не случайно затеял этот внезапный ужин. Он просто хотел познакомить Марго с этим чертом — Но мы это исправим, правда, Пташка? — Маргарита, — машинально бросила она. — Николаевна. — И реверанс в конце. — Николай, — в тон ей откликнулся черт, отвесив замысловатый поклон. — Васильевич.

***

У Марго Мастеров было аж два — Федор и Николай. Только один был Мастером в идейном плане — она готова была поддерживать его во всем и, возможно, даже отдать за него жизнь. Для нее он не Бог, для нее он — Дьявол, и от того служить ему Марго считала своим долгом. А другой был Мастером в плане сердечном. Марго едва бы позволила себе хотя бы раз сказать Гоголю, что любит его, но… предшественницу свою, ушедшую за любимым во тьму, она теперь понимала прекрасно. Для Гоголя чувства — это лишние оковы, лишающие его свободы, но он все равно каждый раз возвращался к ней, и для вредной ведьмы это было лучшим подарком судьбы. Может, тогдашняя сделка с Дьяволом продолжает действовать до сих пор? — Ты был у нашего мистера «Лучшие усы тысячелетия»? — рассеянно уточнила Маргарита. Видимо, пока Федор ее зашивал, он не пожалел обезболивающего, и это в совокупности с травмой и элементарным эмоциональным истощением сыграло свою роль — ее начинало снова клонить в сон. Да и у взрывного и чрезвычайно энергичного Коли, кажется, тоже уже давно сели батарейки, а засыпал без проблем он только с ней под боком — иначе ворочался, стаскивал к себе кучи подушек, считал овец… ладно, кого только не считал, но все равно заснуть не мог. — Какая любопытная Пташка, — захихикал в ответ Гоголь, собравшись щелкнуть ее по носу, но зубы Марго клацнули в опасной близости от его пальца. — Какой вредный черт из табакерки, — парировала Булгакова. — Все равно же скоро узнаю. То, что Фукучи-сан — как же сложно с этими японцами, Марго всегда путалась в обращениях, а Коле, наоборот, понравилось, и он с недавних пор величал Федора исключительно Дос-куном — уже планирует что-то глобальное, было понятно даже без шестого чувства Маргариты. Но, видимо, по его задумке сначала свою роль должны были сыграть Крысы Мертвого Дома, что Марго не нравилось — интересно же было, однако ее пока в подробности не посвещали, хотя она была почти уверена, что Фукучи захочет воспользоваться ее магией. А как иначе? — Узнаешь, — неожиданно миролюбиво согласился Николай. — А пока моей Пташке надо отдыха-а-ать… иначе я расскажу анекдот! — Ой, давай без анекдотов, а то у меня швы разойдутся, кишки вывалятся, такое себе зрелище будет, — усмехнулась Марго. Вспомнилось чего-то, как она наблюдала за тем, как Федор ковырялся в мозгах Гончарова. Марго, кстати, в медицине кое-что тоже понимала — в обычной жизни ее мать была хирургом и утверждала, что умение быстро кого-нибудь вскрыть может быть очень полезным для ведьмы. — Только ты со мной тоже полежи. Не ответил. Марго чуть приподнялась и улыбнулась — господин черт из табакерки искусно прикидывался спящим. Иногда правда бывало, что выплеснувший всю энергию Гоголь отключался почти мгновенно, едва только приняв лежачее положение, но сейчас-то он явно придуривался. — Дурашка, — по-доброму проворчала почти не вредная с ним ведьма, ложась обратно и быстро мазнув губами по его скуле. Потом надо будет отчитаться Федору, наконец выпить божественного чая, который заваривает только Иван, напомнить Пушкину, что он дерьмо. Еще неплохо было бы, если бы на базу крыс заглянул Паустовский, который сейчас должен быть на суперсекретном задании — Марго очень хотелось снова поупражняться в искусстве плетения словес, а Константин был лучшей жертвой для этого. А еще все это, естественно, она будет делать в компании Коли, потому что ей без него уже никак, а ему… тоже, наверное? Говорил, что скучает. Ну а потом — стравить между собой Портовую Мафию и Вооруженное Детективное Агентство, к членам которого Марго, признаться, даже прикипела, разгромить Йокогаму, найти то, за чем охотится Федор, исполнить таинственный план Фукучи, захватить мир… в общем, обычные трудовые будни одной из Крыс Мертвого Дома и Смерти Небожителей. Только стоило Марго глаза закрыть, как ее прошибло леденящим кровь осознанием того, что ничего уже не будет как обычно. Потому что Осаму Дазай, с которым она закрутила роман, играя роль благородной сотрудницы агентства, который по степени опасности равен Федору и которому открылась больше, чем следовало, никуда не делся. Мастеров у Маргариты было все-таки три.