Человеческая слабость

Юнги открывает глаза, и очертания комнаты плывут перед ним, словно волны. Он ощущает тупую боль в затылке, и его взгляд пытается зацепиться хоть за что-то, лишь бы голова прекратила чертовски сильно кружиться. Рваный вздох, судорожная попытка встать становится провальной. Юноша приоткрывает рот, чтобы воздух насытил его лёгкие, думая, что это чем-то поможет ему. Даже голову не удается приподнять, и он в подсознании всерьёз считает, что проломил её. Юнги мерещатся круги перед глазами, и однозначно проходит не меньше половины минуты прежде, чем его зрачки проясняются. Скорчившись от исступлённой боли, что тяжёлым грузом рухнула на макушку, он слегка расслабляется от приятного прохладного пола, что соприкасался с его лопатками. Наконец, он даёт себе отчёт в том, что видит фибролитовый потолок, который в глубине души вызывал в нем чувство отвращения. Как же паршиво… — Ты никогда не перестаёшь меня удивлять. Ты и впрямь не вышел умом, Юнги. Юноша протяжно мычит, показывая таким образом, что слышит. Без удивления поворачивает голову со слегка прищуренными глазами, продолжая молчать, потому что каждый звук приносит ему болезненные ощущения. Сейчас ему не отвертеться. Он, как никто другой, знает это. Юнги видит, как Хосок наклоняется к нему и соприкасается пальцами с его спиной. Чувствует чужие мягкие подушечки пальцев уже на руках, понимая, что ему помогают сесть. Конечно, он благодарен за это. Но ещё сильнее он благодарен за то, что до сих пор не облизывает губами прохладный, облюбованный сквозняками, пол. Правда, спасибо. Кое-как сохранив равновесие, он не сомневается в том, что в бешено расширенных зрачках выглядит нелепо, поэтому ему ничего не остается, как снова отвести взгляд. Чувствуя, как тело не выдерживает и норовит завалиться, юноша поспешно протягивает ладони вперёд, чтобы схватиться за ногу молодого человека, выражение на бледном лице которого вызывало лишь желание резко отстраниться, словно от огня. Вот-вот, Юнги почти докоснулся пальчиками до штанины, однако Хосок не позволил зацепиться за себя, отстраняясь в сторону. Уже через мгновение молодой человек тоже опустился на пол, облокотившись на ладонь, рассматривая Юнги с плохо скрываемым блеском в глазах. Ему было весело? Он был зол? Хосок насмехался или сдерживал клокочущую ярость? Юнги понятия не имел. Но чёрные зрачки, которые застыли на его лице, пугали сильнее чудовищ, которых он так боялся в детстве. От которых просил защитить человека, костяшки которого почти невесомо и безмятежно поглаживали его по щеке. Это было почти ласково. Пытаясь осмыслить происходящее, Юнги зажмуривается от саднящей боли на затылке, и кладет подрагивающую ладонь у своего бедра, чтобы перенести вес тела. Перед глазами у него пролетает красноречивая картина, что предстала с ним ранее: порванный билет на самолёт, резко контрастирующие скулы на лице старшего брата и адреналин, что рвал горло с грудью на части. Он бежал сломя голову, а после, видимо, сам же и налетел на дверь, потеряв равновесие больно ударившись. К слову, его сердце сейчас тоже не могло успокоиться, продолжая биться со всей силой, точно собираясь выпрыгнуть из груди. Юнги проглотил тошноту, что внезапно накатила на него после падения. Двоиться в глазах перестало, и он слегка коснулся пальцами затылка, с облегчением обнаруживая, что крови нет. Тут же осознавая свою ошибку из-за того, что ненароком засмотрелся на молодого человека, он сжал губы и тут же устремил глаза куда-то наискось, только бы не видеть этих прожигающих глаз. — Язык ты тоже прикусил? Юнги раскрыл рот и вновь закрыл его. Выждал момент, после чего помотал головой в отрицании — неспешно и плавно, как бы полностью признавая свою вину: «Мне очень-очень жаль. Пожалуйста, не поступай со мной плохо». Он понимал, что от него хотят слышать, но язык отказывался поворачиваться. Внутри что-то раздирало когтями, быть может, это было чувство тревоги? Нет, что-то другое. Юноша спрятал свой взгляд на стенах, которые завораживали своими вычурными обоями. Юнги сам их выбрал, а через пару месяцев понял, почему Хосок скептично взглянул на него в момент покупки. Юнги вздрагивает и после резко втягивает голову в плечи, когда чужая ладонь раскрывается перед его носом, рассыпая перед ними искромсанные клочки бумаги. Глядя на то, как Хосок придвинулся ближе, он тут же по наитию отклонился влево, по привычке стараясь защитить себя. Руками нащупывая себе путь, сердце Юнги замерло, когда на растрепанные волосы мягко легла ладонь, разглаживая взъерошенные волосы. Дистанция совсем сократилась, и теперь они были друг от друга на расстоянии вытянутой руки. Несмотря на попытки Юнги отстраниться, Хосок затормозил его, крепко сжимая хрупкое плечо. — Мне казалось, ты уже должен понимать, что руку, которая тебя кормит, кусать нельзя. — Я не кусал. — голос трескается, как сухие веточки деревьев. Он до жути боялся поднимать глаза, опасливо косясь исподтишка. Ему не понравилось, как после этих слов ладонь пропала, хотя бы по той причине, что он подумал, точно его волосы сейчас сожмут и вырвут с клочьями. Нет, Хосок так никогда не делал. Но это ведь не мешает остерегаться, верно? — Ты побежал в надежде спрятаться. Неужели ты не понимаешь, что я бы всё равно тебя догнал до того, как ты закроешь дверь? — от голоса, что больше напоминал дуновение ветерка, у Юнги пощекотало нервы. Голова заболела с новой силой. — Лучше уж ходить со сломанной рукой, чем с разбитой головой, ты так не думаешь? У Юнги в такие моменты наступает состояние шока. Как можно так просто говорить о боли? О сломанной руке? Юнги есть, с чем сравнить. Он должен признать, что последние полгода Хосок с ним обходился осторожно. Это, пожалуй, было лучшее время их совместной жизни, потому что тот ни разу не травмировал его. Теперь, когда Хосок стал старше, он на подсознательном уровне понимал их физические различия и не планировал невольно убить его. Глядя снизу вверх на то, как выпрямляется во весь рост молодой человек, Юнги глупо понадеялся, что его оставят в покое, однако тут же почувствовал крепкие ладони на его груди. Чувствуя себя и без этого слабым, он произнёс тихое «спасибо», после чего попытался удержаться на ногах, сразу же осекаясь — ему пришлось облокотиться на Хосока, который довёл его до софы в гостиной. Несмотря на всё сказанное ранее старшим братом, он берет в руки чашку, которую молодой человек всовывает, чтобы тот попил воды. Юнги же поджал губы в ответ, тихо сопя. «Он всегда может забрать всё, что дал мне. А затем отнять ещё больше.» — Я не заслуживаю подобного отношения, — прошептал тихо, но был услышан. — Да, потому что ты заслуживаешь чего-то похуже. Юнги бессильно посмотрел на него, понимая, что лучше сейчас же приготовиться к последствиям, чем до последнего стараться спасти свою шкуру. Быть может, он будет настолько жалко выглядеть, отчего и будет прощён. — Объясняйся, — было произнесено низким голосом. — Немедленно. Мучительные переживания внутри ели плоть Юнги, время от времени забирая вес, когда ему с трудом удавалось набрать его. Юнги нервно завозился на месте, делая заискивающее выражение лица, лишь бы только молодой человек не подумал, что тот собирается держать рот закрытым. — Ты знаешь, что я не хотел ничего плохого! Я подумал, что мы сможем договориться… Как-нибудь. — прожевал слова младший из них. Неприятный взгляд Хосока исподлобья напомнил юноше о школьных временах, когда между ними было искрящееся противостояние. Тем не менее, играющая на губах улыбка ослабляла интенсивность их зарождающегося спора. — И как ты собирался претворить это в жизнь? Рыдать и умолять не в счёт, Юнги. — глядя на то, как юноша окончательно затих, забито глядя на него с края дивана, Хосок откинулся на спинку софы, расставляя руки по обе стороны. — Когда тебе пришло письмо с приглашением посетить свадьбу Дауль, я уже тогда тебя предупредил. Я сказал тебе, мой дорогой Юнни, что я не собираюсь посещать это событие, а ты без меня никогда и никуда не поедешь. Кроме того, тебе не следовало забывать, как я был недоволен ее вопиющей наглостью отправить тебе нечто подобное. Несмотря на это, я сжалился над тобой и забыл об этом. — Я помню… Я всё помню, Хосок. Ничего не забывал. — он хотел добавить, что все это было лишь попыткой попробовать пообщаться со старой знакомой. С тех пор у него так и не было друзей. — Кажется, начинаю догадываться в чём дело, Юнги, — интерес был натянутым, а сам Хосок улыбался до челюстных судорог. Юнги видел, как тот произнесёт сейчас что-то, отчего ему будет больно. — Если ты вдруг забыл, то я тебе напомню: она никогда не была твоей подругой. Ей было выгодно. Юнги, переступая через зловонный страх, замахнулся рукой прямо перед лицом Хосока, однако тот перехватил её сам, отчего у Юнги в висках отдало болью. На лице возник ничем не прикрытый ужас — тот, что давно уже ползал под кожей. Стоило молодому человеку взять другой рукой его за подбородок лицом к себе, юноша сразу же зажмурил глаза. Все его кости продрогли страхом. От него им буквально веяло. — Убогих не бьют, Юнни. Можешь не дрожать. Внутри юноша понимал, что даже если бы у него выпал шанс улететь в Южную Корею, то долго бы он не протянул без него. Хосок был всеобъемлющим. Для Юнги он существовал повсюду, начиная с тянущего шлейфа парфюма на одежде и заканчивая липким чувством страшной и тошнотворной привязанности, от которой он так и не смог избавиться. У него больше никого не было. Юнги не обзавёлся настоящими друзьями, не получил должного образования. Его мать была нездорова и не желала видеть его, а отец еще в подростковые годы сам отстранился от него. Юнги потерял единственного близкого друга в период подросткового возраста, так и не поговорив с ним по душам. Он был никем, абсолютно потерянным в этом огромном мире, что сузился до размеров нынешнего дома, в котором они жили. По его вине страдали люди, и он сам не понимая, продолжал провоцировать Хосока, чтобы тот причинял другим вред. Раз за разом юноша думал о том, что всё могло быть намного хуже. Он мог быть забитым насмерть одноклассниками или стать изувеченным внешне от рук собственного брата, однако ничего из этого не произошло. Он купил билет, воспользовавшись отложенными карманными деньгами, которые каждую неделю давал ему Хосок, понадеявшись чуть позже завести разговор об этом. Ему даже приходила мысль в голову о том, вдруг молодой человек и сам будет не прочь навестить место, где они когда-то жили. А сейчас он будет расхлёбывать последствия от такого сумасбродного решения. Ему очень страшно. — Признаться, Юнни, ты меня удивил. Не полагал, что обладаешь отвагой, чтобы решиться на нечто подобное. — в глазах мелькал смех, но юноша не мог сказать, что ему от этого стало легче, голова всё ещё болела — хорошо он приложился. — Можешь дать мне шанс? — прошептали губы, в глазах прояснилось. — Какой шанс — спасения? Или, быть может, ты видишь перед собой глупого добрячка? Юнги смотрел в глаза напротив. Шестерёнки в его голове работали на полную мощность, и он подумал, что если сейчас ему удастся убедить Хосока, то он больше никогда не оттолкнёт его. Никогда больше. Он возьмёт его за руку и пообещает больше не передавать его доверия. Юнги никогда не думал, что будет склоняться перед кем-то. В частности, перед чужими решениями, которые касаются его жизни. Тем не менее, ошпаренное кипятком лицо, вывернутые руки, разбитые очки и многочисленные ушибы сделали свое дело: он научился вымаливать прощения даже тогда, когда было не за что. — Я думал, что мы сможем поговорить об этом. Я очень, очень сожалею об этом, Хосок. — глаза, полные невинной надежды, взглянули на равнодушное выражения лица, хозяин которого даже не шелохнулся. Юнги зажёвывает губу, а затем замирает от испуга, когда Хосок протяжно выдыхает. Юноша держит руки у себя перед грудиной, скорее инстинктивно, сжимаясь всем телом. Когда он так сидит, то кажется намного мельче, чем есть на самом деле, ещё более ничтожным. — Вот как мы поступим, Юнни, — молодой человек прищурился, смотря куда-то сквозь Юнги, словно обдумывая всё еще раз. — Отныне все документы будут храниться в специальном для этого месте, чтобы ты никуда не залез своими никудышными ручонками. Впредь я лишаю тебя всех карманных денег и не исключаю возможности, что у тебя их не будет больше никогда. Хосок бросает взгляд на ручные часы, поправляя кожаный ремень, после чего склоняет голову в сторону парнишки, который забился в угол дивана, с раскрытым ртом продолжая внимать каждому слову. — Ко всему прочему, в нашем уютном доме добавиться еще две камеры, чтобы мы оба чувствовали себя максимально комфортно, оправдывая доверие друг друга, — на этом моменте Хосок очаровательно улыбнулся, однако Юнги лишь шокированно смотрел на него в ответ. — Выходить из дома тебе также больше не позволено, ровно как и пользоваться телефоном. Всё понятно? В глубине души Юнги испытывал непонятные чувства, которые словно клубком переплелись в его сердце, заставляя чувствовать себя потерянным, когда тени незабытых страхов охватили всё его естество. Однако, в момент, когда Хосок с ожиданием посмотрел на его реакцию, внутри Юнги пролился самый настоящий свет. Он внезапно почувствовал облегчение и благодарность, отчего искренняя, самая что ни на есть простодушная и очень робкая улыбка осветила его лицо. — Это… всё?.. — негромкий голос обласкал слух молодого человека, что придвинулся ближе к юноше. — Правда? — прежде рассеянный взгляд стал внимательным, а сам юноша стал подвижным. Он не мог поверить тому, что действительно легко отделался. Он понимал, что документы ему и так больше не нужны, а что касается денег, то ему незачем их использовать. Конечно, ему было очень неприятно от осознания, что за ним будут следить ещё плотнее, но это было вполне терпимо. Другое дело, если бы он прямо сейчас собирал свои зубы с пола, выплевывая изо рта сгустки крови или же вновь ощутил недостаток кислорода под водой в ванной. Языком нащупывая десну, на месте которой должен быть задний зуб, Юнги стрельнул взглядом в Хосока, ощущая, как по плечам начала скользить тревога — тот понял, о чем он подумал. — Для тебя, Юнни, — только самое лучшее.