Mann gegen Mann

      К удивлению Андрея, в машине Гена почти сразу вырубился. Просто сел, откинул голову на сидение и уже через минуту, когда Андрей задал какой-то вопрос, не ответил. Не до конца прикрытые веки чуть подрагивали, а лицо было напряжённым, будто он был готов вскочить в любой момент. Андрей решил его не трогать.       Когда они заехали в ухабистый двор Андрея, Гена сразу проснулся и несколько секунд растерянно оглядывался, пытаясь понять, где находится. Андрей машинально положил руку ему на колено — он всегда так делал, когда очередной молодой пассажир на переднем сидении начинал нервничать. Совсем ненадолго, на пару секунд, чтобы показать дружелюбный неплатонический интерес. Гена руку не убрал; видимо, он был слишком уставшим и не заметил этого.       — Приехали, — бодро сказал Андрей, подтолкнув Гену в плечо. Он молча взял рюкзак и вышел из машины.       Андрей жил в обыкновенной пятиэтажной хрущёвке на последнем этаже. В старой, но отремонтированной двушке недалеко от университета; она досталась Андрею в подарок от отца, которого он видел два-три раза в жизни. Андрей каждый раз улыбался, когда вспоминал, как взбесилась из-за этого подарка мать.       — Ты что, неделю не спал? — в шутку спросил Андрей, когда они поднимались по лестнице. Гена тащился медленно, опустив голову в ступеньки.       — Дня три вроде. Или два, — серьёзно ответил Гена. — Не помню.       Андрей так и обмер с ключами в руке.       — Это ты как так?..       Гена усмехнулся, пожал плечами. Студентам было свойственно шутить про недосып, но по Гене было видно, что он действительно несколько ночей не спал.       — К экзамену готовишься, что ли?       Гена повёл плечом, отвернулся, виновато улыбаясь. Андрей вздохнул, вставил ключ в замок. Дождался щелчка, привычно поддел тяжёлую внутреннюю дверь плечом. Включил свет.       — Вообще я обычно в магазине сплю, — вдруг сказал Гена. — С субботы на воскресенье и с воскресенья на понедельник. Мне до общаги не добраться ночью, вот начальник и разрешил. Я поэтому и не знал совсем, что она закрыта…       Андрей взглянул на него, смущенно отвернувшегося, переминающегося с ноги на ногу. Вспомнил тот маленький павильончик на первом этаже пятиэтажки.       — И где же ты там спишь?       — В подсобке на стуле. Я себе там уже и помягче сделал и вообще, а всё равно иногда не могу уснуть.       Неудивительно.       — Разувайся, — приказал Андрей. Гена послушно снял кроссовки и встал в коридоре с рюкзаком, выжидающе глядя на Андрея. Он отправил его в гостиную, а сам судорожно занялся поиском подушки и одеяла.       — Чай, кофе будешь? — крикнул Андрей, копаясь в шкафу в своей спальне.       — Не, — донеслось в ответ.       — Сейчас я тебе всё принесу, подожди.       Андрей представил, как Гена ходит один по гостиной, рассматривая мазню — у Андрея не поворачивался язык назвать это картинами — на стенах. Сейчас он придёт, и Гена спросит его, кто это писал. Всегда одни и те же вопросы. Андрей любил говорить, что купил их в Париже на выставке за тысячу евро каждую; цена и город порой варьировались, но реакция всегда была одна. Андрею это нравилось. Предсказуемость — залог спокойствия. Скажи он правду, на него посыпалось бы ещё больше вопросов, а Андрей с симпатичными гостями, заходившими порой только на одну ночь, долго болтать не любил.       Он нашёл подушку, натянул на неё наволочку, а вот со вторым одеялом было туго — пришлось брать плед. Благо, старая батарея-гармошка жарила в гостиной так, что можно было ходить в трусах. Андрей взял постельное, выпрямился и направился к Гене. Интересно, какой рассказ про мазню выдать сегодня? А может, вообще рассказать правду?..       Гена спал на диване, положив под голову рюкзак. Он даже не разделся — так и лег в джинсах и толстовке, подогнул ноги, пытаясь уместиться на неразложенном диване. Свет из коридора падал на его лицо; он спал крепко, спокойно, так, что разгладилась вечная морщинка над переносицей. Очки скосились набок, угрожая погнуться; Андрей снял их и аккуратно положил на журнальный столик, а Гена даже не пошевелился.       Андрею стало понятно, почему Гена выглядел так прибито на первой паре в понедельник, а порой вообще не приходил. И зачем только этот мальчишка так себя мучает? Он осторожно вытащил рюкзак из-под Гены, подложив подушку. Гена немного поворочался, а затем обнял подушку, уткнувшись в неё щекой; на его лице появилась еле заметная улыбка. Андрей не удержался, провёл рукой по его волосам, касаясь щеки. Сердце забилось сильнее — он боялся, что Гена проснётся и снова нахмурится, что исчезнут с его лица покой и безмятежность, делающие его таким красивым. У него были жёсткие кудрявые волосы, редкость для их региона, и мягкая кожа, гладко выбритая, но в целом не склонная к росту волос на лице. Вот бы он сейчас открыл глаза, улыбнулся хитро и затащил бы Андрея к себе в постель, как делал когда-то Юрка. Андрей вздохнул, накрыл Гену пледом и пошёл к себе.       С Юркой Андрей провстречался полгода и окончательно расстался месяц назад. Юрке было двадцать пять; он был студентом-заочником в Екатеринбурге, нигде не работал и, в отличие от Гены, ни в чём не нуждался, а оттого был ласковым и игривым, как котёнок. Андрей познакомился с ним через переписку, как и с Геной; встретившись для разового секса, они понравились друг другу и решили продолжить. Юрка был красавцем с типичной славянской внешностью: голубоглазый блондин с открытым добродушным лицом, прям Алёша Попович, только худощавый, ибо Юрка считал спорт уделом тупых качков. Он тоже был из Красинска, но учился и жил в Екатеринбурге у какого-то родственника, и видеться они могли два-три раза в месяц. И только это обстоятельство позволило им встречаться аж целых полгода.       Спустя месяц отличного секса Юрка начал раздражать Андрея. Всё началось, когда Юрка узнал о его профессии: он обрадовался, сказал, что тоже увлекается философией, и стал закидывать Андрея глубокомысленными цитатами из пабликов в ВК. Естественно, глубокомысленными они были только в глазах Юрки. На несчастье Андрея, таким же образом он увлекался психологией и астрологией, и весь этот поток подростковой чуши вперемешку с гороскопами для домохозяек стал сыпаться Андрею в сообщения каждый вечер. Юрка обижался, что Андрей не отвечает, а Андрей не знал, как отвечать. Юрка в целом любил болтать и делиться своими переживаниями. Как маленький ребёнок, он требовал к себе всё внимание собеседника, плохо умел слушать, да и говорил не очень-то умело, снабжая речь мусором и повторяясь. К двадцати пяти годам он закончил какой-то культурный колледж, два года после этого просидел на шее у мамы в поисках себя, а после поступил на заочку на менеджемент, наконец-то вырвавшись, как он говорил, из «грязного болота Красинска». Андрей терпел его речи, дожидаясь, когда они останутся наедине и он сможет заткнуть ему рот поцелуем — любовник из Юрки был отличный. Но даже несмотря на секс, к концу трёх-четырёх дней их свиданий они так уставали друг от друга, что оба чувствовали это при отъезде и потому не спешили задерживаться. Расстояние держало их: в Красинске Андрей начинал чувствовать, что скучает, и вся глупость и инфантильность Юрки стиралась из головы, оставляя место воспоминаниям о его смехе, улыбке и забавным привычкам. Однако к концу отношений они могли говорить уже только о машинах — остальные темы вызывали ссоры. Последней каплей стал приход Юрки к Андрею в слезах: он признавался, что три месяца назад от него залетела девчонка, с которой он случайно переспал на вечеринке, и что он не знает, что делать, так как его мама уже хочет внуков, а он хотел ещё пожить. Омерзение захлестнуло Андрея до головы, и он выгнал Юрку, запретив ему когда-либо появляться на пороге. Юрка потом вызванивал его, просил прощения за измену, но эта измена Андрея совсем не трогала. А вот то, что двадцатипятилетний лоб не научился пользоваться презервативами и своей головой, доводило его до белого каления.       Нет, Гена на Юрку совсем не похож. Хотя бы тем, что Андрею хотелось его расспрашивать и слушать.       Андрей уснул ближе к четырём, но встал ровно в семь по будильнику — он привык не высыпаться с утра по понедельникам и отсыпаться днём. После столь интенсивного вечера голова была мутная, и, увидев краем глаза кого-то лежащего в гостиной, он на долю секунды испугался. В серости только восходящего утра Гена выглядел мёртвенно-бледным; спокойное без единой эмоции лицо пугало Андрея, и если бы не редкое тихое дыхание, от которого слегка поднимался и опускался плед, Андрея охватила бы тоскливая паника. Он замер с кофе в руке, наблюдая, как поднимается и опускается плед, как совсем чуть-чуть подрагивают веки и шевелятся глаза под ними. Интересно, какой сон мог ему сниться? Будить Гену чертовски не хотелось, но Андрей всё-таки тихо позвал его по имени и даже пошевелил. Гена промычал что-то невнятное и перевернулся на другой бок, сбив плед. Андрей вспомнил, как в свою первую и последнюю поездку за границу провалялся первый день в кровати, страдая от смены поясов и джетлага, чувствуя себя маринованной селёдкой, и оставил попытки. Пусть спит человек. А новую тему Андрей сможет объяснить и лично — вот и будет повод снова встретиться.       Он завёл ему будильник на стародревних настольных часах, оставшихся ещё от когда-то живущего в этой квартире отца, на через полтора часа. Хотел написать записку, как в какой-нибудь дурацкой романтической книжке, но передумал и отправил смс; где-то в рюкзаке Гены провибрировал телефон. Он собрался и вышёл из квартиры, осторожно закрыв дверь; после первой пары у Андрея всё равно было окно, и он планировал прибежать домой и отпереть Гену.       Глядя на пустое место на заднем ряду, Андрей с трепетом думал, как там один в его квартире Гена. Освежив голову прогулкой по холодной ноябрьской улице, его идея оставить чужого человека дома уже не казалась ему такой правильной и разумной. Вдруг он, проснувшись один в незнакомом месте, испугается или задумает украсть что-нибудь? И пусть Андрей был уверен, что Гена не вор, то первый вариант начинал его беспокоить. Он поглядывал на телефон, надеясь, что Гена позвонит, если что, но телефон молчал. Закончив пару на десять минут пораньше, он с неспокойным сердцем побежал домой.       Когда Андрей трясущимися руками открыл дверь, Гена уже стоял в проходе между коридором и гостиной — заспанный и без очков, удивлённый, с противно пищащим будильником в руках.       — А это как выключить?       Андрей взял будильник и как следует шлёпнул по крышке. Гена одобрительно кивнул.       — Удобно. С утра успокаивает.       Андрею полегчало. Видимо, Гена только что проснулся и не успел напугаться или рассердиться. Остатки сна ещё не совсем спали с него, и он выглядел добродушно и спокойно, как хорошо поспавший человек. Никогда Андрей его таким не видел.       — А сколько времени? — спросил Гена, щурясь и пытаясь разглядеть время на настенных часах в коридоре. — Вы куда-то уходили…       — Так без десяти десять уже.       Гена тут же поменялся в лице, вытянулся и уставился на Андрея.       — Как так? Я что, вашу пару проспал?       — Получается, что так.       — Чёрт, — лаконично ответил Гена, метнувшись в комнату за рюкзаком. — Почему вы меня не разбудили?       Немного опешив, Андрей всё ещё топтался в коридоре, не разувшись, когда Гена уже судорожно натягивал куртку.       — Так я хотел, чтобы ты поспал нормально…       — Ага, — Гена метнул на Андрея укоряющий взгляд. — А теперь я на немецкий опоздаю. И вашу пару проспал, блин.       — Да ладно, не страшно, — промямлил Андрей. Гена по-свойски взялся за ручку двери, но не сумел её открыть — тяжёлая внутренняя дверь постоянно заедала, и Андрею пришлось помочь, практически обняв Гену со спины. От его волос всё ещё пахло магазином и совсем немного Андреевым домом.       — Вы хоть где живёте-то? — спросил Гена уже более дружелюбно, когда вышел в подъезд.       — Да недалеко совсем. Выйди из двора направо и разберёшься.       Гена кивнул и быстро побежал по лестнице. Ещё несколько минут Андрей слышал его шаги, дождался скрипа входной двери, а затем всё стало тихо. Будто и не было никогда этой странной непредвиденной ночёвки, так быстро оборвавшейся. Андрей вздохнул, скинул ботинки и завалился в чём был лицом вниз на кровать. До начала следующей пары оставался час, и единственное, чего ему хотелось сейчас, это хоть немного выспаться.       Когда в жизни происходит что-то странное, это только в кино герой охает и чертыхается себе под нос под напряжённую музыку и круговоротный монтаж. В реальной жизни странности ощущаются порой как что-то более нормальное, чем обычная жизнь. Вот и Андрей привык к их странным отношениям с Геной, напоминающих комичные кошки-мышки, где кот всего лишь хочет за каким-то хреном подружиться с добычей. В очередной раз Гена убежал, не простившись, не кокетничая, не задавая вопросов. А Андрей чувствовал себя виноватым: не стоило решать за него, когда и сколько ему спать. Взрослый мальчик, сам разберётся. Но, вспоминая его дикие красные глаза в замшелом магазине на окраине, Андрей не был так уверен в способности Гены адекватно разбираться. По крайней мере, своё здоровье тот ставил явно не на первое место.       Андрей удивился, когда в среду после третьей пары Гена сам нашёл его и захотел поговорить. Он чувствовал, что гонка не закончена, но не ожидал, что мышь сама придёт к нему в лапы.       Они зашли в один из кабинетов для семинаров. Большинство преподавателей ушли на обед, и никто не должен был их потревожить. Оглядывая доску с надписями на французском, Андрей пристроился на подоконнике между кактусом и фикусом, утопающими в воде — должно быть, делившие кабинет преподы так и не смогли договориться о режиме полива. Гена выбрал менее экзотичное место и сел на стул.       — Я извиниться хотел, — начал Гена, поглядывая на Андрея снизу вверх. Что-то изменилось в нём: он больше не смотрел исподлобья, как надутый воробей, и не зажимался в себя — напротив, он вальяжно раскинулся на стуле и смотрел на Андрея прямым взглядом карих, почти чёрных глаз. — Я в воскресенье вёл себя как дурак, чесслово. Глупости вам всякие говорил. Я это тогда от недосыпа не в себе был, так-то я про вас такого не думаю.       Андрей поймал себя на том, что откровенно пялился в эти глаза, а Гена даже не потрудился их отвести. И с каких это пор он так осмелел?       — Да ладно, бывает, — Андрей перёвел взгляд на доску с французским, стараясь сохранять невозмутимый вид. — Я и сам виноват, что не разбудил тебя в понедельник.       — Да я знаю, вы как лучше хотели. Но мне пары пропускать нежелательно, я же на повышку учусь. Мне без повышки… — он осёкся, отвернулся и сказал уже тише: — В общем, тяжело без неё будет.       — Так много платят?       — Тысяча восемьсот восемьдесят семь рублей и шестьдесят две копейки.       Андрей рассмеялся.       — Могли бы сразу пакетом гречки заплатить.       — Копейка рубль бережёт, — серьёзно сказал Гена. Андрей вгляделся в него, стараясь понять, не обидел ли его ненароком, но Гена продолжил невозмутимо:       — Кстати, по поводу вашей пары. Я её пропустил. Хочу нагнать.       — Да ладно тебе, я всё равно «энку» не поставил.       — А вот это не надо, — Гена хитро глянул на него из-под очков. — Не люблю, когда мне оценки за красивые глаза ставят.       В этом случае такое выражение было вовсе не в переносном значении, и кажется, Гена сам это понимал.       — Как скажешь. Могу зачитать тебе лекцию персонально.       — С удовольствием. Если вы готовы уделить мне пару часов внерабочего времени.       Как так случилось, что он перешёл в заигрывающее наступление? Или же Андрею показалось, а на самом деле мальчишка просто хотел послушать лекцию?       — Готов и больше. Приходи ко мне в пятницу после двух. Или можем здесь, если хочешь.       Надо дать ему план отступления. Гена наклонил голову в раздумьях, и Андрей был почти уверен, что он снова испугается, но Гена вдруг улыбнулся ему и сказал:       — Не, я к вам приду. Мне понравилось.       От удивления Андрей смог только кивнуть. Тем временем Гена обратно залез в свою раковину так же внезапно, как вылез; он снова съёжился, будто свернулся в себя, уставился в пол, и только смущённая улыбка выдавала, что он больше не настроен враждебно. Он подобрал с пола рюкзак, сказал тихое «До встречи» и пошёл к выходу.       — Гена!       Он обернулся уже у выхода из кабинета. Андрей замешкался, не зная, насколько правильным будет задавать такой вопрос, но любопытство разъедало его, как вода землю в горшке с кактусом.       — Ты от меня всё время шарахался. Почему вдруг?..       Он не договорил, не знал, как спросить, но Гена, кажется, понял. Наклонил голову набок, прищурился и сказал серьёзно:       — Вам можно доверять. Вроде.       И вышел, оставив Андрея одного в компании утопающих растений. Он в свою очередь не сразу вышел из кабинета; слил лишнюю воду из горшков, насколько смог, стёр с доски непонятные слова, оставив только одно — naïve. В переводе оно не нуждалось.