Турноверы к ужину

Болтая с Джонсом, Эмма параллельно жует едва теплую булочку, сидя за одним из столиков столовой. Увлеченно рассказывая, как он вместе с остальными ребятами убегал от охранника приюта прошедшей ночью, он смеется и даже не замечает незаинтересованности собеседницы. Иногда она говорит что-то, однако лишь дабы не выдать своей скуки. Она обещала подумать. После сих слов девушка буквально не может перестать думать о Миллс. Возможность стать ее дочерью, — пусть и приемной, — захватывает дух и сбивает дыхание, не позволяя думать о чем-либо другом. Свон не удалось увидеть женщину ни разу после случившегося, а потому и узнать ее решения не выходило. К слову, Ингрид все это время держали в полицейском участке благодаря вмешательству директрисы. В один из дней, когда Свон в который раз делала фото на площадке на крыше, за ней прибежал Джонс, сообщая, что прибыл некий доктор Хоппер и мужчина, чьего имени Эмма не запомнила. Первый назвался психиатром, второй — адвокатом, и оба сказали, что были вызваны мисс Миллс. Конечно, девушка догадывалась, что директриса организует все как подобает, но даже не предполагала, что это будет настолько «по закону». Поэтому некоторое время ей пришлось провести с каждым прибывшим наедине, дабы дать им больше информации для следствия и для собственного ментального здоровья. — Короче, хорошо посидели. Жаль, что тебя с нами не было, — усмехается Киллиан, вертя ложку в руках, — Свон, обернись… Эмма поворачивает голову назад, прямо на вход в столовую. Там, войдя внутрь, останавливается уже известный ей мужчина в полицейской форме. Он поворачивает голову, словно пытаясь выискать кого-то среди детей. Она возвращается в прежнее положение, уставившись на друга напротив. — Что он здесь забыл? — недоуменно вопрошает Джонс. Он вытягивает шею вверх, дабы лучше рассмотреть Грэма. — Понятия не имею. Надеюсь, ничего не случилось. — Ага, перекусить заехал, — произносит чуть хмуро, — Черт, он в нашу сторону идет. — Мисс Свон, — говорит из-за спины грубоватый мужской голос. Она на мгновение зажмуривается, точно от этого может что-то измениться, — Вы должны пройти со мной. Поднявшись из-за столика, Эмма встречается взглядами с Киллианом, безмолвно подбадривающим ее. Недолго думая, она поворачивается лицом к шерифу и, кивнув, проходит к выходу вслед за ним. На парковке в одиночестве стоит полицейский автомобиль, в который приходится сесть девушке. Когда машина трогается, девушка с беспокойством смотрит в окно, мысленно прикидывая, куда они могут приехать. Однако сменяющаяся за окном картинка не сулит ничего хорошего, хотя она и ощущает четкую уверенность, что ей не причинят никакого вреда. В какой-то момент однотипные многоэтажные дома сменяются частными. А еще некоторое время спустя аккуратные коттеджи пробуждают в памяти тревожные воспоминания. — Куда мы едем? — наконец не выдержав, дрогнувшим голосом спрашивает она. — Ты должна дать некоторые показания. Короткий ответ мужчины не объясняет девушке ровным счетом ничего, потому ей остается лишь изо всех сил стараться побороть нарастающую панику, глядя исключительно на свои начинающие потеть ладони. Автомобиль останавливается и, даже не выглянув в тонированное стекло, Эмма выходит наружу. А после внутри появляется навязчивое ощущение, что доступ к легким полностью перекрыт так, что кислород не может не только поступать, но и выходить оттуда. Перед Свон возвышается, казалось бы, миленький и совершенно обычный двухэтажный дом. Она не замечает машин рядом с домом, все тело пробирают мурашки. Дом Фишер навевает ужасные воспоминания. — Пойдем, — раздается голос полицейского, успевшего приблизиться к ней. — Я не хочу туда идти, — тихо проговаривает, не сводя взгляда с двери. — Это необходимо. Простой рассказ и смена имени не доказывают вины мисс Фишер. Следователи уже обыскали это место, однако этого все еще недостаточно. Теперь вы должны увидеть найденные улики и подтвердить или опровергнуть наши догадки о том, что они помогут в судебном процессе. Несколько минут уходит на размышления над словами мужчины, но после девушка все же делает пару робких шагов вперед. Сжав кулаки, она толкает входную дверь и, пересилив себя, перешагивает порог. Вокруг все по-прежнему. Настолько по-прежнему, что взгляд на секунду затуманивается от эмоций, а сама девушка покачивается на подкашивающихся ногах. Но все-таки берет себя в руки и проходит по коридору следом за Грэмом. Он сворачивает в кухню, а сердце Свон пропускает удар. Причем, не только от переполняющих эмоций. Склонившись к каким-то бумагам, рядом со столом стоит Миллс. В комнате находится еще несколько незнакомцев, видимо, тех самых следователей. Среди них Эмме удается узнать рыжеволосую Келли Уэст. Однако взгляд девушки приковывает к себе лишь одна женщина, повернувшая голову в ответ на приветствие вошедшего мужчины. — Добрый день, шериф Грэм, мисс Свон, — поочередно приветствует Реджина, и не взглянув на девушку, — Шериф, попрошу объяснить мне некоторые детали в документах… После этого мужчина садится на соседний стул, внимательно изучая бумаги. Тем временем рядом с Эммой оказывается мисс Уэст и, аккуратно коснувшись ее плеча, кивает в сторону коридора в приглашающем жесте. Оказавшись в прохладном светлом помещении, девушка поворачивается к младшему следователю. — Итак, пока они разбираются со всем остальным, ты дашь мне некоторые показания относительно тех вещей, которые мы нашли, ладно? Получив положительный кивок, девушка ведет Эмму в гостиную, где обе садятся на обитый светлой тканью диван. Волна дрожи в очередной раз пробегает по телу, и девушка неосознанно обхватывает себя руками. — Знаешь, я понимаю, насколько тебе не хочется еще раз погружаться в атмосферу того прошлого… Если так будет легче, ты можешь записать все, что знаешь о каждой вещи в блокнот, а потом позовешь меня. Эмма поднимает голову, заглядывая в глаза сидящей рядом девушки. В следующий момент она ставит на кофейный столик у дивана коробку и кладет рядом блокнот и карандаш. — Нет, — возражает, хлопая ладонью по месту, с которого только что поднялась Келли. Она опускается обратно, Свон же думает, что в одиночку никак не справится. Ей необходимо, чтобы кто-нибудь, — пусть даже и совершенно незнакомый человек, — был рядом. Она запускает руку в небольшую коробку, выуживая оттуда что-то мягкое и довольно приятное. Однако, вытащив вещь, она вдруг отпускает ее, отдернув руку. На пестрое платье с мелкими ромашками не хочется смотреть ни мгновения. — Эй, — шепчет сидящая рядом Келли, — Все хорошо. Это простые вещи. Сглотнув, она еще раз запускает руку в коробку, доставая оттуда все то же платье. Достаточно маленькое, дабы, будучи скомканным, почти поместиться в руке. Она четко ощущает наполняющее все тело отвращение, но мысленно не перестает повторять, что это самые обычные, ничего не значащие вещи. — Это то платье… Из моего рассказа. Из-за которого все и произошло, — негромко произносит Свон, зачем-то протягивая его девушке. Она опускает руку внутрь коробки, нащупывая следующий предмет. Вытащив его, она без каких-либо негативных эмоций усаживает на свои колени небольшого плюшевого медвежонка и, кажется, на тонких губах появляется почти незаметная улыбка. Большой палец с невероятной осторожностью очерчивает пуговицу, криво пришитую вместо правого глаза. — Он был моей любимой игрушкой. Его часто отбирали другие дети, они всегда недолюбливали меня. Но, тем не менее, я любила его. Сидя в абсолютной тишине, Эмма прощупывает мягкое игрушечное тельце, не замечая ничего вокруг. В конце концов она откладывает игрушку, безмолвно доставая следующий предмет. — Эта книга — старый роман, который Ингрид иногда читала мне перед сном, — лицо девушки мимолетно хмурится, однако почти сразу возвращает себе прежнее выражение. Рассказав немного о следующих вещах, девушка в очередной раз опускает руку в коробку, но на картонном дне находит лишь один, последний предмет. Странная непрозрачная папка, которой девушка никогда ранее не видела. Но, не произнеся ни единого слова, она раскрывает ее и вытаскивает наружу несколько фотокарточек, а в следующее мгновение отбрасывает их на стол, словно бумажные квадратики смогли ее обжечь. — Что это? — громче, чем, вероятно, следовало бы, спрашивает Эмма. — Эту папку мы нашли в комнате мисс Фишер, — мягко объясняет Келли, — Просто просмотри фото и скажи, есть ли там твои. Тяжело сглатывая, Свон снова берет в руки карточки, некоторые из которых остались в папке. Она старается как можно быстрее перебирать фото в руках, при этом достаточно вглядываясь, однако не желая даже знать о существовании подобных фотографий. Откровенные снимки маленьких девочек, чаще всего пытающихся прикрыть свое тело или лицо руками. Среди них Эмма натыкается на изображение тела, слишком знакомого для того, чтобы просто отбросить снимок, подобно всем остальным. Она проводит по глянцевой поверхности, недоверчиво вглядываясь в собственное фото в том самом хлопчатом платьице. С покрасневшего от слез лица, обрамленного растрепанными волосами, смотрят совершенно беззащитно и жалобно зеленые глаза. Ракурс на фото такой, что стоящей рядом женщины практически не видно. Руки начинают дрожать, а выражение лица никак не меняется с ошарашенного на какое-нибудь другое. Свон переводит взгляд на сотрудницу полиции, что зачем-то спешно отводит взгляд, словно все это время не сверлила девушку взглядом. — Я и не догадывалась, что она еще и фото сделала… — шепчет охрипшим голосом, а из глаз начинают литься тщетно сдерживаемые слезы. — Не думаю, что она говорила об этом кому-нибудь из девочек. Да, ты не единственная стала ее жертвой, — на вопросительно изогнувшуюся бровь подростка мисс Уэст сглатывает, объясняя, — Не знаю, заметила ли ты, но она брала из приютов преимущественно девочек. Большинство из них снова находятся в приютах, некоторых уже удочерили, поэтому с ними связаться у нас не вышло, да и вряд ли они признались бы. Кому нужны новые проблемы, когда жизнь уже наладилась? А вот с ее приемными детьми, отправленными в школу в Северной Каролине, нам удалось поговорить. Они рассказали подобные истории. Опустив взгляд, девушка обдумывает полученную информацию. А ведь в течение всего этого времени Эмма действительно думала, что стала единственной, претерпевшей подобное от Ингрид. Черт, возможно, она бы даже хотела познакомиться с этими девушками, узнать их истории и поделиться своей. — Это мое фото, — уже громче произносит девушка. Она вертит карточку в руках, в конце концов останавливая взгляд на обратной ее стороне. Там, в верхнем углу, виднеется чуть стертая чернильная надпись с ее именем. Только имя, и ничего более. Во взгляде появляются нотки ненависти, все время только возрастающей по отношению к Фишер. Эмма вытирает слезы тыльной стороной ладони, вкладывая фотокарточки обратно в папку. — Это все? — Да, — Уэст кивает, отправляя все вещи обратно в коробку, — Твои показания будут учитываться на заседании суда по ее делу. Хотя, ты и сама сможешь озвучить обвинения, если это будет нужно судье, ведь мисс Миллс говорила, что уже потребовала твоего присутствия. Я тоже думаю, что было бы несправедливо не позволить тебе увидеть, как человека, причинившего столько боли, будут приговаривать к заключению. Свон усмехается. Все же, она могла бы с легкостью обойтись и без этого, однако Миллс уже побеспокоилась о ее чувствах. И, черт дери, отчего-то это дарит некое душевное тепло. — Пойдем? — Да. Обе девушки выходят в коридор, и Эмма в последний раз осматривает гостиную, довольно часто являющуюся ей в воспоминаниях. Прикусив губу, она дает себе обещание, что станет прикладывать все усилия, дабы думать об этом месте и всем здесь произошедшем как можно меньше.

***

Здание суда с первых секунд поражает Эмму своими масштабами. Отчего-то ей всегда думалось, что это совершенно точно небольшое здание, где разбирательствам над виновными уделяют лишь крупицы внимания. Однако на деле все оказалось куда серьезнее, нежели представлялось. Накануне Мэри-Маргарет выдала девушке классические брюки и белую рубашку, потому сейчас она была именно в них. Миллс и Грэм идут немного впереди, но последний иногда оглядывается через плечо, будто желая убедиться, что Эмма никуда не денется. Она же, в свою очередь, смотрит себе под ноги, ощущая неприятное чувство в животе. Оно всегда возникает в самый ответственный момент, не позволяя концентрировать внимание на том, что действительно важно. Но сегодня Свон изо всех сил старается игнорировать его. Наконец они попадают внутрь зала суда, где уже находится несколько человек, включая адвоката и подсудимую. Реджина останавливается и поворачивается, после чего кладет ладонь на плечо девушки, немного сжимая его. — Все будет хорошо, — произносит она так, чтобы слышала лишь воспитанница. Кивнув, Эмма отстраняется. Сейчас ей нужно думать лишь о том, как пройдет заседание, как она будет озвучивать обвинения и надеяться, что Ингрид получит по заслугам. Она становится рядом с мужчиной с тростью, являющимся ее адвокатом. Они садятся на свои места, кивнув друг другу в знак приветствия. — Волнуетесь, дорогуша? — и не поворачивая головы в ее сторону, спрашивает мужчина. — Немного. — Не стоит. Я сделаю все, находящееся в моих силах, чтобы решение суда обернулось в вашу пользу. — Спасибо, — Эмма не уверена, услышал ли он. Она только разглядывает свои руки и колени, опустив голову. Ей кажется, что взгляд Ингрид намертво прикован к ней и, в какой-то момент робко подняв голову, она действительно замечает, как с соседнего ряда на нее устремлена пара глаз. В них не читается злость или отвращение. Лишь все тот же нездоровый азарт, что Свон уже привыкла отмечать в этих глазах. — Встать, суд идет, — оповещает секретарь, и в зале появляется судья. Женщина в черном одеянии, привычном для любого судьи, садится на свое место, раскладывая на столе принесенные документы. Эмма чувствует накатывающее беспокойство. Что, если полученных доказательств окажется слишком мало? Что, если ей и вовсе не поверят? Судья задает несколько вопросов мистеру Голду — адвокату Эммы. Он говорит что-то и, кажется, просит включить запись рассказа девушки в полицейском участке. Динамики пропускают голос Свон, и та невольно сглатывает, слыша собственную историю, рассказанную ею же. Ее поражает непоколебимое спокойствие в голосе, и только изредка она прерывает речь. Она помнит, как говорила все это тогда, сидя рядом с Реджиной напротив мисс Уэст, излагая все, что столь долго держалось в воспоминаниях. — Также нам удалось связаться с приемными дочерьми мисс Фишер, на данный момент находящимися на обучении в Северной Каролине. Прошу включить записи их рассказов… — Нет. Большинство поворачивают головы в сторону преспокойно сидящей на своем месте Ингрид. На ее лице нет ни намека на усмешку, а глаза не блестят от необъяснимого веселья. Эмму поражает совершенно серьезное выражение лица со взглядом, направленным на судью, точно в зале никого больше нет. — Мисс Фишер, прерывать речь кого-либо из присутствующих строго запрещено, — сухо отвечает судья. — Нет, — вторит женщина, — Бессмысленно слушать что-нибудь еще. Я признаю свою вину. — Вы уверены? — отчасти удивленно говорит судья. — Да, — отзывается также твердо. — В таком случае суд выносит вам приговор: пожизненное лишение свободы и работы в исправительной колонии для женщин. Приговор вынесен в соответствии с определенными статьями Конституции Соединенных Штатов Америки. Пребывая в странном неверии, Эмма не сводит глаз с Ингрид, к которой здесь же приближаются двое охранников и, заключив ее руки в наручники, уводят ее из зала. Девушка лишь следит взглядом за тем, как они удаляются, после все еще продолжая смотреть на распахнутые двери. Ей не верится, что все закончилось с такой невероятной скоростью. Ей казалось, женщина будет до последнего сопротивляться и уж ни в коем случае не признает своей вины. Здесь же в мыслях формируется вопрос: почему она не созналась раньше, когда ее допрашивали? По крайней мере, она бы чуть облегчила всем жизнь отменой судебного заседания. Не замечая ничего вокруг, поглощенная бесконечными размышлениями, она лишь сидит на месте, кажется, даже не замечая, как стремительно пустеет зал. Свон возвращается к реальности даже не тогда, когда ее окликают, а лишь когда теплая ладонь Реджины касается ее переплетенных пальцев. — Эмма, нам нужно покинуть зал, — мягко напоминает она, и девушка поднимается. Она выходит из зала, идет по коридорам и покидает здание, садясь в черный автомобиль директрисы, по-прежнему не замечая ничего вокруг. Создается впечатление, словно она — и есть приговоренная, а не оправданная жертва, жизнь которой отныне должна стать хотя бы на толику легче. Но ничего не происходит. Никакого чуда, никакого волшебства. Ровным счетом ничего. Ее не тешит признание Фишер, не тешит отведенный ей срок. Внутри растет огромная дыра, пустая и бездонная, наполняющая все в ней горечью. Становится чрезмерно жарко и Свон негнущимися пальцами расстегивает верхнюю пуговицу рубашки, думая, что это поможет прийти в себя. Странное чувство. Кажется, будто стало лишь хуже. Женщина паркует автомобиль, но не спешит выходить наружу. А Эмма, сидящая на соседнем сидении, и вовсе на это не реагирует. — Эмма, ты в порядке? — с нотками беспокойства тихо говорит Миллс. — Я… Не знаю, — признается девушка, — Ингрид заключена и все должно быть хорошо, так ведь? Но мне очень тревожно… Будто должно случиться что-то плохое. Будто это случится очень скоро. Несколько секунд Реджина смотрит на нее с неким подозрением, после чего поворачивает корпус в сторону Эммы, опуская ладонь на ее руку. — Я думаю, тебе стоит поговорить об этом с доктором Хоппером. Он поможет разобраться. В словах женщины Свон чудится недосказанность, однако она пытается отогнать эти мысли. Легкий кивок служит согласием скорее с какими-то своими мыслями, нежели с Реджиной. И она обещает себе, что сейчас же отправится в кабинет, где временно расположился Арчи. Покинув автомобиль, Эмма ощущает желание вернуться, сказать что-то, однако она не представляет, что могла бы сказать. Не оборачиваясь, она быстрым шагом входит внутрь приюта, поднимаясь по лестницам и минуя коридоры. Найдя нужную дверь, девушка стучит несколько раз и, дождавшись в меру громкого ответа, входит внутрь. — Здравствуйте, доктор Хоппер. Если вы не заняты, могли бы уделить мне немного времени? — чуть робко произносит Свон. — Конечно, Эмма. Ты хотела бы чем-то поделиться? — он параллельно указывает на стул напротив своего кресла. Присев, девушка несколько секунд разглядывает кабинет. Наконец тщательно обдумав, о чем хотела бы поговорить, она для начала задает совершенно наивный вопрос: — Вы ведь никому не расскажете о том, что я буду говорить? — Конечно нет! Вся беседа останется только между нами, можешь быть уверена, — уверяет Хоппер. — Хорошо, — на какое-то время затягивается молчание, после Эмма продолжает, чуть смущенно и робко, — Вы ведь знаете, что сегодня состоялся суд над мисс Фишер. Она наказана и больше не сможет причинить кому-нибудь вреда. Но, знаете, я не чувствую никакого облегчения. Это должно было принести мне какое-то чувство легкости, но стало только наоборот. И я не понимаю причины, почему чувствую только какую-то странную… Пустоту. Глубоко вдохнув, Свон замолкает. К концу речи она обрела больше некой храбрости, произносила каждое слово с должной частью искренности. Думает, правильно ли все объяснила, выстраивает догадки о том, что может ответить на это доктор. — Быть может, эта пустота связана совсем не с мисс Фишер? Может, ты волнуешься о чем-то другом? — совершенно неожиданно, но притом невероятно точно. — Наверное, это покажется странным. Очень странным, — будет ли правильно сказать о чувствах, возникающих при одном виде директрисы? Доверившись кому-то, становишься уязвимым. Но Арчи обещал оставить все в пределах этого кабинета, — Когда… Когда я нахожусь рядом с мисс Миллс я испытываю… Какие-то странные чувства. Мне нравиться смотреть на нее, когда она чем-то увлечена, слушать ее голос, чувствовать запах ее духов. Когда… Когда я просто думаю о ней, возникает ужасно непонятное ощущение. Какую-то легкость, желание опять оказаться рядом с ней. Этого было бы более, чем достаточно, чтобы я была… Счастлива, наверное. Громко хрустнув пальцами, девушка замолкает. Она слышит бешеный стук сердца в груди, понимает, что щеки залились румянцем, но не может сделать с этим ровным счетом ничего. На лице мужчины появляется улыбка. Заинтересованная, но никак не высмеивающая. Он чуть наклоняет голову вбок. — Возможно, это будет довольно резким заявлением, но мне кажется, что вы попросту влюбленны в мисс Миллс, — совершенно спокойно, без намека на насмешку или отвращение. — И? — тяжело сглатывает, — Что мне с этим делать? Ведь это не просто странно, это ужасно… Отвратительно чувствовать такое, она ведь… Женщина. Хоппер издает легкий смешок, тем самым заставляя девушку напрячься, ожидая следующих слов. — Эмма, вы, похоже, даже не догадываетесь, но это не так ужасно, как вы думаете. Это не принято многими государствами, и большая часть общества отрицает подобную любовь и симпатию, но это совершенно нормально. Вы вправе испытывать подобные чувства. Конечно, закон строго преследует такие отношения, но это не запрещает вам чувствовать что-то к девушками, даже если они куда старше вас самой. Изумленно глядя на доктора, Свон никак не может проанализировать его слова. Они кажутся невероятными, словно на протяжении очень долгого времени девушка жила в полном заблуждении, и лишь сейчас услышала так необходимую ей правду. — Вы сейчас шутите? — спрашивает, все еще не веря услышанному. — И не думал об этом. Я говорю совершенно честно. — То есть, мисс Миллс тоже могла бы понять меня? — Вполне. Я заметил, что она ближе с вами, нежели с остальными детьми. Думаю, она не захочет ранить вас, поэтому вы можете попытать удачу и рассказать все ей, — задумчиво произносит психиатр. — Вы очень помогли мне, — признается Эмма, — И стало легче. Спасибо. — В этом и заключается моя работа. Если понадобится обсудить еще что-нибудь, обязательно приходите. Еще раз поблагодарив мужчину, Эмма покидает кабинет, глубоко вдыхая и выдыхая. Ей кажется, словно тяжесть, преследовавшая ее какое-то время, полностью исчезла. Только мысли все так же заняты размышлениями о приемлемости собственных чувств. Стоит ли говорить о них Миллс? — Эмма? — голос, слишком знакомый, чтобы его игнорировать. Обернувшись, девушка видит спускающуюся к ней по лестнице женщину. Она замечает, что находится сейчас на той самой лестнице, где осмелилась на поцелуй. — Эмма. Я искала тебя, — быстро говорит Реджина. — Зачем? — интересуется девушка, стараясь сделать голос как можно более обыденным, избавиться от дрожащих ноток. — Ну… Можем мы пойти в мой кабинет? Я хотела бы поговорить, — разъясняет, тщательно подбирая слова. Положительно хмыкнув, Свон поднимается вслед за женщиной. Оказавшись в кабинете, она отмечает медленно поглощающий помещение мрак. Реджина оставляет девушку стоять посреди кабинета, сам же подходит к столу и, выдвинув верхний ящик, что-то оттуда достает. Несколько долгих минут смотрит на находящуюся в руках вещь, затем наконец возвращается и, встав всего в паре сантиметров от воспитанницы, заглядывает прямо в ее лицо. Смотрит столь пристально, точно пытается оставить отпечаток этого лица на сетчатке своих глаз, отобразить в памяти в мельчайших деталях. Эмме не удается прочесть во внимательных карих глазах совершенно ничего, поэтому она лишь стоит, мысленно прикидывая, о чем размышляет женщина. В какой-то момент она глубоко вздыхает, закрыв глаза. — Я хотела отдать тебе этот конверт. Прошу, не задавай никаких вопросов, просто возьми его, — она отдает конверт блондинке, слегка коснувшись ее прохладных пальцев, — И прочти лежащее в нем письмо завтра, желательно ближе к полудню. Девушка в непонимании изгибает бровь, дыхание постепенно становится тяжелым. Что такого может быть в этом письме и отчего Свон нельзя прочесть его сегодня? Да и почему Реджина не скажет все сама, без глупых писем и условий? — Я не понимаю… — Знаю. Но, пожалуйста, доверься мне. Обреченно вздохнув, девушка чуть крепче сжимает конверт в руке. Видимо, ей не удастся ничего узнать и единственным вариантом остается ожидание. — На самом деле это все, для чего я тебя звала, — отчасти неловко проговаривает Миллс. Девушка не отвечает, не разрывая установившегося зрительного контакта. Ей кажется, Реджина хочет, — ужасно хочет, — сказать что-то еще. Вспоминается момент из машины, из-за которого Свон и отправилась к Хопперу. Тогда ей тоже показалось, будто женщина хотела сказать что-то еще. — Может, вы хотите поговорить о чем-то еще? — с надеждой вопрошает Эмма. — Думаю, нет, — не сразу отвечает директриса, — Хотя, постой. Миллс подается вперед, убирает несколько светлых прядей за уши девушки и обхватывает ее лицо ладонями. Она вздрагивает от мягких прикосновений, но все же с нетерпением ждет дальнейших действий. Губы женщины касаются лба Эммы, в то время как глаза последней расширяются, а лицо заливает румянец. Когда она отстраняется, почти сразу поднимает руку и пальцем аккуратно стирает с бледной кожи след алой помады. Она отстраняется от Свон и, отходя к столу, говорит мягко, однако со странной, непонятной горечью: — Сладких снов, Эмма. — Спокойной ночи, мисс Миллс. Выходя из кабинета, Эмма ощущает тревогу, которой вновь не находит объяснения. Она медленно идет по коридору, обдумывая весь сегодняшний день, прокручивая в голове показавшиеся странными моменты. Количество вопросов возрастает с каждой минутой размышлений, и ни на один из них ей не удается вспомнить ответ. Бросив взгляд на конверт в руках, она надеется, что найдет в нем хотя бы некоторые ответы.

***

Просыпается девушка из-за того, что кто-то настойчиво, но мягко зовет ее по имени. Нехотя распахнув глаза, она зевает, после глядя на появившуюся перед глазами Мэри-Маргарет. Мимолетно обведя комнату взглядом, она замечает, что Мулан уже ушла, как стало происходить все чаще в последнее время, Эмма поднимает вопросительный взгляд на женщину. — Доброе утро, Эмма, — она едва сдерживает улыбку и, кажется, готова радостно расхохотаться в любой момент, — Пожалуйста, собери свои вещи и приди в кабинет мисс Миллс в течение сорока минут, ладно? Получив слабоватый кивок, она удаляется из комнаты, а Свон лишь остается привести себя в порядок и собрать свои немногочисленные пожитки в потрепанный рюкзак, выданный воспитательницей еще в самом начале пребывания здесь. Она не забывает захватить полученное накануне письмо. — Странно все это, — шепчет между делом. Не проходит и получаса, как она появляется перед дверьми знакомого кабинета. Костяшки пальцев стучат по деревянной поверхности и, услышав за дверью приглашение войти, отчего-то произнесенное голосом мисс Бланшар. Войдя, взор Свон быстро анализирует помещение, находя в нем лишь двух людей, среди которых нет Реджины. — Проходи, Эмма, — взволнованно говорит женщина, — Я позвала тебя сюда, чтобы получить твое разрешение. — Разрешение? — вопрошает недоуменно. — Именно. Видишь ли, несколько дней назад я официально стала миссис Нолан, — она поднимает вверх руку, позволяя разглядеть обручальное кольцо на безымянном пальце, — И мы с Дэвидом, — кивает на мягко улыбнувшегося мужчину, — Хотели бы удочерить тебя. Как ты на это смотришь? Лучезарные улыбки супругов сбивают Эмму с толку. Зрачки расширяются, ладонь неосознанно крепче сжимает лямку рюкзака, переброшенную через плечо. Реджина. Где, черт возьми, Реджина? Она бы ни в коем случае не допустила этого. Она ведь даже не дала девушке ответа, так почему все это вообще происходит? А, быть может, это и есть столь нужный ответ? В горле встает ком, но ей все же удается говорить: — А где мисс Миллс? — Она помогла составить документы, поэтому осталось только подписать их. Сейчас она находится в другом приюте. Не может быть. — Так ты согласна? — мужская ладонь опускается на плечо Эммы в дружелюбном жесте. — Да, — не веря, что сама произносит это, девушка прикусывает кончик языка. — Отлично, — Мэри-Маргарет улыбается еще шире, — Теперь осталось лишь оставить твою подпись на нескольких документах. Закончив с бумагами, они втроем выходят из кабинета. Свон, — вернее, уже Нолан, — никак не может осознать реальности происходящего. Все время чудится, что это — простая иллюзия. Все скоро развеется, она проснется в комнате приюта и продолжит жить, как и жила последние месяцы. Спускаясь по лестнице, Мэри-Маргарет вдруг останавливается, предлагая попрощаться с друзьями. — Мы уезжаем из штата, поэтому, наверное, никогда не вернемся сюда. Это твоя единственная возможность, — чуть грустно произносит она. Поблагодарив их, Эмма срывается на бег и бежит в общую комнату, надеясь найти там Киллиана и остальных. Здесь царит все та же спокойная обстановка. Кто-то рисует, кто-то собирает головоломки, кто-то попросту болтает. Джонс ловит ее взгляд и, поднявшись, приближается. — Уже уезжаешь? — Ты знал? — Мэри-Маргарет ненароком проговорилась, — его усмешка наполнена некой печалью, — Я рад за тебя. Надеюсь, с этого момента ты больше не попадешь в подобное место. Едва сдерживая подступившие слезы, она сжимает друга в объятиях, словно надеется, что это каким-то невероятным образом поможет остаться. Глаза натыкаются на сидящих в креслах Мулан и Руби. Они только махают ладонями на прощание, на лице последней играет улыбка с каплей горечи. Наконец Джонс отстраняется. — Слушай… Пожалуйста, сохрани все те фотокарточки, — хрипло просит Эмма. — Обязательно. А теперь иди, иначе еще немного — и я сделаю все, чтобы ты осталась. Они не произносят прощальных слов, коими обычно обмениваются люди, уверенные, что больше никогда не встретятся. Минуя коридоры и лестницы, Эмма старается смотреть лишь себе под ноги, дабы не запоминать это место еще больше. Выйдя, она видит на парковке, залитой весенним солнцем, ярко-желтый компактный автомобиль с новыми родителями внутри. Оказавшись внутри, боковым зрением девушка замечает остановившийся рядом черный автомобиль. Повернув голову в его сторону, Эмма застывает с выражением отчаяния на лице. Миллс выходит наружу, держа в руках сверток, в каких обычно носят младенцев. Наклонив голову к лежащему внутри ребенку, она говорит что-то, а губы растягиваются в счастливой улыбке. Чувство преданности заполняет каждую ее клетку, а по щеке скатываются несколько капель, отражающих всю ее беспомощность. В какой-то момент их взгляды встречаются, и Реджина поджимает губы, точно принося извинение. Ни одна мышца на лице девушки не меняет своего положения, она лишь опускает голову, глядя на дверцу машины глазами, что заполняет пустота. Автомобиль трогается, а его салон наполняет радостный щебет Ноланов на передних сидениях. Эмма молчит, отвернувшись. Наконец она вспоминает о существовании конверта в рюкзаке. Запускает внутрь руку и, нащупав, вытаскивает его наружу. С чуть помятого листа на нее смотрит собственное имя, аккуратно выведенное изящным почерком. Но она не спешит раскрывать конверт, читать находящееся внутри письмо. Теперь все действительно встало на свои места. Миллс предпочла ей маленького ребенка, совершенно не знакомого с внешним миром и всеми его жестокостями. У него абсолютно здоровая психика, он податливый, точно размягченная глина, из которой можно вылепить любой сосуд и влить в него ту жидкость, те знания и чувства, которые захочется. По сравнению с ним девушка — воплощение несовершенства и трудностей. — Эмма, скоро по пути будет заправка. Тебе купить чего-нибудь поесть? Нас ждет довольно долгий путь, — наполовину повернувшись, интересуется женщина. — Кофе с корицей, если можно, — шмыгнув носом, без раздумий отвечает девушка. Когда Нолан останавливает автомобиль, Эмма врет, что ей нужно отлучиться в уборную, после чего выскакивает наружу, спрятав конверт под футболкой. Теперь в ней нет ни крупицы желания прочесть написанное в нем. Оказавшись в небольшом помещении, она, надев на лицо маску спокойствия, комкает конверт и, сглотнув и взглянув на него еще раз, бросает его в мусорное ведро. Выйдя на улицу, она получает от Мэри-Маргарет стаканчик кофе, накрытый прозрачной крышкой. Находясь уже внутри автомобиля, попивая горячую жидкость через трубочку, она смотрит на меняющееся за окном изображение. Салон наполняет приятная музыка и, кажется, она успокаивает разбушевавшиеся эмоции. Глубоко вдохнув, девушка думает, что, вероятно, это и к лучшему. Разве ее мало предавали? Ингрид, Август, первые родители, в конце концов. Теперь она причисляет и Реджину к недлинному, но довольно важному списку. Сколь бы важной для Эммы ни была мисс Миллс, воспоминания о ней рано или поздно сотрутся, оставшись лишь забытой частью прошлого. Девушка знает, что начало будет тяжелым, однако обещает себе справиться. Новые люди и новые воспоминания обязательно перечеркнут старые, не оставят им места в новой жизни. По щеке вновь скатывается слеза, что девушка спешит смахнуть.

***

«Дорогая Эмма, Догадываюсь, что сейчас ты в разы больше остальных чувств испытываешь ко мне ненависть. Ты имеешь полное право ненавидеть меня. Я и сама ненавижу себя за то, что повела себя чертовски эгоистично. За то, что позволила тебе думать, будто есть какой-то шанс, будто мы можем жить так, как того хочется. Мне невероятно жаль, что мой выбор может причинить тебе огромное количество боли, однако, думаю, будет лучше, если мы больше никогда не увидимся. Я правда хотела бы остаться с тобой. Хотела бы уехать с тобой подальше от приюта, хотела бы каждый день видеть твою чудесную улыбку. Но это все было бы неправильным и я не хочу добавлять в твою жизнь еще больше неприятностей. Эмма, еще никогда за всю свою жизнь я не чувствовала себя настолько живой, как когда находилась рядом с тобой. Большую часть своих лет я провела в холодном отстраненном от всего мира одиночестве, но ты стала для меня столь же дорогой, как и мой отец (а он был самым близким мне человеком). Тот поцелуй на лестнице… Он многое помог мне понять и я уверилась, что не смогу дать тебе того, чего ты на самом деле хочешь. Мне очень больно с тобой расставаться, но я желаю тебе лишь лучшего. Я знала о решении Мэри-Маргарет и Дэвида и, уверяю, они смогут дать тебе столько заботы и тепла, сколько не смог бы дать никто. Надеюсь, ты прочтешь это. С любовью, Реджина.»