Трупный цветок

      — Ты понимаешь, что вообще наделал? — поездка домой прошла мирно, а вот, оказавшись на самой вершине башни, в своей квартире, Разумовский решил устроить Волкову разнос с пристрастием.       — Да, очень ясно, — беззаботно кивнул головой мужчина, расплываясь в улыбке от вида молодого человека. Стоит, раскрасневшийся от выпивки, глаза блестят, на плечах его, Олегов пиджак да ещё и пыжится, словно воробей, стараясь казаться грозным. Какая прелесть.       — Оружие сдать, а завтра мы ещё рассмотрим вопрос о том, что с тобой делать дальше. Я не исключаю вариант отстранения, — вот вроде и серьёзные вещи говорит, но выглядит при этом как юноша после выпускного, язык заплетается от выпитого спиртного, из-за лёгкого головокружения всё никак не может расстегнуть пуговицы на рубашке. Брюнет выдыхает и, качая головой, помогает боссу справиться с такой сложной задачей.       — Вы-то как? Абсорбент есть? Вижу с шампанским порядком перебрали, опять. Не стоит так злоупотреблять алкоголем, цирроз подкрадывается незаметно, — как ни в чём не бывало продолжил говорить Олег, усаживая Сергея на диван и снимая с него дорогие лакированные туфли.       — Не слышал что ли? Зачем ты на Гречкина набросился, погавкал бы себе и ушёл. А вдруг я после такого уволил бы тебя? — надулся Разумовский, наблюдая за тем, как чужие руки аккуратно оглаживают тонкие лодыжки. Щекотно.       — Но ведь ещё не уволили, — ухмыляется Олег, глядя снизу вверх на вспыхнувшего, как маков цвет, начальника, — А про Кирилла… Можете считать меня эгоистом, но я не желаю, чтобы хоть кто-то смел оскорблять Вас, по крайней мере в моём присутствии. Вы этого не заслужили.       Сергей театрально вздыхает и закатывает глаза, ну что за день такой. И ведь знал же, что рано или поздно этим всё и кончится, не сдержался и слишком близко подпустил к себе человека со стороны. Вот он, сидит на коленях перед ним и аккуратно выставляет обувь, чтобы ни в коем случае не замялась, а у самого галстук в состоянии «незаконченная петля» с перетянутым узлом. Ну разве это подобающе для телохранителя миллиардера?       — Кто так галстуки завязывает, м? Надо же аккуратно, а ты затянул его, словно виселицу, — сквозь ворчание молодой человек старательно распутывает перекрученный Олегов галстук, расправляя длинную шёлковую ленту. Мужчина сидит перед ним и не шевелится, ловкие руки как по волшебству вертят ткань, перехватывают её, дабы за несколько секунд создать элегантный, достойный благородного джентльмена аксессуар.       Волков хочет продолжать делать свою работу и делать её качественно. Он будет радикально пресекать любые попытки посягнуть на жизнь и здоровье своего клиента, не только физическое, но и душевное. И вот опять, где-то в области локтя шевелится маленький жёлто-зелёный бутончик. Олег уже не первую неделю замечает вот такие вот маленькие сюрпризы, просто будучи рядом с Сергеем, разговаривая и мимолётно касаясь его. Разумовский, кажется, тоже что-то почувствовал и испуганно вскочил с дивана, отходя в сторону к панорамному окну.       — Ладно, отложим вынесение вердикта до будущего дня, сердечное спасибо за всё и большой привет семье, до завтра.       — С Вами точно всё в порядке? — шаги всё ближе и рыжеволосый мужчина искренне надеется, что Волков послушно пойдёт к лифту. Вот только когда Олег вообще был послушным? Молодой человек стоит спиной к нему, стараясь выровнять дыхание и прийти в себя, тяжёлая рука ложится на плечо.       — Да, да, я же сказал. В башне я в безопасности, а тебя дома уже наверняка жена с детьми заждались, — зажмуриться, игнорировать руку на плече и дышать, дышать… сладким смолистым запахом лечебной травы. Будто и не в центре города, а на диком, заросшем бурьяном поле.       — У меня нет семьи, да и не было никогда, — после долгой паузы тихо говорит Олег, — Однополчане всё ещё служат, а здесь из знакомых только друг мой, Игорь, никого больше… Кроме тебя.       Волкову больше невмоготу скрывать. Каждый день приходить домой и срывать с себя ярко-жёлтые с оливковой каймой цветки, выбрасывать их в мусорку, сжигать, прятать по углам. Проклятый зверобой каждый день прорастает в нём заново. Невыносимо, хочется, чтобы это прекратилось и вместе с тем продолжалось, захватившее его в самый омут чувство, подобно лечебному растению, росло внутри него и заживляло полученные на войне раны. Эти цветы должны украшать волосы цвета янтаря его суженного, а не гнить на безымянном пустыре.       — Скажи, я хоть немного тебе нравлюсь, — Олег знает, что может получить отказ, он знает, что наверняка получит его, но всё равно пытается, потому что кровь в венах бурлит, как от укола магнезии. Хочется Сергея, до беспамятства хочется.       — Я не могу утверждать обратного, — как всегда выкрутился из ситуации Разумовский, боится показаться на глаза или не может что-то сказать ему? — Олег, я правда очень признателен тебе за всё, ты надёжный телохранитель, верный друг и просто хороший человек, но есть вещи, которые нельзя решать с бухты-барахты. Я видел, как ты оттряхивался от жёлтых лепестков.       — Так всё дело в этом дурацком явлении, цветение? Да, зверобой не самое благородное растение. Я думал ты не из числа тех чистоплюев, которым важны такие мелочи, — Волков плотно сжал челюсть, внутри всё клокотало.       — Нет, с тобой всё в порядке, тут другое. Скажу прямо, ты мне не безразличен, но есть определённые обстоятельства…       — Да насрать мне на все эти предрассудки, меня не к цветам тянет, а к тебе, — воскликнул Олег разворачивая к себе Разумовского, чтобы тот точно слышал, — К тебе, понимаешь? Розы, петуньи для меня это вообще никакого значения не имеет. Сорные травы? Прекрасно. Клевер — к счастью, чертополох — к верности, даже щирица и та пользу свою имеет.       Волков с таким жаром пытался втолковать молодому человеку очевиднейшие, на первый взгляд, вещи, что не заметил как крепко сжал чужие плечи. Поганый зверобой уже распустился на его предплечьях, дурманя медовым ароматом разум. Ведь смотрит же на него, всю душу его видит, так почему же до сих пор не даст чёткого ответа?       — Если бы щирица, — грустно улыбнулся Сергей, наконец сдаваясь и утыкаясь лицом в изгиб шеи мужчины. Ему нравится Волков, он стал не просто его телохранителем, но важной частью жизни, как воздух или сон. Бороться с ним бесполезно, да и сил уже больше нет. Пусть это разобьёт ему сердце, пусть его тёмный секрет узнает кто-то ещё. Возможно брюнет после этого навсегда уйдёт из его жизни, будет смотреть на него с отвращением, зато всё решится, — Я предупреждал.       — Точно, — соглашается Олег и тянется к красным, как Изабелла, губам Разумовского, поцелуй будоражит и пьянит одновременно, Сергей отпускает всё на волю случая, тянет Волкова к себе, длинные пальцы ерошат короткие волосы, оттягивают и наматывают смоляные пряди. Брюнет шумно выдыхает, и водит руками по спине молодого человека, наконец-то всё правильно, всё как нужно. Острые крылья лопаток чувствительно вздымаются вверх вниз от каждого прикосновения. Олег отрывается, чтобы стянуть с себя ненавистный галстук.       — Я пытался тебя отговорить, — Разумовский откидывает непослушную чёлку назад, тяжело дыша, кусает припухшие губы и наблюдает за тем, как Волков не может спокойно расстегнуть свою рубашку. Пофиг, с такой зарплатой он может позволить себе хоть каплю бунтарства, терпения не хватает на последние три пуговицы, которые со звонким дребезжанием падают куда-то на пол. Молодой человек не торопится, последний шанс вернуться обратно? Нет, он с интересом осматривает исписанную порезами и старыми шрамами грудь мужчины, несмотря ни на что всё ещё красив.       — Несомненно, — ухмыляется Волков и тянется к шее Сергея. Кожа нежная, белая, но это ненадолго. Дольче* поцеловать, заставить запрокинуть голову и несильно прикусить кадык, чтобы в следующий же момент обвести языком свежий укус. Разумовский судорожно кусает губы и дрожит всем телом, чувствуя, как закипает внутри него кровь, запах зверобоя приятнее любых роз, терпкий с горчинкой, идеально подходит Олегу. Руки обводят проработанную мускулатуру, изучают новые владения. От ярёмной впадинки плавно очертить линию до соска, кубиков, пупка и ниже. Волков тихо шипит, когда рука ложится и легонько надавливает в области паха, мужчина кусает Сергея за мочку уха и сжимает левую ягодицу, параллельно вклиниваясь коленом меж чужих ног. Разумовский застигнут врасплох, ему приходится крепче ухватиться за брюнета, а Олег, как истинный стратег радуется тому, что его небольшой манёвр удался на славу. Сильные руки подхватывают бёдра молодого человека, и поднимают того вверх, пока губы безжалостно целуют разморенного игристым вином Сергея. Разумовский всем телом льнёт к Волкову, обвивая ногами чужую талию и цепляясь за плечи.       — Прямо и направо, — шепчет на ухо любовнику Сергей и непроизвольно всхлипывает, чувствуя, как начинается цветение. Олега в армии учили, что приказы командира не обсуждаются, а кто он такой, чтобы перечить этой давней военной традиции? Мужчине приходится применить всю свою выдержку и выносливость, чтобы дотащить Разумовского до жилой комнаты — минималистичная спальня, вся мебель по последним тенденциям неомодернизма, просто и со вкусом. Посреди комнаты — огромная кровать, слишком большая для одного человека, Олег где-то читал, что это признак одинокого и травматичного детства.       Волков заботливо укладывает Сергея на кровать, вновь сминает чужие губы в страстном порыве, заводит руки молодого человека вверх, за голову и… Резко отстраняется, мозг машинально прокручивает все возможные варианты, мужчина непонимающе смотрит по сторонам. Ну точно, он чувствует явственный и вполне узнаваемый запах крови. Это ощущение не спутать ни с чем, во время боевых операций, когда приходилось тащить на себе раненых или убитых товарищей, он чувствовал этот запах. Тревога, азарт и жажда жизни, страх потерять близкого человека и умереть самому. Разумовский совсем притих, сжал губы в узкую линию и, казалось, даже не дышал, только глаза грустные, скорбные исподлобья наблюдали за ничего непонимающим мужчиной. Недолго длилось счастье Разумовского. Рыжеволосый юноша сглотнул ставшую вязкой слюну, последний раз взглянул на ставшего таким родным Олега, здесь всё и кончится.       — Можешь не искать, — просипел Сергей, отсаживаясь как можно дальше от Волкова к изголовью кровати и подбирая под себя ноги, — Разгадка ведь так очевидна.       Только теперь мужчина осознал, сильнее всего запах был рядом с Разумовским, именно от него шёл этот странный дух. Рыжеволосый мужчина обхватил руками колени, пряча лицо в образовавшейся складке, боже, как же стыдно.       — Серёжа, в чём дело? — Олег и сам толком не понял, что же, собственно, произошло, но, кажется, его реакция сильно задела молодого человека. Волков с ногами залез на кровать, подсаживаясь ближе к сгорбившейся фигуре, внутри брюнета что-то ухнуло, сердце забилось чаще, и правда, кровью пахнет. Сергей несколько минут молчал, собираясь с силами, о таком сложно говорить, особенно впервые за несколько лет.       — Ты же тоже почувствовал трупный смрад? Да, это мой запах, вернее моего внутреннего цветка, — затравленно выдавил Разумовский, старательно жмурясь и закрываясь от Олега, не помогает запах всё такой же сильный, да ещё по венам начинает разрастаться оно, — На одном телешоу я как-то сказал: «мой цветок настолько редкий и экзотический, что его название сумеет припомнить далеко не каждый». Так вот, мой внутренний цветок — это раффлезия.       Для Волкова всё встало на свои места, вот, почему рыжеволосый мужчина так старательно прятал ото всех любую, даже самую незначительную информацию о своей физиологии. Несомненно, раффлезия — это очень необычное и редкое растение, даже занесённое в красную книгу… Вот только внешний вид, напоминающий кусок гниющего мяса и соответствующий запах далеко не самые лучшие спутники этого представителя флоры. А что могут сказать люди о человеке с таким цветком? Это же прямой урон репутации, вот и получается, нельзя Сергею ни говорить об этом, ни любить. Да и кто же захочет полюбить такого как он в ответ? Нет, мужчина давно смирился со своей судьбой, запереть все чувства на замок и выкинуть их куда подальше, не рвать себе душу лишний раз, а прожить эту жизнь в достойном одиночестве.       — Родители от меня потому и отказались, кому нужен ребёнок с таким отвратительным даром? Раффлезия не растёт одним гигантским цветком, производит несколько своих маленьких копий размером с грецкий орех, но пахнут они ничуть не меньше. Слышал про коррекционные операции?       — Это те, которые «Не нравится внутренний цветок? Поменяй его на любой другой!»? — начал припоминать рекламу Волков.       — Оно самое. Я несколько раз ложился под нож, надеялся, что хоть так смогу избавиться от этой гадости, но всё напрасно. Раффлезия — цветок-паразит, она довольно скоро убивала донорское растение, и как ни в чём не бывало возвращалась восвояси, — держать всё в себе уже было невозможно, старые страхи и обиды хлынули волной, на глаза навернулись горькие слёзы, а голос срывался на хриплые восклицания, — Я всё перепробовал, медицина, религия, нанотехнологии, всё бестолку, всё в пустую. Ненавижу себя, почему я не мог родиться нормальным, как все? Смотри, кому это вообще может понравиться?!       Молодой человек выставил вперёд свою левую руку, где на предплечье прямо по венам разрастались виновники сиих событий. Пять красно-оранжевых лепестков в белую крапинку, широкая сердцевина и характерный запах крови. Разумовский всегда умел держать лицо при любых обстоятельствах, его дразнили, унижали, пытались отнять его бизнес, а он продолжал идти вперёд, храня в сердце свою самую страшную тайну. Сейчас Сергей, наверное впервые с детства, плакал навзрыд, горячие слёзы текли по щекам, оставляя влажные дорожки, нижняя губа, как всегда закушена, скрывает рвущийся наружу крик отчаяния.       — Если… если ты хочешь уйти, я всё пойму, и даже если решишь уволиться…       Договорить ему не дают, опрокидывают на спину и садятся на бёдра, чтобы фиксировать Разумовского в открытом положении. Волков берёт чужую руку с множеством красных цветков на предплечье и неспешно, с каким-то внутренним удовольствием целует и затем срывает каждый из них. Сергей смотрит на это снизу вверх ошалевшими глазами, настала его очередь удивляться.       — Ты что делаешь? Они же ужасны, — такой реакции он не ожидал, возникло иррациональное желание вразумить мужчину, сказать, что это неправильно, что ему стоит найти кого-то получше. Но брюнет и слова больше не даёт ему сказать, целует его — медленно и тягуче, кусается и, как бы извиняясь зализывает кровоточащие ранки. Сначала Разумовский и правда пытался остановить Олега, крайне безуспешно, хватка у Волкова крепкая, да и намерения, к слову, самые серьёзные. Когда смуглая рука проезжается вниз по груди, задевая розовеющие соски, молодой человек не выдерживает, звонкий, тонущий в новом поцелуе стон, окончательно разбивает всякое стремление к побегу. Именно этого и добивался мужчина, он плавно отстраняется и рассматривает лежащего под ним распалённого юношу, всё новые и новые раффлезии распускают свои бутоны на светлых запястья, источая запах крови.       — У меня плохие цветы.       — А я вот галстуки завязывать не умею, как жить будем? — усмехается Олег и срывает со своей руки несколько сладких жёлтых соцветий зверобоя, золотые тычинки блестят в свете луны. Мужчина неторопливо укладывает канареечные огоньки в разметавшиеся по постели карамельные локоны Разумовского, словно яркие звёзды в ночном небе. А цветы всё продолжают расти, да так бурно, как ещё ни разу в жизни не видывал Волков. В венах и правда чувствовалось лёгкое щекотание, и будто сами чувства стали острее и многограннее. Мужчина взял руку Сергея и принялся бережно выцеловывать костяшки пальцев, постепенно переходя и к раффлезиям.       — Они же кровью пахнут, — чертыхнулся было молодой человек.       — Откуда ты знаешь, может мне нравится? — а в глазах у Олега горит яркое пламя, он будто снова попал на поле боя, туда, где ему всегда было привычнее. Да, он любит риск, любит ощущение опасности и бешеные скачки адреналина, когда враг наступает на пятки, и внутри включается что-то дикое и первобытное, желание защититься любой ценой. Наверное, именно поэтому у него до сих пор нет семьи, он — человек-безумие, которому нравится ходить по острой грани лезвия, чувствовать дыхание смерти рядом с собой и каждый раз, ускользать от него, становится ещё сильнее, хитрее и изворотливее. Сергей прикрывает глаза и как-то иронично улыбается, качая головой, они тут оба с прибабахом.       Разумовский под ним заметно расслабляется, предоставляя Волкову полную свободу действий, так-то лучше. Молодой человек ведёт рукой по оголённой спине мужчины, пересчитывая каждый позвонок, от чего Олег с тихим мычанием прогибается, всё-таки нашёл его слабое место. Брюнет в долгу не остаётся, опускается ниже, к телу Сергея, обводит языком чувствительные соски и играючи прикусывает их, срывая с губ рыжеволосого парня первый полноценный стон. Продолжает вести влажную дорожку вниз, укусить под рёбрами, посмотреть на покрытые жёлтыми цветами волосы и ухмыльнуться, его, теперь точно его. Брюки и боксеры Разумовского успешно попрощались со своим хозяином и улетели покорять просторы этого мира, по крайней мере до другого угла комнаты. В спальне прохладно, кожа покрывается мурашками, он инстинктивно пытается прикрыть наготу, но Олег останавливает его, любуясь податливым телом. Когда Волков был в Сирии, ему довелось посетить Пальмирский музей, где выставлялись различные, высеченные из камня старинные статуи. Поражает, с каким мастерством древние мастера умели передать пластику тела и эстетичные изгибы мышц, однако ни одно из увиденных им произведений не могло по красоте своей сравниться с Разумовским.       Целует коротко, заботливо и подтягивает к себе молодого человека, закидывая длинные изящные ноги себе на плечи. Волков ухмыляется, щёки у Сергея такого же ярко красного цвета, что и кровавые лепестки раффлезии на запястьях. Дышит так хрипло, губы облизывает и сжимает белоснежные простыни, от былой меланхолии не осталось и следа. А Волков медлит, ведёт дорожку поцелуев по внутренней стороне бедра, прихватывает мраморную кожу, кусая и оставляя багровые засосы. Олег дразнится, вылизывает россыпь бурых следов на бёдрах и как бы невзначай задевает сочащийся смазкой член Разумовского. Молодой человек мычит, сопит, хнычет, но терпит до последнего, пока наконец не сдаётся и не опускает руку на голову Волкова, задавая направление движения. Мужчина скалится, целуя тыльную сторону ладони юноши, вкладывает ему в руку быстро распускающийся жёлтый бутон и принимается за дело.       Одними губами обхватывает головку, посасывает, но не двигается. Ответная реакция не заставляет себя долго ждать, парня выгибает, как от удара электрошоком, поясница отрывается от постели, а в большой полупустой комнате протяжный сенсуальный* стон кажется ещё громче и откровеннее. Олегу остаётся только гадать, сколько воплощений Разумовского ему ещё предстоит увидеть. Волков берёт глубоко до самого основания, жмурится, старается успокоить чрезмерно разбушевавшиеся на руках цветы и начинает медленно двигаться. Не то чтобы брюнет был таким уж ярым плотским угодником, но сейчас это вообще мало интересовало разморенного алкоголем и Олеговыми ласками Сергея. Казалось, будто Волков наконец сумел подобрать правильные ниточки и теперь беззастенчиво манипулирует парнем: проведёт языком по стволу снизу вверх, а Разумовский уж и сам тянется вверх, голову запрокидывает, а только брюнет отстранится от члена, как и сам Сергей в скорости начнёт ёрзать ступнями по спине мужчины и обиженно хныкать. На самом же деле всё было с точностью наоборот, молодой человек был примой, прекрасной венецианской скрипкой, чей потенциал мог раскрыть далеко не каждый музыкант. Раффлезия осыпалась лепестками, словно кровавыми каплями, попадая на волосы и спину Волкова.       Сладкий полевой мёд и свежая, с привкусом железа кровь, странное сочетание, возможно даже дикое, но когда природа подчинялась чьим-то законам? Это бесконечный порочный круг, где противоположные элементы притягиваются: инь и ян, жизнь и смерть, зверобой и раффлезия.       Сергей уже близок к разрядке, но Олегу всё мало, хочется больше, жарче, опаснее. Он оставляет несколько засосов чуть ниже рёбер Разумовского и обхватывает рукой его член, останавливая эрекцию. Рыжеволосый парень вскрикивает от неожиданности и разочарованно смотрит прямо в глаза Волкову, мало того что ослушался его приказа в ресторане, так ещё и здесь весь кайф обламывает, такими темпами Сергей либо раньше положенного схлопочет себе инфаркт, либо подпишет его увольнительную, одно из двух.       — Ну чего? — нетерпеливо выдыхает молодой мужчина и недовольно буравит всматривающегося в его лицо Олега.       — Просто хотел сказать, что Вы мне правда нравитесь, — обычно, эти слова следуют до, а не после подобных событий, но у Волкова в жизни всё не слава Богу. Сплетает пальцы на руках в замок и ласково целует Разумовского в губы, стараясь передать весь смысл сказанных им слов. Он не виноват в том, что ему достался такой цветок, быть собой не стыдно, его тоже могут любить. Брюнет видит, как дрожат блики в глазах Сергея, дрожат его губы и вновь вспыхивают багрянцем щёки, казалось бы нельзя влюбиться в человека дважды, но рыжеволосый парень именно это сейчас и делает, — Ну и ещё хотел предупредить, что без смазки будет больновато, мы можем продолжить в следующий раз и…       Разумовский судорожно тянется к прикроватной тумбе, чуть ли не сбивая локтем стоящую на ней лампу. Рука несколько раз промахивается, но в конце концов находит ручку ящика и через пару мгновений перед Олегом уже лежит тюбик с персиковым гелем и небольшой цветной квадратик. Волков успевает краем глаза оглядеть то, что находится в ящичке, перед тем как он с громким хлопком закрывается.       — Я, конечно, знал, что у богатых свои причуды, но чтоб столько… — присвистнул мужчина, за что немедленно получил прямое попадание подушкой по лицу.       — Еще одно слово и я собственноручно удавлю тебя следующей подушкой, — пристыженно выпалил Сергей, замахиваясь новым снарядом. Вот только реакция у Волкова куда гораздо быстрее, молодого человека в мгновение ока заваливают на спину, и придавливают к кровати, заводя руки над головой.       — Оставим подобные изыскания когда-нибудь на будущее, — хрипло шепчет Олег на самое ухо, прикусывая мочку, — Но раз у Вас уже имеется подобный опыт, скажу сразу, поблажек не ждите.       — «На словах ты Лев Толстой, а на деле…» — закончить мысль ему не дают, смазанные полупрозрачным гелем пальцы без труда входят внутрь, минуя тугое колечко мышц, Волков кусает шею заметно сильнее, так что начинает печь от проступающей сквозь морок похоти боли. За грубостью следует нежность, слизать выступившую на поверхность кровь и покрыть наливающийся алым след россыпью невесомых поцелуев. Пальцы начинают двигаться внутри, от деликатных, плавных скольжений, до динамичных, набирающих темп толчков. Олег близко, очень близко, из точек опоры у него остались лишь колени и локоть руки, которой он придерживает Разумовского за запястья. На таком расстоянии он слышит тяжёлые и быстрые удары сердца Сергея, гонит кровь по всему телу и стимулирует рост новых цветов. Постепенно вводит внутрь третий палец, а когда молодой человек и сам с готовностью начинает насаживаться, то и четвёртый.       Самому уже держаться невмоготу тело отдаётся пульсацией, горит в местах, где Разумовский целует и царапает его, внизу всё ноет и болезненно сдавливается плотной тканью деловых брюк. Нельзя так просто наброситься на парня, он и для него и начальник, и подопечный, и уже в каком-то смысле родной человек. Но ведь и телу не прикажешь. Выдержки Волкова хватает ровно до того момента, пока Сергей не высвобождает руки из-под захвата, начинает чертить круги по обтянутым тёмно-синей тканью стегнам*. И уже неприкрыто издевается над Олегом, надавливая в области паха, сжимая держащуюся лишь на фирменном итальянском качестве метрию брюк. Мужчина и сам начинает поскуливать, когда, расправившись с пряжкой ремня, Разумовский забирается под нижнее бельё и обхватывает твёрдый член, совершая поступательные движения вверх-вниз. Нет, ещё немного и он сам кончится как личность.       Пальцы разом выходят из растянутого ануса, оставляя после себя лишь ощущение пустоты. Несколько секунд перерыва, Сергей из-под дрожащих ресниц наблюдает за приготовлениями Волкова, срывая лепестки своего внутреннего цветка и гадая на них, как на ромашках: любит, не любит, любит, не любит…       Олег вновь рывком подтягивает к себе улетевшего в собственные фантазии Разумовского и входит в него наполовину, всё ещё медлит, сомневается. На что и получает настойчивый пинок пяткой по спине, они тут не в сестёр милосердия играть собрались.       — А говорил никаких побла-ах… — Олег резко толкнулся вперёд, входя в Сергея до упора. Его будто током обдало, рыжеволосый мужчина на нём дрожит, сжимается, цепляясь на плечи, а сам брюнет наслаждается ощущениями: узко, ритмично, горячо. Пришлось тирануть рукой о простынь, чтобы скинуть с себя целую клумбу канареечного зверобоя, но оно того стоило. За один этот раз у него проросло столько цветков, сколько не было за всю жизнь, правду сказал врач — партнёр имеет значение.       Когда первый положительный стресс прошёл, Волков осознал один простой факт, больше он сдерживаться не может. Гибкий стан Разумовского плавился под натиском Олега, который буквально вбивал того в матрас кровати. Звуки звонких шлепков, рычание и смесь травянистого аромата с запахом крови наполнили комнату. Сергей блуждал руками по спине и груди Волкова, обводил следы от шрамов, до крови расцарапывал плечи мужчины и прикусывал ребро своей ладони. Брюнета это почему-то очень злило, он слегка притормозил и убрал белую руку от лица Разумовского. Парень отрывисто хватал ртом воздух, на лбу выступила испарина, капелька пота скользнула вниз по виску, рыжие волосы облепили лицо, рисуя ажурные узоры.       — Хочу Вас слышать, — выдыхает Олег и кладёт чужую руку в небольшое пространство меж телами, а сам безотрывно смотрит на молодого человека и вновь набирает бешеный темп. Рука чувствует вибрацию от каждого толчка, ощущает влажное хлюпанье смазки, пока сам Сергей за неимением более никакого способа скрыться, во весь голос шипит, вскрикивает и многократно выстанывает чужое имя так, что, наверное, на первом этаже башни слышно.       Постепенно Разумовский перестаёт чувствовать запах крови своего растения, он заменяется на всеобъемлющий мягкий и такой близкий аромат лечебной травы. Кажется, в их схватке зверобой всё-таки победил. Олег обхватывает свободной рукой член Сергея и в несколько размашистых движений доводит его до разрядки и сам кончает вслед за парнем. После такого сложно сразу расцепиться, Волков приваливается к груди мужчины целуя острые ключицы и тихо шепчет всякие глупости, молодой человек же смотрит расширенными зрачками на золотящуюся яркими огнями панораму города в полноразмерном окне. Оргазм заставляет тело биться мелкой судорогой, Разумовского будто пополам поделили, внизу живота всё пульсирует и отдаётся сладкой истомой, а чуть выше, на уровне солнечного сплетения, нечто маленькое и робкое растёт, опутывает своими стеблями его сердце и движется дальше, из него из этой комнаты, возможно, даже Вселенной. Ничего подобного с ним ещё не случалось, на миг он смог почувствовать себя счастливейшим на планете человеком. Всё дело в цветении? Нет, лежащий на нём и дольче целующий его руки Олег. Сергей мог бы озолотить его, купить кучу крутых машин, дворцы, яхты, самоцветы, но это и близко бы не стояло с тем, что уже дал ему Волков, мужчина смог подарить ему весь этот мир.       — Спасибо, — любовно шепчет Разумовский, целуя иссиня-чёрную в ночной тьме макушку своего телохранителя.       — А? Вы что-то сказали? — наконец пришёл в себя Олег, присаживаясь рядом с Сергеем. Странно, его раффлезии больше не пахнут, цвести — цветут, а кровавого амбре больше не источают.       — С каких пор наше общение успело проделать круг «Вы-ты-Вы»? — лениво поинтересовался Разумовский, пока Волков снимал использованный контрацептив.       — Это случайно вышло, — замялся брюнет, совершенно непонятно, как быть дальше. Сказка закончилась, карета превратилась в тыкву, Олег — в бывшего военного из пошарпанной однушки, а Сергей — в его начальника, элиту общества. Страшно осознавать, что всё случившееся могло быть лишь мимолётной прихотью или забавным развлечением. Ужасно, ведь за эту короткую ночь он успел прожить целую жизнь и понять, что другого такого, как Разумовский, ему в целом свете не сыскать, — Если я позволил себе лишнее…       — О, Волче, ты позволил себе сегодня столько всего неоговоренного в контракте, что тебе и за всю жизнь не расплатиться, — усмехнулся рыжик хитро прищуриваясь. Олега это «Волче» заставило удивлённо обернуться к нежащемуся в свете луны Сергею, — Но, к счастью для тебя, я знаю один способ.       — И какой же?       Вместо ответа Волкова утягивают в долгий чувственный поцелуй. Теперь у него на плече лежит голова Сергея, рука и нога обвивают всё его тело, лишая любых возможностей к отступлению. А бежать почему-то и не хочется. Разумовский слушает размеренное биение чужого сердца, а Олег гладит мягкие шелковистые волосы, выбирая из них золотистые цветки зверобоя.