fascinated victim

гибель не страшна герою, пока безумствует мечта!

— александр блок «комета»

×

стоял омерзительный запах свежей травы. кажется, мяты. ещё, как на зло, именно в такие дни солнце встаёт как можно раньше, а нужно вставать вместе с ним, слишком много дел. рики жмурится от солнечного света и противного запаха. утро начинается просто великолепно. он встаёт с кровати медленно, но дела не ждут. взгляд останавливается на сваленой куче одежды на полу около двери. подойдя поближе рики, всё ещё моргая и зевая, принялся разбирать белые рубашки и штаны. сегодняшний план занятий ничуть не отличается от вчерашнего, и позавчерашнего, и того, что был на прошлой неделе. ни-ки все ещё думает о сне, который ему сегодня приснился. парень не сильно помнит то, что ему снится. но от этого сновидения остались яркие ощущения: свободы, лёгкости, спокойствия и чувство приближающейся беды. нишимура обычно быстро справляется со всеми утренними обязанностями, но сегодня он проспал. из-за чего пришлось всё делать гораздо быстрее, чем обычно, но получалось не так хорошо. всё буквально вываливалось из рук. деревянные игрушки заметно привлекали своё внимание, разложившись на полу перед дверью. пора бы от них избавиться, как от ненужной лесной твари. особенно деревянный конь вызывал мурашки по всему телу, отвратное выражение лица и разрисованная кровью грива не давали приятных ощущений. но рики часто не смотрел на них, просто не успевал. сегодня уже нужно очень быстро позавтракать. к сожалению, его мать вчера сильно заболела, из-за чего не смогла ничего делать, да и сейчас нишимура не уверен, что она в подходящем состоянии. за пределами его комнаты становилось всё прохладнее, и дошло до того, что ни-ки начал тереть логти и быстро переступать через холодные доски пола. солнце светило ярко, заставляя всех людей жмуриться и убегать в тень. соседская девочка, достаточно маленького возраста, даже младше рики, обычно приносила из своей избушки папин большой крепкий табурет, вставала на него и кричала солнцу о том, какое оно плохое, раз так плохо выполняет свою работу. вспомнив об этом, нишимура немного улыбнулся, шагая по грязной траве. быстро умыв лицо и руки, следующей задачей стояло приготовить завтрак. перебежав расстояние и перепрыгнув через ступеньки, парень спешит поставить ноги в стоящее около двери с тёплой водой ведро. к сожалению, блаженство длится недолго, мать напоминает о своём состоянии, выходя из собственной спальной комнаты. рики отскакивает и быстро бежит к печи, накладывая дров и разжигая огонь. ему действительно повезло, что он смог найти что-то самое лёгкое и быстрое для приготовления, хоть и пришлось немного поднапрячься. мама внимательно наблюдала за сыном, анализируя его действия, и, кажется, тихонько посмеивалась. закончив с готовкой мать отправила его на улицу, разрешив немного погулять, разведать все новости деревни. рики громко вздохнул и медленно начал надевать чуть более теплую рубашку и где-то найденную потрёпанную кожаную обувь, пока его родительница садилась за стол и ела приготовленную ни-ки еду, так, что скручивался живот от голода. но нужно было терпеть. нишимура, выйдя из дома, взглянул на лес и ойкнул. тело его немного задрожало, а костяшки пальцев оканемели. — опять колдуют, — прошептал рики, зачарованно смотря на фиолетовый дым из леса. точно, совсем скоро день всех святых. парень чуть приподнял праву ногу, чтобы сделать шаг, но подпрыгнул, услышав крики совсем близко. магический дым — завлекающий детей стал совсем не важен. в голове крутилось указание матери, а желудок был готов вывернуться от голода, пока ноги отваливались. рики побежал, хоть и медленно, оберегав остаток сил, но всё же ветерок трепал его чёрную макушку, а на лице появилась улыбка. ни-ки почувствовал свободу. но пробежав две избы, тело сильно заныло, из-за чего пришлось сделать перерыв и пойти пешком. дома в деревне все были одинаковые, их можно лишь разделить по разным калиткам и воротам, а ещё по номерам. а вот рики и его мать жили в избе без номера. их двор не был сильно усеян растениями, земля была практически голая, а забор был из старого дуба. каждый день кто-то от каждого дома собирается на небольшой поляне в деревне, чтобы обсудить все прошедшие новости и интересующие проблемы. парень уже не впервые идёт туда один, хотя это до сих пор очень пугающее: на тебя смотрят несколько глаз, пытаясь оценить взглядом и уже мысленно продавая безжалостным и голодным ведьмам. собрание ещё не начиналось. и это радовало — никто не станет его осуждать за опоздание. парень присел на свободную скамейку и сжался под взглядом тётушки агнет, которая, совсем не церемонясь, приняла его дико разглядывать, кажется, думая о том, какое ужасное новое поколение вырастает. проходит ещё некоторое время, а рики успевает разглядеть лицо каждого сидящего здесь человека: старейшины выглядят напряженно, бабушки с заинтересованностью поглядывают на всех, а их маленькие дети играют между собой, не думая о лишних заботах. собрание начинается ровно тогда, когда солнце встаёт в зените. самая главная старейшина со хёг называет это «позволение от солнца», так сказать, разрешение на обсуждение важных дел. это лето выдалось достаточно холодным, поэтому сейчас небо окутывают облака и не сильно понятно, пришло ли нужное время. ни-ки смотрит по сторонам, часто замечая сбоку фиолетовые свечения. колдовские штучки? рики ёрзает и поглядывает на старейшин, которые довольно быстро вскакивают прямо под звон колоколов с главного собора деревни. как раз вовремя. — здравствуйте, жители деревни. прошу обратить ваше внимание на меня и участвовать в обсуждении, — громко произнесла со хёг, осматривая каждого взглядом. а остановившись на нишимуре, её лицо скривилось, из-за чего парню стало ещё некомфортнее. а может, ему показалось? нужно было действительно встать немного пораньше и позавтракать, а то и не такое померещится. — недавно в городе сменились представители сословий, и они планируют объехать все деревни, принадлежащие городу, и проверить на запрещённое и магию, — пока главнейшая рассказывала, она размахивала руками в разные стороны и смотрела прямо в глаза присутствующих, вызывая мурашки по коже. её глаза были голубыми, а взгляд словно направлен в душу с попыткой разузнать все самые страшные вещи. — это значит, что ведьм из леса сожгут? — спросила какая-то старушка, сидящая с другой стороны от рики. она заинтересовано уставилась на со в ожидании ответа. — да, но я не думаю, что это произойдёт так скоро. нужно прождать ещё хотя бы до лунного нового года, — отвечает сестра хёг. она занимает вторую позицию по мере власти. старейшин каждой деревни выбирал сам город, но в этом месте всем несильно повезло — остались за главных девушки. мужчин не было сильно много, да и место гиблое. о нём вообще кто-нибудь вспомнит до лунного нового года, когда сословия начнут сжигать всякую нечисть? рики чуть приулыбнулся — теперь спать будет скоро спокойнее, без мыслей о том, что завтра ты можешь проснуться не в собственной кровати, а в огромном оловяном котле. только уже как завтрак для парочки ведьм. затем поднимаются два брата близнеца, что каждый раз твердят о том, что нам нужно всем сплотиться и жить дружно. — ведь время не лёгкое, и ты уже не знаешь, кто через пару мгновений воткнёт в тебя свой нож. рики согласен, слова правильные, но нужно быть гениальным человеком, чтобы растянуть их на целый час. парень покорно слушал и запоминал каждое сказанное предложение, чтобы в слово в слово пересказать маме. наверное, ей сейчас очень одиноко, ведь её муж умер в одном крестовом походе. вдруг к ним подбегает низенькая девчонка с длинными чёрными волосами и темными глазами, чем-то сильно взлонованная, даже сильно напуганная. ни-ки чуть дёргается, видя на её лице слёзы. честно, ему никогда ещё в жизни не приходилось видеть женских слёз, даже собственной матери. а видя, как плачет маленькая красивая девочка, душевно убивало его, заставляя сердце обливаться кровью. она подбежала к со хёг и что-то прошептала на ухо. похоже, что-то действительно страшное, раз лицо старейшины так побелело. она присела обратно на место и что-то сообщила сестре. рики внимательно наблюдал за этим. вот со хёг приподнимает правую бровь, вопросительно поглядывая на собеседницу. они ещё что-то обсуждают, но ни-ки скучно, поэтому он снова поглядывает на лес, на всё ещё фиолетовый дым. были объявлены поиски. утром этого дня у той девочки пропала старшая сестра, примерно одного возраста с рики, а также половина детей в этом селе. это первая пропажа. сначала была паника. взрослые в страхе бросали свои дела и бежали проверять детей, будь то дома или в лесу. если находили на кухне, пытающихся разжечь камин, то крепко запирали их в своей комнате, а сами караулили каждое окно и двери. матери сломя голову бежали в лес, падали в ямы, разбивали до крови колени, пачкали свою одежду в грязи, громко кричали. это было похоже на бесплатное представление. а рики просто молча наблюдал за этим. в первые дни абсолютно ничего не происходило, все были на стороже. а та девочка, представившаяся лиззи, очень часто садилась около дорожки, ведущей в лес и смотрела наверх. на фиолетовый красивый дым. бывало, часто ругала его, громко кричала, молила о том, чтобы её сестру вернули, а, бывало, просто зачарованно смотрела, не отрываясь от летящих издали, глубины, чащи густого леса, с приоткрытым в изумлении ртом. её родственницу так и не нашли. на поиски отправили небольшую группу из пяти человек. вернулось только двое. они утверждали, что остальные мужики погибли в разных обстоятельствах: кто-то заблудился, отойдя от остальных, и уже был найден мёртвый; кого-то убило дикое животное, а кто-то неудачно упал, разбив голову. ходили слухи, что тело первого нашли повешенным за толстую и крепкую ветку дерева. мама рики сильно болела, её состояние с каждым днём становилось всё хуже, а сегодня она уже не могла встать. голова кружилась, вызывая боли во всём теле. ни один лекарь не мог ничем помочь. оставалось лишь ехать в город. хотя и там тебе ничем не помогут. кто ты вообще такой? нищий крестьянин, живущий в отдалении от огромного жуткого города. в доме теперь всегда находилась некая старушка, имя которой нишимура никак запомнить не мог. она крутилась и вертелась около матери, полностью отдавая себя. а сам рики сидел в углу — время не самое лучшее, чтобы гулять с другими детьми. его развлечениями становится рассматривание деревянных ящиков, шкафов и каждого пыльного угла. он даже успевает найти несколько дохлых мышей, которые, к сожалению, ничем ему не помогут. через пару дней ужас стихает: люди становятся смелее, и дым из леса уже виден не круглыми сутками. парень выходит из дома, оставляя мать с тётушкой, вновь в потрёпанной рубашке с длинным рукавом, немного хромая, но улыбаясь. погода солнечная, слишком ярко светит солнце для таких прохладных дней. на ногах те самые потрёпанные кожаные сапоги. рики гуляет, рассматривая раскрашенные заборы, наступая на лужи и прыгая через камни. вот например, сад одной из старейшин усеян очень красивыми цветами и лекарственными растениями, но, правда, в последнее время они сильно завяли. рики наблюдает за ними, стоя на небольшом холмике. почему же жители не сильно любят ставить калитки и заборы? говорят, мол, если нападут, то это всё равно ни чем не поможет. ни-ки выходит в поле, и ему немного страшно. в деревне ходит много зловещих историй про ведьм. как те хитро заманивают жителей маленьких деревушек или непутёвых охотников, а после беспощадно убивают. как втираются к людям в доверие, выжидая подходящий момент для нападения. от всех этих рассказов, которыми пугают старейшины детей, по телу мурашки. хотя разноцветное поле не только заставляет дрожать от ужаса, пробирающего до внутренностей, но и восхищаться. рики обводит взглядом пышные бутоны цветов, изумрудную траву и вдыхает полной грудью душистый аромат. раскидывает невольно руки навстречу лёгкому ветерку, что лениво раскачивает листву редких деревьев. и улыбается. вот она свобода из его почти забытого сна. одиноко стоящие столетние дубы едва слышно переговариваются, по их толстым веткам прыгают птички и запевают свои песни. а трава под ногами словно расступается перед рики. великолепное зрелище. страх перед ведьмами становится практически ничем. но возвышающиеся вдали кроны могущественного леса, его туман всё равно вызывают у рики непонятные ощущения в груди. хотя манить своей неизвестностью не прекращают. настороженность также никуда не исчезает. с этим лесом нужно быть аккуратнее. ни-ки лениво шагает по тонкой извилистой тропинке, наслаждаясь хорошей погодой, ароматами, ветром и хрустом мелких веточек под ногами. солнце припекает, а по лазурному небу медленно плывут огромные пушистые облака, к которым так и хочется прикоснуться. сегодняшний день — самое настоящее чудо. и как жаль, что случается он крайне редко. рики щурится, подставляя лицо солнечным лучам, и улыбается широко. проблемы жителей их деревни остались там, позади, сейчас он просто наслаждается видом и спокойствием. да, это поле не самая безопасная территория, ведьмы могут появиться в любой момент, а убить уж тем более, но он возвращаться не спешит. и лес… продолжает притягивать взгляд, привлекать внимание и пробуждает неожиданное где-то внутри желание пересечь запретную линию, после которой жизнь может и кардинально измениться, и резко прекратиться. ведь там, в гуще, во тьме и подозрительных звуках, скрываются ведьмы. способные на многое и не шугающиеся вил или мечей людей — они на угрозы лишь посмеются в лицо. так что рики сжимает на груди в области сердца ткань рубашки, путаясь заглушить это противное чувство. ему нельзя! и сам умрёт, и мама не выдержит! он переводит дух, на мгновение прикрывая глаза, и разворачивается. в нескольких километрах стоит его деревня — самые разные дома и маленькие точки-люди, которых с такого расстояния почти не видно. поэтому ни-ки выдыхает ещё раз и неспешно двигается в её сторону, представляя, как зайдёт домой и ляжет в свою постель. ночами он спит слишком плохо, но сегодня, наверное, всё же сможет выспаться. волнения старейшин и жителей поутихли, хотя лиззи днями напролёт продолжает сидеть на огромном валуне, проклиная лес, забравший её сестру. но рики, почти дойдя до края поля, застывает. спину прожигают пристальным взглядом, от которого вдоль позвоночника ползёт неприятный холодок. он оборачивается, проверяя, хотя спрятаться негде — деревья далеко, а кусты небольшие, и листвы на них очень мало. поэтому он разворачивается полностью, всё также никого не находя. это шутки его мозга, что перегрелся на солнце, или кого-то из деревни? если второе верно, то это вообще невесело. ни-ки цыкает: — кто бы ни был, выходи сюда. и мысленно понимает — ему не спастись, если выйдет охотник или ведьма. он умрёт прямо сейчас. приходится отставить геройство и продолжить двигаться в сторону деревни. там, по крайней мере, немного безопаснее, чем на открытом поле, где его никто и ничто не спасёт. на улицах деревушки по сравнению с прошлыми днями всё спокойно и нормально. нет никакой паники, беготни. конечно, люди опасаются за своих детей, но не так сильно. словно старшая сестра лиззи не исчезала — всё вернулось на круги своя. и рики мог бы в это поверить, если бы не гуляющая с опущенной вниз головой девочка. кажется, она не теряет надежды. парень на её бы месте уже давно сдался — люди, что пытались найти девушку, тому прямое доказательство. — где ты был, рики? — тихо спрашивает она, подходя ближе, и рики невольно вздрагивает: её голос звучит глухо, сломленно, а в глазах плескается бескрайним морем тоска. он сглатывает: — гулял по полю. ответ звучит спустя время, и лиззи кивает. и в ту же секунду уходит. рики остаётся в полном одиночестве, прислушиваясь к звукам деревни. смятение явно отражается на его лице, хотя он не придаёт этой ситуации значения. девочка часто разговаривает с жителями, а взрослые её жалеют. дети зовут играть с собой, но она мягко отказывает. ни-ки просто надеется, что она выдержит то, что происходит. потеря сестры — жестокое испытание для маленькой девочки. медленными шагами он направляется к дому, стоящему чуть дальше. постепенно всё вокруг темнеет, ярче становятся тени в лучах солнца, и также быстро пропадают, как появляются. верхушки деревьев уже ничего не освещает, нет шастающих детей со свечами в руках. пропали привычнее вечерние посиделки. все смылось в одно неизвестное огромное пятно. каждое движение даётся с трудом, а пальцы начинают неметь от холода. это пугает, бабье лето закончилось ещё давно, ну и страшнейшие морозы решили о себе заявить. рики тихо закрывает дверь, надеясь, что мать сейчас крепко спит в своей не очень удобной постели. именно так и оказалось, «прислуга» сидела за небольшим столом, аккуратно складывала все конверты в один деревянный ящик, пересчитывала их, а некоторые даже читала. в полумраке, это казалось очень жутким, из-за чего изначально ни-ки чуть не ударился об шкаф, стоящий чуть сзади, когда хотел попятиться назад. в такой глуши было странно видеть образованных людей, любопытство слишком пожирало изнутри душу. поэтому нишимура подошёл поближе разглядеть, что творит женщина. к счастью, она сидела спиной к зашедшему рики, и заглянуть через плечо не доставило слишком большого труда. но она всё же заметила рики и вопросительно повернулась, а затем начала его отчитывать. ни-ки успел лишь разглядеть странные символы. скоро полнолуние, да и вдобавок день всех святых. страшная вещь. нужно не забыть запереть все большие окна и тяжёлые двери, а лучше приготовить запасы на всю неделю сразу. в комнате было на распашку открыто окно, а на дворе очень холодно. ни-ки пришлось подобрать с пола ещё одну рубашку и закутаться в неё, хотя это ничем не помогало. через несколько секунд он всё же справляется с тем, чтобы добраться до окна и устранить причину мороза. на кровати, свернувшись калачиком, стараясь укрыться в несколько одежд сразу, парень почувствовал резкий запах мяты, который сильно его усыплял. уставший взгляд парня зацепился за игрушку коня, доставшегося ему ещё от отца. каждый раз она вызывает не только страх, дрожащие в ужасе пальцы, но и слёзы от незнания собственных родителей. следующее утро рики встретил своим потрёпанными видом. хотя он хорошо выспался и был готов выполнять любые задания. окно нужно снова распахнуть и прикрыть его простынями, правда, не сильно свежими. чуть не запнувшись об горы одежды и игрушек, ни-ки решает свалить их все в подвал, чтобы хоть как-то навести порядок в комнате. а затем уже бежит делать обыденные вещи: умываться в ледяной воде, возвращаться по грязной росе, ждать, пока тётушка приготовит завтрак, и идти на собрание. но сегодня тётушка была не в настроении и очень громко гремела деревянной посудой, разбивая стеклянные вещи и топая ногами. рики чуть сжался и спокойно присел на стул, внимательно наблюдая за вдруг ставшей нервной женщиной. — что-то произошло? — спросил ни-ки, замечая в пазухе прислуге несколько конвертов. те же самые вчерашние письма. руки крепко сжимали платье, а голова той, чьё имя он не может запомнить, наклонилась вправо. тогда рики решил вернуться чуть позже, пока на кухне были видимые проблемы. во всём доме не осталось тепла и радости. дверь тихо закрывается, но прежде ни-ки снова надевает свои не очень любимые туфли и чуть длинную рубашку. солнце уже давно зашло, поэтому можно увидеть множество детей и взрослых. матери осторожно ведут детей за руку, девушки бегут в ведрами к колодцам, а бабушки провожают их и просят поскорее вернуться к чаю. на красивые усадьбы можно смотреть вечность — они расписаны яркими красными красками, зашифрованы загадочными символами росписей, вокруг них крепкий расписанный забор, а во дворах гуляют дорогие и редкие животные. но здесь такого нет. рики тихонько вздыхает. полюбоваться в деревне можно на дома старейшин, загадочные леса, дикие растения, больно жалющих пчёл и других противных насекомых. водная гладь, как всегда, спокойна, в небе нет ни одной птицы, но что-то подсказывает, что сегодня будет дождь, а может, и сразу ливень, что ещё хуже вкупе с грозой. ни-ки подходит к окраине деревни. в последнее время здесь мало кого можно встретить — не только человека, но и всякую дикую живность. на большом камне расположилась удобно девушка. она сидела с опущенной головой. грустила? плакала? рики подходит ближе и узнаёт лиззи. ему хочется приблизиться, узнать, что произошло, почему она здесь одна, поддержать и рассказать какую-нибудь захватывающую или интересную историю. но он стоит. ждёт. лиззи сидит к нему спиной. её волосы развиваются на ветру, а сама девочка держит что-то в руках. когда-нибудь любопытство рики погубит его, но сейчас нет времени задумываться об этом — он прячется за деревьями в кустах. ой, говорила мать не подглядывать за девушками. лиззи держала в руках небольшую зверушку, зайчонка с окровавленной лапой. такая картина немного смущала и вызывала множество вопросов. девочка проводит правой рукой по туловищу животного: сначала гладит макушку, чешет за ушками — ей совсем всё равно, что зайцу это может быть неприятно, — дотрагивается до пушистого животика и затем проводит линии по лапкам. а ещё она много шепчет. разговаривает с бедным существом? — в этой части леса давно волков нет. как же ты умудрился? — лиззи говорит ласково, зарываясь пальцами в чёрную шерстку. носик зайца дёргается, красные глаза смотрят со знанием дела. животное словно отвечает. рики крупно вздрагивает, когда зайчонок из её рук вдруг резко выскакивает и убегает. словно несколько секунд назад он не умирал от кровотечения. на какое-то мгновение у ни-ки пролетает в голове абсолютно абсурдная мысль, которая заставляет его пуститься в лес, за лиззи, на смерть. а что если она вылечит его мать? лес древний — образован задолго до основания деревни, которая находится здесь не первое столетие, — и труднопроходимый. могучие корни выпирают из-под земли, а плотная листва едва пропускает солнечные лучи. по стволам разросся мох, бегают мелкие зверушки и стучат дятлы. звук разносится между деревьев, создавая долгое эхо. хотя воздух в лесу свежий, наполненный хвоей и ароматами цветов и грибов, растущих возле деревьев, будто охраняя. рики на секунду останавливается, вдыхая и просто прикрывая глаза. пропадают грустные и непонятные мысли, на их место возвращается покой, потерянный вместе со старшей сестрой лиззи. а светлое и грязное в некоторых местах платье девочки скрывается во тьме всё дальше и дальше, словно она бывает здесь постоянно. рики это удивляет, но он старается не поддаваться эмоциям и следить за девочкой, что постоянно то исчезает из виду, то появляется вновь. её движения лёгкие, быстрые, точные. она ловко бежит по земле, перепрыгивая через корни или, наоборот, двигаясь по ним, иногда замирая и подставляя ладони для птичек, что покорно садятся на её тонкие пальцы. лиззи часто разговаривает с ними, получая в ответ кивание и взмах красивых крыльев. ни-ки больше не может ждать. поэтому он шагает чуть вперёд, намереваясь просить о помощи. если понадобится — умолять, рыдать, но мать нужна ему живая. он движется медленно, боясь наступить на что-то и раздавить, но у судьбы на него другие планы. под ноги попадается ветка, которая с громким хрустом ломается, и единственное, что мелькает в голове, — это желание скрыться. перед глазами растерянное лицо лиззи, что оглядывается по сторонам. рики прижимается спиной к широкому стволу, бесшумно выдыхая и опускаясь на колени. он, наконец, придя в чувства и не ощущая такой сильной боли во всем теле после продолжительного бега, понимает, что сглупил. целью его беготни была именно лиззи. и её необычный дар. что объясняет пронзительный взгляд голубых глаз, ясных, как небо в полдень. и если она смола вылечить зайца, то ей, наверное, не составит особого труда помочь матери ни-ки? он должен проверить. и спасти маму, пока возможность есть. рики выглядывает из-за дерева, всё-таки решившись на разговор, но вокруг никого нет. ни девочки, ни птички. ни души, кроме него. это странно. он хмурится, приглядываясь, но всё равно пустота. куда делась лиззи? парень тихо отходит от дерева, поглаживая подрагивающие плечи и сжимая зубы. на улице снова холодает, но лиззи намного важнее. он найдёт её. но, заходя всё дальше в лес, деревья становятся ближе друг к другу, а солнечный свет едва касается земли, постепенно угасая. интересно, сколько времени прошло с того момента, как он вошёл в лес? наверное, не один час. два? три? или день совсем идёт к концу? трудно ответить на эти вопросы, поэтому рики упрямо петляет между ветвями, чтобы не получить листьями по лицу. нельзя пугать или заставлять волноваться маму. особенно сейчас, когда её состояние с каждой минутой всё хуже. рики проводит ладонями по лицу, отгоняя усталость и оглядываясь снова. ничего. в лесу никаких изменений, а зуд во всём теле не даёт больше двигаться. он плавно опускается на землю, чувствуя нарастающую панику. зачем только пошёл за лиззи? неужели трудно было дождаться её? есть ли смысл сейчас искать её? искать выход? лес похож на лабиринт, из которого не выбраться — он увеличивается и сводит с ума своей бесконечностью. — где же я? — вопрос риторический, и ни-ки это знает, подгибая ноги под себя, обнимая колени и утыкаясь в них лицом. осознание безысходности стреляет с новой силой, сражая наповал. неужели это его конец?.. он сидит в таком положении несколько минут, а может ещё пару часов. тело покрывается мурашками. по обуви начинают бегать насекомые, что нишимура сразу не замечает, а потом резко вскакивает и дёргает ногами, чтобы убрать их всех с себя. оставаться здесь явно нельзя, можно испытать невидимую удачу и пойти вперёд. к пустоте или выходу из этого места? лес уже не кажется таким фантастически прекрасным, вокруг гуляют тени, а солнце начинает садиться. проклятье. всё это чистое проклятье. рики идёт медленно, аккуратно перешагивая корни деревьев и не оглядывается назад или по сторонам. слишком страшно. нужно дойти до более безопасного места, где поменьше деревьев и чистое поле. нет, там ведь поймают ведьмы. скоро окончательно стемнеет, а значит, жди беды. говорила ему мать в детстве далеко в лес не заходить, и её надо было слушать. ни-ки отодвигает от себя каждую ветку, низко наклоняясь. перед ним открывается удивительная картина. немного заросшая поляна ромашками и каким-то ещё странным цветком, посреди белого пятна стоит изба. не такая, как в деревне. тоже с калиткой и забором, но таким темным, из чёрного дерева. да и домик сам жуткий. ещё немного, и настанет ночь, а солнце уйдёт за горизонт. а может, здесь всё же живёт милая старушка, что поможет ему? рики переночует сегодня у неё, а наутро она покажет дорогу в деревню. с этими мыслями и внушая себе, что всё будет хорошо, он открывает незакрытую до конца калитку. — странно всё это, — шепчет себе под нос рики, шмыгая носом. не хватало ещё простудиться. атмосфера стоит печальная — дом выглядит бедным, опустошённым, словно его покинула жизнь. рики стучится три раза в дверь, но никто ему не открывает. он даже подходит к окошку и встаёт на цыпочки, чтобы просмотреть, есть ли там вообще кто-то. никого. ни-ки отходит от окна и снова стоит у двери. решается, наконец-то, подергать ручку после того, как в лесу что-то громко зашуршало. дверь оказывается не заперта. парень чуть ли не влетает в избу, быстро отпуская дверь, после чего она захлопывается. он не сразу это замечает, а вместо того, чтобы позвать кого-нибудь, начинает расхаживать по незнакомому дому и внимательно всё рассматривать. так вот как, получается, живут ведьмы? наверняка у каждой есть свой котёл, а может, даже несколько. лестница около шкафчиков, стоящих около стены, кажется, ведущая на второй этаж. может, они там спят? на полках по банкам разложены различные травы и смеси, а ещё множество ключей. но вокруг так пахнет жутко мятой, очень знакомый запах, заставляющий рики опомниться. всё это, конечно, очень красиво, атмосферно и завораживающе, особенно скрипучие деревянные полы, создающие уют, сравнимый с домом рики, но если это действительно обитель ведьмы, и даже не одной, то ни-ки следует поскорее бежать. так странно, что в доме таких опасных и ужаснейших существ светло, открыты все окна, и не задёрнуты шторы. или это только у единственной ведьмочки? вдруг это домик лиззи? хотя точно нет, она живёт в деревне. наверное. рики даже берёт пару баночек в руки, но быстро их ставит на место, замечая огромную печь. — так вот откуда был фиолетовый дым, — он зачарованно смотрит на фиолетовые разлетающиеся искры, что привлекают и завораживают детей и даже взрослых. всё, теперь ему точно пора домой. здесь нет никакой доброй старушки, и ночевать тут нельзя. ни-ки уверено подходит к двери, но осознаёт, что та заперта, а снаружи слышатся приближающиеся шаги. его сердце замирает. не стоило вообще сегодня выходить из дома. или несколько дней назад? в любом случае, ответ очевиден, как цвета неба и земли, — да, ни разу. первое, что чувствует рики, оглядываясь на окно и никого не замечая, — пробегающий по спине холодок и стремительно нарастающую панику. его убьют? здесь и сейчас? и шанса на спасение не оставят? ведьмы жестоки, опасны, и сбежать от них удалось лишь единицам. ещё меньше — вернуться домой живыми, а не перекинутыми бездыханными телами через метлу. второе — то, как дрожат руки и ноги, как бешено колотится сердце и скачет пульс. колени не держат совсем, и ни-ки падает на пол, кривясь на стреляющую боль во всём теле. во что он ввязался?! в следующий раз он обязательно послушает мать прежде, чем сделает хоть шаг. парень поднимает взгляд на дверь, но та остаётся неподвижна, хотя шаги до сих пор слышны. как ведьма сможет зайти в дом, если не через главный вход? неужели есть ещё один, запасной? в таком случае, ему — конец. рики крупно вздрагивает, быстрее скрываясь в тёмном углу, под очередными полками. дрожит телом, как осиновый лист, обнимает ноги в защитном жесте и неотрывно смотрит на дверь. надежда на сохранение его жизни — нулевая. ведьма без раздумий убьёт его и тут же засунет по частям в котёл, потирая руки от предвкушения. к ним явно давно никто такой глупый и безрассудный не попадался в сети. он выдыхает, прижимая бледные ладони к таким же щекам, и застывает статуей, услышав скрип двери. запасной вход и правда существует. и это пугает не на шутку. после третьего — последнего — поворота ключа в замке на весь дом грохочет чей-то мужской голос, а после угрожающе хлопает дверь. — кто пришёл ко мне? рики не чувствует ни себя, ни пола, по которому плавно, но от этого не менее грозно, двигается страшная тень. в лучах заходящего солнца некто кажется страшнее. потрёпанная рубашка, порванные в некоторых местах брюки, и сапоги практически до колена. а на лице уродливая маска какого-то животного. или сразу монстра — непонятно. ни-ки гулко сглатывает, а мужчина громко усмехается, наклоняя голову на бок и указывая в его сторону пальцем. — кто ты такой? и что здесь забыл? — вопросы звучат логично, но рики не может найти на них ответы, поэтому сжимается в большой комок, считая секунды до своей смерти. тяжёлые шаги постепенно приближаются, грязные сапоги в траве и земле находятся от него в нескольких сантиметрах. от мужчины исходит жуткий запах мяты и лесной свежести после проливного дождя. рики так долго пробыл в домике, что не заметил, как резко сменилась погода? удивительно. — неужели бессмертный? — вновь эхом разносится голос, скорее всего, хозяина дома, и ни-ки видит перед глазами лишь бесконечную тьму, что зовёт к себе. а посторонние шумы затихают — даже назойливый мужчина пропадает. вокруг только запах мяты, невероятная лёгкость и мягкость, а щёк, ледяных и бесцветных, касаются горячие руки. на удивление, небольшие и с тонкими длинными пальцами, что осторожно обводят контур скул и носа, едва касаясь губ. кто этот мужчина? постепенно рики приходит в сознание. глаза медленно открываются и пытаются сфокусироваться в темноте и что-то разглядеть, зацепиться за нечто знакомое. а тело оказывается привязано достаточно крепко толстой верёвкой к стулу. ну всё, теперь можно окончательно попрощаться с жизнью. здесь уже не так мрачно, повсюду зажглись свечи и мозолили глаза. ни-ки зажмурился и попытался ещё раз нормально оценить ситуацию. может, получится его уговорить? из подвала слышатся шаги. кто-то возвращается к рики. кажется, сердце сильно сжалось, а дыхание оборвалось. слишком трудно было сделать хотя бы один вздох. громко скрипят доски пола, и вот он на месте. рики поднимает взгляд на человека, что так неожиданно появляется перед ним. это невысокий парень, кажется, ниже ни-ки. его ведьминская кровь подтверждалась розовыми кончиками волос — признак ненормальности. незнакомец наклонился к лицу нишимуры, словно разглядывал там изъяны, обдумывая, как его приготовить. отойдя назад, он поправил свой плащ, похоже, успел переодеться, пока ни-ки был в отключке. — кто ты? и что ты здесь забыл? — снова спрашивает хозяин избушки и хитро улыбается, предвкушая что-то интересное. рики сглатывает и думает: а стоит ли отвечать? несмотря на светлую комнату, атмосфера стояла довольно мрачная. — вот как значит, — бормочет незнакомый парень и вновь отходит к котлу, беря что-то около не него, ёмкость с какой-то жидкостью. яд, отрава или элексир? — если не ответишь, я залью тебе это в глотку, — вышло довольно грубо и страшно, но зато подействовало. — нишимура рики… это моё имя, — негромко произносит ни-ки, поглядывая на держащую зелёную штуку в руках незнакомца. хозяин домика улыбнулся и поставил пузырёк с жидкостью на место. несмотря на место его жительства, рики может сказать, что парень достаточно милый, хоть и пытается выглядеть устрашающе. это придаёт немного уверенности и некий шанс, что сегодня он не станет обедом. или уже ужином. — а какой, собственно, сейчас час и день? — осмелев спрашивает ни-ки, разглядывая стул, к которому его привязали. розовые-кончики-волос подошёл опять ближе, усмехнувшись. выглянул в окно. — сейчас уже глубокая ночь. думаю, тебе лучше переночевать у меня, — лисьи глаза незнакомого парня засверкали, и ни-ки вновь потерял свою уверенность. — кто вы? — спросил нишимура, прижимаясь к стулу, наблюдая за вокруг ходящим чудом, от которого зависит его жизнь, между прочим. — перед тобой сам ким сону. так скажем, великая личность, — он обернулся вокруг себя и поклонился. — если будешь хорошо себя вести, не станешь веществом для моего нового яда. рики кажется, что этот некий нечеловек лишь выглядит как самое очаровательное существо в мире, которому хочется всё простить. вдруг это самое очарование выбирает место, куда удобнее всего закапать трупы? в сад точно не вариант, тогда уж точно в лесу, где сначала их загрызут комары, если сону не наколдует что-нибудь. а может, на кладбище? осталось лишь выбрать гроб. не, ни-ки пожалуй остановится на сером, без всяких украшений. но можно и повесить табличку «шёл смело на смерть». глупо получилось. остаётся лишь надеяться, что ким его пощадит. а шансы-то с каждой секундой малы, пока тот меряет шагами комнату и всё заглядывает в уже разогретый котёл. — я не вкусный, — пищит нишимура, громко глотает воздух, пытается освободиться от верёвки, но замирает, услышав яркий звонкий смех сону. — не бойся меня, я ведь действительно хочу помочь. и я это сделаю, — он остановился посреди комнаты, рассматривая положение, которое обустроил для прошедшего названного гостя. — если я тебя развяжу, ты не убежишь? пойми, это бессмысленно, сейчас уже глубокая ночь. рики не отмирает и после речи нового знакомого, потому что понимает — у него только два выхода. и эти выходы утешительно не выглядят. он может довериться странному парню и остаться на ночь или же попробовать сбежать. но, как показала недавняя практика, — последнее полностью бесполезно. сону с лёгкостью свяжет его обратно и также посадит на стул. правда, будут некоторые различия — его запихнут в котёл и сварят на поздний ужин. что ж. ни-ки не дурак. он решает поверить. парень тяжело выдыхает, и сону мрачно улыбается. он, конечно, зельевар, но страдания людей, особенно бестолковых, — самое лучшее развлечение в одиночестве и тишине запретного леса. — я… — он слышит, как трудно даются рики эти слова, но ему нужно хоть малейшее подтверждение. — обещаю, что не сбегу. поэтому, пожалуйста, развяжи меня. человек — существо глупое, разумом обделенное, потому что иначе сону не в силах объяснить, что парень забыл в лесу. искал приключения на задницу? так их в деревне хватает — позвал соседских мальчишек гулять и половиру деревни разгромил. это всё-таки веселье. или, наоборот, он нуждался в спасении? тогда возникает следующий вопрос — от кого же мог скрываться простой деревенский житель, что сбежал в лес? неужели натворил делов в столице и решил прятаться? в таком случае серьезные проблемы будут и у сону. но рики не выглядит как бандит или разбойник — его местами грязная и рваная одежда все равно кажется опрятной. а такого эффекта бегами не добьешься. значит, ни-ки — безмозглый парнишка из ближайшей деревни. осталось выяснить цель его визита. сону поднимает взгляд, подходя ближе и сверкая лезвием острого кинжала в мягком свете свечей. они стоят везде — на полу, столах, многочисленных полках, печи и скамьях. и от них также пахнет мятой. довольно специфический и необычный аромат. — хорошо. сейчас я тебя развяжу, и ты расскажешь, с какой целью ко мне пришёл, — в его карих глазах снуют бесенята, близкие друзья ведьм, и рики испуганно сглатывает. зельевар так и продолжит пугать его? тогда идея откровенно плохая. если ещё откровеннее, совсем уж на чистоту, — идея полная херня. сону подмигивает, довольный чужим послушанием, и аккуратно обходит стул. также осторожно режет по верёвкам, садясь на корточки. руки не дрожат, как в первый раз, когда он связывал парня, чтобы запугать. «путы» бесшумно падают на пол, и рики прижимает руки к груди, растирая краснеющие запястья. сону немного перестарался. но ничего — первые попытки всегда не очень. он переводит взгляд с затылка парня на баночку с усыпляющим зельем и поджимает губы. что ж. этот бутылëк останется у него до лучших времён. в деревне какие-то волнения не одну неделю, так что стоит ожидать что от жителей, что от столицы сюрпризов. — спасибо… — хрип вырывает его из тяжёлых раздумий, и сону усмехается, отмахиваясь. для него это сущие пустяки. за такую, пусть и не особо длинную, жизнь он повидал многое и побывал в самых разных ситуациях. и в ситуациях одна хуже другой. — так расскажешь, зачем ты здесь? — он возвращается на своё место, ставит ещё один стул напротив рики. который подбирается весь, вновь устремляя взгляд в темноту ночи за окном. стоит ли рассказать правду? а что будет с ним, если прозвучит, в конце концов, ложь? его убьют или пожалеют? хотя чувствуя себя полным неудачником, он мгновенно отметает вариант «пожалеть» далеко. — я… — что ж, была не была. лучше признаться, чем медленно умирать в муках, которые обязательно устроит зельевар. ведь это такая отличная возможность… — я увидел, как одна девочка из деревни разговаривала с животными… а у меня мама болеет, поэтому я подумал, что эта девочка сможет помочь. я последовал за ней, но спустя какое-то время заблудился. рики не спешит поднимать голову, зная, как бредово звучит его речь, но он не собирается врать. это ведь бессмысленно! ни-ки все же кидает испуганный взгляд на сону, что смотрит в ответ как-то странно. осуждения и прежней насмешки нет, зато на дне зрачков плескается бескрайнее море вопросов и изумления. — и зачем ты пришёл ко мне? вопрос весьма логичный: он что, похож на доброго дядюшку, который всех спасает, или на местного лекаря? конечно, нет. ему чужды людские проблемы и заботы, в лесу живётся намного лучше и легче. вокруг — деревья, неподалёку речушка, частыми посетителями являются именно звери. идиллия, самая настоящая сказка. это там, за лесом, кипит активно жизнь. здесь же — тишь да благодать. сону вздыхает, потирая устало пальцами переносицу. если парень попросит у него помощи, он просто разорвется от внутренних противоречий. родители всегда учили помогать слабым и нуждающимся, но с другой стороны, зачем ему это? если столица или деревушка узнают о нём, у него будет куча проблем. тогда начнётся бойня. люди выйдут на охоту, станут убивать и искать ведьм, а те либо ответят не менее жестокими способами, либо… у ведьм просто не останется выхода, если люди почувствуют силы. сону не хочет смертей. рики поджимает губы. сидящий напротив мужчина — его единственное спасение. точнее мамы, но не суть важна. сону нужен ему! он вновь выдыхает, бегая взглядом по домику. в груди теплется надежда, но и та слишком мала. что если сону откажется?.. это ведь его дело, право. никто даже указывать не станет — рики просто не сможет. его воспитывали не так, да и нет у него полномочий таких, чтобы команды раздавать направо и налево. к сожалению. — я хочу, чтобы ты помог моей матери, — едва слышно произносит он, тут же затыкаясь. попытка не пытка. хотя лучше, конечно, будет, если сону даст согласие. но единственный отклик от него это скрежет зубов. он поднимается с места, стул под ним опасно качается и спустя секунду все же падает. звук удара оглушает, отдаваясь долгим эхом в ушах. — ты хоть понимаешь, что просишь у меня? рики в ужасе желает слиться со своим стулом, превратиться в пыль или провалиться сквозь землю. он собирает последние силы и отрицательно качает головой. что может произойти?.. — конечно, не понимаешь! откуда вам, людям, знать? — шипит сону, рывком ставит стул и отворачивается. на такое он ни за что не подпишется! а в рики просыпается неожиданная для обоих смелость, когда он резко выпрямляется и встаёт. сону на него не смотрит, и это ему только на руку. — а ты что, особенный какой-то? — он сверкает взглядом, прожигая в чужой спине дырку и мысленно давая себе пощёчину. каков дурак! от него могут оставить только воспоминания и лужу на полу, а он бессмысленно храбрится. говорила мама столько раз не быть придурком полным. сону слегка заинтересованно смотрит на него через плечо, вскидывая бровь и усмехаясь. рики дышит глубоко, сжимая руки в кулаки. зельевар взрывается хохотом, заставляя парня попятиться. но смех больше злорадный, каким пугают детей в деревнях, чтобы те к лесам даже на километр не приближались. но, видимо, этого ни-ки пугали плохо. — а ты, кажется, не осознаёшь, что да, — сону вытирает большими пальцами выступившие на глаза слёзы, и хихикает напоследок. рики вздрагивает. — сейчас именно ты висишь на волоске от смерти. именно ты находишься в моём доме. и именно я могу решить — выйдешь ли ты отсюда живым. и выйдешь ли вообще. сону постепенно успокаивается, но качает головой, опускаясь на стул и хмыкая. много угрожать он не хотел, но эта ситуация полностью под его контролем. так что человеку очень тупо что-то предпринимать — всё со скоростью света обернётся против него. рики приходит в себя быстро, словно потухшая от ветра свеча. без лишних затрат энергии и возни. — итак, — сону привлекает его внимание и расслабленно улыбается, хотя глаза кричат об обратном. безмятежность растворяется в воздухе. — ты пришёл сюда, я помогу уйти… — мне помощь в другом нужна! — рики громко сглатывает, и все его действия насквозь пропитаны паникой. он проведёт в лесу неделю, месяц, если понадобится, но помощь… важнее здоровая и живая мать, чем его возвращение в деревню. сону раздражённо рычит, поэтому ни-ки сжимается, поднимая руки. — я не могу спасти твою мать, потому что… — правда неприятно режет по сердцу и горлу, но ким не бессмертен и не всесилен. он простой зельевар, живущий в лесу. за чем-то подобным можно обратиться к ведьмам, но те лишь сделают из бедного парня ужин, а из его костей — новую ограду для дома в назидание другим глупым детям. — но почему?.. — низкий голос ломается на середине слова, поэтому рики молчит. дотлевающие угольки призрачной надежды превращаются в пепел, не услышав причин. ни-ки не привык сдаваться так рано, но сейчас он прекрасно понимает, что сону может отказаться даже потому, что не хочет. и это тоже причина. — если твоя мать внезапно встанет на ноги, начнутся вопросы. ты — простой человек, поэтому сдашься под натиском жителей деревни, — сону объясняет неторопливо, будто какое-то явление ребёнку. его тон пугает, и рики порывается что-то доказать, но послушно затыкается после просьбы о тишине. — проблемы возникнут у нас обоих, ты это понимаешь? столица сейчас ждёт повод начать войну, а ведьмы не побоятся дать отпор. пострадают все, но люди все равно останутся ни с чем. рики прошибает осознанием. холодок бежит по позвоночнику, и он опускает голову, поражённый. людям будет неважно, кто перед ними — ведьма или зельевар. они убьют любого. что же тогда делать?.. — в последнее время столица стала слишком жестокой, поэтому спасение твоей матери будет бессмысленным. меня убьют за «колдовство», тебя из-за меня, а твою мать… люди глупы, они подумают, что в твоей матери есть частичка меня. или что-нибудь ещё. рики согласно кивает и жмурится до цветных пятен перед глазам. с губ срывается всхлип, и сону изумленно смотрит на него. но это ожидаемо, и он, сокращая между ними расстояние, опускает на дрожащую спину ладонь. аккуратно водит по лопатком вверх-вниз, пытаясь успокоить. получается не очень хорошо, но рики по крайней мере перестаёт трястись, как роза на ветру. — оставайся на ночь, а утром я отведу тебя до границы леса. ни-ки кивает, вытирая мокрые щёки. истерика не входила в его планы, но ситуация позволяет — маме никто не поможет, и он останется совсем один. женщина, помогающая им, уйдет, ведь её ничто не будет держать возле них. полная безысходность. — спасибо, сону… — зови меня сону-хëн, — в голосе сону слышится слабая улыбка, и жалость отсутствует, поэтому это радует. рики выдыхает. если бы ни-ки всегда сначала думал, прежде чем делал, он бы давно уже спал в своей комнате, с открытым на распашку окном, а рядом была бы мать, ну и та вредная помощница по дому. но сейчас они с кимом поднимаются на вверх по лестнице. старший играется с ключами от какой-то двери. он всё же сумел заверить нишимуру, что это спальня, а не какой-нибудь чердак для трупов с крысами и хомяками. это всё не может быть реальностью. но ни-ки прошибает осознание — он находится в доме, насквозь пропитанном магией. на календаре — воскресенье, а жители деревни обычно ходят в эти дни в церковь, что против магии, ошибок природы. и эта самая «ошибка природы» держит его за руку, когда парень чуть ли не падает из-за невесёлых мыслей в голове. — переночуешь здесь, а я, если что, буду всю ночь перебирать травы в кладовке. можешь потом просто спуститься, — сказал сону, отпирая дверь и пропуская незваного гостя, между прочим, в его спальню. но, прежде чем уйти, он обернулся к рики и приоткрыл рот, чтобы что-то сказать. это выглядело очень даже мило: — и не пытайся сбежать через окно, сейчас самое время ведьм и всяких хищников. сладких снов, — и после закрыл дверь. нишимура остался один со своими мыслями. всё выглядело здесь даже очень мило. кровать стояла где-то в уголочке, напротив окна, а рядом письменный стол, что является редкостью для такого времени. на столе стояла пара свечей, лежали заколки для волос, ещё были различные баночки и несколько документов. пока мать рики болела, рики не ходил в духовную школу, хотя единственное интересное занятие там — это чтение библии. конечно, это не единственное, что они изучают, но учёба полна скукой и тяжестью. даже изюм, который давала каждый день мама, не наполнял такие дни счастьем. ни-ки резко отпрыгнул от стола, словно увидел страшного таракана или вспомнил что-то противное, и подошёл ближе к кровати. тёмное одеяло было аккуратно заправлено, зато подушки лежали таким образом, будто их наспех бросили с другого конца помещения. можно было закрыть шторы, чтобы свет луны не мешал спать, вот только парень уже присел на мягкую и удобную кровать, так что идти по скрипучему полу не было желания. рики решил не укрываться, а просто повернулся на бок и быстро заснул. ни-ки резко распахнул глаза вовсе не от светящего ярко солнца, которое сейчас стояло, кажется, очень высоко. он проспал богослужение. но в данный момент это казалось таким незначительным событием, что забылось также стремительно, как и ночной кошмар. сону, оказывается, и правда не спал всю ночь — он держал в руках банки разной формы со смесями и травами различных цветов. ни-ки, спустившись, присел рядом за стол. старший, когда пересчитывал что-то в уме, глядя на то, что он держит в руках, мило поджимал губы и ярко улыбался глазами. рики никогда не видал таких людей, да и вообще, им было запрещено радоваться. вокруг всё пропахло мятой, но сейчас как раньше, это не вызвало раздражение. кажется, зельевар не заметил присутствие нишимуры, пока смешивал что-то в котелке. — сону-хён, — позвал младший занятого хëна. — а что это? — он показал на баночку, заполненную голубой жидкостью и сильно манящую его. — эй, не трогай это! — ким быстро подскочил к рики и взял со стола интересующих предмет. — если, конечно, не хочешь, чтобы у тебя выросли кошачьи ушки, — мило съязвил, убирая в сундочок, владелец дома. а ни-ки удивлённо приоткрыл рот, тут же облизывая губы. любопытство всегда сильнее него. — ащ, — нишимура отвернулся в другую сторону, чтобы посмотреть на украшения вокруг, ведь его это не сильно волновало, когда он был связан. — а почему в том углу стоят розы? — спросил рики, указывая на шкафчики с пышными бутонами цветов. зельевар повернулся в ту сторону и грустно улыбнулся. сердце внезапно сделало мощный кульбит, пока голову наполняли воспоминания о матери. — их любила моя уже умершая мать. — извини, я не знал, — кажется, ни-ки уже почувствовал напряжение, которое могло появиться тут же в комнате, но старший лишь подошёл к нему и потрепал по волосам. а не он ли всего день назад грозился превратить деревенского парня в траву для яда? или вообще что-нибудь похуже. рики удивительно моргнул и даже на пару секунд задержал дыхание. нет, сону-хён точно не плохой. как только зельевар отошёл к котлу, рики задал новый вопрос. это интересовало его не так, как многое другое, но мама учила, что разговор нужно вести постепенно: — а как ты здесь оказался? сону на мгновение замер, словно ждал ответ от самого себя. — я здесь родился, — зельевар отходит от недолгого оцепенения и выдыхает. — только мама из чужих земель. и умерла она от болезни, я тогда не всё мог лечить, — его голос немного дрожал, и вообще сам парень старался не сойти с ума. а какого чёрта его вообще расспрашивают? — с тех пор я тут один. — а всё можно вылечить с помощью зелий? — нет, это же полное издевательство, нишимуру нужно срочно отправить домой. — нет. нельзя заставить любить и воскрешать мёртвых. но можно предотвратить смерть. — и ты мне не поможешь? — поинтересовался ни-ки, вставая со стула и подходя к котлу, над которым работал сону. точнее, работал он над зеленой жидкостью, в которую собирался добавить крысьи хвосты. а из-за подошедшего собеседника, ему пришлось оторвать голову от более нужного ему занятия, чтобы посмотреть в глаза крестьянина. так странно, что ким сквозь чёрные зрачки смог увидеть всю боль и саму бесконечность вселенной. — пора заканчивать со своими бессонными ночами, — прошептал больше зельевар для себя, хотя другой парень его прекрасно услышал. а потом чуть громче добавил. — я подумаю над этим. не успел младший что-либо сказать, как его схватили за руки и потащили к двери. — идём. я провожу тебя до той части леса, из которой ты сможешь выбраться. рики бы назвал себя лжецом, если бы сказал, что это его не расстроило. он, на самом деле, надеялся и молился всем известным богам, чтобы хоть кто-нибудь помог маме. пусть у них отношения и не были на высшем уровне, особенно сейчас, когда мать практически не приходила в себя из-за болезни, но ни-ки её любил. и будет любить всегда — всё-таки она для него сделала очень много, что можно охарактеризовать как «невозможно». после смерти отца они остались одни, что в несколько раз усложнило их и без того нелегкую жизнь. в деревне, находящейся на опасной границе с лесом ведьм, без мужчин выживать довольно сложно — нужна защита, а её нет. да и помощь в хозяйстве отсутствует. в общем, с потерей отца им пришлось не сладко. и сейчас сону для рики является последней надеждой на спасение, ведь лиззи… точно! лиззи же. но есть ли смысл просить её? — хëн… — тихий и нерешительный голос рики звучит еле слышно — он поджимает губы, виновато опуская взгляд. сону выгибает бровь, оборачиваясь. ни-ки стоит чуть позади, буквально в нескольких шагах от него, и словно боится подойти ближе. а смятый край рубашки выдаёт его нервозность. сону выдыхает. он бы хотел помочь, но какова вероятность, что все получится? ким простой зельевар, он не умеет возвращать людей к жизни или спасать от смерти. — пожалуйста, попробуй помочь моей маме… пожалуйста. ты последняя моя надежда. правда, хён, я не вру, — рики сокращает расстояние между ними, хватая за руки и сжимая чужие ладони. сону вздрагивает, поднимая на него чуть испуганный взгляд. эта неожиданная близость и просьба в глазах рики выбивают его из равновесия. как этот мальчишка вообще может просить о чём-то подобном?! он же не герой, не крутой лекарь, способный доставать людей с того света! или от даже самых смертельных болезней излечивать! он простой зельевар, который живёт в отдалённом от других месте и не знает бед! вот надо было же встретить этого парня… свалился словно снег на голову посреди знойного лета. — я же сказал, что подумаю! — раздражëнно прошептал сону, выдергивая руки из цепкого захвата и отходя назад. и никакие кошачьи глазки парня напротив не заставят его передумать! — просто возвращайся домой, рики. если я найду решение, то дам тебе знать. уходи. сону поправляет одежду, выходя из дома и вдыхая свежий воздух рассветного леса. это время ему нравилось больше всего — своеобразное напоминание, что жизнь не кончается с закатом. что после захода солнца всё продолжает своё движение. это когда-то стало сигналом действовать и для него. — хорошо, хён. рики послушно плетëтся следом, и сону внутренне радуется. даже если он попытается, не факт, что у него получится найти что-то подходящее. его учили лечить болезни, но не такой степени, когда человеческая жизнь болтается на краю, грозясь упасть в тьму смерти. они в тишине, думая каждый о своём, идут по лесу. стараются не издавать лишних звуков и не выдавать себя ведьмам, иначе все мольбы рики пойдут насмарку — их просто запекут в печи или отправят на ингредиенты для нового зелья. одно из двух. и одно хуже другого. так что в их случае молчание — лучший выход из сложившейся ситуации. хотя голова рики и его жизнь — желанный приз для ведьм. уже на подходе к границе рики замирает снова, набирая воздух в лёгкие и сил, чтобы заговорить. — спасибо, что приютил на эту ночь, хён, — он кисло улыбается, а язык чешется сказать кое-что ещё. но сону явно не оценит и сдаст его ведьмам на ингредиенты. — да не за что, — сону хмыкает, уже успокоившись и не метая молнии в сторону парня. но желание не исчезает полностью, о чем он любезно и сообщает. ну как о таком вообще возможно молчать? — извини, хён, за то, что потревожил, — вновь начинает рики, и сону закатывает глаза, просто отмахиваясь. у этого парня вся жизнь впереди, и губить её так просто не хочется. это кажется самым настоящим издевательством. поэтому они так и расстаются, расходясь в разные стороны. рики со всех ног бежит в деревню, чтобы узнать о состоянии матери, а сону не спеша двигается по направлению к дому. там его никто не ждёт, а книг у него не так и много, чтобы выбирать. но он все равно проведёт несколько бессонных ночей в поисках ответа. и от этого начинало тошнить. по рассказам рики болезнь его матери не настолько серьёзна, чтобы забрать у человека жизнь за рекордно короткие сроки, но в этом серьёзную роль играет возраст женщины. она уже не молода, и организм борется как может. то есть почти никак. и, если честно, сону становится немного грустно. он, как никто другой, понимает, что такое потерять близких. к сожалению. и, когда кто-то родной не рядом с тобой, это приносит огромное количество боли. — глупый мальчишка… не понимает, что своими просьбами делает, — сону качает головой, скрываясь в высоких и толстых стволах деревьев. а это главное. на маленькой полянке хорошо — вдалеке слышатся голоса просыпающегося леса и его жителей, пышные кроны встречают давнего знакомого, ставшего уже родным. сону живёт здесь уже довольно долгое время. в крупных и шумных ему было некомфортно, а в небольших и спокойных деревнях его попросту не приняли. но ему хуже не стало — наоборот, жизнь стала лучше. в лес, кишащий ведьмами, сунется только либо тупой, либо вынужденный солдат. третьего не дано. в лесу полная тишина, и безопасность намного лучше. хотя это легко можно оспорить. но спорить никто не спешит, что сону только на руку. в его избушку редко кто-то находит — так далеко от границ она находится. покрытая мхом и тяжёлыми лесными ветвями, она сливается с окружающей средой и бросается на глаза только, если присмотреться. рики же, как назло, стал исключением и в этом. сону следовало убить его и не мучить не себя, ни бедного парня, о котором явно мало заботятся. раз даже не бросились на поиски. или теперь так люди относятся к своим жителям? показывают остальным, что что-то делают, а на деле просто забывают и спустя время говорят, что ничего не добились. занимательная тактика. сону выдыхает снова и грузно падает на изумрудную траву, по которой словно прошёлся дождь из других драгоценных камней. великолепное зрелище. он явно не сможет променять эту красоту на подделку, что показывает всем города или столица. то никогда не сравнится с прекрасной природой леса. — где ты был этой ночью? — рики встречает не чудом выздоровевшая мама, а её «няня», которая упирает руки в объёмные бока, готовая устроить полноценный скандал. с криками, руганью, битой на счастье посудой и рукоприкладством. парень не понимает, как его мать доверили этой женщине. — я… рики запинается, внезапно понимая, что отговорки у него нет. и про сону рассказать он не может — у кима из-за него обязательно начнутся серьёзные проблемы, в решении которых ни-ки не помощник. и что ему сказать? — ты. да, ты совершенно прав, — язвительно кивает женщина, пропуская его домой. — или ты знаешь ещё одного нишимуру рики? ни-ки другого рики не знает. но знал бы — попросил бы сделать хоть что-то для излечения матери. потому что он чувствует себя полным ничтожеством, на цыпочках проходя мимо её комнаты и игнорируя няню. та при спящей маме ругаться не будет — только посмотрит неодобрительно, скажет про обед на столе и отмахнется. рики так и живёт всё это время. сначала его пытаются воспитать, а после сдаются, решив заняться чем-то другим, что принесёт хоть немного пользы. нишимура, по всей видимости, такой пользы так и не принёс. после того, как сону выпроводил из тёмного леса своего нового знакомого, он решил ещё некоторое время погулять по знакомым местам. в последнее время он часто проводил время на лесных опушках, наблюдая за живностью и остальной тварью, конечно же, остерегаясь ведьм. это было на самом деле не так сложно, ведь он по сути и сам нечисть, только тёмные силы непрочь поубивать друг друга. ким присел на траву, размышляя, как сложно всё-таки будет выполнить просьбу рики. ведь раньше таким он не занимался. он самый обычный, пусть и не человек, пытающийся выжить в этом сложном мире. может, следующая жизнь была бы проще. если посмотреть наверх, то можно заметить фиолетовый дым, который уже скапливался в отдельные облака. но зельевар не смотрел, он и так знал: ведьмы готовятся умирать. ему бы тоже следовало поспешить. собрав все сомнения и страхи в одну кучу мыслей и поднявшись на ноги, двинулся домой. сегодня его ждёт долгая и бессонная ночь. привычная тишина, к которой казалось бы за такое количество проживания в доме можно было привыкнуть, сейчас немного напрягала. поэтому сону пришлось напевать песенки, усевшись на пол, листая страницы огромной книги всех зелий, даже запретных. только лирика песен была не такой оптимистичной, это было что-то из разряда убийств ведьмами и сжиганий на кострах. а других он и не знает, да и не интересовался вовсе. приходится рассматривать каждую страницу, мало ли есть какие-то пометки или отсылки. но найти нужную болезнь он никак не может. везде практически написано лекарство об обычной простуды, заражения крови; лечение от ядов, но ничего, что привело бы к ответу о болезни миссис нишимуры. закат. лучи солнца перестали освещать комнату, чтобы ким смог читать, не портя своё зрение. пришло время зажигать свечи. нет, в огромной книге зелий нет информации об исключительно новых болезнях. значит, сону создаст его самостоятельно. он захлопывает книгу и решает спуститься в подвал. там он и найдёт ответ. и если даже не сегодня, он потратит каждую минуту этой недели, месяца на необходимое зелье. да, ему лучше следовало бы убить нишимуру. но что-то подсказывает, что именно рики его спасение. на каждой полке не оставалось свободного места. те были забиты либо книгами, плотно прижатыми друг к другу, либо банками зелий и ядов. разобрать это всё не было времени и даже желания. в углах пауки уже давно устроили себе прекрасное житьё, и всё было в прочной паутине. сейчас это не сильно интересовало хозяина дома. сону притащил деревянную лестницу, чтобы забраться на самый потолок, там были прицеплены травы. взяв пару книг, он присел в более или менее не пыльном углу, приготовив на запас пару свечей. — зачем я вообще этим занимаюсь? — спросил зельевар, листая страницы, глядя только на названия и значения некоторых смесей. — нет, зачем я ему помогаю? неужели мне действительно его жаль? сону был готов выть от новых сомнений в себе. конечно, он хотел видеть радостного, а не убитого горе ребёнка с фамилией нишимура. — вот, до чего ты докатился, ким сону, — шепчет почти в полусонном состоянии зельевар, ближе к утру, переворачивая ещё одну страницу одного из томов сводника совмещения полыни с другими травами. сегодня он будет спать подвале. как и на следующий день, так и всю неделю. на холодном — почти ледяном — полу сону с лёгкостью мог подхватить какую-нибудь серьёзную инфекцию от крыс, но новое лекарство готовить он не собирается. а ещё ким очень сильно вымотался, устал и давно не видел яркого солнечного света. теперь собрав лучшие сочетания средств, осталось их найти, приготовить и выбрать лучшее. парень берёт корзину и ножик, сделанный специально для срезания растений, чтобы те могли заново вырасти или не попали своим ядом на руки сону. — вперёд в лес. сону уже ненавидит сегодняшнее утро. он забыл намазать специальный раствор от насекомых, спотыкается об каждый камень и чуть ли не путается в направлении. когда всё было собрано, где-то совсем рядом завыла собака. это точно не питомец ведьмы, они не любят животных, только более или менее хорошо относятся к кошкам, но и не прочь полакомиться ими тоже. тогда это охотник. о нет. он влип. нужно бежать. — какого чёрта ты здесь забыл? — шепчет сону, видя рядом с собой проходящую лису. хотя это отличный способ, она сможет прогнать зашедшего в лес человека. жаль только, что сону не волшебник. но разговаривать с животными он умеет. с дикими, не с ручными и не домашними. и в этот раз у него снова получается уговорить, правда уже лису. тем временем сону убегает, прижимая ведро и корзину к своей груди. — только бы ничего не выпало, — и всё получается намного успешнее, чем изначально предполагал ким. вот только теперь за ним увязалась рыжая лиса. она и позовёт рики. казалось бы, раз, два и готово. как только картер, так сону прозвал нового питомца, выбежала из леса, некоторые детишки испугались хищника. у неё был план, только одна задача, больше её ничего не волновало. ни-ки был сильно обеспокоен. тётя не разрешала заходить в комнату матери несколько дней, постоянно ругая нишимуру. вместо того, как обычные дети в его возрасте носиться по полю, разбивать коленки в кровь и ломать голову обо все твердые и мягкие поверхности, он одиноко сидит в комнате и ждёт разрешения от женщины. в конце концов, его просто пинают под зад и выгоняют на время из дома. отлично, теперь нужно дождаться ужина, чтобы тебя впустили дом и дали возможность подумать о новом варианте решения в более выгодной обстановке. лиззи куда-то пропала, словно её вовсе и не было. это удивительно. что-то совершенное новое для рики. почему же он только один её помнит? а нет, есть ещё зельевар ким сону, который сейчас стоит прямо перед носом и усердно пытается объясниться, зачем нишимура здесь. из своего пути по лесу, который проделал рики с лисом, он не помнит абсолютно ничего. словно его ударили по голове каким-нибудь тяжёлым камнем, что отшиб память. правда немного ни-ки боится признаться, что рад видеть сону, и даже не из-за новости о том, что мать скоро будет здорова, хотя из-за этого тоже. но видеть хёна, пусть и немного уставшего, сонливого и сильно похудевшего, верный донсен всё равно счастлив. — спасибо, что помог, — прошептал рики, неожиданно даже для самого себя, и, встав, обнял сону. может, они ещё и не начали ничего делать, но всё равно рики был очень благодарен, что его не оставили жевать проблему. зажигается огонь. теперь нужно ждать, чтобы закипела вода. сону вслух читает рецепт, который составил самостоятельно, раскладывая ингредиенты на столе в порядке их применения. рики успел даже увидеть там пальцы какого-то человека, но спрашивать про них было немного жутковато. хён похож на лисёнка, вредного немного, который часто надувает губы и трёт от усталости глаза. рики начинает пугаться мысли о том, что, кажется, засматривается на хёна. уф, нет. домик сону для ни-ки словно был полностью изучен, несмотря на то, что он бывал тут совсем немного времени и уже успел обойти и рассмотреть многие комнаты, которые только были. вернувшись к сону, нишимура увидел, что тот всё-таки заснул. проблема вовсе не в том, что кима нужно положить к себе на кровать, чтобы он смог нормально поспать в более удобном месте, чем раннее; проблема в том, что рики не умеет читать, тем более старые языки. а будить сонное чудо нельзя. так что рики, измотанный несколькими бессонными ночами и волнением за мать, идёт в комнату сону за одеялом и аккуратно укрывает его, боясь разбудить. именно по этой причине его движения немного неловкие. да, ким ругаться за лишний шум и резкие действия не будет, но отдых ему нужнее. он наверняка не спал сутками напролёт, пока пытался придумать зелье, ведь это все-таки не шутки и требует много не только физических, но и моральных сил. да и ни-ки чувствует эту ноющую и неприятную усталость, когда она пробирается жутким зудом под кожу и заставляет потихоньку сходить с ума. нишимура пытается бесшумно поставить стул рядом, чтобы тоже на некоторое время просто прикрыть глаза и отдохнуть. но, как только он удобнее устраивается на твёрдом сидении, оставаться в сознании становится труднее — организм так и просит вздремнуть, чтобы восстановиться и набраться сил. поэтому рики кладёт голову на острое плечо хëна, жмурясь. конечно, им нужно торопиться, приготовить зелье, пока есть время, но от них толку будет больше, если они сделают небольшой перерыв. всяко лучше вернуться к работе с новыми силами и ничего не упускать в рецепте. рики очаровательно причмокивает напоследок, вдыхая аромат мяты, исходящий от всего хëна, и засыпая. там, в волшебной стране, где не было ведьм или злобной власти, что забила на простых жителей, все хорошо — его мама наслаждалась спокойной жизнью, деревня цвела и пользовалась большой популярностью у городов благодаря своим ремесленникам, а сону был рядом. к чему там ким, рики так и не понял, но ему нравилось. и он стыдливо мечтал о подобном. тогда бы ему не пришлось искать лекарство для мамы, а деревне выживать из последних сил. но у мечтаний есть одна особенность — их подавляющее количество так и остаются несбыточными надеждами. сону подъëмы не любил больше всего — начинался новый день, а значит, ему нужно было вставать и чем-то заниматься. да и мама с детства учила, что лучше пораньше лечь спать, чем подольше поваляться в постели, пока в списке дел больше сотни пунктов. привычка и совесть не позволяли проводить много времени в кровати, так что сону через нежелание просыпался окончательно и бежал мгновенно в баню или просто умываться. но подъëм сейчас отличался от предыдущих странной тяжестью на левом плече и кромешной темнотой в избе. сону переводит подозрительный взгляд на человека, что громко — и какого-то чёрта даже мило, — сопел рядом с его ухом, понимая, что это рики. рики. да. сону поджимает губы, возвращая недоумевающий взгляд обратно на стол. на котором гордо возвышался котелок с незаконченным зельем. что?.. какое зелье? и причём тут рики? ким моргает, приводя себя в порядок и прогоняя остатки сладкого сна, а после замирает. точно! зелье для матери рики! как он вообще мог забыть об этом? как он мог уснуть, когда от него зависит жизнь другого человека?! сону втягивает воздух сквозь зубы, выдыхая и одновременно с этим успокаивая себя, ведь гнев и злость ему не помогут. «ты не забыл, а просто устал. тем более уснул ты потому, что создавал рецепт. в этом нет ничего страшного». верилось с трудом, но сону выдыхает ещё раз, на этот раз считая до десяти. он должен закончить зелье для мамы рики, и если для этого понадобится снова не спать несколько суток, то он готов. на все сто, всеми руками и ногами, иначе был ли смысл давать рики ложную надежду? ким легко тормошит его плечо, шепотом прося, чтобы проснулся, но нишимура лишь отмахивается и накрывается одеялом с головой. сонный голос бурчит ещё что-то о пяти минутах, пока зельевар сдерживает рвущийся наружу смех. рики — ребёнок, и это так нечестно, что именно на его плечи пала такая ноша. так что сону должен сделать всё, что может. а может он многое. — рики, я понимаю, сон, отдых и все такое, но зелье само себя не приготовит, а ты очень сильно хотел посмотреть на процесс, так что поднимайся, — он гладит по пушистым волосам, приводя растрепанные пряди в относительно нормальный вид, пока рики ворчит, напоминая закипающий чайник. — мам, нет никаких зелий… зельев… в общем, неважно. я хочу спать, — звучит более осознанно, но сону хихикает из-за милых ошибок в словах. он прекрасно понимает рики — иногда и сам неправильно произносит те или иные слова, которые использует ежедневно. но это совершенно нормально. — мама дома, рики-я, а ты тут. в логове ведьм и опасностей. слышишь шум вокруг? это котлы готовятся для тебя, — заговорщически наклоняясь к этому несносному мальчишке, что имеет наглость дрыхнуть в такой момент, сону хитро улыбается — сейчас-то нишимура точно проснётся. его догадки оказываются верны, потому что в следующую секунду рики вскакивает со стула, скользя ножками по дереву, от чего тут же хмурится, и подтягивает одеяло чуть выше, будто это его спасёт. будь он сейчас среди реальных ведьм, от него бы уже ничего не осталось. игры с едой — самый глупый стереотип среди простых людей, ведь для ведьмы самое главное это вкусный ужин. а какой ужин получится, если еда отвратительная, уставшая и пытающаяся сбежать? правильно, такой же. прям точь-в-точь. рики испуганно осматривается, пока взгляд не натыкается на улыбающегося во все тридцать два сону, а нос не слышит запах трав и мяты вокруг. он облегчённо выдыхает, но пятиться ближе к стене не перестаёт. вдруг он реально в логове ведьм, а стоящий перед ним хëн всего лишь иллюзия, чтобы сломать его окончательно? нишимура даже думать об этом не хочет, поэтому медленно опускается на пол, переводя дыхание. он в доме сону. но зачем? — мы продолжим варить зелье, так что вставай. у нас не так много времени на самом деле, — сону протягивает руку, чтобы помочь подняться, и рики хватается за кисть, как утопающий за ветку. хотя запястье кима как раз напоминают веточки деревьев — тонкие, хрупкие, но при этом очень сильные. это не может не восхищать. они в полной тишине возвращаются к зелью — сону не говорит про чужую голову на своём плече, а рики не упоминает, что заходил к сону в комнату, пусть одеяло на кухне и выглядит странно. но раз ким не спрашивает, можно и умолчать об этом во избежание смертей. а то мать лечат, лечат, а его, ни-ки, убивают. непорядок. рики садится за стол, всё также не говоря ни слова, пока сону бегает глазами то по книге, куда записал рецепт, то по содержимому котелка, что постепенно увеличивается. он что-то шепчет, разговаривает с самим собой, полностью погрузившись в работу и вспоминая о рики, когда нужен какой-то дополнительный ингредиент или другой инструмент для перемешивания этой… зелёной? жёлтой? жёлто-зелëно-коричневой смеси? кажется, ещё не придумали такого цвета, чтобы обозначить окраску субстанции. ни-ки внимательно наблюдал за каждым движением кима, чтобы не пропустить ни одной детали, и просто потому, что это очень интересно. сону бы точно сказал, что ничего забавного в зельеварении нет, это сложно и порой даже невозможно, но нишимура менять своё мнение не собирается. ему интересно, а значит, зельеварение это круто. несколько часов пролетают незаметно — они продолжают готовить зелье, но сейчас уже на огне. следующие полтора часа являются заключительным этапом в создании лекарства. рики не верит. и судя по сменяющимся эмоциям на лице сону, хëн тоже не может поверить до конца, что они смогли, что у них получилось. неужели?.. вот так закончились его мучения, жуткие ночи без сна и страдания. что-то из разряда мощной магии, неподвластной ему. точнее почти кончились, но рики отмахивается и чуть ли не рыдая благодарит его за помощь. — хён, ты спас жизнь не только маме, но и мне… не знаю, что бы делал без неё… не знаю, что бы делал, если бы не встретил тебя… спасибо большое… — хотя пара крупных солёных капелек катятся по его краснеющим щекам, но рики быстро стирает следы, широко улыбаясь. сердце сону пропускает три предательских удара, и он сдерживает порыв выругаться вслух. не дай бог ни-ки ещё неправильно поймёт… ким также отпихивает эту мысль от себя — с каких пор его вообще заботит мнение чужих людей? мнение рики? ким тоже улыбается, и эта улыбка наполнена всей вселенской усталостью. но самое главное, что у него получилось. отдохнуть как следует он может и после смерти. лишь бы рики до него и там не добрался. — потом поблагодаришь… когда мы увидим результат. рики кивает, в миг становясь серьёзнее, и сону снова шикает на своё сердце. этого ему только не хватало! напоследок сону даёт ему рецепт, написанный на небольшой тонкой коре какого-то старого дерева чёрными чернилами, и крепко обнимает, желая удачи. но рики рецепт всё равно запоминает, слово в слово. возвращаясь обратно к границе, ни-ки идёт чуть ли не в припрыжку, а сону задумчиво плетётся рядом. — не грусти, хён, я ещё вернусь, — улыбка младшего яркая и солнечная, направлена только киму. он исчезает спустя несколько секунд в глубине других деревьев, направляясь к знакомому полю. теперь ему важно дойти до дома в целости и сохранности, донеся небольшой пузырёк. а сону, кажется, простоял на одном месте чуть дольше, пытаясь разглядеть что-то среди деревьев. очнувшись, он пошёл обратно в свою избу. не хочется об этом думать, но без мелкого там теперь будет одиноко и пустото. так странно, что зельевар абсолютно спокойно прожил там один в течение семи лет. тётушка сидела в кресле, а на её коленях лежали конверты — новые письма. рики постарался аккуратно пройти к комнате матери, не наступая на скрипучие доски пола. если старушка ещё не позвала его, а продолжала тихо сопеть, то у него всё получилось. ни-ки приоткрывает дверь в спальню и заглядывает туда. стены не были расписаны, но на них весели ковры, которые также закрывали одно единственное окно, — подаренные отцом рики после очередного похода из небольшого государства. мать была укрыта огромным слоем одеял. в комнате стоял полный устрашающий мрак. рики вошёл и прикрыл за собой дверь. всё как сказал сону: подошёл к матери, и пока она спала, залил ей в рот всё содержимое сосуда. рики настолько доверяет хёну, что даже не задумывался о том, что это может быть самый опасный яд. нет, сону точно не такой. нишимура выходит из комнаты, и его за ухо хватает тётушка. — ах ты ж, дрянь, что ты делал в комнате матери? тебе там делать нечего, — она была озадачена, увидев выходящего рики из «запрещённой» для него комнаты. она присматривает за матерью этого ребёнка. и как только та умрёт, она тоже уйдёт. а пока женщина здесь только по приказу старейшин. рики тихо завыл, пробуя отцепить от своего уха руку женщины. та лишь повела его за дверь. — иди погуляй. а то с завтрашнего дня отправлю в школу. я знаю, что тебе там не нравится. спустя некоторое время мать рики действительно пошла на поправку. заходившие иногда лекари удивлялись неожиданному выздоровлению женщины. а через неделю ушла тётушка, забрав конверты и оставив кухню. кажется, с её уходом исчезла и болезнь матери. это было чудом, как думали все. поэтому жители деревни больше верили в бога. а ни-ки — нет. он не мог появиться в церкви из-за своего грешного поступка. оставалось лишь каяться, что делать он явно не хотел. рики верил в сону, в то, что нельзя. на службе он не молился, а прямо смотрел на иконы и архиерея, рассматривая вещи, которые обычные люди ещё не видели. например, фиолетовая или чёрная мантия, которая была очень чистой и гладкой, будто каждый день новая. у них явно было хранилище для одежды. ещё золотая митра, сверкающая при ярком свете солнца. но на крест и панагию было больнее всего смотреть. рики так и не навестил сону. у него появился выбор: встать обратно на путь правильный по мыслям людей и бога, либо отречься от всего, что вещала ему нормальная жизнь. — мам, можно мне сегодня погулять? — я только недавно выздоровела, куда ты пытаешься от меня сбежать? — шутливо спросила женщина, шагая впереди своего сына, не видя его поникшую голову. ещё один день дома. ещё один день без сону. в области сердца что-то больно сжалось, рики нужно восстановить дыхание, ведь на пару секунд он словно перестал дышать — пропал воздух. — хорошо, мам. тогда он сбежит. определённо ему на голову упал какой-то тяжёлый камень. как же это одновременно глупо и рискованно. а мать вовсе не собирается отпускать своего ребёнка. сердце бешенно стучало, рики боялся, что его могут услышать. что-то подсказывало, что ему нужно бежать именно сейчас. поэтому ещё днём он захватил пару свечек, надеясь, что не будет дождя. ожидая закат, ни-ки не отрывался от окна и сильно нервничал, кусая губы. убедившись, что мать уснула, он заглянул ей в комнату и дождался идеального времени, чтобы перелезть через окно. в этот раз без обуви, но в той же рубашке и штанах. к его же счастью, рядом никого не было. только кажется, что вдалеке пробежала девушка с одеждой как у лиззи. но рики отмахнулся — сейчас бессмысленно терять минуты на лишние размышления. когда парень пересёк границу леса, он даже не стал молиться, чтобы не встретить ведьм. ни-ки слышал, как стучит его сердце, чувствовал, как потеет постепенно все его тело, и как он начинает теряться среди деревьев. но все равно продолжал идти прямо, не оглядываясь назад. но с каждой тенью и шорохом он переходит на бег. какой же он глупый, безрассудный и рискованный. полезть на смерть, тем более ночью, когда в ближайшей деревне тишина, к сону, который может и не будет рад его визиту. он заблудился и петляет уже по кругу. постепенно слёзы мешают что-либо разглядеть, а свечи он уронил в какую-то яму. обратной дороги нет. вокруг густой лес, в котором таится некая опасность. он трясётся, тело бросает в жар, а слёзы он просто сглатывает. — сону-хён, помоги, — шепчет рики, продолжая идти вперёд, отодвигая ветки деревьев в сторону. откуда-то появилась неизвестная сонливость. и он отключается, около молодой ели. где-то рядом воет стая голодных волков. во сне, таком зыбком и неясном, будто и не сон вовсе, рики видит свою маму — краснощëкую, довольную. она держит полную корзинку, сплетенную ещё очень давно, земляники; ягоды переливаются на солнце, а насыщенный розовый цвет так и манят поскорее попробовать их. и ни-ки не сдерживается — спросив разрешение у матери, берёт одну, немедленно отправляя в рот. раскусывает плод, но сладкий сок превращается будто бы в яд. рики трясёт в лихорадке. он мешком падает на пол кухни, едва не задевая мебель и прижимая руки к груди. на пальцах, что держали ягоды, остаётся чёрный след, который стремительно расползается по запястью, переходя на правое. нишимура в панике пытается все это оттереть, зовёт маму на помощь, но той в комнате не наблюдается. рики оглядывает кухню — это его кухня, но все какое-то чужое, одновременно не принадлежащее ему. словно именно он здесь лишний. парень выдыхает, и в это же мгновение пол под ним попросту исчезает. рики жмурится, не в силах ухватиться за края дыры, что распространяется во все стороны, и вновь сжимается всем телом, надеясь спастись. но и это не помогает. он с громким стоном, полным боли, падает на каменный пол, никак не шевелясь; руки и ноги не слушаются. кажется, что каждая кость в теле сломана, а сердце вырвется наружу, разрушив до конца его грудную клетку. вокруг тишина — не слышно даже его дыхания, — и холодно. да так, что зуб-не зуб не попадает. рики наконец открывает глаза, в последний момент подавляя желание зажмуриться снова. он не видит ни пальцев, что мнут рубашку на груди, ни ног. рики внутренне чувствует себя отвратительно, но внешне… ощущение тела постепенно пропадает. он побеждённо закрывает глаза. — нишимура рики! рики вздрагивает всем телом. кожа покрывается мурашками, реагируя на каждое прикосновение тёплых — почти горячих рук, — ладоней. те гладят и руки, и ноги, зарываются в волосы на макушке. кто-то окутывает его ароматом мяты, своими надёжными и мягкими объятиями, пока парень глубоко дышит, выныривая окончательно из сна. тот уходит неохотно, все ещё остаётся призрачными пятнами на руках и противным морозом на лице. он вздыхает снова, успокаиваясь и приводя дыхание в порядок. если так, конечно, можно назвать его рваные попытки наполнить лёгкие кислородом, который то тяжелеет, почти становясь камнем, то теряет весь вес, но легче не становится. всё равно больно. — я тут, рядом с тобой. всё хорошо, я тут, — чей-то резкий шёпот пробивается через невидимый занавес, скрывающий от рики весь остальной мир и его звуки, и он инстинктивно подаётся вслед за голосом. незнакомец притягивает его ближе к себе, вжимая в свою грудь, и губами касается волос на макушке. прикосновения отдаются в груди ни-ки приятным теплом, что обычно появляется, когда он сидит рядом с мамой на кухне, а рыжий рассвет проникает в даже самые потаëнные уголки дома. — всё хорошо, — всё повторяет и повторяет мужской голос, и рики запоздало понимает, что это сону. тот, к кому он так старался прийти, кого он так неожиданно хотел увидеть, услышать, почувствовать. наконец он тут. — хëн? — рики хрипит, и сону, не сдержавшись, хмыкает, усиливая хватку. теперь нишимура практически сливается с ним, расслабленно выдыхая. если кошмар означал вновь быть с хëном, он готов терпеть их хоть ежедневно. спустя несколько секунд осознания парень внутренне съëживается — что за внезапные желания посещают его глупую голову? сону помог спасти его мать, с тех пор он не вправе был приходить к хëну, ведь у них был договор. но сделка пошла насмарку, и все только из-за него, несмышлëнного ребёнка по имени нишимура рики. — он самый, — сону отвечает со смешком, но голос его по-прежнему звучит не так весело, как он хочет показать. — ты как? — кажется, что мои кости перемололи для какого-нибудь ведьминского зелья, а кожу содрали заживо, — ни-ки и сам морщится от приведенных сравнений, хотя понимает, что его состояние лучше и иначе не описать. сону вновь хмыкает, отстраняясь и садясь перед рики. он заламывает пальцы и брови, будто не знает, что ему делать: наконец выдохнуть от облегчения или начать гневную тираду, чтобы рики стыдно было за эти ночные похождения по лесу. нишимура отчаянно желает первого, но ким просто не оставляет ему выбора, когда встаёт с кровати. — ты хоть понимаешь, чем могло все закончится? — резко оборачивается он, обвинительно тыкая пальцем в грудь рики, что наоборот вжимается в стену. в глазах сону плещется что-то, что ни-ки расшифровывает как беспокойство. волна стыда накатывает ещё раньше, чем зельевар продолжает. — а если бы на тебя ведьмы напали? а если бы волки сожрали? ты думаешь, все эти страшилки просто так придуманы?! это всё, абсолютно всё! спасает вас, глупых людишек, от опасности, что таится в нашем лесу! — сону вспыхивает, как свеча, распаляясь с каждой секундой всё больше. он уже не стесняется в выражениях, расписывая в мельчайших подробностях, что бы ведьмы сделали с рики, если бы его не нашли вовремя. что бы сделали те самые волки, которых пришлось отгонять факелом и специальными травами, если бы сону не успел. что бы сделали люди со всем лесом, если бы ни-ки не нашёлся. рики выглядит подавленно, но это ни на минуту не умаляет сону остановиться. ким замирает лишь на мгновение, чтобы перевести дух и продолжить с новой силой. он не кричит, не старается повысить громкость, чтобы донести информацию. сону говорит тихо, но эмоции в нём так и просятся наружу. их много; чересчур много. они переполняют зельевара — ещё чуть-чуть, и вырвутся опасным вулканом, поглощая всё на своём пути и не оставляя после себя никакой жизни. сону то шипит, то шепчет, но рики ясно одно — за него волновались так, что в случае его смерти ким спалил бы чёртов лес, если бы всё-таки не успел. а потом бы добрался и до ведьм, ответственных за хищников в лесу. нишимура слушает, не перебивая; он словно губка впитывает в себя каждое слово сону, запоминает каждую черту лица и каждую эмоцию, проскальзывающую на нём. тонкие губы напротив поджимаются в тонкую полоску, когда ким понимает, что его слушают, но не слышат. а от этого толку ноль. так что он потихоньку замолкает, сжимая переносицу. — если ты ещё раз захочешь таких приключений, то я сам тебя убью, — заканчивает он, устало садясь на кровать и прикрывая глаза. он вымотан — от всех речей, от тревоги, растущей в его теле стремительно с момента прогулки в лесу. если бы он не вышел за необходимыми продуктами для очередного зелья… он даже думать не хочет о том, что бы случилось с рики и его неугомонной задницей. — хён, — слабый голос звучит совсем рядом, и сону от неожиданности почти падает с кровати, но его спасает рики, притянувший к себе. теперь ни-ки дышит ему в макушку, пока ким не знает, что и думать. — что на этот раз? — он бурчит, как-то обиженно даже, хотя попыток вырваться не предпринимает. — спасибо большое, — едва слышно шепчет рики, утыкаясь носом в волосы, и запах мяты дарит небывалое спокойствие. сону застывает, но тут же берёт себя в руки. и тут же отпихивает рики от себя. — спасибо скажешь, когда домой вернёшься целым и невредимым. рики поджимает губы, но кивает — если нужно, он так и сделает. сону скользит по нему внимательным взглядом, словно хочет найти какие-то травмы или царапины, которых не заметил ранее, но отмахивается, отступая. сейчас рики нуждается в отдыхе, а не в его нотациях и криках. да и у кима после ночи без сна голова кругом идёт и руки дрожат, так что готовку нового зелья придётся отложить на неопределённый срок. он всю ночь не смыкал глаз, терпеливо ожидая пробуждения рики, чтобы устроить полный разнос этому невыносимому ребёнку, что прицепился, как пиявка, и все никак не отстанет, но не смог. слова застряли в горле как рыбная кость, мешая в первые минуты говорить. а после, когда стало легче дышать, единственное, что сону хотел сделать это утешить нишимуру и провести его в чувства. потерять рики… было страшно. и страх этот, липкий и сильный, до сих пор не уходит. сону молча разжигает дополнительные свечи, больше в сторону ни-ки не смотря, чтобы не пугать себя снова. это жестоко, на самом деле, он понимает, но всё равно не может. рики чувствует разочарование так, будто оно вторая его кожа, пускающая в тело сотни колючек. он пытается сесть ровнее, но путается в одеяло и неловко заваливается на бок, недовольно бурча на себя, судьбу и её испытания даже в комнате дома зельевара. даже там она успевает над ним поиздеваться. сону оборачивается к нему всего на мгновение, услышав усталое сопение, и хихикает. рики, злой и борющийся с толстым зимним одеялом, похож на маленького — точнее огромного такого, пушистого и лохматого кота, — котёнка, и ким смеётся уже вовсю. прежний мандраж постепенно проходит, а сону впервые за утро спокойно дышит. ни-ки разделить его веселье не спешит, но замечая, как напряжение во всем теле угасает, позволяет себе по-доброму усмехнуться. у него получилось, можно радоваться. и уже через пару секунд тишина вообще исчезает — рики присоединяется к веселью кима, задорно хохоча. с его матерью всё хорошо, он жив, а злые ведьмы и волки не добрались до него. тем более сону рядом. что может быть лучше? — ты такой смешной, — задыхаясь от смеха и едва не падая на пол, выдаёт сону, пока рики выгибает брови. — смешной? это всё, что ты можешь обо мне сказать? — его тон серьёзный, даже надменный, но ким цокает, приближаясь к кровати. сокращает оставшееся между расстояние, когда упирается руками в матрас по обеим сторонам от бёдер рики, и нишимура сглатывает. это опасная близость, от которой мурашки бегут по всему телу, и только теперь он понимает, что до этого грелся в объятиях сону, пока тот укачивал его в своих руках. щёки покрывает румянец, выдающий его с головой, и сону внезапно вновь смеётся, хитро щурясь. — о чём ты там думаешь, а? рики непонятливо хмурится, а затем резко прячет пылающее лицо в ладонях. шея и выглядывающие из-под рубашки ключицы горят красным, будто он сидит слишком близко к огню, но ким и правда похож на пламя — такой же обжигающий, горячий и завораживающий. — ни о чём, — шипит рики наконец, жмурясь, и мысленно готовится к собственной казни. ну что это вообще такое? теперь ким будет думать, что он какой-то извращенец, которому ничего другого теперь от сону не надо, кроме… бр, даже представлять жутко. — ох, мелкий. такой маленький, а уже думает о непристойном. — и ничего я не мелкий! — да, потому что младенцы будут умнее тебе и не сунутся в лес посреди ночи, — сону меняется в лице, согласно кивает и отстраняется от рики, выдыхая. а после проводит рукой по волосам. он смотрит куда-то в пол, пока ни-ки хмурится, подгибая ноги под себя. да, хён прав, как никто прав, с ним могло случиться что угодно, но разлука с сону в тот момент казалась страшнее любой опасности, уготовленной лесом. — я пришёл потому, что мне… потому что я не мог находиться ещё дольше в деревне, мне хотелось… — он запинается, не договаривая предложение, ведь неизвестно ещё как отреагирует сону на такое небольшое, но важное признание. «мне просто хотелось увидеть тебя». — плевать, чего тебе там хотелось. если ты ещё раз сунешься в лес ночью, то я либо сам тебя убью, либо отдам ведьмам на съедение, — сону звучит грубо, холодно, но рики внутренне ликует — хëн сказал только про ночь, значит, днём он может приходить. и это самое главное. — хорошо, хëн. сону цыкает, вставая и потягиваясь. — я собираюсь готовить завтрак, так что приходи в себя и спускайся, а то выглядишь так, будто ел в последний раз у меня. рики кивает, счастливо и широко улыбаясь. всё же день начался великолепно! завтрак проходит даже на удивление спокойно. хён достал банки с вареньем и мёдом, сказав, что там всё съедобное, а малина это не кровь старого суслика. но рики даже шутить не стал, он просто запихивал себе в рот приготовленный обжаренный хлеб с овощами. ким понял, что младшему его готовка понравилась, и даже приулыбнулся насколько это возможно, когда пьёшь воду. — кстати, — сказал зельевар после того, как поставил кружку на стол, сейчас они завтракали на первом этаже в специальной комнате, которая была скрыта по решению сону. — я слышал, как в деревне тебя называют иногда ни-ки, почему? рики кивнув, что собирается ответить, прожевал еду: — некоторые так говорят из-за фамилии — нишимура рики, просто первый её слог и последний от имени, а ещё одна старушка «р» не выговаривала. — ответил рики, заканчивая трапезу. а последние слова хёна игнорирует. одно его утро и началось с мяты. — а ты дружишь с какими-нибудь ведьмами? — спросил он, когда сону уже поднялся, чтобы собрать грязную посуду и идти мыть её. старший застыл в дверях, спиной к рики, явно обдумывая ответ, а потом скрылся в другой комнате. ни-ки был удивлён. но ким вернулся и сел напротив, сложив руки на груди, смотря куда-то вниз. — думаю, тебе всё же это нужно знать. у меня есть знакомая полуночница, её зовут марго, — говорил сону тихо, что задавало атмосфере помещения ещё больше зловещности: окон тут не было, только пара свечей, освещающие их лица и стол. практически невозможно рассмотреть что-то вне, например, шкаф с посудой, но ни-ки уже немного привык к темноте, что видит некие очертания. — многие считают, что это именно ведьмы крадут детей, забирают во сне, выманивают в лес. нет, это делают полуночницы, но с недавнего времени. чаще именно ночницы, но такие как марго могут и днём спокойно шастать по земле. они вообще питаются зерном, все до одного, поэтому ведьмы и обмениваются с ними едой, для них очень выгодно на самом деле. одна из них недавно хотела тебя поймать и выманила сюда в первый раз тоже кто-то из них. а я успел тебя забрать из её лап, вот марго и разозлилась, даже накричала на меня, что не соблюдаю их договор, а как зельевар я должен быть заодно с ведьмами, кажется, они теперь все будут меня ненавидеть, — последние слова сону прошептал, стараясь держать голос ровным. рики подошёл, чтобы его обнять, он тоже понимает, что значат родные места и люди, пусть даже ненавистные ему. какие они всё-таки ценные. — мы, вся нечисть, друг другу лишь по договору семья. — ты сказал, что полуночница меня затащила сюда в лес. лиззи? она не ведьма? — поинтересовался нишимура, понимая, что потом будет слишком не вовремя спрашивать о таком, а сейчас как раз подходящий момент. — лиззи? сестра марго, что ли? такая длинноволосая тёмненькая? хотя о чём я, они же цвет волос запросто меняют. — да, кажется, она. — сказал рики, перерывая объятия и делая шаг назад. казалось, словно его сердце проткнули холодным кинжалом. он, конечно, знал, что лиззи явно не человек, но настолько, чтобы послать рики прямо на смерть… — держись от неё подальше, как и от остальных сестёр марго, а их у неё аж восемь, — встал из-за стола сону, намекая на то, что разговар окончен. день прошёл быстро. ким разрешил рики лечь на его кровать, пообещав, что ляжет рядом, но чуть позже. утром же стало ясно, что сону не ложился вовсе. поднявшись, ни-ки в спешке заправил чужую кровать. в этот раз его разбудило не солнце, а какой-то грохот с этажа ниже. рики вылетел из комнаты и побежал к киму, надеясь, что сейчас он в полном порядке. на деревянном полу была разлита розовая гадкая смесь с пузырьками, около котла валялся прибор, которым все пробуют еду, только на ложку это вовсе не похоже — скорее, что-то чуть большее в размерах. а сам сону розовой макушкой лежит к ногам рики, прикрыв глаза. он так уснул? нишимура присаживается рядом, поднося ухо к носу старшего, и внутри нарастает дикая паника. итак, бедный зельевар ещё дышит, уже хорошо. — сону-хён, просыпайся, — рики чуть шатает кима, прося проснуться и ещё несколько раз, но последние слова вообще сопровождаются всхлипом. ему страшно. а за кого? за себя, что остался один, или за хёна, что сейчас лежит на полу в неизвестном состоянии? рики не может успокоить неожиданный поток слёз и бешено бьющееся сердце, пока в голове назойливо крутится мысль: «нужно срочно поднять сону с пола». ни-ки трясущимися руками взваливает хëна на свою спину и тащит его наверх, в спальню. он задёргивает окна чёрными и плотными шторами и после спускается вниз. если некая жидкость из котла виновна в обмороке сону, необходимо закрыть её. что рики и делает, когда находит крышку, на несколько размеров больше, чем сам котёл. а ещё нужно найти лекарство, но как ни-ки разберётся, если все книги не на латинском? холодная вода! про неё он вспоминает, глотая слёзы. в вёдрах только горячая или тёплая, вряд ли она остынет быстро до нужной температуры. рики мог уверенно сказать, что впервые радуется тому, что учился в школе. он берёт кружку и набирает туда воду из ведра, где менее тёплая вода (ему приходится пробовать её с помощью ложки со стола, хотя и сама жидкость не кажется питьевой), быстро поднявшись он выплёскивает её на хёна, ожидая какого-то чуда. да, сону приходит в себя через пару минут, громко кашляя и потирая нос. рики сразу бросается обнимать старшего, шепча что-то по типу: «ты меня напугал, я уже не знал, что делать», но ким сам не разбирает из-за нового приступа рыданий младшего его некоторые нечёткие слова. — я просто перепутал пару ингредиентов, — погодя отвечает сону. его голова кажется такой тяжёлой, что он и встать не может, ноги и руки отказываются подниматься. а рики ещё очень долго расспрашивает о его самочувствии, пока хён не засыпает. на следующий день сону чувствует себя лучше и обещает младшему, что будет внимательно читать рецепты и примечания к ним. рики верит, он не может по другому. — чем мы займёмся? они сидели на полу, пока сону читал какую-то книгу на латинском языке, не то, что рики не знал его, но в школе он так плохо учился и поэтому даже не пробовал блеснуть своими знаниями перед старшим, которых, собственно, у него как слёз кота на полках сону (а их там нет, рики проверял). ким отложил книгу чуть дальше, размышляя над тем, какова будет цена его действия, если он всё-таки наберётся смелости это сделать. — а тебе ли не пора домой? — интересуется ким, получая в ответ лишь мотание головой. он здесь ради того, чтобы с сону быть, а не то чтобы прийти и вернуться на следующий день. — хочешь я расскажу тебе одну ведьменскую сказку? — спрашивает сону, решаясь приобнять рики и пододвинуть его чуть ближе к себе лицом. пусть за окном и стояло яркое солнце, пусть и прыгали там кузнечики и жужали противные пчёлы — сейчас у них было тихо и темно, чтобы их кто-то не побеспокоил. зельевар завесил окна чёрной плотной тканью. ни-ки лишь только кивает, слова застряли в горле, и мозг не хочет обрабатывать происходящее: сону казалось похож на маленького лисёнка, сидит так близко. — там, где есть свет, всегда будет тьма, кажется, это такое бессмысленное содержит слишком много тайн. первая ведьма вообще не умела колдовать, она с людьми жила в пещере, и сама являлась человеческим ребёнком, пока не съела свою родную младшую сестру. её тогда выгнали, прогнали с позором, а имя высекли на горе и думали, что путь к ним запечатали, только лишь положив какие-то камни. люди вообще тогда глупые были, их дитя сразу поняла, что больно ей есть еду их, организм располагает к странным желаниям. ушла, а у нас её прозвали беллой, хоть и имя настоящее только её семья уже мёртвая знала. покинув ранее её родные земли, долго ревела девушка, звери её, почему-то, не трогали, а через время она даже их язык начала понимать. только длилось это не долго, питалась белла лишь мёртвым сырым животным мясом. но мало этого было, пришлось охотиться на растения. совершенно спокойно она съедала засохшую кору деревьев. прежде чем была убита ведьма от рук человека, создала она клан ведьм, что развивались чуть быстрее человека, что научились выживать и создали свой тайный магический язык. грустно было ведьмам, но говорят, что тот клан распался после, все разошлись по миру. потом и полукровки получались, и из-за этого они вовсе колдовать научились, но так, только по старым книгам того клана, что название было стёрто на всех страницах. а при рождении всем магическим кулон выдавался с особым символом и цветом. закончив рассказывать, сону достаёт тот самый кулон из-под одежды, чтобы показать рики. символ его — золотой полумесяц. на солнце он ярко блестит, а ночью блекло светится, словно освещает путь. — хён, а ты тоже ешь детей? — неожиданно спрашивает рики, заставив сону очень сильно рассмеяться и свалиться на пол, легко ударившись головой. — о нет, конечно, нет! да и тем более, сказка всё это, — сказал ким успокоившись. — идём, поможешь мне одно зелье приготовить. и нишимура действительно помогает, как может: усердно пытается найти нужную банку, читая её название на латинском, хотя язык то явно ведьменский, но младший попыток не откладывает, внимательно слушает сону и даже интересуется его состоянием. ким отвечает, но вопрос «а что мы такое готовим?» игнорирует. помня прошлый случай с неудачной дегустацией, ни-ки даже по картинкам в книге сверяет с содержимым в котле. а потом сону, глядя сквозь окно, тихо произносит: — через пару часов начнётся день всех святых. рики ничего не отвечает, только удивлённо приподнимает голову, глядя на старшего. — это как у вас, страшный суд, а у нас он настанет вот-вот, каждый поплатится за все поступки. хорошие и плохие. нас всех заберут, но только ведьм. хотя я чувствую, что марго меня сдаст, а сама будет жить счастливо ещё пару тысяч лет. рики даже делает пару шагов назад и хватается за шкаф, чтобы не грохнуться на пол, голова гудит, а слова входят с трудом. это же шутка, да? только очень несмешная. — что это значит? а сону кажется разбитым и немного потерянным — он вновь переваривает смесь, а затем только отвечает. — ты же знаешь, что воскресить человека нельзя, можно только переродиться. я как раз сейчас варю это зелье. если мы выпьем его вместе, то после смерти обязательно встретимся. правда, уже в последующих жизнях, и не факт, что узнаем друг друга, — отвечает он, подбегая к рики, который за шкаф, рядом с которым стоял, держаться не может, и подхватывает его, чтобы юное тело не ударилось об деревянный пол. рики сглатывает и смотрит туманно, осознание приходит слишком медленно. — ты сегодня умрёшь? — хочется сказать одновременно с этим так много, но в голове пусто, словно кто-то собирает мысли в корзину, как найденные ягоды. сону только кивает, присаживаясь на пол. — я хочу в следующей жизни быть рядом с тобой, — а для рики это уже звучит как признание. он со свистом втягивает воздух в лёгкие, но с ответом медлит. если бы его спросили, чего ему хочется на самом деле, ни-ки без промедления сказал, что быть рядом с сону и матерью. желательно в другом времени. там, где за сону не шла бы охота, а их чувства не являлись чем-то запретным. рики медленно поднимает расформированный взгляд на сону и чувствует, как грудь сдавливают подступающие рыдания. он хватает воротник рубашки, словно та давит на него, и выдыхает сквозь стиснутые зубы. — хëн… сону садится перед ним, медленно обводя ладонями его лицо, стирает слёзы и прижимается лбом ко лбу рики. жмурится, будто это поможет справиться с собственными слезами, но одинокая слезинка всё равно проворно скатывается по щеке. — я знаю, рики. я знаю. сону хочет кричать, срывая голос. кричать о несправедливости мира к ним, о чувствах, что разрывают его изнутри, о боли, которую они разделяют на двоих. но он должен оставаться сильным для рики. но ни-ки слабо смеётся, утягивая его в судорожные объятия. теперь он понимает, что ощущала его мать, отправляя отца на войну. но, в отличие от неё, рики знает, чем всё закончится. сону сожгут на костре из-за чьей-то ошибки, а рики придётся жить без него. раньше это казалось не таким страшным открытием, но сейчас… сейчас нишимура готов пойти на многое, чтобы изменить ближайшее будущее. — хëн, я тоже хочу. хочу. правда, хочу, — он шепчет, срывается на хрипы, вжимается в тело сону, держит его, боясь отпустить, и рыдает. а сону не знает, что делать. он морально поддерживал себя, пока варил зелье. смерть его не пугает — она не настолько опасна, чтобы заставить его дрожать и искать место, в котором можно спрятаться. дрожит он из-за рики. ведь ни-ки стал ему родным. тем человеком, ради которого он мог бы жить, ради которого пошёл бы практически на всё. и терять нишимуру, только обретя его… жестоко. судьба и правда злобная штука. рики обвивает его тело, подобно ветке лозы, и рыдания постепенно затихают. слезами горю не поможешь. и раз у них осталось так мало времени, значит, его надо потратить на что-то большее. сону поглаживает ни-ки по спине, шепчет какой-то бред и сам жмëтся ближе. конечно, зелье ждать не будет, его нужно закончить, но рики тёплый, большой и мягкий, пусть на вид и кажется костлявым. огонь под зельем потрескивает, напоминая о незаконченном деле, а по кухне разлетается приятный аромат сушёных ягод и трав. сону хочет, чтобы и его смерть была такой же вкусной. и на цвет, и на запах. но он не ребёнок, понимает, что этому просто не бывать. видел и слышал в своё время предостаточно смертей ведьм и даже зельеваров, которых по глупой ошибке людей посчитали монстрами. — знаешь, моя мама часто повторяла одну и ту же фразу, когда умер мой папа, — вдруг говорит рики, и сону вздрагивает от неожиданности, кивая. — мама говорила: «правильные возлюбленные, неправильное время» и после этого всегда рыдала, потому что скучала. она скучает и сейчас, но уже меньше. отмахивается, мол, переросла это, но я-то слышу, как она иногда по ночам просит его вернуться. рики замолкает, но в воздухе висит чётко осязаемая недосказанность — «я буду также». сону коротко усмехается, прикрывая глаза. да, неправильное время они выбрали, чтобы влюбиться. но чувства контролировать сложно. его симпатия живёт своей жизнью, сначала просто появившись, а после превратившись во влюблённость. ким не хотел ничего из этого. они живут не в то время, не в том месте. и дело даже не в том, что они оба парни. у рики есть будущее, ведь он человек; у него имеется возможность вырваться из деревни, стать примерным стражем какой-нибудь богатой семьи. у сону же изначально ничего не было, кроме домика в лесу, зелёного «моря» самых разных трав и ведьм по соседству. но если бы сону всё-таки остался в живых, их пол сыграл бы важную роль. рики бы точно женился на какой-нибудь красивой девушке из деревни, из города, и стал отцом для двух-трëх прелестных деток. а что бы делал сону? снова ничего. он бы всю жизнь провёл в лесу, потому что он зельевар. это ставит крест на всей его дальнейшей жизни. — нам нужно закончить зелье, — рики разрушает тишину между ними и тихо смеётся — его голос после резкой истерики и молчания похож на голос восставшего мертвеца, просящего денег и место для ночлега. да, рики не слышал, как звучат ожившие трупы, что только поднялись из земли после нескольких сотен лет существования там, но почему-то уверен, что именно так они бы и звучали. хрипло, грубо, низко. жалко, в конце концов. а ещё он ведёт внутреннюю борьбу с самим собой. одна часть уговаривает его оттягивать момент готовки зелья, а вторая наоборот убеждает, что зелье нужно закончить как можно скорее. лучше выпить его заранее, чем ждать того момента, когда будет слишком поздно. — да, нужно, — сону заторможенно соглашается с ним, поднимаясь с места. его движения слишком вялые, будто и он разрывается в выборе, но мозг всё равно побеждает. рики посмеивается, вставая с пола, а по ощущениям соскребая своё тело, и сону бросает на него свирепый взгляд. но его злость после слёз и признания уже не выглядит так пугающе. медленно, но верно, они вновь возвращаются в работу. рики помогает, а сону внимательно вчитывается в каждое слово — опыт падения в обморок не то, что он желает повторить. они действуют в полной тишине, но двигаются совершенно синхронно, словно это сотое зелье, приготовленное вместе. сону просто называет необходимый ингредиент, рики протягивает баночку и ставит на место предыдущую, а после терпеливо ожидает новых указаний рядом с книгой. её пожелтевшие, местами потрепанные по краям страницы с множеством непонятных слов кажутся одновременно спасением и проклятием. но она снова становится спасением рики, так что злиться на пергамент он не осмеливается. тем более… не будет ли глупостью вымещать свою ярость и боль на книгу? — рики-сан, — нерешительно зовёт его сону, и ни-ки тут же отрывает взгляд от странных закорючек. — что-то ещё, хён? но сону качает головой, широкая улыбка расцветает на его пухлых губах, что рики отчаянно хочет поцеловать долгое время, просто не знает, как, и счастливо выдыхает. — зелье закончено, рики-сан. закончено. кажется, что его облегчения хватит на всю деревню с лихвой, но сону плевать. его руки дрожат, а голова слегка кружится, но радости и усталости, смешанных с печалью, в глаза рики он видит отчётливо. с такой мощной опорой, как это зелье, ни-ки чувствует достаточный прилив сил для совершения подвигов. — это очень круто, сону-хëн… они победили. это самое главное. сону умрёт, рики продолжит жить, но они смогут встретиться в следующих жизнях. и только ради этого ким готов варить подобные зелья хоть каждую из своих жизней. сону ощущает, как земля уходит из-под ног, поэтому он падает на рядом стоящий стул, и закрывает глаза. но даже так видит улыбающегося рики, который сжимает край стола и сдерживает себя от чего-то. сону думает, что позволил ни-ки бы что угодно, лишь бы снова быть в тепле его рук. но им нужно обсудить дальнейший план, а после действовать по ситуации. — теперь, рики, слушай меня очень внимательно. рики весь подбирается, и сону не может сдержать ещё одной улыбки. ни-ки — прелесть, и любой будет дураком, если станет отрицать это. — пообещай, что не станешь мешать казни или пытаться убить себя, иначе я воскресну и прибью тебя сам. только в этот раз без возможности перерождения. сону может быть всяким: милым, добрым, вредным и сварливым, злым. но серьёзный сону — любимый сону рики. и он кивает, тоже стараясь быть серьёзным. так, что вслушивается в любое слово сону, чтобы не разозлить его и не умереть раньше хëна. неинтересно тогда получится. — и… будь, пожалуйста, аккуратнее после моей смерти. когда я умру, твоя жизнь не должна заканчиваться на мне, хорошо? проживи её так, как хотел с самого начала, до встречи со мной. сону просит, как просил бы любой другой человек. но это жестоко. после знакомства с кимом рики хотел провести свою жизнь с ним — либо другом, либо… возлюбленным. но ни-ки всё равно кивает, потому что это то, чего ждёт сону от него, осматривая его. — хорошо. спасибо тебе, рики, — ким кивает, бездумно помешивая зелье в котле. то пахнет всё также вкусно, пусть и имеет странную консистенцию и цвет — что-то между синим и зелёным. бурлит в котелке, полупрозрачные пузырьки забавно лопаются, и они оба на мгновение, очарованные этим зрелищем, забывают, зачем оно приготовлено. сону поднимает голову, останавливаясь, и рики одергивает себя от того, чтобы продолжить мешать вместо него. их разговор не закончен. — это я должен благодарить тебя, хён, вообще-то. — за что это? — сону прикидывается глупеньким, но по хитрой улыбке рики понимает, что хён всё понял, пусть и делает вид, что вообще не в курсе происходящего. хотя тактика очень интересная. — за всё, если честно. за то, что спас жизнь мне, маме, за это зелье. за всё. «за то, что позволил полюбить себя. за то, что полюбил в ответ. за то, что существуешь. за то, что ты появился в моей жизни. за то, что ты есть. и неважно, что времени у нас осталось не так много. спасибо. спасибо. спасибо…» сону тем временем берёт флакон, окуная его узкое горлышко в готовую субстанцию. жидкость обжигает язык и нёбо. чувствуется горечь и сильная терпкость зелья. и особо на вкус она сону не нравится. позже жжение ощущается и в горле, ползущее дальше по пищеводу, что заставляет его сморщится в лице. рики после возникших эмоций на лице сону начал сомневаться в том, что они не приготовили отраву. когда-то что-то похожее он давал свой матери. но ведь она выжила! не так ли? но почему-то сейчас рики не может даже взять в руки полупустой флакон, часть жидкости сону оставил для него. ступни оказываются намертво прибиты к полу, а руки словно стали железными, неподъёмными. странные мысли забили его голову. ему это не снится. он действительно собирается предать прошлую жизнь. нужно лишь сделать только один глоток. сону аккуратно вытирает пальцем скатывающиеся слёзы с щёк нишимуры, старается взгляд его поймать. а рики взгляд отводит, зрачки медленно перемещаются с одной мелочи на другую и никак не фокусируются на чём-то одном. но всё же отрывисто смаргивает ресницами последние слёзы и уже, не пряча глаз, он всматривается во взгляд сону. а он проницательный, но ласковый до колик в лёгких. слёзы уже не текут, но глаза всё ещё щиплет от влаги. сону смотрит и едва заметно приподнимает уголки губ в хрупкой улыбке. после на мгновение прерывает зрительный контакт, прикрывая тонкие веки, и кратко касается чужих губ своими прежде, чем мягко отпрянуть. поцелуй был такой короткий, всего около двух секунд, но был так трогателен и наполнен густой поддержкой и открытостью. на короткое мгновение рики показалось, что в него вдохнули жизнь, новое дыхание и незнакомые чувства. щёки покрылись красными пятнами, напоминая небо во время заката. сону лишь усмехнулся от того, как мило смущается нишимура. мама всегда говорила, что если не хочешь умереть в раннем возрасте, то не сиди на ступеньках на крыльце. рики продолжает ставить новые рекорды. они сидят на верхней ступеньке, накрыв её простыней. всё это, чтобы в последний раз увидеть солнце. вдвоём. но если для рики сону и есть самое яркое солнце, то для второго нишимура маленький цыплёнок, который растёт и познаёт мир под лучами тепла. скоро будет темнеть. — я хочу посмотреть на закат вместе с тобой, — сообщает рики, поворачиваясь и мечтательно приподнимая уголки рта. перед ним самый чудесный человек, которого нишимура когда-либо встречал. хотя, если говорить честно, то никого, кроме деревенских детей, он и не встречал. и если бы можно было объяснить, почему улыбка сону самая красивая, заставляющая всё внутри переворачиваться, то рики бы незамедлительно поведал на разных язык сего мира о своих чувствах. — насколько это будет возможно, — шёпотом отвечает хён, жестом прося обернуться. и лучше бы он не оборачивался. где-то за ветками деревьев виднелись горящие факелы. самое то, если охота планируется долгой. это были люди. не деревенские, а чужие. рики ни разу не видел горожан или представителей тори, но почему-то он был уверен, что это были именно они. — спасибо, что появился в моей жизни, — нишимура оборачивается на слова сону. — что ты такое говоришь? ты ещё можешь спрятаться! — возмущаясь, парень поднимается с места и хватает за руку хёна. — я раньше верил в одно, а теперь и ты стал точно таким же фанатиком. пора открывать для себя новые возможности. сону почему то его слушает, хотя и не зря он продумывал запасной план на случай, если катастрофа схватит их за туловища ледяными руками и заставит в своих объятиях проливать поток безграничных слёз. сону надёжный. они бесшумно убегают. лишь обернувшись, можно было бы разглядеть фиолетовый дым, выходящий из трубы шпиля родного дома. радость в лёгких процветала фиолетовыми цветками сирени. пока они пробирались через терни зарослей, колючие ветки царапали их щёки. да пусть идут все к чёрту. сону несколько раз оборачивается, осознавая, что жилище его грабят: сжигают книги, ломают шкафы, уродуют стены, а скоро и вовсе горелым будет пахнуть на всю округу. сону грустно улыбается: «нет, весь я не умру», — самые ценные воспоминания его в душе. самое драгоценное сейчас бежит с ним за руку из этого ада. они покидают лес. пока рики кто-то не хватает крепко за руку, отцепляя его от сону, блокируя какие-либо способы вырваться. они оказываются окружены, не горящими факелами, которые тыкают им прямо в глаза; не охваченными яростью и глупостью людьми, а своей паникой. ким вовсе не убегает, а до того, как его хватают тоже, пытается расцарапать руку охотника, держащего его единственную надежду. а в следующий миг рики отключается. голова ударяется о что-то тяжёлое. он не слышит громких обрывистых криков сону, не видит его огромных слёз и бешенства на лице. тихо. становится очень тихо. только ветки под тяжестью тела трескаются. а может это и кости. в лесу почти село солнце. а ещё и исчез запах мяты. не хватает лишь одного куска в его душе — как бедняк, словно сломавший аппетитный ломоть хлеба. сердце бьётся быстро, вот-вот вылетит из груди и разобьётся на мелкие части, которые обратно не собрать. так и останется огромная дырка в груди, из которой медленно по одежде на зелёную траву будет течь алая кровь. хочется выть. не хватает сону. рики срывается с места, натыкаясь на торчащую тонкую корягу, из-за которой в тот же миг летит кубарем вниз по склону. а после ударяется о дерево. и поднимая голову, видит свет. это шествующие жители его деревни. вот там, рядом с соседским мальчиком, медленно ступает старушка, кормившая бродячих котов хлебом. а возле неё идёт мать. нишимура сразу же подбегает к ней. он почти весь в рваной одежде, скулы испачканы в грязи, а в волосах запутались листья. а мать же в чёрном платье с чистым платком на голове. такая отстранённая и покорная. он её не узнаёт. смотрит она на сына глазами неживыми, бездонными, в которых тонешь, как в вязком болоте. сердце колит. что же такое происходит? — а куда мы идём? — спрашивает рики, но не получает ответ. идут они долго. в голове гуляет ветер. надо найти сону. а где искать? вероятно, рики посчитал, что лучше следовать за мёртвой толпой, так как пройдя коротким путём из леса к полю их встретила городская стража. и тут стало совсем дурно. их всех рассадили по кибиткам. путь предстоял длинный. рики коленями упирался в руки матери, которая медленно жевала чёрный хлеб, получив его от мужика. несколько протяжных часов спустя она наконец-то что-то говорит, однако правильнее сказать, шепчет: так тихо, аккуратно приоткрывая рот, стараясь не соприкасаться губами: — наконец-то эти твари сдохнут. никто не обратил на неё внимания: все либо спали, либо безжизненно смотрели на удаляющиеся от них деревья. но рики увидел и понял всё. должно быть, такова жизнь, таковы её испытания. по приезду в город их заселяют в пустые дома, в которых, по словам местных, раньше жили пойманные. каменные стены ужасно давят. а ни-ки беззвучно плачет. сумрак охватывает с головой. нишимура сидел в кромешной тьме. окна были плотно закрыты и заслонены толстой тканью. несмотря на это, ни-ки прекрасно слышал стук капель дождя о раму. это не то место, где он хочет остаться. пол оказывается ледяным. парень быстро надевает первую, попавшуюся под руку, тёплую одежду и выбегает из дома, тихо закрывая дверь, чтобы не разбудить мать. город огромный, но, к счастью, он спит. так что шансы безопасной прогулки велики. рики ступает босыми ногами по лужам и прочей грязи незнакомой ему жизни. судьба даёт ему новую возможность. разрешает начать всё с самого начала. но он всё равно убегает как можно дальше по узким улицам, до тех пор, пока не заходит в тупик. темница именно такая, какой представлял её в своих мыслях рики: жуткая, тёмная, зловещая, а самое главное — отвратительно мёртвая. заходя внутрь, он успевает чихнуть и не разбудить спящий дозор. это нормально, что они уснули, но для нишимуры это на руку — он проникает в самую глубь. камеры заперты на огромные замки, а заключённые цепью привязаны к прибитым на стенах кольцам. «их наверняка не кормят» — проскакивает в голове, из-за чего рики сглатывает, подмечая, что ничего с собой не взял. здесь сидят хладнокровные убийцы, насильники, опасные воры, мерзкие колдуны и ведьмы. а ещё сону. тот сидит у решётки, прижимаясь спиной к стене. вид его слишком лёгкой одежды для таких условий и бледное, умирающее лицо заставляют сердце сжиматься. рики теряется. он готов сдаться. — сону-хён? их разделяют не только железные копья, вбитые в землю — их разделяет положение. рики не верит в судьбу. он вообще больше ни во что не верит. рука кима сухая. из его глаз медленно текут слёзы. и вот быстро течёт время, наступает уже новый день. — уходи, — сону сначала говорит тихо, чтобы не сорваться на истерику. всё уничтожается прямо на их глазах. — рики-сан, прошу, уходи. рики смотрит как в тот раз, когда они впервые встретились — умоляюще. только в этот раз на грани смерти вовсе не он. сону снимает кулон и отдаёт его нишимуре. — я не хочу, чтобы он умер вместе со мной. даже в такой угнетающей атмосфере золотой полумесяц продолжает сиять. может, рики и не осознаёт, насколько это ценная вещь для нечисти, но он не сдерживается и начинает рыдать взахлёб. сону ведь и обнять его даже не может. — мы встретимся обязательно. на этом их разговор заканчивается, так и не начавшись. рики покидает сону с одними воспоминаниями и подарком. на башне города бьют первые удары, означающие, что скоро наступит утро. и скоро начнётся кровопролитие. рики это чувствует всем своим исхудавшим от волнения и отсутствия отдыха телом — руки постоянно дрожат, а ноги часто не держат его, грозясь и вовсе перестать идти. с каждым днём ему все сложнее. из-за матери, смотрящей как-то слишком странно, из-за сону, который в последний момент отказался от всего, из-за приближающейся казни. там убьют всех без суда и следствия, не разбираясь, кто им друг, а кто — враг. точнее, суд будет, но итог получится все равно один, что и предыдущие разы. всех отловленных ведьм сожгут на костре, называемый людьми «костром правосудия», и сону вместе с ними. но ким не похож на тех монстров, убивающих всех и вся. для рики сону — солнце во тьме, которое пытается пробиться сквозь хмурые и свинцовые тучи. руки сону теплые, как печка, и с небольшими мозолями от постоянной работы с зельями; губы мягкие и на вкус как лесные ягоды, собранные только что; волосы шелковистые и пушистые настолько, что нишимура сдерживал своё желание пропустить пряди сквозь пальцы; щёки всегда розовые. для рики сону — человек, изменивший его жизнь, подаривший ему шанс на эту самую жизнь, ведь, если бы мама умерла, то он бы дальше просто существовал. ни-ки хочет рассказать всем, какой удивительный и необычный сону, как громко он может смеяться, когда младший дает ему не те ингредиенты для зелья, как мило морщится его нос, когда он наслаждается ароматами леса после дождя. рики узнал все эти детали, и ему больно от мысли, что он всё потеряет уже завтра. по человеческой глупости и недоверчивости. потому, что люди привыкли убивать всё, непохожее на них. рики хлюпает носом, вытирая выступающие на глаза слёзы. это несправедливо. и вряд ли когда-нибудь будет. утром рики просыпается рано, как только лица касаются лучи рассветного солнца. ни-ки называет это всё насмешкой — день отвратительный, а солнце ласковое и греющее. нишимура хочет провести с сону не только закат, но и каждый рассвет. золотой, розовый, лиловый… летний, осенний, весенний, зимний. наблюдать, как меняются краски неба в зависимости от времени года, как среди облаков летают ранние птицы, как просыпаются люди и с широкой улыбкой встречают новый. но ничего из этого не будет. сону умрёт совсем скоро. рики медленно выходит из комнаты, потирая замерзшие руки из-за окружающего его холода. но этот дом — олицетворение его души, такой же ледяной и тусклой. каменной. абсолютно безжизненной. ни-ки не может находиться здесь. зная, что это последние минуты сону, — тем более. на кухне мама готовит, но по запаху трудно определить, что именно. как только рики переступает порог кухни, женщина оборачивается — вид у неё серьезный и строгий. губы поджаты, а между бровей залегла глубокая складочка. казнь и ее не радует. — нам приказано присутствовать на казни, — чуть погодя проговаривает она, и её голос звучит глухо. сама женщина озвучивает приказ как причину их казни. — но я рекомендую тебе туда не ходить. это зрелище не для детей. рики замирает в дверях, сжимая негнущимися пальцами каменный проём. а сердце, кажется, не бьётся совсем, потому что его раздирало от внутренних противоречий. с одной стороны, он не хочет присутствовать на казни, зная, что не вынесет того, как в последний раз сону взглянет на него. но с другой, он должен знать лица тех, кто убивает невиновных. сону не заслуживает смерти. и, к сожалению, об этом знает только рики. а ещё он не желает расстраивать маму, поэтому ни-ки заторможенно кивает, отцепляя пальцы от камня и разминая затекшие мышцы. — хорошо, мама, как скажешь, — он подходит к столу, усаживаясь на стул и даже не ощущая ничего вокруг. мир будто остановился, и рики вместе с ним. мама вдруг улыбается, гладит его по лохматым волосам и оставляет благодарный поцелуй на макушке, на мгновение сжимая в руках. рики чувствует вселенскую усталость и опустошение, но он обнимает женщину в ответ и еще раз шепчет, что останется дома. он должен убедиться, что мама ему поверит. нельзя, чтобы она волновалась. женщина отстраняется, возвращаясь к готовке. оказывается, это любимый суп отца, и рики неосознанно сжимает руки в кулаки. почему судьба так жестока к ним? что они сделали? кому? — но вечером можно вместе погулять по городу. я давно здесь не была, уже забыла, что и где находится, — мама в конце тихо смеётся, погружаясь в воспоминания, и рики согласно мычит. в детстве, играя с другими детьми деревни, он часто представлял, как попадет в город и что первым сделает там. и вот он здесь, в большом городе, но по другой причине. и эта причина ему совершенно не нравится. после их нестандартного завтрака, больше похожего на полноценный обед, мама уходит на площадь, чтобы не гневить местную знать. она снова просит не появляться там, и рики клянется, что будет сидеть всё время дома. и он бы с радостью исполнить обещанное, но этот поход — шанс увидеть сону. а ни-ки не хочет его упустить. почти двадцать минут спустя рики собирается, но старается не брать с собой то, что выдаст его отсутствие, если мама вдруг вернётся раньше него. он медленно бредёт по оживленным улицам, следуя за спешащей толпой, которая громко и счастливо обсуждает предстоящую казнь. их забавляет ожидание; им уже нравится то, что они собираются увидеть на площади. но нишимуру тошнит от этого. город и правда большой. рики убедился ещё ночью, но днем проулки и кварталы кажутся бесконечными, переплетающимися между собой словно змеи. а потом резко весь лабиринт кончается — главная улица превращается в площадь. рики жмурится от слепящего солнца, прикрывая глаза ладонью, и оглядывает пеструю толпу. взгляд останавливается на подготовленном костре и ходящим вокруг него палачах, и ни-ки ошарашенно отшатывается назад, выдыхая. там не хватает только ведьм и главной дворянской семьи, что будет зачитывать наказание. по телу бьёт сильная дрожь. скоро все закончится, и мучения сону тоже. рики останется один на один с кошмарами и ужасами наяву. ни-ки выдыхает, опускаясь на корточки, а в ушах белым шумом крик бежать. убираться отсюда, пока есть возможность. но нишимура не сдвигается с места, лишь выпрямляясь через пару секунд. если сону не может сбежать, значит, и он будет здесь. толпа двигается быстро, старается уместиться вся на площади, чтобы не пропустить все мельчайшие подробности. желающие поразвлечься возбужденно гудят, прикидывая, сколько ведьм поймали на этот раз, и рики кривится, тут же прячась под плащом, ведь такие открытые эмоции на публике — прямой путь к костру в центре. люди затихают постепенно, переходя на шёпот, ведь где-то вдалеке трубит сигнал о прибытии семьи и начале казни. рики приподнимается на носочках, ищет сону или хоть какие-то его признаки, но на площади пока пусто. только толпа и палачи. а после появляется карета с семьей, и люди замолкают, замирая. кто-то с благоговейным трепетом, кто-то с ужасом, плескающимся в темных глазах, а рики кусает губы, чтобы не броситься в костер вместо сону. мама останется одна, а ким себе этого никогда не простит. — великая казнь начинается! да будет проклята вся нечистая сила! несколько мужчин трубят, ещё несколько ударяют в барабаны, и на площади наконец появляются первые ведьмы. их руки сцеплены за спиной, тонкими цепями, и ни-ки поражается расслабленности людей, которые не заботятся о собственной безопасности. эти цепи — ничто по сравнению с тем, что могут ведьмы, если захотят убить тех, кто встал на их пути. но ещё больше удивляет то, что девушки и женщины даже не предпринимают попыток вырваться. неужели смирились? рики не верит. не в силах поверить в это. но и измученные лица ведьм отходят на задний план, когда среди длинноволосых девушек рики замечает такого же уставшего сону. ким идёт, придерживаемый другими ведьмами под руки, и едва переставляет ноги. ни-ки и сам почти падает, вырываясь вперёд. люди шикают, ругаются, не стесняясь окружающих, и тем самым привлекают внимание остальных. сону поднимает голову, мутным взглядом смотря на источник шума, и запинается. потому что среди толпы, веселой и заинтересованной, стоит рики. эмоции на его лице меняются стремительно, будто рики не решил, что ему делать — остановить все это сумасшествие или спрятаться в доме, как и говорила мама. ким тихо усмехается, зная, что нишимура выберет. он не подставит мать и сону ещё больше, но и трусить он не станет. и правда. рики смотрит загнанно, и первые слезинки безысходности катятся по щекам. сколько раз он плакал за это время? сколько ещё раз придется давиться слезами, пока он не забудет сону? — я люблю тебя, — сону еле шевелит губами, шепча эти три заветных слова, и закашливается. его не кормили и не поили несколько дней, заставляя страдать за то, кем он родился. рики рушится на его глазах, когда делает маленький шаг вперед: — пожалуйста, хён… но нишимура знает, что сейчас слишком поздно что-либо менять. как бы сложилась их жизнь, если бы они жили не в это время? существует ли место, в котором сону не пришлось бы беспокоиться за свою жизнь, заниматься любимым делом и любить рики, ведь это не понесет за собой наказания? первыми казнят самых старших ведьм, и рики хочет исчезнуть с лица земли, провалиться сквозь землю, потому что ожидание и осознание сводят с ума. больно. очень. боль везде, где только может быть. бежит вместо крови по венам, вытесняет кислород из лёгких, становясь клеткой для его сердца, которое то пытается вырваться из груди, то не бьётся совсем. боль как чернота того запретного леса — опасная, всепоглощающая и острая. а рики слаб. он устал бороться, поэтому боль накрывает его с головой. теперь ни-ки задыхается, беспомощно наблюдая, как сону со счастливой улыбкой идёт к полыхающему костру. рики даже не заметил, когда его успели зажечь, как молчаливо ушли из жизни первые ведьмы. один из палачей снимает с сону кандалы, отбрасывая цепи в сторону, и звук их столкновения с землёй оглушает рики. а сону без промедления подходит ближе к огню, только на секунду оборачиваясь. рики встречается с ним взглядами и уже первый шепчет: — я тебя люблю. ким прикрывает глаза: — и я тебя, рики-сан. в следующее мгновение он сливается с огнем, не размыкая губ. рики видит перед собой лишь очередную темноту, проваливаясь в её объятия с головой. всё светлеет, когда в округе разлетается лишь пыль и пепел. рики стоял здесь до самого конца. он видел смерть. и всё же быть сожженым намного ужаснее, чем умереть сразу без пыток, чем потерять голову и шею от рук палача. ни-ки теряется в толпе, разворачиваясь и уходя подальше от поля и ликующей королевской семьи, чувствующей восторжествование справедливости. куда-нибудь в более пустые места. вниз по сырым улицам, с каждым разом прибавляя шаг, переходя уже на бег. перед глазами мелькают пустые лавки, конюшни, дома. весь город сейчас наслаждается второй частью представления — рыцарскими боями. они все слишком привыкли видеть такое. а рики не может терпеть такое кровопролитие. перед глазами виселицы, костры, дым. а нос ещё ощущает этот ядовитый едкий запах. в голове мелькают отрубленные головы и сгоревшие тела, сваленные в одну кучу. по крайней мере, их не собираются расчленять, только бросить в реку, как сам понял рики. он заходит за угол, попадая в тупик, смахивая последние слезы, пока сердце окончательно ломается и пытается выскочить из-за рёбер. как же хочется провалиться сквозь землю. огромные крысы практически окружили юношу, на самом деле, они были везде в городе. столь обычное явление никого абсолютно не смущало. глаза рассматривают здешние каменные дороги: грязные, заваленные каким-либо мусором. и взгляд натыкается на тёмные подолы платья. перед ним, сложив руки на груди, стояла высокая девушка. — ему давно было пора расплатиться, — подала она голос. за огромным капюшоном были скрыты золотистые волосы, бледное лицо и весёлая ухмылка. губы рики предательски задрожали, он хотел бы узнать, кто с ним решился заговорить. но тут из угла выскакивает ещё одна тень, но уже в белом чистом и немного простеньком платье. вот это уже была лиззи. она не приветствуется, лишь только прячется за спиной у другой особы. имя, которой, кажется, вертится на языке из рассказов сону. — как жаль, что тебе пришлось с ним познакомиться, — говорит незнакомка, пока рики пытается переварить ситуацию. с главной площади слышны громкие радостные крики. по спине пробегают мурашки, эмоции накрывают. — он ужасный, нишимура, — вновь высказывается она, только уже шёпотом, наклонившись к юноше. — сону не такой, — наконец отвечает рики. только получается как-то хрипло, словно он выдавил это через себя. пришлось закусить губу, чтобы повторно не лить слезы. только не сейчас. — ты всего лишь его жертва. он тебя очаровал. вот если бы ты тогда попал ко мне в лапы, я бы пощадила тебя, рики. ты обрёл бы спокойную следующую жизнь. ни-ки сразу понял, что незнакомка убила бы его. губы онемели от подступающего страха. теперь он беззащитный — совсем один. — вот кто ты — зачарованная жертва! так умри же как желаешь, — напоследок отвечает она, разворачиваясь с лиззи и исчезая с поля зрения рики. чуть позже он понимает, что это была та самая маргарита. может, это судьба и она даёт ему шанс на новую жизнь? избавив от того, что могло бы его убить. очень возможно. спустя время улицы всё такие же пустые. только позади слышатся шаги. но он ни за что не обернётся. ноги больно колются о неровные каменные поверхности. мекалькают вокруг дома. нужно немного сделать вдох, чтобы прийти в себя. только сейчас рики замечает ярко-красное закатное небо. кровь приливает в голову, по венам течёт медленно ужас, сразу убивая всё внутри. табличка дома сзади качается, пока вовсе не падает с громким стуком. это почему-то напомнило ему развалившийся дом сону. руки невольно хватаются за кулон. дыхание становится обрывистым, а тело пробирает мелкая дрожь. к спине рики кто-то подставил нож, а в голове крутятся слова маргариты. ни-ки желает быть счастливым, чтобы мать его забыла. рики желает встретить сону. сону. сону. сону. как ты там? с открытыми глазами рики поворачивается к своему убийце, так и говоря: "вперёд!" и его действительно пронзают ножом. после с радостным криком подзывают своих товарищей, пиная мёртвое тело куда-то в сторону. как жаль, что тебя приняли не за того. как жаль, что ты не узнал мира теплого, такого прекрасного. но ты ещё вернёшься? вы.. вы же ещё вернётесь? ... не убивай себя больше, моё бедное дитя, вернись ко мне живым! полюби меня снова...