Человеческая слабость

*** Следующее утро не было солнечным или тëплым, напротив — в квартире было настолько холодно, отчего Юнги полностью завернул себя в одеяло, не желая прощаться с кроватью. Мурашки бегали по его телу, стоило окончательно проснуться и вжаться в постель так, точно он преследует цель впитаться в простыню. Приподнимая голову, на затылок обрушивается что-то тяжёлое, взгляд стал дезориентирован, в какой-то момент ему и вовсе кажется, что он глохнет — разумеется, не по-настоящему. Но чувствует себя поистине дурно. Медленно дыша, юноша потирает покрасневшие от давления глаза, ощущая скрежещущие болезненные ощущения на веках, которые он вчера достаточно долго тер ладонями, в попытке утешить себя. Через окно в спальню проникал серый свет. Юнги слегка потянулся, после чего осмелился скинуть с себя одеяло и прошмыгнуть в ванную комнату, не попадаясь Хосоку на глаза. Он был сам удивлён своей удаче, так как стоило только опустить ступни на прохладный пол, он мимолётно подумал, что Хосок окажется поблизости. Тем не менее, избегать его было бы недальновидно, потому что даже эту мысль допускать невозможно. Теперь они живут вместе. Вдвоём. Столкновения неизбежны. Выходя за пределы ванной комнаты, Юнги чувствует пар, который тут же вырывается в коридор, опаляя его и без того покрасневшие щёки от горячей воды. Приглаживая волосы полотенцем (он, на самом деле, постоянно путал его личное и то, что принадлежит старшему брату), он вешает его на место, игнорируя мгновенно похолодевшие лодыжки и кончики пальцев. Хосок видит осторожную поступь и широкую футболку, в которой тонет привлекательное взгляду тело. Тонкие пальчики обхватывают редкую чёлку, самые простые движения младшего брата вызывают кривую улыбку и восхищение. Он мог бы смотреть на него часами. Сутками. Хосок хотел бы наблюдать за ним постоянно, даже если при этом останется лишь сторонним наблюдателем. Он лицезрел на юношескую нескладность, неуверенные действия и неловкость, которая мелькала даже в его совсем ещё детском взгляде, и с каждым разом отрицал всё меньше, что маниакально помешался на мальчишке, который не смел понимать даже четверть того, какие чувства к нему испытывают.

Пожалуй, он бы мог быть с ним добрее.

Хосок бы и впрямь попытался, даже несмотря на то, что не способен располагать такой роскошью по рождению. Он бы хотел…чтобы Юнги смотрел лишь на него и общался только с ним одним. Непреодолимое желание задушить его в случае, если тот оступится и выберет неправильный путь мелькает где-то на горизонте, однако молодой человек не позволяет овладевать собой этими мыслями. Он понимает, что Юнги уже при нём, вот он — живой, мягкий и добрый. Хосок при желании может потрогать его тёплую спину своими ледяными пальцами, вызывая неприятный холод на коже, он имеет полное право руководствоваться жизнью того, ради которого убил собственное детство и загубил отрочество, зашивая раны буквально тем, что попадалось под руки. Молодой человек терпелив, и именно поэтому сейчас наблюдает, уподобляясь и сливаясь с обстановкой в квартире, всецело поглощённый завораживающей картиной, открытой перед ним как на ладони. Юнги всегда будет с ним. Он всегда будет чувствовать эмоции молодого человека, единственный, кому он позволит оценивать его настоящую сущность. Жестокую. Хосок желает видеть все стороны его эмоций, как положительных, так и отрицательных. Пусть Юнги будет плачущим или подавленным, быть может, даже счастливым, потому что всё, что будет происходить с ним в дальнейшем — строго в пределах его досягаемости. Молодой человек связал собственную жизнь с ним, деля с ним быт и постель, родительское предательство и человеческие слабости. Хосок знает, как напрягается Юнги при поцелуях с ним, млеет и в то же время переступает через себя. В такие моменты молодой человек ощущает свою силу, плывущую по венам, власть и способность руководить тем, от кого впредь не сможет отказаться, и это делает его одним из опаснейших людей, потому что именно такие и превращаются в чудовищ. Возвращаясь к реальности, он замечает как юноша разборчиво смотрит на вьющиеся волосы в зеркале, а потом недовольно фыркает в отражение. У него так все легко…так просто? Кончики пальцев плывут по загривку и останавливаются, перемешиваясь на контрасте. Хосок сдерживается, чтобы не подойти со спины, потому что однозначно напугает его внезапным появлением, смиренно выжидает, приятно втягивая запах малинового мыла и вспоминая о том, что когда-то они были детьми. Вспоминает рыхлое родительское печенье и крошки на полу, которые ещё не забыли его стопы. Где-то внутри себя он до сих пор оценивает и переживает те моменты, которые случились когда-то давно. Когда младший брат оборачивается, а его взгляд, точно сумашедший, метается по углам, молодой человек в тишине подходит ближе, собранный и бодрый, но в своём приливе сил безмятежный, спокойный. — Я не стал тебя сегодня будить. Решил дать поспать тебе подольше. — Хосок говорил размеренно и негромко, в его привычной манере. Юнги медленно кивает, словно понимает всё слегка медленнее обычного, при этом не глядя тому в тёмные глаза. Взгляд у Хосока действительно был всегда мрачным. Вчерашние события все еще заставляли голову Юнги плавится, а сердце болеть, однако сегодня и сейчас он принял решение не думать об этом. Не делать этого, потому что слишком устал задумываться и что-то предпринимать. Следовало дать себе отдохнуть. Поворачивая в сторону кухни, Юнги лениво шагает к плите, наклоняя ладонь над кастрюлей. Она была горячей. Оглядываясь назад, Юнги понимает, что Хосок разговаривает по телефону, поэтому накладывает себе еды, а позже наливает уже заваренный чай. Позавтракав, хотя на часах уже было около двенадцати, и чем-то иным, как не обедом это назвать было сложно, юноша не успевает глотнуть из нагревшейся чашки с чаем, на которой красовался прекрасный голубой дельфин. Внезапно чувство дискомфорта сковало всё тело. Юнги не может пошевелиться, потому что на кухню заходит Хосок, невзначай оглядывая её. Но Юнги знает, что его брат всегда был внимателен к мелочам. — Я разговаривал с родителями. Сыльги много спрашивала о тебе. — Хосок смотрел на подрагивающие ресницы молчаливого подростка, который не осмеливался притронуться к кружке. Юнги было всё равно, о чём они вдвоем разговаривали, потому что он уже понял, что не был нужен родителям. Он не желал слышать об этом, надеясь на то, что утренний звон в ушах вновь настигнет его. — Ты повлиял на мои отношения с мамой и папой. Должно быть, ты чувствуешь себя лучше. Хосок, с прежде спокойным выражением лица, слегка поджал губы. Молодой человек остаётся невозмутим, оглядывая мальчишку с головы до ног. — Вовсе нет. Я чувствую себя лучше от того, что отныне мы будем жить без чужих людей. — Хосок отстранился, пробуя на вкус чай из кружки Юнги, который медленно остывал. — Но я же не девушка, Хосок. — голос Юнги был совсем тихим. Резиновая ухмылка разъела всё лицо старшего брата. Молодой человек придвинулся поближе, оставляя кружку на столе. — Думаешь, я не в курсе? — плавно парировал он, и у Юнги сильнее забилось сердце. Красноватые глаза мальчишки сердито посмотрели на лицо брата, которое выражало непроизвольный интерес — то, что Юнги замечал не так часто. Хосок все продолжал тщательно рассматривать его, из-за чего Юнги не сразу удаётся взять себя в руки. — Ты не отдашь мне мой мобильник? — юноша решил попытать удачу, уповая на настроение старшего брата. Надеяться было не на что, но попробовать стоило. — У тебя будет новый. Без сенсора. Проходит секунда. Затем две. Юнги поворачивает голову в его сторону, едва ли не сталкиваясь носами. Подросток чувствует дрожание пальцев от испытываемой злости. В глазах читается разочарование, перемешанное с бешенством. — Кто сейчас вообще ходит с таким? — приоткрытые губы и сведенные к переносице брови. Хосок не воспринимает его всерьёз. — Ещё поставь на него геолокацию! — подаёт голос, что сорвался на писк, заставляя Юнги умерить пыл и побагроветь из-за накатившего стыда. — Я и собирался этим заняться, Юнни. — глядя на то, как младший брат пытается что-то ответить, Хосок предупреждает. — Не повышай на меня голос. Разгневанный указным тоном и таким наплевательским отношением к его чувствам, юноша встаёт из-за стола, вскидывая ладони. Его грудь вздымается, а сам мальчишка распрямляется, чтобы казаться больше. На плечи падает груз безвыходности и отчаяния, которые ему не с кем разделить. Юнги намеренно проходит дальше, чтобы выйти из-за стола, однако ему не удаётся, потому что руки — длинные, совсем белые и обманно изящные хватают за предплечье железной хваткой, не позволяя сделать и шага в сторону. Хосок мог бы этими красивыми руками переломать тому кости. Сомкнувшиеся пальцы впивались в кожу, заставляя Юнги поморщиться от столь пренебрежительного жеста. Хосок надеялся, что у него останутся синяки — следствие того, что мальчишка полностью зависит от него. — Я ещё не договорил. Присядь. — Хосок с прохладой взглянул на подростка, и в его глазах нельзя было разглядеть ничего, чтобы говорило о его отношении к этой ситуации. — Ты всё равно не выйдешь, пока я не дам пройти тебе, так зачем упрямиться? Юнги едва ли сдержался, чтобы усмехнуться в ответ. Иногда упрямство было действительно последним, что оставалось у шестнадцатилетнего парнишки. Юнги не послушал его и не опустил головы, даже несмотря на то, что выдерживать зрительную перепалку было невыносимо. — Всё то, что было написано в дневнике, это правда? — Юнги крепко стоял на ногах, окидывая взглядом крепкую фигуру Хосока. Тот, кажется, совершенно ни о чём не волновался. — Ты ненавидишь родителей, презираешь окружающих тебя людей. Ты заставил меня жить с тобой путём безнравственных манипуляций…в тебе есть хоть что-то человечное? Хосок пару секунд молчал. В то время, когда Юнги подумал о том, что оно затянулось, старший брат всё же убрал напускную улыбку с лица, предупредительно посмотрев на подростка. Когда желваки пробежали по челюсти, Хосок, откинувшись на спинку, заговорил. — Ты бы не мог вести себя более вежливо, Юнги? — Хосок втянул воздух в лёгкие, отпуская тонкое запястье. Сжимая правую руку в кулак, молодой человек сдержался и не сделал подростку больно. — С тобой?.. С человеком, который принуждает к отношениям собственного брата? — Хосок слушал его, внимал его речи, однако вид оставался скучающим. Хосок встал из-за стола, мгновенно вырастая перед Юнги. Широкие плечи казались угрожающими, а само выражение лица поменялось, стало более суровым и строгим, из-за чего Юнги отшатнулся, но страха не показал, потому что в тот момент его не было. — Этим летом родители хотят поехать на море. — Хосок подошёл к кухонному гарнитуру, заваривая чай покрепче. — Всем вместе. — Какое к чёр-… — запнувшись, Юнги исподлобья смотрит на Хосока, который поворачивается к нему со строгим лицом. — Сеульского им уже не хватает? — Янъян. Там, где живут родственники. — Я не особо рад, если тебе интересно моё мнение. — на последних словах Юнги на лице Хосока дрогнула улыбка. Он подошёл ближе к подростку, наглядно демонстрируя разницу в их росте, что для Юнги было довольно оскорбительным. Крепкие ладони обхватили его за талию, тем самым вынуждая юношу подойти вплотную. Щёки Юнги обдаёт жаром, когда Хосок едва ощутимо касается щеки, убирая прядь чёлки за ухо. — Я приглашаю тебя сходить со мной в картинную галерею сегодня. Там будет представлена масляная живопись фламандских художников. — Я никуда не пойду с тобой. Я занят. Некоторое мгновение Хосок смотрит на Юнги с таким лицом, на котором совершенно отсутствовали какие-либо эмоции. Свет падал так, что скулы были хорошо очерчены, а кожа бледна, из-за чего создавался контраст с его тёмными волосами. Кидая колкий взгляд на юношу, точно напоминая о чём-то, после чего Хосок отвечает: — Мной. Ты занят мной, Юнги, тебе не следует забывать об этом. — спокойная манера речи практически заставляла Юнги рвать на себе волосы. — Если бы ты спокойно принимал то, что я делаю для тебя, то подобных слов бы не было. «Проклятый эгоист.» Юнги разворачивается, собираясь уйти с кухни, подальше от того, чьи слова больше слушать не хочет, однако ему не дают этого сделать, жёстко хватая за воротник футболки и притягивая к себе. — Ты не уйдешь, пока я разговариваю с тобой. — в глазах напротив сквозит раздражением, которое ощущалось холодным покалыванием на коже. Хрупкий, в длинной футболке, что была ему больше на несколько размеров, Юнги казался смешным для Хосока. Молодого человека забавляло в нём практически всё. Тем не менее, в это же самое время мальчишка был готов перемешивать чай со слезами от обиды, которая накрывала с головой. Так бессовестно провоцировать и приказывать. Бесчестно издеваться и считать это нормой. Пытаясь вырваться из хватки, Юнги бьёт кулаком Хосока по плечу, лягает ногой и задевает локтем металлические палочки на столе, которые со звоном падают, точно кричат о том, что их отношения прокляты. — Лучше уж жить без головы, чем жить так! — визгливо кричит Юнги, не понимая, как из обычного разговора всё перешло в нешуточную ругань. Юнги не хотел говорить этого. Но, кажется, спустя какое-то время он действительно был доволен своим ответом, который вырвался быстрее, чем он смог взвесить за и против. — А жизнь без лица? Что ты думаешь об этом, Юнги? «Он что, издевается?» Юнги прищуривается и пытается понять по лицу брата, что происходит. — Видишь ли, я не понимаю социопатов. — рявкает мальчишка, пытаясь содрать чужие ладони со своих рук. Он почти визжит, когда Хосок выкручивает его запястья, заставляя выгнуться в сторону коридора. Стараясь извернуться, Юнги делает себе больно, не бросая при этом попытки вырваться из железной хватки. Прежде, чем Юнги спотыкается об порог комнаты, Хосок перехватывает брата по-другому, держа на расстоянии вытянутой руки. — Я могу продемонстрировать. — Хосок отпускает предплечье и болезненно сжимает шею, напирая телом так, чтобы он попятился назад. — Ну что же ты сразу стушевался? Знай вес словам. Юнги пытается выдернуть руку, но тщетно. Движения отрывистые и озлобленные, а дыхание неравномерное. Он нервничал. Голос мальчишки дрожал от ненависти и злости, которая разливалась электрическим током по телу. Хосок хватает дергающегося подростка за шею, толкая того внутрь. — Мне исполнить твоё желание? «Нет… Нет!» — не успевает произнести Юнги, когда его отшвыривают в ванную комнату, отчего он поскальзывается, но в последний момент ухватывается ладонями за борт ванны. — Не надо!.. Нет! — Юнги болезненно сжимается, когда холодная ладонь хватает его за вьющиеся волосы, приподнимая выше. — Ответ неверный. Юнги быстро заморгал, силясь понять, зачем старший брат на полную мощность раскрыл кран. Юноша поднимает взгляд и видит, как Хосок склоняется над ним, после чего щеку обдаёт горячим паром. Юнги вскрикивает и извивается, подобно червяку. Он дёргается всем телом и бьёт руками наотмашь туда, куда может дотянуться, но промахивается. Ошеломлённо крутя головой, мальчишка кричит и пытается выбиться, но не может: Хосок держит его под краном с горячей водой, накрывая собственной ладонью визгливый рот так, чтобы пронзительные вопли не раздражали тонкий слух. Юнги захлёбывается водой, неистовое мычание отдаётся жалобой в его глазах, которые ему приходится в итоге прикрыть, чтобы вода не попала на сетчатку. Царапая ногтями ладонь брата до крови, Юнги чувствует её запах, который смешивался со сточной водой. Она была настолько горячей, отчего он не понимал, как Хосок самолично держит свои руки под ней, точно на раскаленных камнях. Грудь Юнги вздымалась, солёная влага из глаз не была заметна. В какой-то момент Хосок за шиворот отстраняет Юнги от раковины, заставляя смотреть в свои глаза, пропитанные злостью и желчью. Холодные пальцы Хосока другой руки очертили овал лица, которое было розово-красным от раздражения. Надавливая большим пальцем на щёку, отчего подросток сильно зашипел дёрнувшись, молодой человек наклонился к нему, глядя прямо в глаза: — В следующий раз это будет кипяток. Лучше тебе поверить, что я смогу смириться с твоим изуродованным лицом. — с неприятным чувством в груди Хосок отпускает брата, который не двигается, боясь посмотреть в зеркало. — Ты услышал меня? Из горла мальчишки вырвались только сухие хрипы, а из глаз искрами посыпались слёзы. *** Три дня пролетели незаметно. Юнги держался неплохо, если не думать о том, что чувствовал он себя крайне одиноко. Иногда он занимал себя рисованием или прослушиванием популярной музыки, которую Хосок не переносил на дух. Вечером Юнги набирался смелости и готовил ужин из того, что находилось у них дома, кичась тем, что у него получалось действительно хорошо. Тёплое утро пролетело настолько быстро, отчего Юнги не мог разделить своё времяпровождения на первую половину дня и вторую. Время поистине летело, забирая с собой лишние слова и действия, которые могли сильно ранить. В доме царила тишина: Юнги не разговаривал с Хосоком, будучи в эти дни тихим и незаметным, а брат, в свою очередь, не имел никакого желания вступать в диалог первым. И пусть это было обоюдно, на душе все же было неспокойно. Гнетущее чувство, мерзкое послевкусие после ссоры, боль на лице не давали мальчишке спать спокойным сном, отчего он просыпался чуть ли не каждую ночь ближе под утро. И всё же, хорошие новости тоже были: Хосок купил ему новенький телефон, к которому Юнги пришлось приловчиться. Забавно, словно он поменялся с пожилыми людьми местами в изучении чего-то непривычного. Он добавил в карту памяти только лишь три контакта, одним из которых был бывшей одноклассницы. Одним из вечеров, когда Юнги сидел в одиночестве на кухне, он решился позвонить своей подруге, чтобы услышать её голос и хоть немного выдохнуть от напряжённой атмосферы, что впиталась в его кожу. Дауль сообщила ему, что сможет встретиться с ним в Сеуле буквально через неделю. Для неё было довольно тяжело попроситься поехать с отцом по работе в столицу, однако тот всё же позволил своей дочери повидаться со своим школьным другом. На самом деле, Юнги было тяжело поверить в то, что кто-то ради него потратит целый свой день. Это было так потрясающе! Однако чуть погодя, на смену радости пришло и смятение. Мальчишка трогал собственное лицо, которое понемногу заживало благодаря детскому крему, который он наносил чуть ли не каждые три часа на лицо, отчего только глядя на него складывалось ощущение, что оно жирное, точно сливочное масло. На подбородке, щеках у мальчишки были красные пятна от воспаления. На остальной части лица кожа была похожа на наждачную бумагу, шероховатую, от прикосновения которой у Юнги на глазах появлялись слёзы. Однако он знал, что через несколько дней это пройдёт, и он без боли в глазах сможет смотреть в зеркало. Этот момент просто нужно было пережить. «Надо поговорить с Хосоком…» Он метался от одного к другому, не зная, как первым начать диалог. А ведь поговорить действительно было нужно. Подходя ближе к брату, который занимался учёбой, держа в руках ручку и внимательно изучая перед собой крупный учебник, Юнги долго стоял у входа в комнату, сминая в руках футболку. Старший брат учился, склонившись над записями, в круге отбрасываемого лампой искусственного света. «С каких пор я стал такой размазнёй?» Однако смелости не прибавилось, и он по-прежнему продолжал стоять в стороне, пробегаясь взглядом по комнате. В гостиной было в меру просторно, стояла со вкусом подобранная мягкая мебель и стеклянный чайный столик и кресло. На подоконнике стояло растение в горшке, которое совсем скоро обещало погибнуть. В углу стоял пустой комод, а сам брат сидел за письменным столом, на котором располагался кожаный фолиант. Пугаясь сам своей трусости, Юнги схватил сам себя за руку, щипая, стараясь этим действием хоть немного подтолкнуть его. И это сработало. — Эм… Хосок, я… я бы хотел… — внутри всё немеет, живот начинает выворачивать, лёгкие горят огнём. Юнги пытается сформулировать свои мысли, но то и дело оступается, выглядя неразумно. Он хочет подобрать слова, которые бы наверняка убедили Хосока в том, что он может отпустить его на встречу с подругой, однако продолжает колебаться и топтаться на месте, напрягаясь до предела. — Прекрати мямлить. Подойди ближе и скажи, что хотел. Голос Хосока заставил беспокоиться ещё сильнее. А что, если у брата сейчас совсем скверное настроение, и он подошёл не во время? Юнги кивает, даже несмотря на то, что старший брат повёрнут к нему спиной, продолжая заниматься своими делами, полностью игнорируя сердечные метания бледного подростка. Он не видит, как сильно юноша боится… Юнги подходит ближе, оставаясь позади его плеча, а затем размыкает губы, стараясь говорить чётко. — Моя одноклассница приедет в Сеул на следующей неделе. — разум бьёт тревогу. — Я бы хотел встретиться с ней. — Юнги поднимает взгляд и смотрит на брата, который прекращает скользить чернилами в этот момент на бумаге. Хосок поднимает голову и обращает свой взор к Юнги, в чьих действиях читалась неловкость и волнение. Ему понравилось то, что он видел. Ладони молодого человека цепляют вспотевшие, после чего Хосок переплетает их пальцы. Молодой человек смотрит на это и наклоняет голову в бок, что-то про себя оценивая. Юнги стоял, едва ли не вздрагивая от каждого движения брата напротив, нервничал, чем и забавлял мирно сидящего на стуле Хосока. — Почему ты дрожишь? — Хосок спросил его, заинтересованно вглядываясь в бесхитростное лицо. Юнги молчал, а после беззвучно, одними губами произнёс что-то невнятное. Сказать хотелось многое, и в тоже время делать этого не хотелось вовсе. «Ты бил меня. Разбивал мои губы, давал пощёчины и швырял об стены…ты издевался над моим лицом и принуждал к близости. Бесцеремонно вторгался в моё личное пространство и рушил мои дружеские отношения с другими людьми… Почему я дрожу, Мин Хосок?» В глазах от испуга потемнело, когда молодой человек встал из-за стола, продолжая держать руки подростка уже в своих. Несколько секунд Юнги не смеет отвести взгляда, после чего резко отшатывается от Хосока, желая отпрянуть и куда-нибудь скрыться. Туда, где он сможет жить счастливо. — Не нерв-ни-чай. Лицо Хосока было спокойным, практически безразличным, однако что-то всё-таки во взгляде было. Юнги никак не мог разобрать, теряясь в своих чувствах и мыслях. Хосок подходит вплотную, перекладывая одну из ладоней на шею, осторожно поглаживая её. Юнги молча наблюдает за тем, как брат бережно приподнимает его подбородок, тщательно вглядываясь в его лицо несколько минут. Затаив дыхание, Юнги ощущает прикосновение чужих сухих губ к его, глаза сначала широко раскрываются, но затем мальчишка их просто-напросто закрывает. Юноша замирает, понимая, что этот поцелуй особенный, потому что он недолгий, и лёгкий, похожий на невесомое дуновение ветра. Поцелуй не был торопливым, но и не был размеренным, Хосок осторожно касался его, в то же время не скрывая промелькнувшего удовольствия. Отстранившись, молодой человек заглядывает в мутные глаза напротив, сдерживая желание стереть набежавшие слёзы юноши. Хосок не успевает задать интересующий вопрос, когда Юнги срывается на первый всхлип, вжимая голову в плечи и опуская голову. Подросток не может совладать с эмоциями, которые рвутся наружу из грудной клетки. Юнги чувствует кашу в голове, вздрагивает, резко непроизвольно глотая воздух приоткрытым ртом из-за слёз. Он искренне старается выглядеть взросло, однако не получается и он не способен справиться со слезами, которые заливают красноватое лицо.