Повороты судьбы

Когтистые ладони медленно, странно ласково ведут по бокам, очерчивая выделяющиеся под кожей мышцы. Омега удивительно быстро пришел в форму, хотя с его рвением это было не удивительно. Хотя приятная мягкость не ушла окончательно, и Птица с упоением сжимал разнеженное тело, вслушиваясь в насадные хрипы. Олег был невероятно красив в своем возбуждении. Взмокший, покрасневший от внутреннего жара, что испепелял его тело, с мутным темным взглядом, который выражал полную покорность. Покрасневшие влажные губы были приоткрыты и с них срывались восхитительные всхлипы и вздохи — Птица даже немного жалел, что в свое время подстрелил его, ведь теперь не может упиваться стонами. Сам разозлившись на себя, он срывает злость на омеге, ощутимо царапая смуглую кожу и кусая в шею. Олег выгнулся сильнее, издавая хриплый надсадный стон. Птица обожает течки. Обожает течного Олежу — послушного, отзывчивого, покорного и такого развратного. Буквально: делай, что хочешь, и как хочешь, ему все в удовольствие будет. Олег это подтверждает, нетерпеливо елозя под телом альфы, цепляясь руками за его плечи и спину. Птица доволен им, рычит по-звериному низко, утробно, расправляя над постелью огромные крылья, тенью укрывая разгоряченного партнера, который почти задыхался от волны нового возбуждения. — Тише, мой хороший, — успокаивает Птица, надавливая на грудь вскинувшегося Олега, заставляя вновь распластаться по постели. — Мы все успеем. Не торопись. — Обещаю, будешь медлить, я оторву твои крылья и сварю из них суп, — хрипло выдохнул Волков, зажмуривая, стараясь свести скованные судорогой ноги. Но альфа сидел между разведенных коленей, не давая закрыться. Но и не проникая пока, измучивая партнера. Птица тот еще садист. — Надеюсь, ты борщ будешь из них варить, — ответил на реплику альфа, ласково проводя коготками по внутренней стороне бедер. — Слишком… костлявые для борща, — сипло посмеиваясь, выдавил из себя Олег. — Хам, — усмехнулся Птица, целуя алые мягкие губы, наконец сильнее разведя чужие бедра. Они не первый раз за сегодня занимаются сексом. Цель альфы благородная — он хочет своего ребенка от партнера. И как хорошо, что Олег так легко согласился, да еще и сам сказал, когда надо быть в боевой готовности. По правде, Птица всегда готов, но для беременности нужна была именно течка. Восхитительная и трепетная течка, когда от гормонов и желания сносит голову даже Волкову. Олег чуть ли не заскулил, когда Птица наконец толкнулся бедрами. Жарко, влажно, тесно. И так упоительно хорошо, что почти забывается цель. Почти. Альфа очень хочет своего птенчика, потому всегда держит в голове ускользающую мысль, что обязан за эти короткие дни оплодотворить самку. Вслух он этого не говорит. Только рычит, впиваясь клыками то в шею, то в плечи Олега, вновь и вновь отмечая его своим. Жаль, что не единоличное у него пользование. — Олег! Срочно! — чуть ли не срывает дверь с петель Сережа, врываясь к ним разгар действий. Птица орет по-ястребиному, гневно взирая на Разумовского. Уже не от ревности — не в первый раз он так врывается, да и до этого они активно вдвоем залюбливали омегу — а от раздражения. — Хватит нас отвлекать! — кричит альфа, шипя от боли — Олег от неожиданности сжался, сжимая в себе член альфы. — Пошел вон! — Не ори на меня, это и моя спальня! — возмутился праведным гневом Сережа. Омега чуть не плакал от какого-то странного отчаяния и спазматической боли. Птица наглаживал его живот и бедра, стараясь расслабить, но продолжал гневно взирать на второго альфу. — Что у тебя на этот раз случилось? — зашипел, топорща крылья, Птица, чувствуя постепенное совсем слабое расслабление в теле партнера. — Или просто завидуешь, что с Олежей только я? — Завидую, не без этого, — легко согласился Разумовский. — Напичкали меня подавителями, что я не то что Олега, так себя не чувствую, а сами развлекаетесь без меня! Но я не по этому поводу. Тоша все никак не может успокоиться. Из-за чего это может быть? — Разумовский, твою ж налево, ты разве не айтишный гений, загуглить не можешь?! — продолжал ругаться Птица, нехотя покидая жаркое тело. Олег, кажется, действительно заплакал. — Ты, черт возьми, не вовремя. — Для вас я всегда не вовремя, — закатил глаза Сережа. — Но дело касается Антонио. — Ты сам не можешь понять от чего ребенок плачет?! — продолжил ругаться Птица, поднимаясь с постели, готовый выпинывать из спальни двойника. — Покорми, поменяй подгузники, искупай, покачай — да мало ли способов?! — А если что-то серьезное? Вы потом мне голову открутите. Причем один оторвет, потом пришьете, а затем второй оторвет, — возмутился Сережа. — Я сейчас тебе откручу и голову, и шею, и что ниже, — грозно распушил перья Птица. — Да, вашу ж мать! — уже не выдержал Олег, садясь на постели. — Вы и мертвого достанете, не то что меня. Схожу я к Тоше, раз волнуешься. — Нет-нет, Олежа, не надо идти, — запротестовал Сережа, надавливая омеге на плечи, чтобы не вставал, а уже порывался. — Просто скажи, что сделать. — Как я скажу, не видя, что там происходит? — уточнил Олег. Сережа замялся. Птица снова издал крик раненной птицы и принялся одеваться. — Пошли, малахольный, — рыкнул альфа, хватая Разумовского за плечо. — Олег, лежать, ждать, можешь немного посамоудовлетворяться. — Спасибо за разрешение, — проворчал Олег, заваливаясь обратно на кровать, опуская руки к паху. — Птиц, жду тебя десять минут, дальше запираюсь и провожу остаток течки без тебя. — Бегом, тряпка! — прикрикнул на Разумовского Птица, утаскивая в другую комнату, куда на время выселили Сережу, чтобы присматривал за Тошей, а заодно чтобы не мешал во время течки. Для надежности запихали в Разумовского таблетки, чтобы не сорвался — правда, беспокоились, что совсем либидо не прибили. Но Сережа врывался к ним чуть ли не каждый час, спрашивая либо о том, что где лежит, либо уточняя, что делать с Антоном, либо просто от скуки. Олегу он напоминал кота, который то приходит, то уходит, когда ему вздумается, при этом орет и мешает хозяину. Сережу тоже можно было понять: на несколько дней его сделали чужим на этом празднике жизни, да еще и вынудили о себе заботиться и о ребенке. Для человека, о котором всегда заботились другие это было невыносимо. Но он вошел в положении Птицы, что тот хочет свою кровиночку, своего птенчика, уступил Олега — которого предупредили о конкретных планах в последнюю очередь — но все равно Сережа тосковал и терялся один на один с ребенком и домом. Птица вернулся через семь минут, взъерошенный, с горящими глазами, и сразу набросился на растерянного Олега, придавливая его к кровати, вгрызаясь в рот. — Я так понял с Тошей все в порядке, — усмехнулся хрипло Волков, решительно поддаваясь на встречу резким движениям партнера, который снова добрался до желанной добычи. — И с ним, и с Сережей, обоих уложил спать, так что пару часов никто мешать не должен, — быстро произнес Птица, как можно скорее раздеваясь. — Давай тогда уже с узлом, чтобы потом не отвлекаться, — предложил омега, призывно раздвигая ноги. — Да уж, второго раунда дистанционного приготовления каши я не выдержу, — вздохнул Птица, рассматривая Олега, невольно расплываясь в хищной усмешке и разгораясь возбуждением снова. — Волчик, знал бы, какой красивый. Какой привлекательный. Не только оттрахать, но и съесть хочется. — Съешь, тогда точно без птенчика останешься. И без волчика, — усмехнулся Олег, призывно приподняв бедра. Ну вот как ему откажешь? Птица навалился, снова проникая в растянутый влажный горячий анус. Омегу затрясло, а с губ сорвался удовлетворенный полный радости вздох. Альфа для себя представил в голове, как стон. Такой желанный и прекрасный. Птица забылся от этого, утонул в собственном удовольствии, постепенно отдаваясь тем животным инстинктам, которые всегда в нем бушевали. Кусал жестче, ощущая привкус крови на языке, фиксировал партнера в своих руках крепко, впиваясь когтями под кожу, двигался сильнее. Наверно, не так должен проходить процесс зачатия желанного ребенка. А кому какое дело? Им было отлично. Просто прекрасно. Настолько, что они все же сцепились. Олег почти взвыл от растягивающего узла. Но это было правильно. Птица вцепился омегу, плотно укрывая собой и своими крыльями. Чтобы в этом коконе хоть ненадолго остаться вдвоем, в полной безопасности, которую обеспечивает альфа. — Волчик, спасибо большое, — тихо произносит Птица, зализывая собственные кровавые укусы на шее. — Если сейчас не выйдет… Если сейчас не получится, ты позволишь пытаться снова? — Конечно, — хрипло выдохнул Олег, наконец полностью расслабляясь под горячим телом альфы, укрытый плотными крыльями. Острота возбуждения наконец отступила, осталось прекрасное расслабляющее ленивое удовольствие и спокойствие. Омеге отчего-то казалось, что больше попыток не понадобиться. Только если лишний раз остаться в постели вдвоем. — Олежа-а-а! — послышался за дверью жалобный просящий голос. — А где кофе стоит? — Что ж он такой беспомощный? — взвыл недовольно Птица, удобнее укладывая Олега, который стоически терпел любое движение. — Поверь, ты совершенно такой же, если не хуже, — коротко рассмеялся Олег, укладывая голову на чужое предплечье. — Эй! Это не так! — возмутился альфа. — Тогда ответь Сереже, где стоит кофе, — закидывая ногу на бедро альфы, предложил Олег, вздрагивая от нового положения. Ждать и терпеть еще долго, придется привыкать. Птица ожидаемо замолчал, поджимая губы. — Олежа, я знаю, что ты слышал! — снова зазвучал голос Разумовского. — Не ори, ребенка снова разбудишь, — рявкнул в ответ Птица. Кажется, оба не понимали, что кричат, но Волков уже был уверен, что Тоша привык к крикам. — Тогда просто скажите, где кофе! — ответил Сережа, не понижая громкости. — Пей чай! — сорвался Птица, крепче обнимая Олега, плотнее обхватывая их крыльями. Наступила тишина, за закрытой дверью не были слышны шорохи на кухне. Альфа постепенно расслабился, собираясь немного подремать, пока не закончится сцепка. А Олег тихо посмеивался в чужое плечо, предвидя, что будет дальше. — Олег! А где чай?! — прозвучал снова жалобно-недовольный голос. Птица закричал своей сутью. Олег откровенно засмеялся, сотрясаясь в руках альфы. — Позови сюда этого малахольного, — попросил Волков. — Он от скуки мается и от одиночества. Снова сможем продолжать, тогда отправим его снова вон. Птица что-то невнятно пробурчал, а затем тяжело вздохнул. — Иди к нам! — все же крикнул альфа. Минута — дверь распахнулась, и появился довольный Сережа, не скрывающий радости от такого развития событий. — Я вам не помешаю? — спросил Разумовский для приличия, но сам сиял самодовольством. Олег похлопал альфу по плечу, и, под разочарованный вздох, Птица раскрыл крылья, разрушая их временное уединение. — Иди уже сюда, — позвал Олег, кивая за свою спину. Почти мгновенно там оказался Сережа, прижимаясь грудью к крепкой спине омеги, обнимая параллельно рукам другого альфы. — Вот надо тебе влезть всегда, — вздохнул Птица, укрывая и третьего участника их гнездовья. — Ну, это меня тоже касается, — произнес Сережа, целуя рядом со свежим укусом. — Ребенок будет от тебя, но он тоже будем моим. Как с Антонио — он от меня, но наш. Всех троих. Так будет и с твоим «птенчиком». — Кошмар, как сопливо, — поморщился Олег. — Удивительно, что это ты сказал, — рассмеялся Птица. — Учишься, берешь от нас самое лучшее. — Циничность и бессердечность? — уточнил, усмехаясь, Волков. — Что-то вроде, — подтвердил Сережа, тоже улыбаясь. — Но до нас тебе еще очень далеко. — Есть к чему стремиться, — отозвался омега, прикрывая глаза. Птица и Олег хотели немного отдохнуть перед продолжением, и в целом Сережа не мешал им. — Кстати, а где все-таки кофе? — не выдержал Разумовский.